– Тогда почему лжешь мне? То, о чем вы обе спорили той ночью, может быть ерундой или только показаться тебе таковой, но также может повернуть расследование в направлении, которое приведет нас к убийце. Если ничего такого не произошло, почему мне об этом не рассказать?
– Я просто подумала, что ей тоже следует уйти, вот и все, – ответила она.
– Потому что…?
– Было поздно, – выдавила Лизбет, не отрывая взгляда от земли. – И иногда такие вечеринки становятся… немного… чудныìми.
– Странно-чудныìми, жутко-чудныìми или чудныìми в сексуальном плане́?
Она не ответила, но мое воображение уже сорвалось с цепи и понеслось. Богатые мужчины отправились хорошо провести время, свойственного женам надзора нет, морали кот наплакал, угрызений совести еще меньше…
– Лизбет, знаешь, как положено работать с важным свидетелем?
– Нет.
– Если детектив Лэндри посчитает, что ты скрываешь важную для расследования убийства информацию, он может отправить тебя в тюрьму и заставить дать показания, – сообщила я, выворачивая законодательство в своих интересах. – Все, что от меня требуется, рассказать ему об этой беседе.
Лизбет посмотрела на меня и испуганно произнесла:
– Тюрьма? Я не сделала ничего плохого!
– Ты поступаешь неправильно, не говоря всего, что знаешь.
Ее взгляд отскочил от меня как мячик в поисках путей к бегству. Она верила, что я частный сыщик. К тому же я достаточно туманно намекнула, что тесно взаимодействую с детективами из офиса шерифа. Лизбет чувствовала себя в западне. Я надеялась, что она поступит как большинство умных девочек со среднего запада, оказавшихся в подобной ситуации: уступит властям и расскажет правду.
Лизбет огляделась в поисках свидетелей и снова уставилась на землю под ногами, смущенная или пристыженная, или все вместе.
– Иногда события выходят из-под контроля. Все пьяные или под кайфом, или и то и другое сразу. Они переносят вечеринку в чей-нибудь дом, и там занимаются сексом.
– Вроде оргии?
Последовал очередной глубокий вздох.
– Да, вроде этого.
– Ты не хотела идти, а Ирине было плевать?
– Примерно так, – согласилась она, ее голос становился все тише по мере приближения к трейлеру "Звезды поло". Лизбет поставила коня в отведенный ему отсек и начала снимать с него снаряжение.
Я попятилась, чувствуя, что на данный момент надавила на Лизбет насколько смогла. Не могу сказать, что ее рассказ меня удивил. Когда люди знают, что для них не существует границ, они редко устанавливают свои собственные. Слишком много денег и времени для безделья, происки дьявола и так далее, и тому подобное.
Это ли произошло в ночь исчезновения Ирины? Вечеринка вышла из под контроля, секс получился слишком грубым, игра оказалась смертельной? Ничто не беспокоило Ирину. Объединим ее искушенное мироощущение и предполагаемое желание подцепить богатого американского мужа… Меня не удивило, что она присоединилась бы к таким играм, или Лизбет с ее непритязательными чувствами – нет. С другой стороны, учитывая осведомленность Лизбет, можно предположить, что в прошлом она сама становилась участницей подобного веселья. Это могло объяснить смущение и/или стыд.
Я огляделась по сторонам и встала возле лошади, которой занималась Лизбет:
– Лизбет, кто ходил на такие вечеринки? – тихо спросила я.
– Все эти ребята, – пробормотала она, нервно оглядываясь через плечо. – Клуб.
– Какой клуб? Поло-клуб?
– Нет. Мистер Броуди и его друзья. Они зовут себя алиби-клубом.
Неприятный холодок пробежал по моей спине, когда она это сказала. Алиби-клуб. Я назвала Беннета Уокера человеком-алиби. А теперь еще и клуб. Богатые плохие парни в случае неприятностей прикрывают друг другу задницы. Я была чертовски уверена, что сейчас имел место именно такой случай.
– Лизбет! – рявкнул стоявший позади лошади Джим Броуди. – Какого черта ты столько возишься? Ты нужна Мануэлю.
