Когда Сара проснулась, солнце косыми лучами проникало через занавески в комнату, а снизу неслись звуки рояля. Она села. Был десятый час. Выйдя в коридор, она услышала звуки рояля более ясно и с внезапной тревогой осознала, что он опять играет Моцарта. Быстро приняв ванну, она надела брюки и рубашку и нерешительно спустилась вниз, в комнату для музыкальных занятий.
Он играл менуэт из тридцать девятой симфонии, затягивая полные, мощные аккорды и укорачивая звучание восьмушек, так что его аранжировка слегка попахивала бурлеском.
- Доброе утро, - сказала она приветливо, входя в комнату. - Я думала, ты не любишь Моцарта. Дома ты его никогда не играл. - Она остановилась, чтобы поцеловать его в макушку. - Что это ты внезапно стал сходить с ума по Моцарту?
Тут она взглянула через плечо и увидела, что Мэриджон сидит на подоконнике и наблюдает за ними.
Джон зевнул, решил отказаться от классической музыки и заиграл "Ты опять выиграл" Флойда Крамера в аранжировке Нэнка Уильямса.
- Завтрак готов, дорогая, и ждет тебя, - сказал он лениво. - Джастин в столовой, он покажет тебе, где что.
- Спасибо.
Сара медленно вышла из комнаты и направилась к столовой. Не будучи в состоянии объяснить причину словами, она чувствовала себя подавленной и сбитой с толку. Это ощущение как бы набросило тень на утро. Она открыла дверь в столовую и поняла, что есть ей не хочется.
- Доброе утро, - сказал Джастин. - Ты хорошо спала?
- Да, - соврала она. - Очень хорошо.
- Будешь кашу?
- Нет, спасибо. Только один тост.
Она села, глядя, как он наливает ей кофе, и внезапно вспомнила разговор, подслушанный вчера вечером.
- Ты уверена, что не хочешь чего-нибудь горячего? - вежливо спросил он. - Есть сосиски и яйца - на подогретой тарелке.
- Нет, спасибо.
В отдалении опять заиграл рояль. На сей раз американской кантри-музыке была дана отставка, исполнитель вернулся на классическую территорию, представленную прелюдом Шопена.
- Ты собираешься рисовать сегодня утром. Джастин? - спросила она.
- Может быть. Я еще не решил наверняка. - Он осторожно посмотрел на нее поверх "Таймс", а потом небрежно размешал сахар в кофе. - Почему ты спросила?
- Подумала, не заняться ли и мне тем же самым, - сказала она, намазывая себе мармелад. - Я собиралась проконсультироваться с тобой по поводу наиболее подходящих видов для пейзажей акварелью.
- Понятно. А отец?
- Очень похоже на то, что он собирается устроить себе музыкальный утренник.
- Да, - сказал он, - пожалуй, ты права.
- Мэриджон играет на рояле?
- Нет, вроде бы не играет.
- А… рояль прекрасно настроен.
- Да, - сказал Джастин, - но она же знала, что он приедет.
- До вчерашнего вечера она не знала наверняка.
Он изумленно уставился на нее.
- Да нет же, она знала задолго до того. И на прошлой неделе вызвала настройщика из Пензанса.
Вспышка тревоги была такой силы, что ей стало больно. Сара сделала большой глоток кофе, чтобы успокоить нервы, и стала намазывать мармелад на тост с маслом.
Музыка смолкла. В коридоре послышались шаги, и в следующее мгновение Джон вошел в комнату.
- Как ты сегодня, дорогая? - спросил он с улыбкой, поцеловал ее и подошел к окну, чтобы выглянуть в сад. - Я не успел спросить тебя раньше, ты так быстро ушла… Чем ты хотела бы сегодня заняться? Уже придумала что-нибудь?
- Я могла бы заняться рисованием, но…
- Чудесно, - сказал он. - Пусть Джастин отведет тебя в какое-нибудь красивое местечко. Мэриджон надо пройтись по магазинам в Пензансе, я обещал ее туда отвезти. А ты вряд ли горишь желанием ехать в Пензанс, правда же? Он набит туристами в это время года, и там ужасно шумно. Ты можешь остаться здесь и делать все, что тебе захочется. - Он опять повернулся к ней, все еще улыбаясь. - Хорошо?
