В статье "Daily Telegraph" от 25 августа "Советы хотели ввести войска" сообщалось об англо-франко-советских военных переговорах в Москве, на которых представители Англии и Франции якобы спросили у членов советской миссии о стремлении СССР обеспечивать Польшу боеприпасами и держать в боеготовности Красную армию на границе. Советская делегация, по утверждению корреспондента, ответила: "Немедленно после начала войны оккупировать Вильно и Новогрудок на северо-востоке, а также Львовское, Тернопольское и Станиславское воеводства на юго-востоке, что из этих районов Красная армия могла бы оказать полякам военную помощь, если это потребуется". В этот же день газета также сообщила, что после того как Риббентроп доложил Гитлеру о заключении пакта, усилилось движение немецких войск к польской границе. Из Варшавы передали по радио, что поляки будут сражаться за свободу Польшы и всей Европы одни.
После подписания Договора о ненападении и дополнительного протокола к нему немецкая дипломатия торопилась как можно скорее втянуть СССР в политические и дипломатические приготовления к совместному выступлению против Польши. Прежде всего немецкая сторона стремилась к тому, чтобы в Берлин срочно приехали вновь назначенные советский посол и военный атташе для координации, подготовки и осуществления военной акции против Польши. Об этом впервые было упомянуто в телеграмме статс-секретаря германского МИД Э. Вайцзеккера Ф. Шуленбургу от 25 августа, в которой сообщалось, что И. Риббентроп просит посла неотложно встретиться с В. Молотовым и попросить его, чтобы вновь назначенные советские ответственные лица без промедления заняли свое место в Берлине.
Следующей важной военной проблемой, которая крайне беспокоила Берлин накануне нападения на Польшу, были опасения, что СССР не захочет выполнять свои обязательства по секретному протоколу и занимать отведенную ему часть Польши. В инструкциях Э. Вайцзеккера Ф. Шуленбургу от 27 августа говорилось о том, чтобы последний осторожно выяснил в Москве, действительно ли СССР собирается отвести свои войска от польской границы, как это сообщалось в западной прессе, а если это так, то не сможет ли Москва отменить это решение, чтобы потом серьезно помочь Польше. На следующий день статс-секретарь вновь настойчиво просил посла отчитаться по этому вопросу.
В целом в течение 28 августа между МИД в Берлине и немецким посольством в Москве состоялся обмен 4-мя посланиями на тему якобы объявленного отвода советских войск от польской границы. Отвечая на послание Э. Вайцзеккера, Ф. Шуленбург докладывал в Берлин, что В. Молотов высмеял сообщения зарубежной прессы об отводе советских войск от польской границы. В ответ на телефонный запрос И. Риббентропа Ф. Шуленбург подготовил меморандум для берлинского МИД, в котором утверждал, что сообщения зарубежной прессы об отводе были неверными. Советские войска на польской границе не только не были сокращены, а, наоборот, увеличены. Последним документом на эту тему была телеграмма Э. Вайцзеккера немецкому посольству в Москве от 28 августа, в которой со ссылкой на запрос И. Риббентропа советской стороне предлагалось опубликовать сообщение о концентрации войск Красной армии на польской границе.
29 августа Ф. Шуленбург направил секретную телеграмму в Берлин о том, что, по мнению всех военных атташе в Москве, советские войска в полной боевой готовности сконцентрированы на западной границе. Буквально через минуту германское посольство направило новое послание в МИД за подписью Э.-А. Кёстринга и Ф. Шуленбурга. В нем, со ссылкой на главного военного атташе X. Меллентина, говорилось, что по информации из советских военных кругов командование Красной армии не собирается предпринимать никаких специальных мероприятий на польской границе, так как там войска всегда были в боевой готовности. Уже через несколько часов Ф. Шуленбург отослал очень подробную телеграмму немецкому МИД о том, что он сделал срочное представление В. Молотову о необходимости официального опровержения сообщений зарубежной прессы о будто бы объявленном отводе советских войск в количестве 250 тыс. человек от польской границы.
На сигналы из Минска от польского консула К. Рудского и сообщения прессы о передислокации советских войск с территории Белоруссии на Дальний Восток еще раньше отреагировали в Польше. Об этом свидетельствует письмо вице-директора политического департамента Министерства иностранных дел Польши во Второй отдел Генерального штаба польской армии от 22 августа с просьбой проверить информацию об отходе войск Белорусского специального военного округа.
30 августа Ф. Шуленбург обстоятельно информировал Берлин о содержании заявления ТАСС, которое опровергало сообщения зарубежной прессы об отводе советских войск от польской границы. Наоборот, как уведомляло ТАСС, советское Верховное главнокомандование приняло решение увеличить количество гарнизонов на западных границах СССР "в связи с усилением напряженности на восточных территориях Европы". В тот же день Ф. Шуленбург сообщал в Берлин о том, что из-за временного отсутствия В. Молотова в Москве он не имел возможности еще раз напомнить ему о настойчивой просьбе И. Риббентропа по поводу неотложного прибытия советских военных представителей в Берлин. 30 августа немецкий посол уведомил Берлин, что новый советский военный атташе и другие офицеры, как официально информирует советская сторона, отправятся в Берлин 31 августа.
