– Смотри, как бы меня не вырвало. – Но не от воспоминаний об их ночи вместе. Эти воспоминания увели ее в другую реальность. Нет. Тошнота у нее потому, что ее укачивает в транспорте. Она зажмурилась и сделала глубокий вдох.
Пепе повернулся к ней и внимательно посмотрел. Кара невероятно эротична, даже с перекошенным лицом.
Но он больше не поддастся на это.
Она открыла глаза:
– Что?
– Не понял.
– Ты уставился на меня.
– Неужели мужчина не может посмотреть на роскошную женщину?
– Я беременна, – огрызнулась она.
– И при этом такая секси. Мужчине нужно окостенеть от живота и ниже, чтобы не хотеть тебя. Но не бойся – я не собираюсь делать никаких поползновений. – Тем не менее Пепе почувствовал сильное возбуждение, и он едва не застонал.
Кара его презирает. А он… он ее до сих пор желает – и, как он подозревал, она его тоже. Но он предпочитает, чтобы женщины, на которых он обратил свое внимание, не питали к нему ненависти.
Секс между ними… Ничего хорошего из этого не выйдет. Секс уже вверг его в беду. Да он и предполагал, что секс с Карой приведет к неприятностям. Наверное, поэтому он раньше держался от нее – и ее эротичности – подальше.
В обществе, где он вращался, к сексу относились просто, без каких-либо обязательств. Пепе это вполне устраивало, поскольку освобождало от затруднительных ситуаций и еще более раздражающих расставаний. Все знали правила, никто не обижался, и все были довольны.
– Полезно это знать, – насмешливо отозвалась Кара. – Но сейчас тебе ничего от меня не нужно, так что незачем больше притворяться.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я тебе была безразлична, пока не понадобился мой телефон.
– Ошибаешься, cucciola mia, я всегда находил тебя чрезвычайно привлекательной.
– Абсолютно уверена, что ты найдешь привлекательной любую женщину с блеском в глазах. Я тебя никогда особенно не интересовала.
– Нет, интересовала, но меня пугала моя невестка. Страшно представить, что она со мной сделала бы, позволь я что-нибудь лишнее с тобой. Она вполне могла привязать меня голым к дереву.
– Хотела бы посмотреть на это зрелище.
– Не беспокойся, если ребенок окажется моим, я уверен, у тебя будет такая возможность, когда Грейс все узнает.
– Никаких "если". Ребенок твой.
– Время покажет. – Черная бровь выразительно взлетела. – Если это мой ребенок, то мне также предстоит опасаться того, что твой разгневанный родитель будет ломиться ко мне в дом.
– Его нет, так что это последнее, о чем тебе надо волноваться.
Он немного стушевался:
– О, прости. Я не знал, что у тебя тоже умер отец.
Неужели он ей искренне сочувствует?
– Мой отец не умер, – быстро уточнила Кара и вспомнила, что его отец умер лет десять назад.
Пепе явно был в замешательстве:
– Тогда он уж наверняка захочет оторвать мне голову.
Кара не удержалась от кривой усмешки:
– Уверена, что найдется куча отцов, которые с удовольствием что-нибудь тебе сломают, но мой отец не из их числа, так что не бойся.
– Почему? Обязанность отца – беспокоиться о своем ребенке.
– Мой отец ни разу не обеспокоился даже тем, чтобы прочитать объявление о работе. – За многие годы она уже научилась скрывать горечь, но под ложечкой тоскливо заныло, чему способствовало укачивание в самолете. – Поверь мне, если ему суждено тебя встретить, то все, на что он способен, – это хлопнуть тебя по плечу и потребовать угостить его пивом.
Несмотря на свою репутацию и на свои "шалости", Пепе знал, что будь у него дочь, и если бы кто-то оставил ее беременной, то он точно захотел бы свернуть этому человеку шею.
