Про них я узнал, когда убили отца моего знакомого, почти друга, если обо мне вообще можно сказать, что я имею друзей. Парень тот учился со мной в одном классе, и я часто бывал у него в доме. Особенно, после всего что случилось, когда мне было пятнадцать лет. Тогда его мама каждый день звала меня к обеду, а его отец не забывал поговорить со мной на всякие интересные для подростка темы. Вспоминая это, я даже думаю, что Сережка ревновал своих родителей ко мне.
А недавно Александра Григорьевича Полчанинова убили. Ему уже было лет шестьдесят семь, но машину он водил очень уверенно. Иногда подтаксовывал. В тот вечер возвращался с дачи и уже в городе взялся подвезти двоих молодых парней. Тот, что сел назад, накинул Александру Григорьевичу леску на шею и притянул ее, пока не сильно. Парни велели отцу моего друга везти их к кругу на выезде из Гродина. Не доезжая до круга метров сто пятьдесят, велели тормознуть. Он остановился. В его машину сели еще двое. Надо сказать, что машина у Полчанинова была серьезная - ГАЗ-24. Ухоженная и чистенькая. Когда те, другие двое, сели, водитель стал просить отпустить его живым. Он понял, что это все, конец, но надеялся еще выйти из заварушки живым, оставив им машину. Парни рассмеялись ему в лицо. Они приказали ехать за город, потом свернуть на проселочную дорогу и там остановиться.
Что чувствовал пожилой человек, ведя свой автомобиль к месту своей казни? Думаю, смертельную тоску и ужас. Там, на маленькой поляне в Объездном лесу, парни выволокли Александра Григорьевича из его любимой машины. Сначала эти садисты выкололи ему глаза... Вы понимаете? Они издевались над беспомощным человеком! Им это было приятно! Убивали его долго, со смаком. Десять ножевых ран.
Но в стареющем организме оказался мощный запас сил. Может, все раны пришлись не на жизненно важные органы, а может, и я верю в это как в "Отче наш", судьба хотела, чтобы я узнал все, что знал о своем собственном убийстве Александр Григорьевич Полчанинов. Убийцы бросили его, решив, что он уже мертв. После их отъезда он очнулся и, испытывая ужасные страдания, выполз на дорогу. Неизвестно, как он ориентировался, будучи совсем слепым. Через некоторое время на дороге появилась машина. Окровавленного мужчину нашел водитель бежевой четверки. Он положил Полчанинова на заднее сидение и собрался везти его в больницу, но Александр Григорьевич велел ему не спешить. Преодолевая боль и с трудом борясь с обмороком от потери крови, умирая, он рассказал что случилось и постарался назвать приметы бандитов. Все, что сумел запомнить. Он умер, не доехав до больницы.
А я узнал, что парень, который сидел на месте рядом с водителем был очень молод, лет восемнадцати. Черноволосый, высокий, с лицом, изъеденным оспой. Одет в черную кожаную куртку и черные брюки. Заикается. Дружок называл его "Черныш".
Парень, что сел с ним вместе и душил Полчанинова леской, был блондин с бородавкой на щеке. Одет во что-то темное. Голос низкий и всегда недовольный. Он возражал против всего, что говорили подельники, кроме, понятно, убийства. Кажется, звали его Ваней.
Двоих других Александр Григорьевич запомнил плохо. Они слились в единое целое - черная угрожающая злая сила. Только и вспомнилось - перстень на безымянном пальце левой руки у одного и присказку другого: "Ё-моё, дерьмо моё!" Прозвищ или имен Полчанинов не запомнил.
Милиция, помню, совсем не суетилась, разыскивая это быдло. Никого из семьи даже не вызвали, чтобы поговорить. Я бы обязательно поспрашивал родственников о том, о сем. Пусть только для галочки, пусть только чтобы успокоить видимостью расследования. Я бы еще поговорил с соседями по гаражу. Они могли бы рассказать какие-нибудь особые приметы "Волги" Полчанинова. Ведь ее будут разбирать и продавать или не разбирать и продавать.