31 августа директор политического департамента МИД Германии Э. Вёрман, ссылаясь на информацию Ф. Шуленбурга, доложил, что советская военная делегация отъедет из Москвы 1 сентября. И. Риббентроп предлагал опубликовать в Берлине и Москве индентичные коммюнике о ее прибытии в Берлин.
1 сентября, в день, когда началась германская агрессия против Польши. Ф. Шуленбург подготовил меморандум, в котором говорилось, что начальник штаба германских военно-воздушных сил обратился с просьбой к наркому радиосвязи СССР, чтобы радиостанция в Минске посылала сигнал-вызов "Рихард Вильгельм 1,0" в перерывах между радиопрограммами и повторяла слово "Минск" как можно чаще во время трансляции передач. Немцы также просили ответить, когда и с какого конкретного времени начнутся необходимые им трансляции минской радиостанции.
В этот же день в немецком МИДе был подготовлен отчет о телефонном разговоре с Ф. Шуленбургом, в котором сообщалось, что до прибытия советских офицеров непосредственно в Берлин советское правительство не желает публиковать никаких сообщений об этом событии.
На следующий день Ф. Шуленбург сообщал на Вильгельмштрассе, что В. Молотов по-прежнему не считает желательным публиковать коммюнике о советской военной миссии даже после прибытия офицеров в Берлин, опасаясь за их безопасность. По мнению советского правительства, в прессе обеих стран достаточно упоминания о назначении нового советского военного атташе.
3 сентября И. Риббентроп вновь направил подробную и строго секретную телеграмму Ф. Шуленбургу о том, что он предвидит быстрый разгром польской армии и последующую оккупацию территории, обозначенной в Москве как немецкая сфера интересов. Однако военные обстоятельства требуют продолжения немецкого наступления против польских вооруженных сил, находящихся в советской сфере интересов. И. Риббентроп инструктировал посла, чтобы тот обсудил с В. Молотовым вопрос, насколько СССР хотел бы воевать против этих польских сил и оккупировать советскую сферу интересов самостоятельно. Это, по словам И. Риббентропа, было бы не только помощью немцам, но и соответствовало бы московским соглашениям (имелись ввиду секретный протокол к договору от 23 августа, просьба Молотова о внесении изменений в пункт 2 секретного протокола от 24 августа и согласие Германии удовлетворить эту просьбу от 27 августа) и советским интересам. В телеграмме также содержалось пожелание, чтобы Ф. Шуленбург определил степень вероятности обсуждения этого вопроса с советскими офицерами, которые только что прибыли в Берлин, а также позицию советского правительства по этому вопросу в целом.
В этот же день немецкий посол поставил перед В. Молотовым вопрос о готовности для СССР "в удобный момент занять часть Польши, которая была отнесена к "русской сфере влияния". Для оказания давления на советское руководство германские войска 9 сентября 1939 г. перешли демаркационную линию, установленную секретным протоколом, заняли Брест и стали двигаться дальше на Восток.
10 сентября В. Молотов во время встречи с Ф. Шуленбургом заявил: в связи с тем, что "Польша разваливается на куски", Советский Союз должен прийти на помощь украинцам и белорусам, которым "угрожает" Германия. Он честно пояснил немецкому послу суть этой мотивировки: "Такая причина представит интервенцию Советского Союза пристойной в глазах масс и даст Советскому Союзу возможность не выглядеть агрессором". Однако в телеграмме Ф. Шуленбургу от 15 сентября И. Риббентроп выразил недовольство подобной трактовкой, и отметил, что это "не соответствует реальным немецким устремлениям, которые ограничены исключительно хорошо известными немецкими жизненными интересами", а также противоречит соглашениям, которые были достигнуты в Москве.
14 сентября газета "Правда" опубликовала статью "О внутренних причинах военного поражения Польши", в которой констатировалось, что угнетение и неравноправное положение национальных меньшинств стали источником слабости польского государства и внутренней причиной ее поражения. Особое внимание обращалось на бесправное положение 11 миллионов украинцев и белорусов.
В. Молотов на встрече с Ф. Шуленбургом 16 сентября признал, что предложенное советским правительством обоснование интервенции в Польшу содержит обидную для немцев формулировку, но просил учесть, что СССР оказался в очень деликатной ситуации: "Советское правительство, к сожалению, не видело какой-либо другой причины, так как до этого Советский Союз не беспокоился о своих меньшинствах в Польше и должен был так или иначе оправдывать за границей свое теперешнее вмешательство". Он также отметил, что теперь уже нет потребности в совместном советско-германском коммюнике по случаю начала советской акции в Польше. В. Молотов сказал, что советское правительство намерено следующим образом мотивировать свои действия: "Советский Союз считает своим долгом вмешаться для защиты своих украинских и белорусских братьев и дать возможность этому несчастному населению работать спокойно".
