Когда люди в белых халатах уехали, оставив уйму распоряжений и инструкций, Вика попросила Семенова сходить в аптеку. Доктор назначила огромное количество лекарств. Их надо было колоть и пить, иначе обещались невероятные осложнения. После того как прозвучало слово "эпилепсия", Золотова струсила и решила немного полечиться.
"Только припадков мне для счастья не хватало!" - подумала она. Про ребро Вика не призналась. Зачем? Заставят тащиться на рентген, торчать в этих ужасных больничных коридорах, дышать запахом лекарств. Потом выпишут антибиотики и живи как знаешь! Нет, обойдемся сами.
Семенов от прогулки за лекарствами не отказался.
- Без проблем! - ответил он развязно. - Только добавь на поллитра!
- Хорошо, - согласилась Золотова, - а все-таки странно, как же ты вошел? Муж всегда запирает за собой дверь.
- На этот раз не запер.
Он исчез. Вика лежала в тихой комнате, почти физически ощущая сгущение сумерек, и думала о муже. Ситуация становилась все более печальной. На этот раз она схлопотала по голове совсем не по расписанию. Муж находился на этапе внешнего благодушия, до периода раздражения еще оставалось около недели. Значит, наблюдается трагический прогресс!
- Слушай, - раздался у нее над ухом голос Семенова. - Ты сама-то себе уколы делать умеешь?
- Нет, - от перспективы втыкания иглы в свое тело своими же собственными руками Вику снова затошнило.
А Антон уже зудел над ухом, требуя чтобы она сосредоточилась и взяла в руки шприц.
- Не боись! - пытался он ободрить совсем потерявшую мужество журналистку. - Я и в вену умею, сам научился, когда припекло. А уж такие уколы делаю просто для поднятия настроения!
- Ты что, наркоман? - Золотова и сама знала, что он не наркоман, а просто пыталась протянуть время пред экзекуцией.
- Боже, - закатил глаза Антон. - Зачем мне бешеные деньги тратить на дурь, когда у меня есть водка? Давай, давай! Снимай штаны!
- Ты чего? - отбивалась Вика, снова приписывая Семенову несуществующие пороки. - Отстань!
- Вот больная! - начинал злиться он, вздергивая углом брови. - Нужна ты мне, такая худосочная! Я баб пожирнее люблю, чтобы об кости не биться. А ты просто килька, а не женщина! Снимай быстрее свои штаны и подставляй попу, я колоть буду! Ты же не можешь, я вижу! А потом покажу, как в бедро делать уколы. Сейчас ты сама не сможешь, а завтра придется самой. Курс у тебя - десять инъекций, вот и лечись! Ты что, про эпилепсию не слышала?
Вика подчинилась. Удивительно, но она совсем не чувствовала неудобства. Будто Антон был ее старшим братом или очень давнишним любовником. Или, как это сейчас модно, приятелем - гомосексуалистом.
"Вот муж нас сейчас не видит! - подумала она с мрачной иронией. - То-то был бы повод мне отправиться к праотцам!"
- Больно? - спросил Семенов после процедуры. - Нет, не должно. Эта фигня не болючая. Но вот в бедро будет больнее. Тут надо немного попотеть. Когда сможешь вставать - будешь себе в верхнюю часть ягодицы колоть. Сюда! - он ткнул пальцем ей в бок. - Нет, ниже... Ладно, ты знаешь. Садись. Держи шприц...
Он объяснял, показывал, поучал, поправлял. Золотова даже стала немного посмеиваться над его стараниями. Наверное, они забавно выглядят сейчас: Вика, вся битая и без штанов, и доктор ее тела с чернотой под ногтями! Приходилось прилагать значительные усилия, чтобы не вспоминать о супруге. Он ушел в ночную, пока все тихо, надо отвлечься и не жалеть себя. Одновременно наблюдалось рождение нового ощущения бесшабашности - да пусть приходит и видит, что он хочет увидеть! Все равно!
