- Рим снял оковы с наших ног и надел их на шею. Фламинин добился у сената позволения вывести
войска из крепостей, оставив Грецию свободной. Народ собрался в Коринф на Истмийские игры. Здесь, в промежутке между состязаниями, римский глашатай объявил: отныне Греция свободна от гарнизонов и налогов. Люди не верили своим ушам, объявление пришлось повторить. Тогда раздался такой крик ликования, что птицы над стадионом замертво падали в толпу. Фламинина, освободителя Греции, стали чтить как бога: даже 300 лет спустя еще стояли храмы, посвященные "Аполлону и Фламинину".
В Греции жило немало рабов-римлян. Это были каннские пленники, которых сенат не пожелал выкупить и которых карфагеняне продали в рабство. Греки сами выкупили их у хозяев и подарили Фламинину. Он провел их в триумфе: 1200 человек в войлочных колпаках освобожденных рабов. Народ рукоплескал.
За войной с Филиппом последовала война с Антиохом. Царские послы стращали греков, перечисляя роды пеших и конных царских войск.
- Не пугайтесь, - сказал Фламинин, - есть много кушаний из одного мяса под разными соусами; так и это все одни и те же сирийцы, только с разным вооружением.
Военным советником у Антиоха был Ганнибал. Тщеславный царь устроил перед ним парад своих войск: пехоты, конницы, колесниц, слонов. Они шли в золоте, серебре, в значках, украшениях, бляхах.
- Как ты думаешь, достаточно этого будет для римлян?
- Достаточно, - отвечал Ганнибал, - хотя римляне и очень жадные.
Он понимал, что для римлян это войско будет не противником, а добычей.
В 190 г. до н. э. Римская армия переправилась через Геллеспонт и вступила в Малую Азию, многие области которой подчинялись Антиоху. Война продолжалась четыре года. В решающей битве Антиох потерял 50 000 человек, римляне, по их словам, - 300. Заключая мир, римляне потребовали выдать Ганнибала. Ганнибал бежал к вифинскому царю Прусию, который воевал с пергамским царем, союзником римлян. В морском бою Ганнибал помог Прусию одержать победу, посоветовав забросать вражеские корабли горшками с ядовитыми змеями. К Прусию отправили Фламинина. Царь не захотел ссориться с Римом и согласился выдать Ганнибала. Тот жил в укрепленном замке с семью потайными выходами. Однажды он увидел, что все семь выходов заняты стражей. Он понял, что это конец.
- Ну что ж, - сказал он, - если римляне не могут дождаться, пока старик-изгнанник умрет своей смертью, надо им помочь.
Он проглотил яд, который всю жизнь носил в своем перстне, и упал мертвый. Это произошло в 183 году до н. э.
КОНЕЦ МАКЕДОНИИ
Македония была разбита, но не добита. Филипп Пятый копил силы для ответного удара. Но среди военных приготовлений он умер. Вести войну пришлось его сыну Персею. Как и отец, он ненавидел Рим и был неплохим полководцем. Но он был скуп и малодушен. Он мог довести дело до решительной минуты и вдруг отступить. Войну он проиграл.
Победителем Персея был римский консул Эмилий Павел, сын того Эмилия Павла, который пал в битве при Каннах. После Сципиона и Фламинина он был третий в Риме, кто любил и чтил греческую культуру. В то же время он был по-римски строг. От солдат он требовал только трех вещей: сильного тела, острого клинка и готовности к бою. "Все остальное, - говорил он, - дело начальника". Он приказал часовым дежурить ночью без щитов, чтобы страшнее было заснуть.
Решающая битва произошла в 168 году до н. э. при городе Пидне, у подножия Олимпа. В ночь перед боем ожидалось лунное затмение. Эмилий приказал созвать сходку, предупредить солдат и объяснить им, отчего бывает затмение. Солдаты смотрели на темнеющую луну и дивились мудрости полководца. А для македонского войска затмение было неожиданностью, воины приняли его за дурное знаменье, не спали всю ночь и утром вышли на бой мрачные и усталые.