Словом, мне стало ясно, что это Дело для меня. Описывать страдания семьи Полчанинова я не могу. Это уже слишком! Скажу только, что боль вдовы Александра Григорьевича стала самым важным аргументом для принятия моего решения. И для того, чтобы выдержать три месяца работы без прикрытия. Каждый раз, когда становилось невмоготу таскать на своем теле лишние килограммы, красить волосы под седину, носить пегую небритость и плакаться на жизнь, я думал о пирогах Зои Федоровны Полчаниновой. Капризы как рукой снимало.
Правильно сказать, бесполезно я провел не три месяца, а два с половиной. Когда стало ясно, что бандиты на меня не выйдут сами, я решил копнуть немного глубже. И нашел массу слабинок в своем капкане. Во-первых, зачем я сунулся к таксистам? С чего мне взбрело в голову, что бандиты "пасут" таксистов? Таксисты все друг друга знают, часто встречаются в городе, видят, кого везет коллега, в каком направлении. И ведь никто из моих новых знакомых от нападений не пострадал. Да и таких случаев среди них не было. Бывало, нападали, но обычно только забирали выручку. Или выманивали из машины и угоняли ее. Одного таксиста просто двинули по черепу, он отключился на минуту, а очнулся у обочины. Сильно не пострадал. Так, шишка большая. Даже тачку вскоре нашли. Подростки, напавшие на таксиста, покатались на угнанной машине, получили свой адреналин и свалили. Их не поймали, но и нападение на повторялось. Во всяком случае, нападение именно на таксиста. Так почему же я решил таксовать?
Да и Александр Григорьевич не выставлял на крыше своей "Волги" оранжевый фонарь с шашечками. М-де! Привык паутины ткать, а шевелиться не привык, поэтому и простой получился!
Тогда я изменил тактику. Ребятам сказал, что работу себе нашел постоянную. Буду торговым представителем в одной фирме. Там нужны такие как я, с личным автотранспортом. Эта легенда была на случай, если встречу кого-нибудь в городе. Теперь мне надо было крутиться там постоянно. Маршрут я выбрал именно тот, по которому следовал Полчанинов в день смерти. От западного въезда в город к центру. Подолгу стоял на остановках, подвозил людей, но старался надолго не отлучаться. Особенно часто утюжил тот отрезок пути, где подсели к отцу моего друга те двое. Черныш и Ваня. Ваня и Черныш. Ну, где же вы? Или не кончились еще деньги за "двадцать четвертую" убитого вами мужика? Того, который так забавно кричал, когда вы выкалывали ему глаза.
От ожидания злость, кипевшая во мне, начала перерождаться в холодное и неукротимое бешенство. Я даже не думал, что сделаю с ними. Я не мог уже думать. Вспоминал только те давние разговоры по душам, сдержанную доброту, спокойную поддержку, редкую улыбку. Нет, нельзя прощать, нельзя забывать, нельзя искать оправдания своей пассивности в своей слабости. Пусть Сережка ждет, что негодяев поймают и будут судить по справедливости, по закону. Я не могу, не должен.
Кажется, это был уникальный эпизод еще и потому, что я хотел отомстить конкретным людям за близкого мне человека.
- Эй, б-батя, подвези к учхозу!
Задумавшись, я не сразу понял, что это мне. Но встрепенулся и поднял голову. Прямо на меня смотрел Черныш. Такой как я представлял себе, такой каким он мне снился. Невольно улыбнулся ему как родному.
- Садись, сынок, - сказал я хрипло. Голос звучал великолепно, по легенде об отравлении парами щелочи. Недаром я курил как паровоз и полоскал горло крепким раствором йода. Полоскание обжигало слизистую, и в горле жутко клокотало при каждом слове.
- Да я с б-братаном, блин! Эй, Васька, иди, блин, п-поедет он!
Ага, Васька, значит. Чудненько. Мне вдруг стало хорошо. Ребятки сели. Все как надо, как надо! Черныш рядом со мной, а Васька назад. Сейчас будет леска.
- Ты батя, в-вези нас прямо, блин, до гастронома. Там еще пацаны сядут. П-понял?