Напоследок Антон заставил ее проглотить пригоршню таблеток и распорядился:
- Лежи и не вставай до утра. Я тебе сок купил и сухари - это будешь есть. Плед где? Ага, нашел! Укрывайся и спи. Позвони мне завтра, если забудешь, как колоть укол. Все. Пока!
"А ведь если он сок купил, то на водку ему не осталось! - удивилась Вика, устало откидываясь на подушку. - Зачем же тогда приходил?"
Чуть позже вспомнила о письме и своих последних открытиях. Надо будет сказать Семенову, что Нестор связался с ней...
1998 год
Гуров не звонил. Эвилина немного беспокоилась, но пока не очень. В конце концов, у него дел много, а если там, у Ювелира, все гладко прошло, то, может, он на дно лег? Эвилина точно не знала, но понимала, что эта рыбка покрупнее остальных будет. И вокруг нее не караси плавают.
До начала боевых действий Гура Эвилина еще разок встретилась со своим клиентом, специалистом по булыжникам. Они посидели в ресторане и Ювелир немного больше рассказал о своих делах. То есть, конечно, он особенного ничего не сказал, но Эвилина, подготовленная к впитыванию информации, поняла. У него фирма, они делают вид, будто работают на родное государство и просто помогают ему реализовывать маленькие бриллиантики в частные мастерские Гродина. На самом деле Ювелир получает большие барыши с каких-то там шашней. Ну, это весьма приблизительная схема. Главное, что брюллики и деньги Ювелир хранил дома. На днях прибыла довольно серьезная партия, хороший и долгожданный товар.
Еще Ювелир упомянул, что дома он днем никогда не бывает. Уезжает в восемь, а приезжает только поздно вечером. Семьи у мужика нет, прислуга приходит только к вечеру, чтобы убрать квартиру и приготовить ужин к появлению хозяина.
- А как же ты не боишься воров? - Эвилина отпила из бокала кисловатого молодого вина и послала простодушную улыбку через стол своему визави.
- Квартира на вневедомственной охране! - хвастливо ответил он. - Я даже сейф мог бы не запирать - все равно бояться нечего.
Эвилина рассказала Гуру и об этом, но он только скривил свою толстую рожу. Замок сейфа и вневедомственная охрана - не проблема для такого специалиста, как помощник Гура, парень по имени Вадим. Дерет дорого, но и работает чисто. Эвилина не заметила тяжелого взгляда, которым Гур проводил ее, а взгляд этот говорил о том, что Гур будет крепко думать перед тем как решится на это дело. Очень подозрительная наводка! Прямо бери - не хочу, да еще камни, да еще деньги! Она подставляет его? Менты ее за жабры взяли? С этим новым своим спелась? Нечисто...
Гуров стал проверять. Его шестерка, Чижик, стал безотлучно следить за Ювелиром, а брат Чижика, Скелет, проверил Эвилину и послушал ее домашний телефон. Ничего. Гур самолично наведался на место в милый двухэтажный домик на четыре квартиры. Вокруг дома качались на вечном гродинском ветру пирамидальные тополя, а у их стройных стволов уютно шелестели новенькими глянцевыми листочками маленькая алыча, старая скрипучая вишня и томное абрикосовое дерево. С середины лета их многострадальные стволы облепят злые и алчные мальчишки, большие любители кисленького и дармовщинки.
Гуров разглядел за ветками белые пластиковые рамы, контрастирующие с выщербленным фасадом дома. Решеток на окнах не было. Он огляделся, размышляя, и только теперь заметил, что прямо за дом заворачивает асфальтированная дорога. И ведет она к синим воротам с синей будкой, в которой сидит мордоворот в форме. Небось подмышкой у него Калаш болтается! Это же ворота с заднего двора химического завода. Ну, ясно.
Погуляв еще с полчаса и снова ничего не заметив подозрительного, Гур ушел. Он принял решение и пусть оно было рисковое, пусть даже очень рисковое, но отказаться он уже не мог.