- Да… Джон, конечно.
- Прекрасно! Присмотри за ней, Джастин, и веди себя наилучшим образом. - Он пошел к двери. - Мэриджон!
Она отозвалась из кухни, и он, с шумом закрыв за собой дверь, направился в заднюю часть дома.
Джастин откашлялся.
- Хочешь еще кофе, Сара?
- Нет, - сказала она. - Хватит, спасибо.
Он встал, легко отодвинув назад свой стул.
- Надеюсь, ты меня простишь, что оставляю тебя одну, но я должен подняться и собрать этюдник. Я быстро. Во сколько ты хочешь выйти?
- Мне все равно. Когда захочешь.
- Я скажу, когда буду готов, - сказал он и вышел из комнаты, направившись в сторону холла.
Она еще долго сидела у стола, прежде чем подняться наверх и найти свои рисовальные принадлежности. Джон окликнул ее снизу из холла как раз в тот момент, когда она причесывалась.
- Мы сейчас уезжаем, дорогая. У тебя все в порядке?
- Да, я уже тоже почти готова выйти.
- Желаю хорошо провести время.
Сара сидела, слушая, как закрылась дверь, как взревел двигатель, как зашуршал гравий под колесами. Потом звук удаляющегося автомобиля смолк. Она спустилась вниз. В гостиной ее поджидал тщательнейшим образом одетый Джастин и прилежно читал "Таймс". Его вещи были явно сшиты у лучших английских портных, но он все равно выглядел как иностранец.
- Я не знаю, что именно ты предпочитаешь, - сказал он. - Мы можем взять машину Мэриджон и поехать на юг, к Сеннену, или на север, к Кенджекскому замку. Виды с обрыва на разрушенные шахты в Кенджеке хороши для акварели. - Он помолчал, ожидая ее ответа, а когда она кивнула, добавил: - Хочешь, поедем туда?
- Да, это звучит заманчиво.
Они отправились без лишних разговоров и вскоре подъехали к заброшенным угольным шахтам Кенджека на морском берегу. В конце дороги, высоко над обрывом, оставили машину и пошли пешком. Кое-где приходилось и карабкаться. Они поднимались вверх по склону туда, откуда открывался лучший вид на всю округу.
Внизу под ними море было насыщенного синего цвета, с зелеными пятнами вокруг прибрежных скал, а горизонта не было видно. Тропинка глубоко врезалась в склон, уходила к вершине обрыва. Утесы Кенджека и выработанная порода старой шахты высились перед ними, а освещение, по мнению Сары, было идеальное. Когда она наконец присела, тяжело дыша после подъема, то ощутила восторг при виде этого мерцающего пейзажа.
- Я прихватил немного лимонада и печенья, - сказал Джастин, добросовестно демонстрируя присутствие духа. - Как раз для такой нелегкой прогулки.
Они сели на землю и молча выпили лимонад.
- Прекрасное место для собаки, - сказала Сара чуть погодя. - Лучшее место в мире для того, чтобы бегать и гонять кроликов.
- У нас всегда была собака. Овчарка по имени Флип, сокращенно от Филипп, в честь герцога Эдинбургского. Моя мама, как и большинство иностранцев, была в восторге от королевской семьи.
- Правда? - Она разломила круглое печенье пополам и смотрела на полукруг невидящими глазами. - А что случилось с Флипом?
- Моя мать отдала его усыпить, потому что он разорвал на куски ее лучшее платье для коктейля. Я проплакал всю ночь. Насколько помню, когда отец приехал домой, был скандал. - Джастин потянулся к брезентовой сумке и вытащил свой альбом для набросков. - Мне что-то не хочется сегодня рисовать акварелью. Наверное, я сделаю набросок углем, а потом дома напишу картину масляными красками.
- Покажи мне, пожалуйста, твои рисунки.
Он помолчал, глядя на чистый лист.
- Они тебе не понравятся.
- Почему?
- Они не совсем обычные. Я никогда не осмеливался никому их показывать, кроме Мэриджон, а она, конечно, совсем другая.
- Почему? Я имею в виду, почему Мэриджон совсем другая?