Весть о победе при Пидне чудом достигла Рима в тот же день. Так, говорят, когда-то о победе при Платеях в тот же день узнали на противоположной стороне Эгейского моря, на побережье Малой Азии у мыса Микале. Так же, говорят, после победы римлян над Тарквинием и латинами в Риме видели братьев-богов Диоскуров, прохаживавших лошадей; они приказали встречному юноше Домицию сообщить в сенат о победе, а для подтверждения коснулись его бороды, и она из черной стала рыжей. От этого Домиция потом пошел знатный род Агенобарбов - "рыжебородых"; к этому роду, между прочим, принадлежал император Нерон. Но это уже не относится к битве при Пидне.
Персей спасся, переодевшись простым всадником. Друзья от него отстали: у кого развязался башмак, у кого перегорячился конь... Только двое остались с царем и решились обратиться к нему с советами; царь убил их кинжалом. Римляне настигали. Персей бежал под защиту чтимого храма на острове Самофракии. Здесь он сдался Эмилию Павлу, взяв с того клятву, что его не казнят. Эмилий протянул ему руку. Персей хотел броситься к его ногам.
- Остановись! - крикнул Эмилий. - Не заставляй меня думать, что ты сам заслужил свое несчастье своим малодушием.
Солдаты не хотели просить для Эмилия триумфа: его не любили за строгость и надменность.
- Тем больше чести для полководца, который сумел победить с таким войском, - сказал сенат и назначил триумф.
Победное торжество продолжалось три дня. Такой богатой добычи Рим еще не видел. В первый день везли на 250 телегах статуи и картины греческих мастеров. Во второй день несли захваченное оружие и 750 бочек с серебряными деньгами. В третий день вели 120 жертвенных быков с вызолоченными рогами, несли 77 бочек с золотыми деньгами и дорогое убранство царского двора. Несли также священную чашу, отлитую по приказанию Эмилия из чистого золота и украшенную драгоценными камнями - весу в ней было 10 талантов. На простой телеге везли оружие и диадему Персея, за ней шли, горько плача, царские дети с толпой наставников, а за ними, в темном платье, с немногими друзьями, бесчувственный от горя царь Персей. Наконец, на колеснице, в пурпуровом плаще и с лаврами в руке ехал Эмилий. Перед колесницей несли 300 золотых венков - дары от Греции, а за колесницей шло войско, отряд за отрядом, распевая победные песни.
Вся добыча пошла в казну. Она была так огромна, что с этих
пор Рим навсегда перестал собирать налоги с римских граждан. Себе Эмилий Павел оставил только ворох свитков греческих книг - библиотеку царя Персея.
Персей умолял Эмилия избавить его от позора триумфального шествия.
Эмилий ответил:
- Избавиться от этого всегда в твоей власти.
Но трусливый царь не решился на самоубийство.
Клятва не позволяла римлянам казнить Персея. Его посадили умирать медленной смертью в самую вонючую римскую темницу. Узнав об этом, Эмилий упрекнул сенат. Персея перевели в другую тюрьму. Здесь его затравили солдаты: толчками и ударами они не давали ему спать; через несколько суток без сна он умер. Два его сына умерли вместе с ним. Третий остался жив; потом он служил писцом в городе Альбе и за красивый почерк был, говорят, на хорошем счету у начальства.
КАТОН СТАРШИЙ
Перед нами прошли три полководца, три политика нового склада, которые с суровостью соединяли мягкость, с римской мощью - греческую образованность, с заботой о государстве - заботу о собственной славе: Сципион, Фламинин, Эмилий Павел. Теперь нас ждет человек, который всю жизнь был их противником, который словом и делом неустанно отстаивал древние римские доблести - простоту и строгость. Это Марк Порций Катон.
В молодости он служил в войске Фабия Медлителя и благоговел перед ним. Потом он участвовал в африканском походе Сципиона. Щедрость Сципиона казалась ему мотовством. Он сделал ему замечание. Тот ответил:
- Рим с нас потребует счет не денег, а побед! Вернувшись в Рим, Катон привлек Сципиона к
суду, но безуспешно.