Я спросил, будто немного недовольно:
- Да сколько вас? Армия, что ли?
Бандиты заржали, а потом Вася спросил:
- Чего с голосом у тебя? Водка холодная была?
- Нет, водку не пью. Это я в армии здоровье потерял. Отравился, надышался всяким потому и списали.
- Так ты, блин, г-генерал? - снова заржал Черныш.
- Не, - вторил ему Вася, - он гере... герене... генералиссимус!
Они веселились и я немного расслабился. Затормозил у светофора. Но тут едва успел заметить паутинку, упавшую перед глазами, как стало невозможно дышать. А вот и леска! Мы были в городе, поэтому на самом деле бояться не было смысла. Если они не обнаглели совсем и не убивают теперь прямо посереди улицы. Но меня-то так просто не убьешь, я наготове. Пальцы левой руки уже нащупали кнопку на дверце. Я специально разместил ее там, чтобы не делать лишних движений: не наклоняться, не поворачиваться, в общем, не терять времени.
- Ты, генерал, блин, в-веди себя смирно и б-будешь жив, - соврал мне Черныш, оборотив в мою сторону свое крапленое быдлянское рыло. Мальчик из маргинальных кругов, выродок в семье выродков. Отец никогда не сдерживался при нем, поэтому мат для него такое же слово как и "мать". Я изобразил немного страха и покорность.
- А вот и пацаны! - обрадовался Вася, ослабляя леску, но не убирая ее с моей шеи. - Давай, батя, тормози.
Я остановился. Две черные сутулые тени заполнили собой мою машину. Они усилили запах мужской туалетной воды, микшировавший вонь их немытых шей. Эти ребята никогда не моются, будто грязь тела питается грязью души. Бандиты с удовольствием готовились к предстоящему веселью. Меня не стеснялись. И не надо. Это вас ждет сюрприз - неожиданность, по-русски.
Мы выкатились за город.
- Блин, Димыч, ты ч-чем крошить будешь, взял? - Черныш криво ухмылялся, косясь в мою сторону. Я понял, это игра у него такая, садистская: обсуждать при жертве свои планы и наслаждаться ее терзаниями. - А то же в п-прошлый раз забыл, блин!
- Взял, - неохотно ответил Димыч. Дикция у него была самая фоловая из всех, что я слышал. Будто его говорить учили... мычащие коровы или глухонемые люди. Скорее всего, его мама с папой и есть глухонемые. Но не от природы, а от своей беспробудной наследственной тупости. В таких семьях книг не читают и песен не поют. Они только жрут, пьют и матерятся.
- А в прошлый раз круто было! - гоготнул четвертый парень. - Ё-моё!
- Да, фигня! - возразил Вася. - В этот раз будет круче. Я дури взял!
Я тоже, подумалось невольно. Смотри-ка, все мы здесь веселимся и всяк по-своему!
За окном замелькали поля, до учхоза уже было недалеко. Где-то здесь должна быть та полянка... Та самая. Неужели они и меня там убивать собрались? А вот, интересно...
- Эй, парни, - обратился я к своим пассажирам. Они удивленно смолкли.
- Чо тебе, генерал? - спросил Вася.
- Да вот, интересуюсь, почему вы труп не спрятали?
Я заметил, что Черныша как подбросило. Другие тоже задвигались на заднем сидении.
- Ты, чо - мент? - прозвучал недожеванный Димычем вопрос. "Ы" в его транскрипции следовало бы писать как "ыъ", а "мент" он произнес "меът". Нет, я знаю, что в русском после гласных твердый знак не ставится, но его язык и не говорил на родном языке.
Тут опомнился Вася и натянул леску. Я резко крутанул руль вправо и леска ослабла. Ничего не стоило быстро скинуть ее с моей шеи. Вася повторит свой маневр, но уже будет поздно.
- Вася, не шути, когда я за рулем! - сказал я строго, разгоняя свой "Форд".
- Эй, г-генерал! - Черныш уже держал руку в кармане. Там у него был нож. Но пристегиваться все-таки надо! - Блин, думаешь, самый, типа, умный?