У Эвилины, конечно, были и подозрения. Во-первых, она думала, что если Гур взял какие-нибудь уж очень большие деньги, то может даже исчезнуть не заплатив ей. А во-вторых, его самого просто могли взять. Вдруг этот Вадя, такой крутой специалист по сигнализациям, обгадился и охранники все же приехали? Ситуация реальная и даже вполне нормальная.
Встреча с Ювелиром была назначена на пятницу, но ведь поначалу Эвилина была уверена в том, что ей не придется больше потеть на голубых простынях. Теперь стало ясно, что идти на свидание надо. Она позвонила Ювелиру и попросила заехать за собой в девять вечера. Потом оделась, накрасилась, взбила волосы, сбрызнула лаком. Выбрала платье. Сегодня на ней будет черное короткое, с открытыми плечами. В мае вечера часто бывают прохладными, надо прихватить пиджак тигровой расцветки. Соседка Эвилины одобрила ее внешний вид и проводила на выход в двадцать один час и пять минут.
Сбежав по лестнице вниз и вызывая на себя недовольные и осуждающие взгляды прилавочных старух, она остановилась на миг у подъезда, вся в теплых лучах предзакатного солнца. Машина Ювелира уже подбиралась к девушке тихо и хищно. Вот она остановилась у подъезда, Эвилина распахнула заднюю дверцу и уверенно влезла на кожаное сидение.
- Привет, - сказала она широкой спине на водительском месте.
В ответ он кивнул. Машина выехала из двора и свернула на шоссе. Эвилина рассеяно огляделась. В полутьме за тонированными стеклами сначала ей показалось, что рядом лежит нечто смутно напоминающее кокосовый орех, однако, чуть задержав взгляд, она поняла - это человеческая голова. Боже, да ведь это голова Гура!
Водитель никак не отреагировал на ее вопль. А она вопила и вопила, отползая назад, к дверце. Потом забилась в угол и замолчала. Только тогда сообразила, что это означает конец и для нее. Она нащупала ручку дверцы и потянула ее на себя. Ручка не поддавалась. Эвилина стала дергать сильнее, еще сильнее, изо всех сил. Ее охватил новый приступ паники, она забилась о дверь, о темные стекла, ломая ногти, стала царапать кожаную обшивку изнутри. Тут автомобиль резко свернул направо. Что-то мягко ткнулось ей в бедро. Она уже знала что и закричала надрывно, с переходом в вой.
- Успокойся, - расслышала она, когда кончился воздух и крик вместе с ним. Это был голос Ювелира с водительского сидения. Он звучал немного непривычно, но спокойно. Эвилина прислушалась. - Не ори, я тебя не трону. Только пообещай больше наводчицей не работать, никому ничего не говорить и уехать из города навсегда.
- О-обещаю! - Эвилина совсем осипла. Она старалась вжаться в дверцу машины, потому что голова Гура все еще подпирала носом ее ногу.
- Главное, - почти ласково наставлял Ювелир, - никогда больше не связывайся с ворьем! Я во второй раз таких дур буду твоей головой пугать. Поняла?
- Поняла, - просипела она и зарыдала.
Машина остановилась. Ручка дверцы, за которую Эвилина все еще судорожно держалась, неожиданно поддалась и девушка, не ожидавшая этого, выкатилась на асфальт. Плача и проклиная всю свою жизнь, Эвилина поднялась на ноги и увидела что стоит буквально посередине леса. Только под ногами была дорога с выщербленным асфальтом. Машины Ювелира уже не было, а вокруг шумел плотный темный лес, освещенный мертвенным лунным светом.
Критическая масса
Десять последующих дней Вика провела в постели. Муж вел себя прилично, хоть и забыл извиниться. Он считал, что хорошо проучил непутевую жену. Вряд ли супруг сам верил, что Вика действительно ходит налево. Скорее всего, его злоба просто переросла прежние рамки и теперь ей требовались все новые и новые поводы для своего проявления.