Растущая роскошь казалась ему источником всех бед. Он говорил:
- Не спастись городу, где вкусная рыба стоит дороже рабочего быка.
Народ требовал внеочередных раздач хлеба. Катон начал речь к народу так:
- Трудно, граждане, говорить с желудком, у которого нет ушей...
Один лакомка навязывался к нему в друзья. Катон ответил:
- Никогда не будет моим другом человек, у которого язык чувствительней, чем сердце.
Единственным честным образом жизни был для него крестьянский труд. Его спросили:
- Что приносит лучший доход?
- Хорошее поле.
- А потом?
- Поле похуже.
- А потом?
- Плохое поле.
- А ростовщичество? - спросили его.
- А разбой на большой дороге? - ответил он вопросом на вопрос.
Сам он пахал и жал в поле рядом со своими рабами, зимой в рубахе, летом полуголый, ел и пил то же, что они. В обращении с рабами он был бессердечен: кормил их как можно меньше, выжимал из них как можно больше, ослабевших или состарившихся сбывал с рук, как сносившуюся вещь. Стены в его домах были неоштукатуренные, из голых кирпичей. В Риме начиналась мода на сады - он говорил, что земля ему нужна, чтобы на ней сеять и пасти, а не чтобы ее подметать и поливать.
В походах он был неутомим. Он предупреждал:
- Старые подвиги надо прикрывать новыми, чтобы не испарилась слава.
А о солдатах говорил:
- Мне не нужны такие, которые в походе дают волю рукам, а в бою - ногам и у которых ночной храп громче, чем боевой клич.
После одной победы он роздал всем воинам из добычи по фунту серебра:
- Пусть лучше многие вернуться с серебром, чем немногие с золотом.
Греков он ненавидел за то, что они приносят в Рим изнеженность и роскошь. Он издевался над философами, которые до седых волос искали новых и новых знаний:
- Перед кем хотят они блеснуть ученостью? Перед Миносом в Аиде?
В Рим прибыли послами по какому-то делу три греческих философа. Один из них, Карнеад, был лучшим диалектиком своего времени. Однажды он произнес речь о том, что справедливость прекрасна. Ему рукоплескали. На следующий день он прочитал лекцию о том, что справедливость ничтожна, жалка и мнима. Ему рукоплескали еще громче. Катон заявил в сенате, что надо как можно скорее решить дело и отправить послов, иначе Рим забудет, что он Рим. В Риме много лет жила тысяча греков-заложников, взятых после битвы при Пидне. В живых осталось уже немного. Они просили вернуть их на родину. Сенат спорил. Катон сказал:
- Разве нет у нас дел важнее? Не все ли равно, кто похоронит кучку дряхлых греков - наши могильщики или ахейские?
Среди этих заложников был знаменитый историк Полибий. Он просил вернуть изгнанникам их почетные должности. Катон с ласковой улыбкой произнес:
- Как, по-вашему, если Одиссей забыл в пещере циклопа шляпу и кошелек, станет ли он возвращаться за ними?
В Риме уже были свои историки, но писали они по-гречески: латинский язык был еще груб и не разработан. Один из этих историков извинялся в предисловии за возможные ошибки в греческом языке. Катон сказал:
- Зачем извиняться за ошибки, когда можно их не делать? Кто неволит тебя писать по-гречески?
Сам Катон написал первую историю Рима на латинском языке. Он писал ее во славу римского народа, а не во славу честолюбивых полководцев - поэтому в ней не упоминалось имен: не "Сципион пошел на Африку...", а "римское войско пошло на Африку...". Однако не забыл упомянуть имя слона, на котором ехал Ганнибал. Слона звали Сур, и один клык у него был выщерблен.
КАТОН-ЦЕНЗОР
В нашем представлении это человек, который проверяет издаваемые книги: нет ли в них недозволенного для печати. В Древнем Риме значение этого слова было другим. Цензорами назывались должностные лица, составлявшие списки двух высших сословий Рима - сенатского и всаднического. Они были блюстителями порядка и добронравия. Это была должность, будто специально созданная для Катона. Его избрали цензором, когда ему было 50 лет, и полтора года его цензорства (184-183 года до н. э.) запомнились Риму надолго.