- Блин, думаю! - передразнил я его и ударил по тормозам. Звук был душераздирающий и мне стало жаль невольную жертву моей мести - зеленый надежный немецкий автомобиль. Черныша мне жаль не было, а ведь он врезался в лобовое с такой силой, что стекло треснуло! Трещины маленькими полукружиями и молниями прорезали место удара, а в его эпицентре осталось кровавое пятно. Черныш, с залитым кровью лбом, безвольно откинулся назад на кресло. Как там наш Вася с леской поживает? Я быстро вытащил из кармана и зажал в левой руке специально приготовленную заточку. Это был консервный нож, со срезанным посередине упором. Знаете, там такой язычок, он упирается в крышку банки, чтобы придерживать ее, пока открываешь. Когда я убрал этот язычок и наточил внутренний изгиб ножа, получилось отличное противолесковое приспособление. Мне не терпелось его применить.
На заднем сидении поживали намного лучше, чем Черныш. Дебильный мат обрушился на мою голову и мне стало смешно: они ругаются! Моя манера водить им не нравится! А как вам моя манера убивать? Я тронул "Форд" с места и съехал с шоссе вниз, к пыльной параллельной дороге, ведущей на место. Теперь это будет мое место!
И тут пришло время моей заточки. Вася сделал последнюю отчаянную попытку удушить вредного батю - снова паутинка промелькнула перед глазами, но на этот раз удавка впилась в шею серьезно. Я повторил финт с тормозами, изо всех сил вдавливаясь в водительское кресло. Не хватало еще, чтобы инерция помогла Васе придушить меня. И все равно я чуть не задохнулся. Правильнее сказать: задохнулся, но только на долю секунды. Потом Вася сам не удержал петлю. Я с таким рвением поспешил воспользоваться своей заточкой, что поцарапал себе шею, но это были мелочи, по сравнению с облегчением, которое наступило сразу же после разрыва лески.
И тут я почувствовал тупой удар в спину. Тупой во всех смыслах: он так ощущался и был таковым, потому, что я предвидел этот поворот. Слышал о таком. Бандиты специально берут ножи с длинным лезвием, чтобы протыкать спину водителя прямо через сидение. Узнав эту фишку, я разобрал свое кресло и вставил под спину толстую и широкую доску из мягкой древесины. Расчет оказался верен: длинные лезвия обычно бывают узкими и довольно хрупкими. Когда Вася или кто там это провернул, всадил нож в сидение, его лезвие застряло в древесине и... сломалось. Это было ясно по звуку лопнувшей струны. И по мату в три голоса. Впрочем, последние несколько минут он звучал не переставая. Только иногда будто бы накатывая, а иногда - отступая.
Теперь надо было довезти милочков до полянки. Однако они уже очень нервничали, поэтому я достал респиратор. Одно нажатие кнопки на брелке сигнализации и двери заблокировались. Второе - и стекла в дверцах медленно поползли вверх, чтобы герметично закрыться. Мысленно досчитав до трех, я нажал третью заветную кнопку на дверце машины. Мой слух уловил нежное шипение газа...
Зеленый "Форд" несся по проселочной дороге. Он вез четверых мирно спящих бандитов и одного умника, прятавшего улыбку под респиратором.
Находка
На этот раз Вика поступила как настоящая шпионка. Снова ехать к Антону вот так, без звонка, не хотелось. Она немного подумала и в завершение своего первого визита позвонила с телефона Семенова одной своей подруге, чей аппарат был снабжен функцией определения номера.
Воспользовалась она своими сведениями на следующий день и нарвалась на озверевшего Антона.
- Ты звонишь, гадюка такая! - заорал он в трубку, когда она представилась. Семенов, не дожидаясь дополнительных расспросов, объяснил ей причину своего недовольства: - Как ты узнала мой адрес? И телефон? Я только утром понял, что ведь в гости тебя не приглашал! Значит, ты по номеру машины вычислила. А это можно только через ментов. Ты уже сдала меня?
- Подожди... - робко попыталась оправдаться Золотова, - мне сказали адрес по личной просьбе. Никто ничего о тебе не знает!