"Скоро одно мое лицо будет поводом. Я сама исчезну из внешнего мира, превращусь в ходящий повод. А потом он прибьет меня!" - эти мысли Золотова разгоняла в своей бедной больной голове телефонными разговорами с сотрудницами и приятельницами. Семенову она звонить постеснялась, да и побоялась, если честно. А вдруг его опять принесет нелегкая? Чем лучше она чувствовала себя физически, тем быстрее возвращался привычный страх. Только теперь он был разбавлен откровенной ненавистью.
"Чтоб ты сдох!" - думала Вика, пытаясь уснуть под грохот телевизора - муж обожал боевики и состояние жены никак не влияло на громкость звука, сопровождающего любимый фильм.
Еще она много думала о Несторе. Особенно будоражило то, что Бентковский вышел на нее. Значит, он есть на белом свете! Нестор не фантом и не выдумки Семенова чтобы раскрутить глупую Золотову на новую бутылку водки. И Вика идет верным курсом, она делает правильные выводы, она тоже интересна Нестору.
Откуда только он знает, что есть такая Вика Золотова, и что она интересуется им, и работает в "Алхимике"? А, может, Бентковский просто прочитал в "Алхимике" статьи Золотовой об удушенных водителях и о роженице? Это вероятно, но "Алхимик" за рубежом не выходит, значит, либо Нестор здесь в Гродине, либо Антон, если бывает трезвый, переправляет ему информацию. Немного странно, что Нестор заинтересовался Викой именно тогда, когда она познакомилась с его бывшим шофером. Вывод один: Семенов темнит. И еще: зачем Нестору понадобилась любопытная журналистка? Чего он от нее хочет?
Ушибленный мозг отказывался мыслить логически, поэтому ничего умного Вика не придумала за неделю вынужденного бездействия, но образ необъяснимого человека появлялся даже в ее бредовых снах. Каждый раз это был подросток, он поворачивал к Золотовой умное тонкое лицо и что-то говорил. Во сне Вике казалось, что она прекрасно понимает сказанное и даже участвует в беседе, но проснувшись, вспомнить суть разговора не могла.
К концу недели, дождавшись ухода своего домашнего тирана, Вика достала припрятанный в кухонном шкафчике ноутбук и попыталась немного поработать над своими записями. Она боялась забыть что-нибудь важное из разговоров с Полежаевым и Ищенко. Однако ничего записать не удавалось - в глазах двоилось, троилось и мутилось. В черепе противно дрожала какая-то струна. Вибрации этой струны мешали сосредоточиться. Вика отложила свой компьютер в сторону и откинулась на подушки.
В пятницу вечером позвонила Оля. Она спросила о здоровье бедной, попавшей под машину (официальная версия) Золотовой и передала внушительную кипу приветов и пожеланий скорейшего выздоровления. Кстати она упомянула и о мальчике бухгалтерши Анечки:
- Ты смотри, лечись! А то вот у Анечкиного сына осложнения после сотрясения. Он болеет, снова в больнице. Но там же особая ситуация... - проболталась она.
- Какая ситуация?
- Да, я так...
- Что? Говори!
Вика сказала это так напористо, что Оля сдалась практически без боя:
- Ну, у Аньки же муж - наркоман. Она попыталась его выгнать, после того, что он с ее сыном сделал, и он ей руку сломал...
- Вот же сволочь... - Золотова внезапно замолчала. Она почувствовала, что если сейчас откроет рот, то не сможет удержаться и расскажет правду и о себе. Оля, решив, что наболтала достаточно, попрощалась и отсоединилась.
А Вика вдруг поняла, что ничего не видит. Злость душила ее, застилая глаза. Вновь разболелась голова и в горле закипели слезы бессилия. Ненавижу! Ненавижу! Если бы могла - перестреляла бы вас всех в чистом поле! Что же это творится? Раз ты физически сильнее, то можешь творить что хочешь? Мужчине сила дана, чтобы он защищал свою женщину, а не чистил ей рыло ради разминки, вместо похода в тренажерный зал. А мальчик? Почему он должен расти забитым, а как результат и злобным? Аньке еще хуже, чем мне - для матери видеть как страдает сын невыносимо! Как бы я хотела все изменить, поквитаться...