– Да, мистер Броуди. Сейчас иду. – Девушка воспользовалась возможностью отделаться от меня.
На мгновение наши с Джимом Броуди взгляды скрестились. Очевидно, он пытался выяснить знает ли меня, и стоит ли из-за этого беспокоиться.
– Елена! – Барбаро спрыгнул с лошади и бросил поводья конюху. Он казался воплощением мужественности в белых бриджах и высоких сапогах. Самец в своей стихии. – Я так рад, что ты приехала!
Его улыбка была широкой и белозубой, волосы всклокочены. Улыбка застыла, стоило мне полностью повернуться к нему лицом.
– Что случилось? – воскликнул он, нежно обхватывая мое лицо ладонями.
– Запнулась и упала, – ответила я. – Мне стоит придумать историю получше вместо того, чтобы признать, какая я растяпа, но так и есть.
– Очень больно?
Большим пальцем он поглаживал правый уголок моего рта на чувствительной стороне лица, и что-то вроде электричества пробежало по каждому непораженному нерву в моем теле.
– Пострадала только моя гордость, – откликнулась я.
Его взгляд задержался на моих губах достаточно долго, чтобы заставить меня подумать, что он может меня поцеловать. Но вместо этого Барбаро поцеловал меня в щеку, которой я ничего не чувствовала.
– Елена, это мистер Броуди, мой патрон. – Он положил затянутую в перчатку руку на мое плечо, чтобы подвести к Броуди. – Мистер Броуди, моя новая очаровательная подруга, Елена Эстес.
– Эстес? – повторил Броуди, слезая с лошади. – Ты имеешь какое-нибудь отношение к Эдварду Эстесу?
Вот момент, которого я боялась. С Беннетом, вовлеченным во все это. Я не могла претворяться кем-то другим. И если Джим Броуди знал моего отца, тогда тот услышит обо мне от одного из своих дружков. Я взывала к Богу, чтобы он не решил разыгрывать раненного в самое сердце родителя, ждущего блудное дитя.
– Не по своей воле, – кротко ответила я, выдавив полуулыбку и напустив на себя шкодливый вид. – Когда-то он был моим отцом.
Броуди вздернул брови и отрывисто расхохотался:
– Не разбегайтесь, угощайтесь напитками. Я хочу услышать продолжение этой истории.
Он взобрался на подставку и оседлал свежую лошадь. Каким бы сильным ни было его увлечение моей персоной, оно не позволило Броуди отвлечься от поло-матча.
– Он знает твоего отца? – спросил Барбаро.
– Мир тесен.
– Твой отец увлекается поло?
– Он увлекается мощью. Раньше гонял на спортивных катерах. Возможно и сейчас тем же занимается, не знаю.
– Как ты можешь не знать? – Мой ответ явно озадачил Барбаро.
– Я не разговаривала с отцом двадцать лет, – призналась я. – Разве тебе не надо садиться на лошадь?
Барбаро махнул рукой в сторону поля.
– Этот чаккер я пропускаю. Все эти друзья мистера Броуди – богатые люди, которые очень любят игру, но клюшкой владеют неважно. Они устроили матч так, чтобы в каждом новом чаккере команды попеременно получали одного профессионала. Остаток игры они тратят на то, что замахиваются друг на друга.
Он прекратил говорить и сосредоточил все свое внимание на мне, окидывая взглядом балетки от Шанель, белые льняные брюки-сигаретки, простой черный топ с широкой горловиной и рукавами "три четверти".
– Весьма изысканно, – похвалил Барбаро, улыбаясь. – Просто, элегантно, смело.
– Ну, это вся я в двух словах.
Барбаро усмехнулся:
– Элегантность и шик – да. Простота, не думаю.
– Пойдем, присядем, – позвал он. – Моя машина припаркована у кромки поля.
Машиной Барбаро был британский темно-зеленый кабриолет "астон мартин" с кожаным салоном оттенка сливочного масла, и флагом Испании, приклеенным в углу лобового стекла. Барбаро придержал для меня дверь.
– Классная тачка, – отметила я, устраиваясь на сиденье.