Но он ведь не допускает, что виновен в беременности Кары? Пока не допускает. До того момента, когда тест ДНК не докажет обратного. Теста еще нет, и поэтому он будет думать об этом ребенке лишь как о плоде. После того, что он пережил по милости Луизы, это – способ самосохранения.
Мысли перенесли его на десять лет назад. Он помнил, как смотрел на снимок плода в утробе, пытаясь определить, где голова, а где крошечные конечности. Весь плод походил на фасоль и по размеру был не больше. Таких сильных чувств, охвативших его, когда он смотрел на снимок, он никогда больше не испытывал – они его потрясли. Он даже не представлял, какой взрыв произойдет в его душе, когда эта маленькая жизнь, развившись, появится на свет.
Но этой маленькой жизни не была дана такая возможность. Осознание этого гнездилось у него внутри подобно чану с ядом.
И все-таки он не мог взять в толк, как можно иметь ребенка и быть настолько к нему равнодушным, чтобы не обращать на него никакого внимания, не интересоваться тем, не пострадал ли он от кого-нибудь. Конечно, его самого родители завели, что называется, "про запас", но он никогда не сомневался в их любви. Чего ему не хватало, так это их уважения.
Пепе явственно представил себе, как отнесся бы его брат, если бы кто-то обидел Лили, – этот человек едва ли смог когда-либо ходить.
Кара, вдруг скривившись, сказала:
– А знаешь, ты и мой отец на удивление похожи. Он источает шарм, как и ты. Может, мне познакомить тебя с ним? Вы смогли бы обменяться пикантными деталями.
Ни один мускул не дрогнул на лице Пепе – хотя это далось ему нелегко, – и он с улыбкой ответил:
– Почему-то мне показалось, что эти слова прозвучали как оскорбление.
– Потому что ты не настолько глуп. – Прежде чем он смог ответить на последнее оскорбление, она встала. – Если ты не возражаешь, я намерена улечься на тот диванчик и поспать. Полагаю, кто-нибудь из стюардов разбудит меня до того, как мы приземлимся?
Она действительно выглядела усталой. Такой усталой, что он проглотил готовый ответ и дальнейшие расспросы о ее отце. Кара ведь беременна, и теперь, когда он впустил ее в свою жизнь, она – зона его ответственности. Бледное лицо Кары еще больше побелело.
– Ты как себя чувствуешь? Физически, я имею в виду, – добавил он, прежде чем она смогла разразиться следующей тирадой о его злодеяниях.
– Немного подташнивает, но не бойся – не настолько плохо, чтобы ты переживал за обивку.
Он смотрел, как она прошла к дивану, хватаясь за кресла, чтобы не упасть.
Стук в дверь нарушил сон Кары. Это было не похоже на то, когда просыпаешься на новом месте и спрашиваешь себя, "где я?". Кара не успела открыть глаза, как точно знала, где она.
Дом Пепе. Или, чтобы быть точной, комната для гостей в его парижском доме.
Оставшуюся часть перелета в аэропорт Шарля де Голля Кара притворялась спящей – ее на самом деле измучили разговоры с ним.
Она игнорировала его, пока они проходили таможню, и потом, по пути к его дому, и в доме – пятиэтажном особняке в престижном пригороде Парижа. И молчала, словно онемела, словно у нее склеились губы, когда оказалась в предназначенной ей комнате. Лучше уж молчать, чем показать ему свое восхищение от подобной красоты. Дом приобретался для того, чтобы демонстрировать художественную коллекцию, принадлежащую Пепе, – и был огромным и великолепным, каким она и ожидала его увидеть, – но оказался также на удивление уютным.
Но Пепе она в этом не признается. Она не хочет, чтобы он подумал, будто ей хоть что-то в нем нравится, пусть даже его красивый дом.
Разговор об отце сделал свое дело.
Отец, с его сверхобаянием, мог заставить женщину сто раз простить его. Мало того, он умудрялся заставить ее поверить, что он ни в чем не виноват, а виновата она сама.
Но шарм Пепе она ощущала по-другому – в нем не было ни малейшего налета низкопробности, как у отца.
