Но есть и несообразности, которые никаким образом не проистекают из небрежности министерства пропаганды. Например, следующее интереснейшее наблюдение д-ра Бутца, опять же никак им не прокомментированное, хотя обращать внимание на подобные вещи - первейшая обязанность криминалиста. Напомним его:
"С одной стороны, выяснилось, что трупы лежали в могилах вдоль и поперек, без всякой тенденции к расположению слоями (могила 4-я), с другой стороны, можно было определить при проверке могилы 7-й, что в северо-восточной ее половине жертвы лежали ничком, слоями, в поперечном направлении, напротив того, в юго-западной части они были набросаны безо всякого плана друг на друга и в этом положении похоронены…
…В других могилах трупы по сторонам лежали вытянутыми и отчетливо расположенными слоями, в середине же частью беспорядочно набросанными друг на друга. В могиле 2-й в северо-западной ее части можно было наблюдать систематическое расположение трупов и их наслаивание. Все трупы лежали ничком, частью со связанными на спине руками. Если у северо-восточного края могилы 2-й трупы лежали продольно, ногами внутрь могилы, то в средней ее части жертвы располагались напротив друг друга, следовательно, ноги были обращены к ногам, или одни над другими.
Подобное же расположение и наслаивание плотно сжатых трупов наблюдалось и в северной части L-могилы, но в поперечном к длиннику ее направлении, друг против друга. В изгибе этой могилы в ее центральных частях трупы лежали ничком таким образом, что ноги вышележащих жертв располагались на голове нижележащих, чем достигалось планирование при наполнении могилы. В длинной ножке L-могилы (юго-западная часть) трупы были расположены террасовидно, соответственно спускающемуся в юго-западном направлении дну могилы и лежали ступенчатыми штабелями. То же наблюдалось в могилах 3-й, 4-й, 5-й.
В длинной ножке могилы 1-й была найдена сломанная лестница, служившая или для подъема наверх, или для переноски трупов…"
Верный себе, доктор упоминает, что имело место как упорядоченное, так и хаотическое расположение, но не указывает, сколько процентов трупов лежали так и этак. Однако несколько раньше, при общем описании могилы, авторы "Официального материала" указывают:
"29 марта была начата изоляция холма, первого из известных к тому времени, размерами 8x28 м (судя по размерам, это могила № 1, самая крупная из всех. - Авт.) На глубине 2 м были заметны первые трупы. Все они без исключения лежали лицом вниз. Погребение было беспорядочным, с первого взгляда можно было определить, что эти жертвы были брошены в массовую могилу без разбора".
В рапорте полевой полиции от 10 апреля картина еще несколько уточняется: в могилах 2–7 трупы сложены рядами, а в 1-й они лежат как попало. Впрочем, тогда могилы были еще не вскрыты полностью, позднее д-р Бутц обнаружил и в 1-й могиле правильное расположение. Но, как бы то ни было, налицо два типа захоронения, и сразу же напрашивается вопрос: а почему такое странное изменение почерка?
Между тем картину расстрела доктор восстановил уверенно: человека подводили к краю рва живым, убивали, и он падал вниз. Что же получается - потом расстрельщики лезли в могилу и аккуратными рядами складывали трупы? А зачем? Из любви к правильным построениям?
Рядами складывают покойников, когда их опускают в могилы уже мертвыми, и то не всегда, а при наличии минимального к ним уважения, в противном случае тела просто сбрасывают в яму. Скорее всего, первой заполнялась могила № 1, та, что содержит 3 тысячи трупов, остальные появлялись по мере прибытия других, более мелких партий приговоренных. Почему же изменился почерк палачей?
Ответов два. Первый - это были разные захоронения и разные расстрельные команды… Нет, не сходится, ведь первая могила является "комбинированной", а стало быть, заполнялась она в течение нескольких дней, максимум пары недель, иначе аромат разошелся бы по всей округе.
Вторая версия - трупы зачем-то вытаскивали из могил, а потом помещали обратно, причем те, кто этим занимался, имели сочувствие к жертвам. Если это делал НКВД, он опять же мистическим образом сумел не оставить свидетелей возни с трупами в непосредственной близости от пионерлагеря или же смог остаться незамеченным солдатами немецкого полка связи. Если же немцы - то ответ проще, ведь Катынский лес во время оккупации был оцеплен, и делать там можно было все, что угодно…
Но немцы не сами возились с трупами, а имели барскую привычку привлекать для грязной и тяжелой работы местное население или военнопленных. Что бы ни твердили нынешние мастера культуры, отношения местного населения и оккупантов были далеко не безоблачными, а пленные содержались в жутких условиях, любви к своим тюремщикам не испытывали ни малейшей и могли выразить свой протест и свою ненависть хотя бы таким способом.