- Но она именно совсем другая, ведь правда? Она не как все остальные люди… Вот акварельный рисунок бухты - ты ее, наверное, не узнаешь. А это…
Его лицо внезапно побагровело, он уставился на свои ботинки. Сара с трудом перевела дыхание.
Рисунок представлял собой смешение зеленых и серых тонов, небо разорвано тучей, скалы - темные и острые, похожие на чудовищное животное из ночного кошмара. Композиция была беспорядочная, слабая, но в рисунке безошибочно угадывались какая-то диковатая сила и ощущение прекрасного. Сара вспомнила, как Джон исполнял Рахманинова. Если бы Джон рисовал, подумала она, он нарисовал бы что-нибудь в этом же духе.
- Это очень здорово, Джастин, - честно сказала она. - Я не уверена, что мне нравится, но это необычно и сильно. Ты мог бы показать мне что-нибудь еще?
Он показал ей еще три работы, его голос звучал тихо и нерешительно, уши порозовели от удовольствия.
- Когда же ты начал рисовать?
- О, очень давно, кажется, когда пошел в школу. Но это просто хобби. Цифры - вот что действительно меня интересует.
- Цифры?
- Математика, расчеты. Все, к чему имеют отношение цифры. Вот почему я начал работать в страховой фирме. Но там было очень скучно, и я ненавидел обязательные присутственные часы с девяти до пяти.
- Ясно, - сказала она и вспомнила, как Джон рассказывал о своей первой работе в Сити. Он говорил: "Боже, как это было скучно! Господи, какая рутина!"
Джастин нервными движениями набрасывал углем черный квадрат на обложке альбома. Даже его напряженная нервная пластика напоминала Саре Джона.
- Ты абсолютно не похожа на то, что я себе представлял, - неожиданно сказал он, не глядя на нее. - У тебя нет ничего общего с теми людьми, которые обычно приезжали в Клуги.
- И, наверное, совсем не похожа на твою мать, - произнесла она ровным голосом, наблюдая за ним.
- Ну да, - сказал он, просто подтверждая очевидный факт, - конечно.
Он нашел чистый лист в альбоме и углем провел линию.
- У моей матери не было интересов или хобби, вроде рисования или музыки. Ей всегда было очень скучно. Гости в конце недели - вот главное, что ее интересовало в жизни. Отец же не любил такие уик-энды. Иногда он вместе со мной ходил играть к Флэт Рокс, просто чтобы быть подальше от всех этих людей. Но мать упивалась тем, что развлекала гостей, придумывала экзотические меню и устраивала ночные пикники с купанием в бухте.
- Когда она умерла, здесь ведь были гости, да?
- Да, были. - Он провел еще одну линию углем. - Но это были близкие друзья. Дядя Макс приехал из Лондона в пятницу вечером. У него была новая машина, и он не мог ей нарадоваться, показывал ее, хвастал. Но это правда была чудесная штука. Он меня на ней покатал, я помню… Ты уже знакома с дядей Максом?
- Еще нет.
- Он был забавный, - сказал Джастин. - Они с отцом часто смеялись вместе. А мать считала его скучным. Ее не интересовал ни один мужчина, если только он не был красив. И всегда зверем глядела на любую женщину, которая была более привлекательна, чем задняя часть автобуса. Дядя Макс очень некрасивый. Но он не придавал этому значения. У него всегда было полно девушек. Мои родители играли, когда он собирался приехать, играли в игру под названием "Кого Макс представит нам на этот раз?". Они старались угадать, что это будет за девушка. Каждый раз девушка, конечно, совсем не была похожа на ту, что они придумывали… В тот последний уик-энд они решили, что она будет маленькая, рыжеволосая и с прозрачными голубыми глазами. Они так рассердились, когда он появился со статной блондинкой, стройной, высокой, элегантной. Ее звали Ева. Мне она совсем не понравилась, потому что за целый уик-энд ни разу не обратила на меня внимания.
Он закрыл альбом, достал солнечные очки и, откинувшись на траву, стал смотреть в голубое небо.