Она зарыдала и не могла успокоиться еще минут сорок, потом устало уснула.
В пятницу утром муж объявил, что завтра едет на рыбалку. Вика кивнула и пошла на кухню готовить ему еду с собой. Она уже и не пыталась соблюдать постельный режим. Каждый вечер все равно приходилось вставать и греть супругу ужин. А иногда он появлялся и в обед, значит, надо было готовить и обед. После часа - полтора возле плиты головная боль уже въедалась настолько, что никакие уколы и таблетки ее не снимали. Продолжали занудно ныть ребро и поясница. Правда ребро уже начинало чесаться, а это был признак выздоровления. Но труднее всего было справиться с душевным состоянием: каждый раз, видя мужа, Вика испытывала столько ненависти, что не могла говорить. Она старалась проводить вечера на кухне и в спальне, включая погромче радио, чтобы не слышать как он говорит по телефону, ходит по комнате, моется в ванной и вообще дышит.
Она чувствовала, что распадается на атомы, что не может собраться, вернуть себя назад. Вспоминая свои ощущения после летней травмы, когда погиб ее ребенок, Вика с удивлением замечала - сейчас ей хуже!
Но почему? Ответ мог быть только один: накопилась критическая масса.
2001 год
Я открыл дверь и остолбенел: на пороге моего жилища стоял человек в милицейской форме. В моем мозгу пронеслось: вот и пришел твой час, Нестор! Но не успел я додумать эту мысль до конца, как милиционер вежливо произнес:
- Простите за беспокойство, не могли бы вы пройти со мной в соседнюю квартиру. Нам нужны понятые.
Я вопросительно поднял брови. Было девять утра и мне безумно хотелось спать. Видя мое недоумение представитель конкурирующей организации пояснил:
- У ваших соседей произошло убийство. Кстати, вы ничего не слышали?
- Увы, ничего.
- Не может быть, - спокойно возразил он. - Там кричали и шумели.
- Меня ночью дома не было, - ответил я, сдерживая нервный зевок. Сейчас он спросит где я был, и тогда придется врать, потому что меньше всего на свете мне хотелось, чтобы о моих ночных занятиях знали в органах правопорядка. Я жестом пригласил его войти. - Только штаны надену...
- Работаете ночью? - равнодушно интересовался мой собеседник.
- Нет, - громко ответил я из своей комнаты. - Свидание!
- М-да? - скептически промычал он из гостиной, - А почему к себе подругу не привели? Квартира у вас шикарная, большая.
Тут, слава Богу, можно было свернуть на твердый путь правды:
- Это не моя квартира. Здесь я только комнату снимаю. А при хозяйке, знаете ли, мне неудобно...
Застегивая на ходу рубашку, я вышел в коридор и заглянул в гостиную. Милиционер, восхищенно прицыкивая, разглядывал отличную репродукцию "Данаи", украшавшую собой стену над антикварным комодом.
- Понимаю, - сказал он, обернувшись на звук шагов. - Мы с женой при теще обретаемся, так что тоже все тихо, все скучно...
- Идемте? - спросил я.
- Да, да... Паспорт взяли? Хорошо.
Мы вышли на лестничную клетку.
- Это в сто десятой. Знаете соседей?
- Так себе. Видел пару раз. А кого?...
- Старших... Обоих.
Мне мучительно захотелось проснуться. Но это была реальность, люди и вещи настырно требовали сосредоточенности и спокойствия. Сделав глубокий вдох, я шагнул в сто десятую.
Там было полно народу, меня охватило гнетущее ощущение дежа-вю. Сердце забилось, воздух снова стал густым, чтобы втянуть его в легкие приходилось затрачивать значительные усилия.
- Не волнуйтесь, - милиционер смотрел прямо на меня. Он заметил мое состояние, но не удивился. - Трупы уже унесли. Вы только посидите здесь, а потом подпишите протокольчик и пойдете отсыпаться!