Впрочем, есть и еще одно прозаичное соображение: при правильном расположении повышается вместимость могил. Если их для усиления масштаба зверств решили пополнить, то должны были укладывать покойников очень аккуратно. Зачем НКВД нужны такие драматические эффекты, опять же неясно. А немцам? Сие вполне понятно: именно для драматического эффекта.
Кстати, к чему в могиле лестница? Кто и зачем туда лазал и что этот "кто-то" там забыл?
Немцы просто проигнорировали проблему изменения почерка убийц. Наши тоже на ней не останавливались, хотя внимание обратили.
Из протокола допроса Специальной Комиссией свидетеля Зубкова:
"Потемкин. Можно было из обозрения могил вынести такое решение, что немцы предварительно производили какие-то работы над трупами, что производили складывание трупов в определенном порядке?
Зубков. В левой могиле наблюдалась симметричность. Там видно было несколько рядов. А в правой все трупы лежали со связанными руками, лежали в полном беспорядке.
Потемкин. А в большой могиле трупы лежали по порядку?
Зубков. Да".
Впрочем, достаточно быстро отыскались хоть и косвенные, но свидетельства того, что трупы действительно вытаскивали из могил еще до их официального вскрытия.
Как готовилась катынская сенсация
…В начале марта 1943 года немецкие власти отобрали в лагере № 126, находившемся в Смоленске, 500 наиболее здоровых военнопленных, якобы на окопные работы. Никто из них больше в лагерь не вернулся, хотя обычно взятые для работ люди возвращались. Чекисты превзошли в занудстве самих себя: даже этот факт устанавливают не менее десятка свидетелей.
Куда же делись эти пятьсот человек?
Александра Московская, 1922 г. р., во время оккупации работала на кухне немецкой воинской части. 5 октября 1943 г. она по своей инициативе обратилась к представителям ЧГК и рассказала, что в марте 1943 года утром, перед тем как отправиться на работу, пошла в сарай за дровами и обнаружила там бежавшего военнопленного.
Из показаний А. М. Московской:
"Его фамилия Егоров, зовут Николай, ленинградец. С конца 1941 года он все время содержался в лагере для военнопленных № 126 в городе Смоленске. В начале марта 1943 года он с колонной военнопленных в несколько сот человек был направлен из лагеря в Катынский лес. Там их… заставляли раскапывать могилы, в которых были трупы в форме польских офицеров, вытаскивать эти трупы из ям и выбирать из их карманов документы, письма, фотокарточки и все другие вещи. Со стороны немцев был строжайший приказ, чтобы в карманах трупов ничего не оставлять. Два военнопленных был расстреляны за то, что после того, как они обыскали трупы, немецкий офицер обнаружил у трупов какие-то бумаги.
Извлеченные из одежды, в которую были одеты трупы, вещи, документы и письма просматривали немецкие офицеры, затем заставляли пленных часть бумаг класть обратно в карманы трупов, остальные бросали в кучу изъятых таким образом вещей и документов.
Кроме того, в карманы трупов польских офицеров немцы заставляли вкладывать какие-то бумаги, которые они доставали из привезенных с собой ящиков или чемоданов…
Часть военнопленных была занята тем, что откуда-то по ночам возила сотни трупов, которые складывались в могилы вместе с ранее выкопанными трупами. Для этой цели ямы расширялись.
Все военнопленные жили на территории Катынского леса в ужасных условиях, под открытым небом и усиленно охранялись. Кормили плохо.
Егоров говорил о своих переживаниях, об ужасных ощущениях, когда возишься с трупами, дышишь их запахом. Он с ужасом думал, что не выдержит и сойдет с ума, и твердо решил при первом удобном случае бежать, о чем договорился с другими военнопленными, близкими товарищами по лагерю. Их было вместе с ним пять человек. Они тщательно присматривались к обстановке, пытаясь найти возможность использовать какой-нибудь промах охраны и бежать. Однако это не удавалось.
Лишь в самую последнюю, в самую страшную ночь он бежал один. Дело было так:
В начале апреля месяца 1943 года все работы, намеченные немцами, видимо, были закончены, так как три дня никого из военнопленных не заставляли работать. Обессиленные, изголодавшиеся, они лежали группами на земле возле того места, которое было отведено им в Катынском лесу "для отдыха".
Вдруг ночью их всех без исключения подняли и куда-то повели. Охрана была усилена. Егоров заподозрил что-то неладное и стал с особым вниманием следить за всем тем, что происходило. Шли они часа 3–4 в неизвестном направлении. Остановились в лесу на какой-то полянке у ямы. Он увидел, как группу военнопленных отделили от общей массы, погнали к яме, а затем стали расстреливать.