– Арендую ее на время сезона. Таким образом, каждый год у меня новая игрушка.
– А чем занимаешься, когда сезон заканчивается?
– Иду в другое место и арендую следующую. Собираюсь в Европу, чтобы играть летом. Я положил глаз на "ламборгини".
– Поло тебе очень подходит, – заметила я.
– Мне очень подходило модельное дело, поло – это моя страсть, – поделился Барбаро. – Так, ответь мне, почему ты так долго не общалась с отцом?
– Потому что нам нечего сказать друг другу. Вот так все просто, – ответила я. – Ничего особенного. Нас не связывали родственные узы или что-то в этом духе.
– Меня удочерили, – пояснила я.
– Но он единственный отец, которого ты знала?
– Эдвард Эстес владел домом, в котором я выросла. Он не был во мне заинтересован, кроме тех случаев, когда я могла быть ему чем-то полезна. И я взяла себе за правило этой пользы ему не доставлять.
Барбаро промолчал. Он выглядел очень серьезным, пока пытался меня понять.
– Не верю, что твой добрый друг хотя бы частично не посвятил тебя в эту историю прошлой ночью, – усомнилась я.
– Он рассказал только, что когда-то вы были помолвлены.
Я рассмеялась.
– Какой ты хороший лжец. Тебе даже удается выглядеть невинным. Я сходу обвинила Беннета в том, что он насильник со склонностью к убийству, и ты мне говоришь, что после моего отъезда никто из вас двоих это не обсуждал?
Барбаро запустил руку в волосы и отвернулся, чувствуя себя неловко.
– Он говорил мне, что его ошибочно обвинили, а ты поверила в худшее; кроме того, я не хотел ничего про тебя слышать от него.
Я не очень-то верила ему, но выбранная Барбаро позиция представляла интерес.
Открыто наблюдая за ним, я размышляла о том, какой он на самом деле.
– О чем думаешь? – поинтересовался он.
– Что ты меня интригуешь.
Его брови поползли вверх, а рот изогнулся.
– Мне кажется, это хорошо.
– Зависит от того, что я выясню.
Он поерзал на сиденье, придвигаясь ко мне.
– Ты выяснишь, – проговорил Барбаро низким сексуальным голосом, – что я джентльмен, пока ты хочешь, чтобы я им оставался; что я страстный…
Наклонился чуть ближе и обхватил рукой мою шею, соблазнительно водя большим пальцем вдоль линии роста волос. Мой пульс участился.
– Я только что повстречал тебя, Елена, – продолжал Барбаро. – Но уже решил, что никогда не знал такой женщины.
– О, могу гарантировать, – отозвалась я.
– Эй, казанова! – Окрик с австралийским акцентом исходил от всадника, в котором я узнала Себастьяна Фостера, теннисиста. Он сидел верхом на лошади в нескольких метрах от капота машины. – Вот ты где, дружище! Тебе лучше поторопиться.
Барбаро выглядел раздосадованным, откидываясь на спинку сиденья; его рука исчезла с моей шеи.
– Последний чаккер, – объяснил Фостер. – Еще семь минут и станешь свободным человеком.
– Останешься? – обратился ко мне Барбаро.
– Конечно, – согласилась я, но совершенно по иным причинам нежели хотел он, по крайней мере не в первую очередь.
Меня занесло в лоно алиби-клуба, и у меня не осталось сомнений, что я найду убийцу Ирины Марковой среди его членов. Это было, как попасть в ров со львами. Повезло мне, что я адреналиновая наркоманка.
– Ни за что не пропущу.
Глава 22
– Вот, что у меня имеется для тебя в настоящий момент, – объявила Мерседес Житан. – Присаживайся.
Лэндри сел. Ее кабинет выглядел необычайно аккуратным. Поверхность рабочего стола видна невооруженным глазом.
– Причина смерти: удушение с помощью удавки.
– Что насчет удушения руками?
– Подъязычные кости целы. Я ожидала, что они будут сломаны, если бы убийца задушил ее до смерти.
– Время смерти?