С Катоном нельзя было шутить. Во время проверки сословия всадников он задал кому-то положенный вопрос:
- Имеешь ли ты жену по твоей воле? Всадник пошутил:
- По моей воле, да не по моему вкусу.
Катон разжаловал его за непочтительный ответ. Другому всаднику сделали замечание: сам он был толст, а конь тощ. Толстяк объяснил:
- Это потому что о себе забочусь я сам, а о коне - мой раб.
Его тоже разжаловали.
Сенатора Манилия Катон исключил из сената за то, что он поцеловал жену в присутствии дочери. Сам Катон позволял жене обнимать его только во время грозы, когда ей было страшно.
Честолюбцев Катон презирал. О тех, кто вечно искал государственных должностей, он говорил:
- Они не могут ходить без ликторов, потому что боятся заблудиться.
Но главными врагами Катона оставались три сенатора, которых мы знаем: Сципион, Фламинин и Эмилий Павел.
Эмилий Павел получил замечание за развод с женой. Развод в Риме был делом новым. Первым дал развод жене Спурий Карвилий за ее бездетность. Потом пошли другие причины. Гай Сульпиций дал развод жене за то, что она появилась на людях с непокрытой головой; Квинт Антистий - за то, что она при всех беседовала с вольноотпущенницей; Публий Семпроний - за то, что она без его ведома смотрела на бой гладиаторов. Эмилий Павел первый развелся с женой, не объявив причины. Этому удивлялись: Папирия была хороша собой и добродетельна. Эмилий показал на свою ногу:
- Этот башмак и красивый, и новый, но никто не знает, где он мне жмет.
Катон за это едва не исключил его из сената.
У Фламинина был брат Луций, командовавший войском в северной Италии. У этого брата был в свите любимец-мальчик. Однажды на пиру мальчик пожаловался, что, торопясь на пир, он ушел с боя гладиаторов и не видел, как умирают люди. Чтобы мальчик не горевал, пьяный Луций велел кликнуть кого-нибудь из пленников и тут же, на пиру, казнить его. Катон исключил его из сената.
От Сципиона Катон требовал отчет в расходах по войне с Антиохом Сирийским. Сципион принес в сенат свои счетные книги и гордо разорвал их:
- Мне стыдно отчитываться в четырех миллионах, когда я внес в казну четыреста миллионов.
Сенат рукоплескал. Через несколько лет Катон снова призвал Сципиона к ответу. Тот пришел в народное собрание и сказал:
- Римские граждане, сегодня - годовщина моей победы над Ганнибалом; не будем заниматься склоками, а лучше пойдем возблагодарим богов за их милость к Риму и помолим их и впредь давать Риму таких полководцев, как я.
Он направился в храм Юпитера, и за ним весь народ. На площади остались одни глашатаи, тщетно звавшие обвиняемого к ответу. Но после этого оскорбленный Сципион уже не появлялся в сенате и народном собрании. Он замкнулся у себя в поместье и скоро умер, говорят, в тот же год, когда в далекой Азии принял яд его величайший противник Ганнибал.
Впрочем, Катон и сам не знал покоя от врагов. Его привлекали к суду сорок четыре раза, и каждый раз он уходил оправданным. В последний раз это было, когда ему исполнилось 87 лет. Он сказал:
- Тяжело, когда жизнь прожита с одними, а оправдываться приходится перед другими.
Кто-то при нем рассказывал, сколько памятников знаменитым людям стоит в греческих городах, Катон сказал:
- А по мне, пусть лучше спрашивают, почему Катону не поставили статую, чем - почему ее поставили.
КОНЕЦ КАРФАГЕНА
После победы над Ганнибалом прошло около пятидесяти лет. Карфаген оправился от поражения. Воевать он не мог: с суши за ним бдительно следил Массинисса, с моря - Рим. Но он мог торговать и потому богател. В Риме все чаще задумывались о том, что, пока цел Карфаген, Рим не может быть спокоен.
За войну с Карфагеном стоял Катон. Ему случилось побывать в Африке, чтобы уладить какой-то спор Карфагена с Массиниссой. Процветание Карфагена потрясло его. Выступая в сенате после возвращения, он протянул сенаторам горсть фиг:
- Свежие они?