- Потом дядя Майкл приехал с Мэриджон. Они были в Корнуолле, как мне кажется, по делам и приехали вместе в Клуги прямо к обеду. Дядя Майкл был мужем Мэриджон. Я всегда называл его дядей, хотя ее тетей - никогда… не знаю почему. Она была очень хорошая, но совсем не такая, как дядя Майкл. Он относился к типу людей, каких встретишь в пригородных поездах в час пик читающими колонку криминальной хроники в "Таймсе". Иногда он играл со мной во французский крикет на лужайке. Ну, а Мэриджон… - Он сделал паузу. - Честно говоря, когда я был маленький, я не особенно ее любил, наверное, потому, что чувствовал - она мной не интересуется… Сейчас, естественно, все иначе - она была так добра ко мне в последние две недели, и она очень мне нравится. Но десять лет назад… Я думаю, в то время ее интересовал по-настоящему только мой отец. Видишь ли, кроме него, никто ее не любил. Дядя Макс, казалось, всегда избегал оставаться с ней наедине. Ева, статная блондинка, похоже, так и не смогла придумать ни одного подходящего слова, чтобы к ней обратиться. Мою мать она постоянно возмущала, потому что была намного красивее ее… И дядя Майкл… нет, я чуть было не забыл о дяде Майкле. Было очевидно, что он ее любит. Он целовал ее на людях и улыбался ей такой особой улыбкой. Бог мой, ты же знаешь… от этих штучек, если ты маленький мальчик, ужасно смущаешься, когда видишь. Вот они все и собрались в Клуги в пятницу вечером, а через двадцать четыре часа моя мать умерла…
Вдалеке бормотало море, кричали чайки, которых поднимал ввысь теплый бриз.
- Это был удачный прием? - услышала наконец Сара свой собственный голос, звучащий очень ровно.
- Удачный? - переспросил Джастин, приподнимаясь и опираясь на один локоть, чтобы удивленно на нее посмотреть. - Удачный? Он был кошмарный! Все шло наперекосяк с самого начала. Дядя Макс ссорился со своей статной блондинкой - у них был ужасный скандал в субботу после завтрака, она ушла и заперлась в своей комнате. Понятия не имею, из-за чего был тот скандал. Потом, когда дядя Макс вышел к машине, чтобы "спустить пар" за рулем, моя мать попросила его отвезти ее в Сент-Ивс, чтобы купить там свежих моллюсков к обеду. И тут произошел следующий скандал, потому что мой отец не хотел, чтобы она ехала. В конце концов отец ушел на Флэт Рокс и взял меня с собой. Это было ужасно. За все время он не сказал ни одного слова. Через какое-то время пришла Мэриджон, а меня отец отослал домой - узнать, когда будет готов ленч.
У нас в Клуги тогда была служанка, которая днем готовила еду, если приезжали гости. Когда я вернулся в дом, застал там дядю Майкла, искавшего Мэриджон, и сказал ему, чтоб он спустился на Флэт Рокс. После того как выяснил про ленч и немного перекусил, пошел обратно и встретил отца на дорожке, идущей вдоль обрыва. Он возвращался один, мы дошли до дома, и он начал играть на рояле. Играл долго. В конце концов мне стало скучно, и я проскользнул на кухню, чтобы еще раз узнать, готов ли ленч. В то время я всегда был голодный… Потом вернулись дядя Майкл и Мэриджон, они заперлись в гостиной. Я пробовал подслушать через замочную скважину, но ничего не услышал. Отец застал меня за этим занятием, рассердился и шлепнул меня по одному месту. Я поспешно ретировался в бухту, чтоб не путаться у них под ногами. Мама и дядя Макс не вернулись к ленчу, а Ева не вышла из своей комнаты. Мне пришлось отнести ей наверх поднос и оставить у двери, а когда через час я пришел его забрать, еда оказалась нетронутой. Тогда я сел на верхнюю ступеньку и съел все сам. Я подумал, что вряд ли кто-нибудь будет против.
Моя мать и дядя Макс вернулись домой к чаю. Я был напуган, наверное, потому, что по какой-то причине ждал, что между ней и отцом произойдет ужасный скандал, но… - Он замолчал и, перебирая пальцами траву, глядел на море.
- Но - что?