– Сложно назвать, потому что тело пролежало в воде.
– Предположительно?
– Она была мертва, возможно, около двадцати четырех часов, плюс-минус.
– Изнасилование?
– Не могу сказать. Нижняя часть тела сильно повреждена аллигатором.
– А есть что-нибудь хорошее? – поинтересовался Лэндри.
– Могу утверждать, что у нее был оральный секс, прежде чем она умерла, и что жертва не ела никакой твердой пищи, – сообщила Житан. – Содержимое желудка включало только семенную жидкость и яблочный мартини. Выясни, во сколько она ужинала, и прибавь время на переваривание пищи. Это даст определенную информацию.
– Сколько семенной жидкости? – уточнил Лэндри.
– Много. От одного игрока столько не получишь, прости за каламбур, – проговорила Житан. – Эта девушка обслужила целый клуб.
Глава 23
– Так откуда вы знаете моего отца?
Лучшая защита – нападение.
Я заняла место рядом с Джимом Броуди за столом в "Седьмом чаккере", одном из баров исключительно для членов Международного поло-клуба. Расположенный на трибунах, он был еще меньше и уединеннее чем гриль-бар "Клюшка" в клубном доме. Незаметная филенчатая дверь вела в "Комнату странника": маленькую уединенную обеденную комнатку с пятизвездочным шеф-поваром для интимных трапез вызывающе богатых людей.
Броуди окликнул официантку.
– Пару лет назад у нас был общий клиент. Дюшон Аптон.
Дюшон Аптон, он же Крутой. Звездный защитник НБА и известный домашний тиран, находился под следствием за вымогательство и убийство беременной девушки – занавес. Очередной безупречный персонаж, достаточно богатый, чтобы купить поддержку и преданность Эдварда Эстеса. Я в курсе данной истории не потому, что моего отца показывали в выпусках новостей. Дело само стало новостью, когда я была пленником телевидения: изнывала от тоски на больничной койке и восстанавливалась после того, как меня, словно зажатую дверцей грузовика тряпичную куклу, протащили по бульвару Окичоби.
– Он чертовски хороший адвокат, – распинался Броуди. – И такой же замечательный игрок в покер.
– Легко блефовать, когда у тебя нет совести.
Броуди посмотрел на меня как на пришельца с другой планеты.
– Что он тебе сделал, что ты стала такой любящей дочерью?
– Ничего, – ответила я. – Вообще ничего. У нас философские разногласия.
– Ты не поверила, что Дюшон невиновен? – Он старался выглядеть удивленным, даже позабавленным. Я не собиралась ему подыгрывать.
– Никто не верил, что Дюшон невиновен. Присяжные не верили, что Дюшон невиновен, но им долбили по голове "обоснованным сомнением", пока те не перестали видеть дальше собственного носа. Спасибо моему отцу, очередной преступник ушел безнаказанным. Реальная награда нашей системе юриспруденции.
Броуди вздернул брови. Вероятно, он не привык к женщинам, которые имели свое мнение и могли изъясняться сложными предложениями. Это заставило его заинтересоваться моей личностью, что хорошо.
– Должен ли я передать ему твои наилучшие пожелания, когда его увижу? – поинтересовался Броуди.
– Только если захотите испортить себе вечер, – сладким голосом ответила я. – И когда это случится? Я помечу в своем календаре.
– На следующей неделе в Мар-а-Лаго состоится благотворительное мероприятие по случаю какой-нибудь болезни недели.
Совершенно сюрреалистичная картина: сидеть там, внезапно оказавшись на таком близком расстоянии от отца после двадцати лет существования в альтернативной вселенной. Мне это не нравилось. Не нравилась идея, что он что-либо обо мне знает. Я не хотела занимать его мысли.
Не желала представлять, как обо мне думает мать, гадая о причинах моего появления. Это означало, что мне удалось себя убедить, будто ни один из них, ни разу за эти годы не вспомнил о своей дочери. С глаз долой, из сердца вон. Мне легче считать именно так. Легче держаться подальше.