И еще: он обладал несомненной способностью поверить ему. И она поверила в то, что Пепе увидел в ней не только партнершу на ночь, а нечто большее. В самолете ее отношение к нему смягчилось. В его глазах помимо веселости она разглядела неожиданную глубину. А несколько раз ей даже показалось, что она увидела боль, что-то драматичное, что-то намекающее на то, что в нем скрывается нечто не похожее на внешнюю беспечность.
Такие же мысли были у нее в тот уик-энд, когда он бессовестно ее соблазнил. И все оказалось ложью, так же как все, что вылетало изо рта ее отца, было ложью.
Пепе такого же склада. И это не стоит забывать.
Кара села и потерла глаза.
В дверь опять постучали.
– Мадемуазель Делейни? – послышался негромкий женский голос.
– Я проснулась, – откликнулась Кара и встала с постели. Хотя и не хочется это признать, но на такой удобной постели она никогда в жизни не спала.
Ручка двери повернулась, и вошла пожилая женщина, держа в руках поднос с завтраком – кофе и круассаны.
Кара вспомнила, что когда они приехали, то Пепе представил ее как Монику, свою экономку.
– Доброе утро, – сказала Моника и поставила поднос на маленький круглый столик в углу комнаты. – Вы хорошо спали?
– Да, спасибо. – Кара выдавила улыбку. Она всегда чувствовала себя смущенно с незнакомыми людьми, и язык присыхал к нёбу.
– Ваши покупки прибыли, – сообщила Моника, откидывая тяжелые, до пола шторы.
Кара увидела за окном маленький балкон. Утреннее солнце заполнило комнату.
– Какие покупки? – спросила Кара.
– Из бутиков. Я сейчас вам их принесу. Месье Мастранджело просил вас быть готовой к отъезду через час.
Сердце у нее упало. Кара вспомнила, что сегодня им предстоит поездка в долину Луары.
Настроение у нее чуть-чуть поднялось, когда Моника в сопровождении молодой женщины принесла коробки с одеждой и косметички с туалетными принадлежностями.
– Если вам понадобится что-то еще, пожалуйста, дайте мне знать, – сказала Моника, прежде чем уйти.
Кара отложила надкушенный круассан и принялась открывать коробки. Настроение снова упало, когда она увидела дорогие вещи и аксессуары. Ну почему Пепе не выбрал для нее одежду, которая оказалась бы неподходящей и вульгарной? А здесь был целый гардероб и ни единой вещи, которую она не выбрала бы сама. Элегантные в своей простоте каждодневные вещи… Их мог выбрать лишь человек с прирожденным вкусом. Даже ночные рубашки были изысканно красивы.
Когда же она открыла косметичку, то едва не вскрикнула от радости… и от отчаяния. Внутри были лосьоны и кремы, какие только может пожелать женщина. И макияж, подходящий как раз для цвета ее глаз и волос. Сколько раз она глазела на все это модное великолепие в витринах, думая о том, что купит дорогую косметику, когда заработает достаточно денег.
Радоваться ли ей, что получила все это лет на пять раньше? Может, и следует порадоваться, но она не хочет испытывать благодарности к Пепе. Неужели так начинается стокгольмский синдром? Ее, конечно, не похитили в общепринятом смысле, но на самом деле у нее не было выхода.
Она собрала туалетные принадлежности и отнесла в ванную. До того, как встать под душ, она осмотрела свои бедра. Мазь Пепе сотворила чудо – осталась единственная еле заметная розовая отметинка. И никакой боли вообще.
Душ взбодрил ее. Гель пах потрясающе, а напор теплой воды чудесно на нее действовал.
Да, совсем не похоже на ее убогую общую ванную в дублинской квартире.
Кара закуталась в большое белое пушистое полотенце и вернулась в спальню. Ей надо выбрать, что надеть. Это не проблема… теоретически, но когда перед тобой с десяток красивых нарядов, то проблема возникает.
Впервые в жизни она в затруднении, что надеть.