- Ага, не знает! - возмущался он. - Они уже все про меня знают!!!
- Постой, постой! Что знают? Ты чего-нибудь натворил?
Он выругался и бросил трубку. Вика скисла. Теперь доступ к секретным файлам ей закрыт. Гавкнулись все сведения про фирму шефа Семенова и про доктора... Неужели он и вправду убил врача? Семенов про суд говорил - так надо бы покопаться в подшивках, может, найдется что-нибудь интересное?
Но для начала позвоню-ка я Калачову. Если и он пошлет - пойду и удавлюсь!
- А, Золотова, привет, привет! - скучающий тон Виктора был просто как теплая вода после ледяной, которой ее облил Антон. - Что нового?
- Да, ничего особенного, - хитрила Вика. - Может, у вас есть интересные дела? А то писать нечего - одна скукота!
- Нет, ничего особенного для тебя нет. Как здоровье? - если разговор свернул на здоровье, значит, говорить он с ней не хочет. Спасибо еще, не ругается!
- Слушай, - тон Золотовой был такой небрежный, что обманывал её саму. - А тот последний водитель, Маликов, как? Струну-то нашли?
- Нет, не нашли. - Витя немного помолчал, а потом добавил, вроде как анекдот рассказал: - А ты-то права оказалась! "Фольксваген" Маликова нашли и по отпечаткам пальцев на баранке обнаружили угонщика. Просто хулиганы. Покатались и бросили!
- Так их арестовали? Что они сказали про машину?
- Что тачку нашли в лесу. - он вздохнул и лениво продолжил: - Увидели, как им сначала показалось, пустую машину. Влезли, там труп. Он завалился на сидении. Пацаны друг перед другом куражились - страх перед мертвецом не показывали. Самый бойкий отпихнул тело и сел за руль. Выкатились на шоссе, там решили труп выбросить. Остановились возле площадки, засыпанной гравием, на объездной. Вытащили тело, бросили.
А голову кто проломил?
- Ишь ты, запомнила! - слегка удивился Калачов. - Это в заключении ошиблись. Потом патологоанатом исправил. Он только задушен и больше никаких повреждений.
Вика немного успокоилась. Больше умных вопросов у нее не было. Хотя нет, по ходу дела нужно еще кое что узнать. Боясь вызвать огонь на себя, все же спросила:
- Так дело закрыто?
- Нет, - Калачов был терпелив как самурай под сакурой, - висит себе, кушать не просит...
- А струну нашли? - безбожно пользовалась его терпением Золотова.
- Нет, - Калачёв вдруг заторопился: - у меня перерыв намечается, извини, не хочу голодным остаться.
Вика поняла, что ее снова отшивают, только мягко, кошачьей лапкой. Но она и так выяснила достаточно. Сходив на второй, незапланированный перекур, прикинула, что будет делать в первую очередь для подтверждения своего предположения.
Место, где было обнаружено тело Руслана Маликова Вика знала хорошо. Это был участок метров в пять на обочине объездной дороги. Раньше, когда объездную прокладывали через лес, в том месте стоял вагончик рабочих. И потом, когда уже движение открылось, вагончик остался на своем месте. Его просто забыли убрать. Местечко присмотрели подростки и вскоре туда стали ходить компании. Даже Вика бывала на тех диких вечеринках пару раз, хоть уже и вышла к тому времени из подросткового возраста. Потом в том вагончике что-то случилось: кажется, кто-то неудачно ширнулся, и городская управа, наконец-то, распорядилась убрать рассадник мерзости и притон разврата с глаз долой.
Но есть такие места в мире, где все время что-нибудь происходит. То напали, то убили, то ограбили. Вот и площадка без вагончика сохранила свою нездоровую ауру. Гуляя по гравию, Вика попутно думала об этом. Но ее главной задачей сейчас было найти одну очень тонкую вещицу.
День был солнечный, хоть и холодный, а основным своим везением Золотова сочла отсутствие снега. Ему давно пришла пора, но зима все еще не торопилась. Протоптавшись на ветру двадцать минут, Вика начинала подмерзать.