- Но ничего не произошло, - медленно произнес Джастин. - Это было очень странно. Я даже не могу четко объяснить, насколько это было странно. Отец играл на рояле, Мэриджон была с ним. Дядя Майкл ушел ловить рыбу. И абсолютно ничего не произошло. После чая дядя Макс и моя мать спустились в бухту искупаться, и опять ничего не произошло. Я пошел за ними на берег, но мать велела мне уйти, и я шел вдоль берега, пока не наткнулся на дядю Майкла, который ловил рыбу. Мы немного поговорили. Потом я вернулся и стащил из кладовой кое-что себе на ужин, поскольку не был уверен, буду есть со взрослыми или нет. Бывало, что я обедал со всеми вместе, но мне хотелось иметь гарантию, что не останусь голодным. После этого вниз спустилась Ева и стала спрашивать, где дядя Макс, и, когда я сказал ей, что он ушел плавать с моей матерью, она пошла в сторону бухты.
Обед был в восемь. Он был изумительно вкусный, одно из самых лучших рыбных блюд моей матери: филе камбалы в окружении крабов, лангустов и креветок… Я наполнял свою тарелку трижды. Я помню точно, потому что больше никто не ел. Ева, кажется, опять ушла к себе в комнату, так что остались Макс, Майкл, Мэриджон и мои родители. Говорила за столом в основном моя мать. Потом и она пришла в замешательство и замолчала. А потом… - Джастин опять замолчал, сидел не двигаясь и гладил ладонями пружинистый дерн.
- Ну, а дальше?
- А дальше Мэриджон и отец начали разговаривать. Они в основном говорили о музыке. Я ни слова не понял из того, о чем шла речь, впрочем, мне показалось, что остальные тоже ничего не понимали. Наконец моя мать велела мне идти спать, а я сказал, что помогу вымыть посуду. Это была моя любимая уловка, чтобы не идти в постель. Я шел в кухню, а оттуда исчезал через черный ход. Но на этот раз мать и слышать ничего не хотела. Дядя Майкл взялся меня уложить. Когда мы с ним поднялись из-за стола, все остальные тоже встали и начали по одному исчезать. Последнее, что помню, я поднялся наверх и, оглянувшись, увидел, как внизу в холле отец надевает красный свитер, как будто собирается выйти на улицу. Дядя Майкл спросил:
- Что ты там увидел?
Но не мог же я ему сказать, что размышляю над проблемой, собирается ли отец пройтись к Флэт Рокс и смогу ли я удрать и пойти с ним, в то время как все будут думать, что я в постели… Но дядя Майкл сидел у меня слишком долго. Он прочел мне вслух главу из "Острова сокровищ". Это было, как я считал, очень мило с его стороны. А когда я остался один, то долго не мог заснуть, размышляя над тем, что происходит, прислушиваясь к музыке, которая доносилась снизу, из музыкальной комнаты - там заводили проигрыватель. Это был оркестр, наверное, какая-то симфония. Через какое-то время музыка прекратилась. Я думал: "Наверное, он сейчас спускается к Флэт Рокс". Так что я вылез из постели, натянул шорты, пуловер и сандалии. Когда выглянул из окна, то заметил какую-то фигуру, которая уходила по подъездной дорожке. Я выскользнул следом.
В лунном свете меня окружали какие-то тени, похожие на привидения. Я испугался, особенно когда увидел, что кто-то поднимается с берега мне навстречу. Мне пришлось спрятаться за скалой. Это была Ева. Она тяжело дышала, как будто перед этим быстро бежала, а ее лицо было в слезах. Она меня не заметила.
Джастин молчал, пропуская между пальцами невысокую траву, а потом снял темные очки, и Сара увидела отрешенное, отсутствующее выражение в его глазах.
- Я пошел по тропинке вдоль обрыва, но отец был далеко впереди, догнать его я не мог, а шум моря заглушил бы мой голос, если б я его окликнул. Наконец я был вынужден остановиться, чтобы перевести дух, а когда оглянулся, то увидел, что кто-то идет за мной. Мне стало по-настоящему страшно. Я нырнул в заросли папоротника-орляка и присел как можно ниже, так что этот человек прошел мимо, не заметив меня…
Они молчали. Вокруг была безмятежность летнего утра, спокойное море, ясное небо, безмолвные скалы.
- Кто это был? - спросила наконец Сара.
Опять молчание. Великолепный пейзаж пронизывало ощущение легкости и покоя. И тогда Джастин сказал:
- Это была моя мать. Больше я ее никогда не видел.