В тот момент, когда она остановилась на черных дизайнерских джинсах и вишнево-красном джемпере, в дверь снова постучали.
– Войдите, – сказала она, ожидая увидеть Монику.
Приветливая улыбка мгновенно сошла с ее лица – на пороге стоял Пепе.
Глава 5
Пепе… в сером костюме, белой рубашке и черном галстуке. Да, в галстуке, что трудно себе представить.
– Что ты хочешь?
– И тебе доброе утро, cucciola mia, – ответил он, сверкнув белоснежными зубами.
Он выглядел неотразимо.
– Нам пора уезжать.
Кара пожала плечами:
– Если ты хочешь, чтобы я поехала с тобой, тогда тебе придется подождать: я не готова.
– Моника ведь сказала тебе быть готовой. Это было час назад.
– У меня нет часов, а в телефоне села батарейка, поэтому, который час, я не знаю. – И многозначительно добавила: – Я бы подзарядила телефон, но зарядное устройство в Дублине.
– Никаких проблем, – ответил он, прошел мимо нее и уселся на кровать. – Я подожду.
– Но не здесь.
– И как же ты собираешься мне это запретить?
Она испепелила его взглядом, а он лишь тихонько засмеялся, от чего она еще больше разозлилась.
Продолжая смеяться, он порылся в одной из коробок и извлек черные кружевные трусики:
– Наденешь это?
Она выхватила трусики из его руки, чувствуя, как пылают щеки.
– Уходи и дай мне одеться.
– Я бы ушел, но у меня такое ощущение, что ты скорее будешь готова, если я здесь с тобой.
Пробормотав себе под нос все известные ей ругательства – но достаточно отчетливо, чтобы он услышал, – Кара подхватила выбранные ею вещи и скрылась в ванной, со стуком захлопнув за собой дверь.
С минуту она не снимала полотенце, представив, как Пепе уставился на ее обнаженное тело, и… грудь у нее отяжелела.
Она сглотнула слюну, неожиданно заполнившую рот, и натянула трусики, не сразу сообразив, что это те же самые, которые только что держал в руках Пепе.
Вот таким же образом он смог легко ее соблазнить, заставить ее тело отозваться на него, уступить ему. К концу того уик-энда она превратилась в сладострастную нимфу.
Что в нем было такого? И что с ней не так, если она до сих пор откликается на него после всего, что он с ней сделал? Разве беременность не является природным противоядием от возбуждения? Жаль, если это не так.
Кара, одевшись, вернулась в комнату. Пепе пересел с кровати в кресло в углу и вытянул длинные ноги, держа в руке телефон.
Увидев ее, он поднял брови:
– Ты готова?
– Вполне.
– Но у тебя волосы не высохли.
– Немного влажные. – Она тщательно, насколько было возможно, высушила волосы полотенцем.
– Но ведь холодно.
– Мой фен в Дублине.
Пепе уже начал привыкать к обвиняющему взгляду, который постоянно бросала на него Кара, словно хотела сказать: "Если бы ты позволил мне забрать свои вещи, у меня не возникло бы подобной проблемы. Ты во всем виноват".
– Как только мы вернемся с виноградника, ты получишь фен.
– К тому моменту волосы у меня высохнут.
– Хм. – Он задумчиво на нее посмотрел. – Я бы не сказал, что сарказм тебе к лицу.
Она нахмурилась:
– Как ни смешно, но гены сарказма у меня проявляются, лишь когда ты рядом.
– Я же обрел ген разума. К сожалению, он отличается от твоего определения разумности, но нельзя же угодить каждому. – Он развел руками и отвесил насмешливый поклон. – А сейчас, моя маленькая пылкая гейша, нам пора.
– Почему ты так меня назвал?
Если бы взгляд мог превратить мужчину в камень, то вместо Пепе стояло бы изваяние из гранита.
– Ты такая обидчивая, – отозвался он.
– "Гейша" звучит очень похоже на "наложницу".