Если бы они хотели до меня добраться, то должны были знать, где меня искать. Год назад мое имя публиковали в газетах в связи с делом о похищении Эрин Сибрайт, а также в связи с Шоном. Если бы они хотели, чтобы я была частью их жизней, то приехали бы. Этого не случилось.
– Все выглядит уж слишком серьезно, – произнес Барбаро, занимая место рядом со мной. – Что он сделал? – осведомился испанец, кивая в сторону Броуди.
– Мы просто вспомнили старые времена, – отмахнулась я.
– В этом нет смысла, если только они не были старыми добрыми временами, заставляющими нас улыбаться и смеяться, – заявил Барбаро.
"Такой подход сильно ограничил бы мою способность поддерживать беседу", – подумала я, но вслух ничего говорить не стала.
Официантка принесла выпивку. Ее взгляд не отрывался от Барбаро. Девушке удалось привлечь его внимание, когда она сильно наклонилась вперед, чтобы ровно уложить салфетки для коктейлей. Барбаро наградил ее вежливой улыбкой и поблагодарил по-испански. Однако он по-прежнему был сосредоточен на мне.
Впечатляюще. Все знакомые мне плейбои, одаренные божественной внешностью, не проявили бы подобную сдержанность, как бы сильно им не хотелось удержать мое внимание.
– Елена работает с лошадьми, – сообщил Барбаро Броуди.
Секунду Броуди выглядел сбитым с толку, пытаясь увязать факты, что я приходилась Эдварду Эстесу дочерью, но работала на конюшне. Но он являлся как минимум таким же хорошим игроком в покер как мой отец, поэтому замешательство исчезло с его лица так быстро, что кто-нибудь другой на моем месте решил бы, что ему это почудилось.
– Предпочитаю честный заработок, – усмехнулась я, отсалютовав Барбаро своим бокалом. – Я катаюсь за Шона Авадона.
– Не знаю его. Он не из мира поло. – Прозвучало так, словно никого вне поло знать не стоит.
– Нет, – согласилась я. – Но не расстраивайтесь. Уверена, он тоже не знает или ему вовсе не важно, кто вы такой.
Броуди рассмеялся, громко и от души.
– Она мне нравится, Хуан, – поделился он с Барбаро, словно тот демонстрировал меня, как перспективную наложницу. – У нее есть дерзость, а дерзких я люблю.
– Сегодня ваш счастливый день, – поздравила я. – Дерзости у меня навалом.
– Елена работала вместе с Ириной Марковой, – заметил Барбаро.
Патрон испанца и бровью не повел. Должно быть, за столом переговоров он что-то из себя представлял.
– Ирина. Славная девушка. То, что с ней произошло – ужасно.
– Да, – поддержала я, хотя мне было совершенно ясно, что славные девушки с этой компанией не путались. – Нам будет ее не хватать. Я так поняла, в ночь исчезновения вы ее видели.
Броуди кивнул, делая глоток скотча тридцатилетней выдержки.
– Она была на вечеринке в "Игроках". Думаю, она подарила мне танец, но должен сказать, как почетный гость, что слишком хорошо провел время и поэтому помню мало.
– Вы не помните, присутствовала ли она на вечеринке, последовавшей вслед за основной вечеринкой? – поинтересовалась я. В свою очередь я тоже могла бы стать чертовски хорошим игроком в покер.
– Ни о какой последовавшей гулянке я не знаю, – заверил Броуди. Он отвел от меня взгляд, пока копался в нагрудном кармане своей гавайки.
– Наверное, я неправильно поняла. Думала, что кто-то рассказал мне о тех событиях. Полагаю, она могла сказать, что возможно было некое продолжение.
– Это кто же? – осведомился он, глянув на меня исподлобья.
Я покачала головой.
– Не важно. Очевидно, я ослышалась.
– Тони Овада отвез меня домой. Мы сидели и курили сигары, – поделился Броуди, вынимая одну из кармана, как фокусник кролика из шляпы.
– Уверены, что вы не дочь своего отца? – уточнил он. – Наша беседа очень похожа на допрос.
– Прошу прощения, – извинилась я, откидываясь на спинку стула, и пригубила тоника с водкой.