Создалась крайне напряженная обстановка, военнопленные заволновались, зашумели, задвигались. Недалеко от Егорова несколько человек военнопленных набросились на охрану, другие охранники побежали к этому месту. Егоров воспользовался этим моментом замешательства и бросился бежать в темноту леса, слыша за собой крики и выстрелы. Напрягая силы, ему удалось скрыться от преследования.
Два или три дня Егоров скрывался в лесу. Видел неподалеку деревню, но не решился туда зайти, учитывая, что в окрестных селениях его будут особенно усиленно разыскивать. Потом ночью вышел из леса и пробрался в Смоленск.
После этого страшного рассказа, который врезался в мою память на всю жизнь, мне Егорова стало очень жаль, и я просила его зайти ко мне в комнату отогреться и скрываться у меня до тех пор, пока он не наберется сил. Но Егоров не согласился, сказав, что ему нельзя задерживаться и что он не хочет подвергать меня опасности, так как немцы, обнаружив его у меня на квартире, могут меня также расстрелять. Он сказал, что во что бы то ни стало сегодня ночью уйдет и постарается пробраться через линию фронта к частям Красной Армии или уйти к партизанам.
На прощанье Егоров сказал, что никогда не забудет меня и после войны, если будет жив, обязательно приедет в гости.
Но в этот вечер Егоров не ушел. Наутро, когда я пришла проверить, он оказался в сарае. Как выяснилось, ночью он пытался уйти, но после того, как прошел шагов пятьдесят, почувствовал такую слабость, что вынужден был возвратиться. Видимо, сказалась длительная голодовка в лагере и голод последних дней. Мы решили, что он еще день-два побудет у меня с тем, чтобы окрепнуть.
Накормив Егорова, я ушла на работу.
Когда вечером я возвратилась домой, мои соседи… сообщили мне, что днем во время облавы немецкими полицейскими в моем сарае был обнаружен пленный красноармеец, которого они увели с собой".
По этому поводу девушку тоже забрали в гестапо, но ей удалось отбиться от обвинений, утверждая, что она ничего не знала о пленном. Тот ее тоже не выдал, и Московскую выпустили.
Существуют и другие показания о том, что немцы возили по Смоленской области трупы. П. Ф. Сухачев, 1912 г. р., - инженер, бывший военнопленный лагеря № 126. Как специалист, он был направлен немцами на работу - механиком на смоленскую городскую мельницу. Он тоже обратился в Комиссию по своей инициативе 8 октября 1943 года.
Из показаний П. Ф. Сухачева:
"Как-то раз на мельнице во 2-й половине марта месяца 1943 года я заговорил с немецким шофером, слабо владевшим русским языком. Выяснив у него, что он везет муку в деревню Савенки для воинской части и на другой день возвращается в Смоленск, я попросил его захватить меня с собой, дабы иметь возможность купить в деревне жировые продукты. При этом я учитывал, что проезд на немецкой машине для меня исключал риск быть задержанным на пропускном пункте. Немецкий шофер согласился за плату. В тот же день, в десятом часу вечера мы выехали на шоссе Смоленск - Витебск. Нас в машине было двое - я и немец-шофер. Ночь была светлая, лунная, однако устилавший дорогу туман несколько снижал видимость. Примерно на 22–23 километре от Смоленска, у разрушенного мостика на шоссе, был устроен объезд с довольно крутым спуском. Мы стали уже спускаться с шоссе на объезд, как нам навстречу из тумана внезапно показалась грузовая машина. То ли оттого, что тормоза у нашей машины были не в порядке, то ли от неопытности шофера, но мы не сумели затормозить нашу машину и вследствие того, что объезд был довольно узкий, столкнулись с шедшей навстречу машиной. Столкновение было не сильным, так как шофер встречной машины успел взять в сторону, вследствие чего произошел скользящий удар боковых сторон машин. Однако встречная машина, попав правым колесом в канаву, скатилась одним боком на косогор. Наша машина осталась на колесах, и я шофер немедленно выскочили из кабины и подошли к свалившейся машине. Еще не доходя до нее, меня поразил сильный трупный запах, очевидно, шедший от машины. Подойдя ближе, я увидел, что машина была заполнена грузом, покрытым сверху брезентом, затянутым веревками. От удара веревки лопнули и часть груза вывалилась на косогор. Это был страшный груз. То были трупы людей, одетых в военную форму. Трупы были, видимо, основательно разложившимися, так как они издавали, как я уже сказал, сильный специфический запах.
Около машины находилось, насколько я помню, человек 6–7, из них один немец-шофер, два вооруженных автоматами немца, а остальные были русскими военнопленными, так как говорили по-русски и одеты были соответствующим образом.