– Вовсе нет. Наложница призвана доставлять удовольствие мужчине, а гейша – это художественно одаренная дама. Гейша крайне редко вступает в сексуальную связь со своим клиентом.
Кару это не успокоило. Наоборот, взгляд у нее сделался еще более мрачным.
– Вижу, я тебя не убедил, – театрально вздохнул Пепе. – Наверное, хорошо, что ты будешь при мне пять месяцев – у меня уйдет не меньше времени, чтобы получить от тебя улыбку.
Они въехали на площадку с огромным белым вертолетом, на котором красовалась надпись "Мастранджело".
При виде вертолета Кару затошнило.
– Пожалуйста, скажи, что мы не полетим на этой штуке.
– Выбирай: либо восьмичасовая поездка на автомобиле, либо перелет за два часа на этом красавце.
– Я выбираю автомобиль.
– Прости, cucciola mia, но я за вертолет. Час туда, час обратно.
– Наши голоса разделились.
– Это мое время и мои деньги.
– Я обязательно должна лететь с тобой? Неужели я не могу подождать здесь?
– Да, ты должна лететь со мной. – Впервые Кара заметила металл в его голосе. – Я больше не намерен с тобой спорить. Уверяю, перелет абсолютно безопасен и комфортен. – С этими словами он открыл дверцу и вышел из машины.
Она высунула ему вслед язык.
У вертолета стояли трое мужчин – все они были в черных рабочих комбинезонах. Пепе подошел к ним.
Кара взобралась на борт и села в белое откидывающееся кресло. Внутри вертолета было намного меньше металла, чем можно было предположить, и больше плюша. Пепе показал ей, где на сиденье расположены всевозможные гаджеты – включая складной лэптоп, – какие только пожелал иметь такой большой мальчик с кучей денег, как он.
– Разве ты не будешь сидеть рядом? – спросила она, обеспокоенная тем, что он отошел от нее, собираясь выйти.
Он улыбнулся:
– Одному из нас придется стать пилотом.
Она не успела и глазом моргнуть, как он выпрыгнул из вертолета и задвинул дверцу. Почти тут же он открыл дверцу впереди, уселся на место пилота и занялся приборами.
– Очень смешно, Мастранджело, – сказала она поверх разделяющей их низкой перегородки. Если бы она захотела, то могла нагнуться и ткнуть его, так он достал ее своими шутками. И уже было собралась это сделать, как вдруг до нее дошло, в чем дело. – А где пилот? – в страхе спросила она.
– Дамы и господа, с вами говорит пилот вертолета, – весело произнес он. – Ради вашей безопасности авиационная компания Мастранджело просит вас пристегнуть ремни и не курить во время полета.
– Хватит дурачиться.
Он надел наушники, потом повернулся к ней:
– Кара, пристегнись. Ты в надежных руках – гарантирую.
– А те люди, с которыми ты говорил? Разве они не полетят?
– Это команда технического обслуживания.
Лишь когда он завел мотор, она поняла, что Пепе сам будет управлять вертолетом.
– Пожалуйста, – прокричала она сквозь шум пропеллеров, – скажи, что ты шутишь.
– Пристегни ремень, – проговорил он в микрофон.
– Ты на самом деле можешь управлять вертолетом?
– На самом деле могу.
– И у тебя есть на это удостоверение?
– Есть. Ты пристегнулась?
– Да.
– Тогда взлетаем.
Кара почувствовала, как полусъеденный круассан и кофе гуляют по желудку.
Вертолет медленно, постепенно поднимался над взлетной площадкой. Кара наблюдала за Пепе – он выглядел уверенно, и ее страхи и волнение начали отступать.
Ей хотелось о многом расспросить Пепе, и в первую очередь, как удалось плейбою Пепе Мастранджело проявить упорство, чтобы получить лицензию пилота. Он умен – в этом нет сомнения, – в общении с женщинами по крайней мере. Она может ничего не знать о полетах на вертолете, но догадывается, что это намного сложнее, чем водить автомобиль.