Американка Лаура приезжает в Рим и, влюбившись в итальянскую кухню, приходит к выводу, что если с кем и стоит заводить роман, то это с поваром-итальянцем. И тут же с ним знакомится. Казалось бы, все складывается на редкость удачно. А теперь представим себе, что повар - никакой не повар, и любовь - вовсе не любовь. Может быть, Лаура просто ищет счастье не там, где оно ее ждет?..
Читая роман Энтони Капелла можно и посмеяться, и погрустить. Вас ждет интереснейшая экскурсия по различным уголкам Италии и масса полезной информации о классической и современной итальянской кухне. А еще все те радости, обиды и переживания, без которых не обходится ни один любовный роман.
Содержание:
Antipasto/Закуска 1
Primo/ Первое блюдо 3
Secondo/ Второе блюдо 9
Insalata/Салат 33
Dolci/Сладкое 45
Ricette/Рецепты 49
Примечания 52
Энтони Капелла
Пища любви
Antipasto/Закуска
Цель закуски - возбудить аппетит и ввести кулинарную тему…
Марчелла Азан, Основные блюда классической итальянской кухни
На неприметной улочке, идущей от бульвара Глориозо в римском квартале Трастевере, находится бар, который завсегдатаи прозвали "У Дженнаро". Это даже не совсем бар, потому что размером и формой он больше напоминает одноместный гараж. Проходящий мимо турист заметит, что снаружи есть место для двух маленьких столиков с разномастными пластиковыми стульями - их пригревает утреннее солнышко. А любитель кофе обратит внимание на то, что внутри на крашеной оцинкованной стойке поблескивает "Гаджа-6000" - "Харлей Дэвидсон" мира кофеварок-эспрессо. Кроме того, позади этой стойки есть место и для самого Дженнаро, которого многочисленные друзья наградили титулом лучшего barista во всем Риме. К тому же он отличный парень.
Вот почему одним прекрасным весенним утром двадцативосьмилетний Томмазо Масси и его друзья Винсент и Систо стояли в этом баре, пили ristretti , спорили о любви и ждали, когда из булочной подвезут cornetti , на самом же деле они просто проводили время в компании Дженнаро, перед тем как оседлать свои мотороллеры "Веспа" и разъехаться по разным римским ресторанам, в которых работали. Ristretto варится из такого же количества молотого кофе, что и обычный эспрессо, но воды берется вдвое меньше. Поскольку эспрессо у Дженнаро были вовсе не обычные, а самый что ни на есть жидкий адреналин и поскольку трое молодых людей и без того отличались бурным темпераментом, беседа вышла весьма оживленной. Дженнаро пришлось неоднократно призывать их к спокойствию или, как говорят римляне, parlare 'nu strunzo 'a vota - вставлять в каждую фразу не больше одного "дерьма".
Особенная крепость ristretti Дженнаро достигалась тем, что он натачивал сдвоенные ножи кофеварки "Гаджа" до остроты бритвы, утрамбовывал молотый кофе до твердости цемента, потом задавал в кофеварке максимально возможное давление в восемьдесят фунтов на квадратный дюйм и только после этого заливал воду. То, что вытекало из носика, было мало похоже на жидкость и скорее напоминало маслянистое вещество бронзового цвета, по густоте сравнимое с медом, сверху покрытое ореховой пеной и такое сладкое, что не требовало сахара. К нему полагалась acqua minerale и посыпанный сахарной пудрой cornetto, если их успевали доставить из булочной. Дженнаро любил свою кофеварку столь же нежно, как солдат любит свое ружье. Он тратил гораздо больше времени на ее чистку и мытье, чем на приготовление кофе. Его целью было довести давление до ста фунтов и приготовить такой густой ristretto, чтобы его можно было намазывать на хлеб, как повидло. Томмазо был убежден в том, что при осуществлении этого плана "Гаджа" может взорваться и угробить их всех, но он уважительно относился к честолюбивым стремлениям своего друга, а потому молчал. В конце концов, нельзя быть великим barista, ничем при этом не рискуя.