Опубликованные в последние годы польские дипломатические документы о сентябрьских событиях 1939 г. еще раз подтверждают, что вступление Красной армии в Польшу оказалось полной неожиданностью для ее политических и военных кругов. Шифрованная телеграмма польского посла в Москве В. Гжибовского Министерству иностранных дел Польши от 14 сентября была посвящена статьям в советской прессе о восстании в Восточной части Малой Польши и "волнениях белорусов, которые стремятся к созданию самостоятельной республики". Эта информация, писал В. Гжибовский. полученная якобы из Берлина, распространялась среди резервистов в Москве несколько дней тому назад, и поэтому посол придавал ей определенное значение.
В ответ заместитель министра иностранных дел Польши Я. Шембек 16 сентября направил в польское посольство в Москве шифрованную телеграмму следующего содержания: "Шаронов выехал из Каменца 12 числа с.м. в Советы для установления контакта с собственным правительством. Он должен был вернуться через несколько дней. Известий о нем нет. Прошу проверить, когда он возвращается. Перед отъездом разговаривал в дружеском тоне. Все новости о восстаниях на Украине или Белоруссии, в Малой Польше и на Кресах (подчеркнуто в тексте телеграммы. - В. С.) - выдумки, о чем прошу проинформировать советское правительство. Шембек".
Рапорт руководителя разведывательной площадки "Минск", направленный в Варшаву, вероятно, 15 сентября, на основании его личного наблюдения подтверждал спокойствие в районе Минска и отсутствие военного транспорта, передвигавшегося в направлении границы или обратно.
17 сентября 1939 г. в 3 часа утра заместитель наркома иностранных дел СССР В. Потёмкин срочно потребовал к себе польского посла в Москве В. Гжибовского и зачитал ему ноту советского правительства, которую тот отказался принять. В ней говорилось, что поскольку польское государство фактически прекратило свое существование, советское правительство отдало приказ Красной армии перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии. Официально это обосновывалось тем, что Польша стала удобным полем для всяческих случайностей и неожиданностей, которые могут создать угрозу СССР, а действие ранее подписанных советско-польских договоров прекратилось. Утверждение о том, что польское государство фактически перестало существовать, противоречило нормам международного права, так как временная оккупация не могла перечеркнуть факт существования государства как субъекта международного права, который признавался союзниками и нейтральными государствами.
В. Гжибовский срочно направил шифрованную телеграмму польскому МИД о разговоре с В. Потёмкиным, где сообщил, что отказался принять ноту советского правительства из-за указанных в ней мотивов, и выразил категорический протест против ее содержания. В тот же день министр иностранных дел Польши Ю. Бек направил еще несколько шифрованных телеграмм. Одну из них - в польское консульство в Черновцах с указанием срочно передать в Париж, Лондон, Рим, Вашингтон, Токио, Бухарест открытую депешу следующего содержания: "Сегодня советские войска осуществили агрессию против Польши, перейдя границу в ряде пунктов значительными отделениями. Польские отделения оказали вооруженное сопротивление. В связи с перевесом сил ведут бои в отступлении. В Москве мы заявили протест. Эти действия являются классическим примером агрессии".
Позже Ю. Бек сообщил польским посольствам в Париже и Лондоне о том, что В. Гжибовский отказался принять ноту В. Молотова и заявил протест против агрессии. Министр иностранных дел одобрил такую позицию посла и рекомендовал ему покинуть Москву. В телеграмме Ю. Бека далее говорилось: "Польское правительство, которое действует на территории Речи Посполитой в контакте с дипломатическим корпусом, заявило протест против советской инсинуации". Ю. Бек просил заявить правительствам Франции и Великобритании, что польское правительство ждет решительного протеста союзников против агрессии и оставляет за собой право выдвинуть требования в соответствии с существующими у нее с этими государствами договорами.
В сообщении посольства Польши в Лондоне от 17 сентября в связи с нотой председателя СНК и наркома иностранных дел СССР В. Молотова советские действия квалифицировались как акт "прямой агрессии" и нарушение Советским Союзом своих международных обязательств, отвергались как надуманные приведенные в советской ноте причины этой акции (якобы "польское правительство перестало существовать и покинуло территорию Польши, оставляя польское население на территории за пределами зоны войны с Германией без защиты"), В сообщении упоминалось о "мощном сопротивлении со стороны польских вооруженных сил", "жестоких боях" около границы в районе Молодечно. Перечислялись международные соглашения, которые нарушил СССР в результате неспровоцированной агрессии против Польши: польско-советский договор о ненападении от 25 июля 1932 г., протокол о продлении этого договора от 5 мая 1934 г., согласно которому он действовал до 31 декабря 1945 г.