Фиги были прекрасны.
- А они сорваны в Африке. И вас не тревожит, что в трех днях езды от вас есть край, где родятся такие фиги?
После этого любую свою речь в сенате - о галльских раздорах, о женских нарядах, о межеваниях, о водопроводах, о чем угодно - Катон неизменно заканчивал словами:
- Кроме того, я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен.
Против войны с Карфагеном стояли Сципионы, Эмилии и их друзья. Они напоминали: вот уже сто лет воюет Рим с Карфагеном, Македонией, Сирией, и сто лет не слышно в Риме о борьбе сословий - патрициев и плебеев, бедных и богатых. Страх перед внешним врагом объединяет народ. Если разрушить Карфаген - страха не будет, единодушия не будет, внешние войны кончатся, междоусобные начнутся, и Рим падет, погубив сам себя. Но сенат не привык загадывать так далеко. Враг был рядом, с ним надо было покончить. Третья Пуническая война приближалась.
Силы были неравны: это была не война, а расправа. В 149 г. до н. э. Карфаген без разрешения римлян начал войну с Массиниссой; Рим двинул войска на Африку. Карфагеняне попросили мира на любых условиях - от них потребовали 300 заложников. Карфагеняне дали заложников - от них потребовали выдать все оружие. Они выдали оружие - им объявили, что Карфаген должен быть разрушен, а жители переселены за две мили от моря. Тут терпение карфагенян кончилось; пришли отчаяние и ярость. Днем и ночью ковали новое оружие, строили боевые машины; мужчины ломали государственные дома на камни и бревна, женщины обрезали косы на тетивы к баллистам. Когда римское войско не спеша подошло к Карфагену, вместо безоружного города оно увидело неприступную крепость. Началась осада, которая только благодаря отчаянному мужеству карфагенян затянулась на три года.
Разорителем Карфагена стал тот, кому больше всех хотелось его сохранить - Публий Корнелий Сципион Эмилиан Младший. Он был наследником обоих полководцев, учивших Рим человечности. Его отцом был Эмилий Павел, а приемным отцом - сын Сципиона Африканского. В Риме часто так делали: чтобы скрепить дружбу двух родов, человек из одного рода усыновлял юношу из другого рода. Свою молодость Сципион Эмилиан провел над греческими книгами; его другом был историк Полибий, один из ахейских заложников. Но когда от книг он пошел на войну, то показал себя таким отличным воином и полководцем, что народ вне очереди выбрал его консулом и поручил ему войну с Карфагеном.
В осажденном городе свирепствовали голод и болезни. Начальника карфагенян звали, как когда-то Ганнибалова брата, Гасдрубал. Он обещал сдачу и подчинение, если Карфаген не будет разрушен. Но сенат был тверд. Сципион мог обещать Гасдрубалу только свободу и безопасность для него и его друзей. Гасдрубал отказался:
- Если город погибнет, с ним погибну и я.
Начался приступ. Римляне пробили стену. Каждый дом защищался, как крепость. Шесть дней и шесть ночей римские солдаты прорубались вперед по улицам и крышам. Последние из осажденных заперлись в храме и там сожгли себя. Гасдрубала среди них не было: в последнюю минуту он оробел и с мольбой о пощаде явился к Сципиону. Жена и друзья прокляли его со стен горевшего храма. Он шел в триумфе Сципиона и умер в Италии пленником.
Сципион запросил сенат, что делать с захваченным городом. Пришел ответ: сровнять с землей и перепахать плугом, чтобы место это было проклято навсегда. Город подожгли. Он горел семнадцать дней. Сципион с лагерного холма с печалью смотрел на пожар. С ним был Полибий. Он слышал, как Сципион произнес два стиха из "Илиады":
Будет некогда день - и погибнет священная Троя. С нею погибнет Приам и народ копьеносца Приама.
- О чем ты думаешь? - спросил его Полибий. Сципион ответил:
- Я думаю, что когда-нибудь вот так же погибнет и Рим.