В то утро речь шла не только о любви, но и о футболе. Винсент недавно обручился, и теперь на него ворчал Систо, которому казалась абсурдной сама мысль связать себя с одной-единственной женщиной.
- Сегодня тебе может казаться, будто ты встретил лучшую женщину на свете, а завтра… - он развел руками, - …как знать?..
- Послушай, - объяснял ему Винсент настолько возбужденно, насколько вообще был способен, - как давно ты болеешь за "Лацио"?
- Всю жизнь, придурок.
- Но ведь "Рома"… - Винсент замялся. Он чуть не сказал "гораздо лучше", но ему не хотелось превращать дружескую болтовню о женщинах в смертельную схватку, - …сейчас играет лучше, - дипломатично закончил он.
- В этом сезоне - да. И что с того?
- Но ведь ты не начал болеть за "Рому".
- È un altro paio di maniche, cazzo. Это совсем другое дело, кретин. Команды не меняют.
- Вот именно. Но почему? Да потому, что однажды ты уже сделал выбор и остаешься ему верен.
Систо некоторое время молчал, а Винсент с победным видом повернулся к Дженнаро и заказал еще чашечку ristretto. Наконец Систо лукаво сказал:
- Но ведь болеть за "Лацио" - не то же самое, что быть верным одной-единственной женщине. Это все равно что иметь десятки женщин, потому что команда каждый год играет в новом составе. Ты, как всегда, гонишь пургу.
Томмазо, который до этой минуты в споре не участвовал, пробормотал:
- На самом деле Винсент обручился с Лючией потому, что она заявила, что не станет с ним спать, пока они не поженятся.
Реакция его друзей на это сообщение была на удивление разной. Винсент, предупреждавший Томмазо о том, что это строжайший секрет, очень разозлился, потом смутился, а когда увидел зависть в глазах Систо, остался очень доволен собой.
- Это правда, - сказал он, небрежно пожав плечами - Лючия хочет, как и мама, выйти замуж, будучи девственницей. Поэтому нам пришлось временно, до помолвки, не спать вместе.
Явно нелогичное объяснение Винсента осталось без комментариев со стороны друзей. В стране, где предыдущее поколение жило еще при настоящем, пламенном католицизме, всем было хорошо известно, что у девушек, как и у оливкового масла, есть несколько степеней чистоты: высококлассная чистота (первый уровень очистки), первоклассная (второй уровень очистки), высокой пробы, высшей пробы, наивысшей пробы и далее вниз, через дюжину или более степеней чистоты или получистоты, вплоть до непонятного и невообразимого нечто, окрещенного просто "чистотой" и идущего разве что на экспорт или на разжигание огня.
- Но я все-таки своего добился, - продолжал Винсент, - и теперь сплю с самой прекрасной девушкой Рима, которая меня обожает. Мы поженимся, и у нас будет свой дом. Что может быть лучше?
- У Томмазо есть все то же самое, - вставил реплику Систо - Но жениться он не собирается.
- Томмазо спит с туристками.
Томмазо скромно пожал плечами.
- А что я могу сделать, если все красотки иностранки тут же вешаются мне на шею?
Их дружеская беседа была прервана появлением cornetti - блюда с маленькими припудренными круассанчиками, - и пришлось заказать еще по чашечке кофе, последней перед началом рабочего дня. Пока Дженнаро приводил в состояние готовности свою возлюбленную "Гаджу", Томмазо получил от Систо легкий толчок локтем под ребра. Систо многозначительно кивал в сторону окна.
По улице шла девушка. Темные очки были подняты на лоб и выглядывали из-под белокурых локонов, которые вместе с джинсами по щиколотку, рюкзаком с одной лямкой и простенькой футболкой выдавали в ней иностранку раньше, чем путеводитель "Сорок важнейших фресок Высокого Возрождения", который она держала в руке.
- Туристка? - с надеждой предположил Систо.
Томмазо покачал головой:
- Студентка.
- Откуда ты это знаешь, маэстро?
- Рюкзак набит книжками.
- Эй! Biondina! Bona! - окликнул Систо - Блондинка! Красотка!
- Не так, идиот! - осадил его Томмазо - Веди себя дружелюбно.
Систо казалось странным, что девушка, которой посчастливилось родиться хорошенькой блондинкой, не испытывает восторга, когда на нее показывают пальцем, но он решил послушаться совета своего более опытного друга и замолчал.
- Она идет сюда, - сообщил Винсент.
Девушка перешла улицу и остановилась возле бара, явно не замечая восхищенных взглядов трех парней. Потом выдвинула стул, положила рюкзак на столик и села, закинув стройные ноги на соседний стул.
- Определенно иностранка, - вздохнул Винсент. Каждый итальянец знает, что пить кофе сидя вредно для пищеварения - Вот увидите, сейчас закажет капучино.
Дженнаро, пристально наблюдавший за давлением в "Гадже", недовольно фыркнул. Настоящий barista так же не хочет подавать капучино после десяти утра, как шеф-повар - предлагать кукурузные хлопья на ланч.
- Buongiorno, - позвала девушка через открытую дверь. Приятный голос, подумал Томмазо, и приветливо ей улыбнулся. То же самое сделали и стоявшие рядом с ним Винсент и Систо. Только Дженнаро за блестящей стойкой неодобрительно нахмурился.
- 'giorno - мрачно буркнул он.
- Latte macchiato, per favore, lungo e ben caldo.
Наступила пауза - barista обдумывал услышанное.
Хотя девушка и говорила по-итальянски, она все же выдала свое происхождение, причем не столько акцентом, сколько тем, что заказала. Latte macchiato - молоко с небольшим количеством кофе, в lungo, или большой чашке, причем bencaldo - горячее, чтобы пить маленькими глоточками, а не залпом, как это принято. Значит, американка, тут уж никаких сомнений. Впрочем, правил приличия она не нарушила: никакого эспрессо со сливками, кофе без кофеина, орехового сиропа или обезжиренного молока. Поэтому Дженнаро только пожал плечами и потянулся к своей "Гадже". А трое молодых людей изо всех сил старались выглядеть посимпатичнее.
Но девушка не обращала на них ни малейшего внимания. Она достала из рюкзака карту и принялась с озадаченным видом сравнивать ее со страницей путеводителя. Потом в рюкзаке зазвонил telefonino. Она достала его и заговорила, но молодым людям не было слышно ни слова. Когда Дженнаро наконец решил, что macchiato уже вполне хорош и его можно подавать, вспыхнула борьба за право отнести девушке ее заказ, и Томмазо легко одержал победу. Он прихватил еще и маленький cornetti, положил на блюдце и, мило улыбаясь, преподнес его девушке со словами: "За счет заведения". Но девушка была слишком увлечена разговором и ответила лишь мимолетной улыбкой. Впрочем, Томмазо успел разглядеть ее глаза - серые, ясные и спокойные. Цвета чешуи морского окуня.
Лаура Паттерсон пребывала в глубоком затруднении. Или настолько глубоком, насколько это возможно для двадцативосьмилетней американки, оказавшейся в Риме солнечным весенним утром. Вот почему она очень обрадовалась, когда оказалось, что ей звонит ее итальянская подруга Карлотта. Карлотта работала в миланском журнале "Стоцци". Лаура приехала в Рим отчасти из-за нее.
- Pronto - По непонятной причине в Италии принято, снимая телефонную трубку, говорить "Готов!".
- Лаура, это я. Что ты сейчас делаешь?
- Ой, привет, Карлотта! Я тут искала Санта-Чечилию. Там есть прекрасные фрески Каваллини. Но, по-моему, Санта-Чечилия не хочет, чтобы ее обнаружили, и вместо этого я пью кофе.
Карлотта пропустила эти глупости мимо ушей и сразу же перешла к тому, зачем звонила.
- А вчера? Как прошло свидание?
- Ну, в общем хорошо, - сказала Лаура, и по ее тону стало ясно, что на самом деле ничего хорошего не было. Ей приходилось тщательно подбирать слова, потому что свидание у нее было с приятелем брата Карлотты - Паоло был очень мил. Он прекрасно разбирается в архитектуре… - Лаура услышала, как Карлотта насмешливо хмыкнула. - А потом он повел меня в очень интересный ресторанчик неподалеку от Виллы Боргезе.
- В чем ты была?
- Э-э… в красном топе и черных брюках.
- А пиджак?
- Без пиджака. Здесь очень тепло.
На том конце провода послышался тяжелый вздох. Карлотта, как и всякая итальянка, считала, что тот, кто не следует велениям моды, сам повинен в тех неприятностях, которые с ним случаются.
- А теннисные туфли ты надела? - осторожно спросила она.
- Конечно, нет. Карлотта, ты совершенно не о том говоришь. Там очень вкусно кормят. Я ела пасту с кальмаром и великолепную баранину.
- И?
- Больше ничего. Только кофе.
- А потом? - нетерпеливо подстегивала Карлотта. - Что было потом?
- Ох. Потом мы пошли прогуляться по Джардино ди Лаго, и тут он набросился на меня. В буквальном смысле этого слова, потому что, к сожалению, мы относимся к разным весовым категориям. Иными словами, ему приходилось подпрыгивать, чтобы дотянуться языком до тех мест, которые его интересовали. После чего он, само собой, пытался затащить меня в постель. Ну не в настоящую постель, поскольку он живет с родителями и предложить мне нормальную постель не смог. Но он пытался затащить меня в кусты. И прежде чем ты что-нибудь скажешь, хочу тебе сообщить, что наличие или отсутствие на мне пиджака ровным счетом ничего не меняло.
Снова тяжелый вздох.
- Ты собираешься с ним встречаться?
- Нет. Знаешь, Карлотта, спасибо тебе за то, что познакомила, и за все остальное, но мне кажется, что хватит с меня итальянцев. Они ужасно смешны в своей озабоченности и… ну, в общем, страшно неуклюжи. Это моя четвертая попытка. Пожалуй, я вернусь к свиданиям с американцами.
Карлотта была в ужасе.
- Cara, приехать в Рим и встречаться с американцами - то же самое, что идти на пьяцца ди Спанья, чтобы перекусить в "Макдоналдсе".
- Между прочим, кое-кто из нас на днях именно так и поступил, - напомнила Лаура - И это было довольно забавно.
На том конце провода раздалось возмущенное фырканье.
- Представь себе, сколько ты потеряешь, если будешь в Италии встречаться только с теми, кого запросто можешь встретить дома.
- Представь себе, сколько я потеряю, если буду встречаться с озабоченными итальянцами, живущими со своими мамочками, - не растерялась Лаура.
- Ты просто не с теми встречаешься. Вот, например, мой последний парень. Филиппо был очень чувственным любовником. Внимательным, изобретательным, неторопливым, страстным…
- А теперь, если я не ошибаюсь, он работает в ресторане на лыжном курорте, местонахождение которого неизвестно.
- Да, но это было здорово, хоть и недолго. Шеф-повара - они такие. Знают, как пользоваться руками. А все потому, что они все время что-нибудь режут или отбивают. От этого их пальцы становятся проворнее.
- Гм-м, - мечтательно хмыкнула Лаура - Вынуждена признать, что проворность внесла бы некоторое разнообразие.
- Тогда, cara, прежде чем согласиться на свидание, ты должна убедиться, что твой избранник умеет готовить, - решительно заявила Карлотта. Потом понизила голос и добавила: - А про Филиппо я тебе вот еще что скажу. Когда он готовит, он любит все пробовать, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Лаура рассмеялась. У нее был удивительно непристойный смех, который заполнил собой все помещение бара Дженнаро и заставил молодых людей оторваться от их cornetti.
- А еще, я полагаю, у этого шеф-повара было поразительное чувство времени?
- Точно. И он умел этим пользоваться. Ты ведь знаешь, как мы, итальянцы, любим поесть - по дюжине разных блюд.
- Но все очень маленькими порциями, - поддела Лаура.
- Да. Но поверь мне, потом не можешь в себя впихнуть ни крошки.
Лаура продолжала подшучивать над Карлоттой, но в глубине души чувствовала, что по сути подруга права. Творческий человек с безукоризненным вкусом, который знает, как нужно смешивать ингредиенты, чтобы достичь чувственного удовольствия… Вот бы встретить такого, пока она здесь, в Италии.
- Итак, вернемся к нашей теме, - говорила между тем Карлотта - Это будет не сложно. Ресторанов в Риме - хоть пруд пруди. Из этого мы можем сделать вывод, что и шеф-поваров тоже полно.
- Наверно, - согласилась Лаура.
- Слушай, знаешь, что еще делал Филиппо…
К концу разговора Лаура, наполовину в шутку, наполовину всерьез, пообещала своей подруге, что отныне будет ходить на свидания только с теми мужчинами, которые знают, чем беарнез отличается от бешамель.
Томмазо подумал и решил, что подойдет и заговорит с этой американкой. Разве можно устоять, когда так смеются? По словам Винсента, он, Томмазо, потрясающе действует на туристок: при виде его симпатичного лица с крупными чертами и вьющихся волос они просто тают. И дело вовсе не в том, что римлянки не тают. Просто у тех, как правило, возникает желание познакомить его с родителями. А с иностранками все гораздо проще.
Томмазо ждал подходящего момента. Американка все разговаривала по телефону, время от времени отпивая глоточек macchiato (понятно, почему она просила подать его горячим), а потом Томмазо с сожалением обнаружил, что ему пора ехать, потому что он и так уже опаздывает в свой ресторан. Он положил на стойку несколько монет и на прощание помахал Дженнаро. Его motorino был припаркован у входа, рядом со столиком, за которым сидела девушка. Отстегивая цепочку от колеса, Томмазо бросил прощальный взгляд на загорелые икры стройных ног, лежавших на стуле.
- Все, больше никаких итальянцев. Только если они умеют готовить, - говорила американка - С этой минуты не буду встречаться ни с кем, если его нет в "Кулинарном путеводителе".
Томмазо навострил уши.
Девушка выпила остатки молочной пены, провела пальцем внутри чашки и облизала его.
- Боже мой, этот кофе - просто сказка. Подожди-ка… Да?
Не в силах удержаться, Томмазо тронул ее за плечо.
- Извините, что прерываю вашу беседу, - начал он на пределе своего английского - Я только хотел вам сказать, что ваша красота разбила мое сердце.
Девушка улыбнулась доброжелательно, хоть и чуть настороженно. Во всяком случае, она старалась казаться вежливой, когда ответила: "Vatte a fa' 'u giro, a fessa 'е mammata". Этой фразе ее научил первый итальянец, с которым она встречалась. Он уверял, что именно так нужно отвечать на комплименты. Томмазо переменился в лице.
- О'кей, о'кей, - затараторил он, отступая и перекидывая ногу через сиденье мотороллера.
Лаура посмотрела ему вслед, потом вернулась к разговору с Карлоттой.
- Кто это был? - поинтересовалась подруга.
- Какой-то парень.
- Лаура, - осторожно уточнила Карлотта, - ты хоть знаешь, что ты ему сказала?
- Выяснилось, что Лаура на блестящем римском диалекте, причем в изящной идиоматической форме порекомендовала парню проваливать в то самое отверстие на теле его матери, из которого он появился на свет.
- О Боже! - воскликнула Лаура - Стыд и позор. А он был так мил. Впрочем, неважно. Правда? Ведь с этой минуты я буду иметь дело только с теми, кто умеет готовить.