Немцы с руганью набросились на моего шофера, затем предприняли попытку поставить машину на колеса. Минуты через две к месту аварии подъехали еще две грузовых машины и остановились. С этих машин к нам подошла группа немцев и русских военнопленных, всего человек 10, общими усилиями все стали поднимать машину. Воспользовавшись удобным моментом, я тихо спросил одного из русских военнопленных: "Что это такое?" Тот так же тихо мне ответил: " Которую уж ночь возим трупы в Катынский лес
Свалившаяся машина еще не была поднята, как ко мне и моему шоферу подошел немецкий унтер-офицер и отдал приказание нам немедленно ехать дальше. Так как на нашей машине никаких серьезных повреждений не было, то шофер, отведя ее немного в сторону, выбрался на шоссе, и мы поехали дальше.
Проезжая мимо подошедших позднее двух машин, крытых брезентом, я также почувствовал страшный трупный запах".
Бывший полицейский Егоров также показал, что, неся охрану моста на перекрестке дорог Москва - Минск и Смоленск - Витебск, он в конце марта и начале апреля несколько раз видел, как к Смоленску проезжали большие крытые грузовики, от которых шел сильный трупный запах.
Из допроса специальной Комиссией полицейского Егорова:
"Потемкин. На какой трассе вы работали полицейским?
Егоров. На 11-м участке. Этот участок располагался на шоссе Москва - Минск и Москва - Смоленск. Моя служба заключалась в том, чтобы охранять мосты, дороги и казармы. Было это числа 27–29 марта 1943 года. Я дежурил на шоссе по направлению к Минску. Отойдя от моста метров 350–400, я увидел, как со стороны Минска шли машины. Когда они проходили мимо меня, я почувствовал сильный трупный запах. Это было около 3-х часов ночи.
Толстой. Сколько было машин?
Егоров. Три машины.
Толстой. Машины были закрытые?
Егоров. Машины были закрыты брезентом. Я посмотрел, куда пойдут эти машины. Они пошли в сторону Смоленска.
Числа 31 марта я шел по Витебскому шоссе в сторону Смоленска. Время было два часа ночи, когда я дошел до большого моста и остановился. Смотрю, от Минска идут машины.
Потемкин. Сколько машин?
Егоров. Пять штук. Эти машины также шли по направлению к Смоленску. Когда машины проходили мимо меня, я почувствовал опять сильный трупный запах. Машины были такие же - крытые брезентом.
Третий раз видел машины, когда шел по Витебскому шоссе. Только отошел от моста, вижу, со сторону Минска идут машины. Они стали сворачивать на Витебское шоссе в сторону Смоленска. Я подошел к повороту, машины прошли мимо меня, обдав меня трупным запахом. Машин было две".
То же самое видел и начальник Катынского полицейского участка Яковлев-Соколов.
Это, в общем-то, не так уж и важно - возили откуда-то трупы или же нет. Уже одни странности почерка показывают, что тела вытаскивали из могил, что-то с ними проделывали, а потом укладывали обратно. Применение военнопленных для секретных работ с последующим расстрелом - тоже обычная немецкая практика. Можно даже назвать время, когда этим занимались - примерно начиная со второй недели марта, когда из лесу ушли доктор Бутц, его ассистенты и крестьяне, переносившие избу, и до 29 марта, когда начались раскопки. Доктор, естественно, всего этого не видел и в отчет не включил.
Что увидели "экскурсанты"
Раскопав могилы, немцы решили показать их миру и начали устраивать экскурсии в Катынский лес. Главными тут были, конечно, заграничные делегации из других оккупированных и союзных стран, но и жителей Смоленска тоже водили на место "большевистских зверств".
Сотрудников немецких учреждений возили на эти экскурсии в обязательном порядке. Их доставляли на автомашине или же везли на поезде до станции Гнездово. Сперва показывали импровизированный "музей", где были выставлены документы - письма, фотографии - а также польские деньги, ордена и медали. Все это, по словам устроителей выставки, было найдено в одежде расстрелянных в Катынском лесу. Затем, построив в колонны по 3–4 человека, показывали сами могилы. Сопровождающий "экскурсию" немецкий офицер через переводчика разъяснял, что в ямах лежат "замученные большевиками польские офицеры".
В общем-то, нормальный человек не склонен разглядывать трупы. Однако люди бывают разные, и побуждения тоже разные. Находились такие, что рассматривали и многое замечали, а опытный судмедксперт, разбирающийся в покойниках, способен вытянуть из такого свидетеля много подробностей.
Из показаний заведующего Смоленской водопроводной сетью И. 3. Купева: