28 сентября переговоры продолжились. Советское правительство согласилось ликвидировать так называемый "нос" между реками Нарев и Буга в районе городов Остроленка, Пултуск, Вышково и Остров в пользу Германии и повернуть границу на юг в направлении Буга, не доходя до Остроленки. Риббентропу, однако, не удалось убедить Сталина и Молотова передать Германии город Перемышль, который оказался разделенным рекой Сан между двумя государствами.
О готовности гитлеровского руководства идти на уступки СССР в определении границ и решении вопросов территориально-политического переустройства Восточной Европы свидетельствуют показания командира 12-го армейского корпуса германской армии генерал-лейтенанта В. Мюллера на Нюрнбергском процессе 1946 г. Он сказал, что в сентябре 1943 г. разговаривал с начальником штаба группы армий "Центр" генерал-лейтенантом Г. Кребсом, который в сентябре 1939 г. был членом немецкой делегации на переговорах в Москве. По словам В. Мюллера, Г. Кребс рассказал ему, что "Гитлер дал делегации указание идти во всем навстречу русским. Далее он рассказал, что Риббентроп вообще не проявлял никакого интереса к этнографическим и географическим условиям при проведении границ между Россией и оккупированной немцами Польшей".
Польское правительство в эмиграции энергично протестовало против советско-германского договора о дружбе и границе. Первая нота была вручена послом Польши в Лондоне Э. Рачинским британскому МИД 30 сентября 1939 г. В ней выражалось возмущение действиями "обоих государств-агрессоров", которые "пренебрегают всеми международными обязательствами и всякой человеческой моральностью" говорилось, что Польша никогда не признает "этот акт агрессии". 27 октября польское правительство в эмиграции заявило протест Лиге Наций против договора от 28 сентября с просьбой проинформировать все государства-члены организации об этом договоре, который "фактически содержит положения, обуславливающие раздел территории государства-члена Лиги Наций, являющегося жертвой неспровоцированной агрессии".
28 октября 1939 г руководитель Центрального польского комитета помощи польским беженцам в Румынии полковник Я. Ковалевский направил содержательное письмо премьер-министру польского правительства в эмиграции В. Сикорскому о планах СССР касательно территорий Польши. В этом письме, на наш взгляд, Ковалевский очень точно очертил, во-первых, замыслы Германии и СССР по поводу раздела территории Польши, которые были реализованы в договоре от 28 сентября, во-вторых, советские планы относительно Польши в международном контексте. Я. Ковалевский верно подметил, что замысел демаркационной линии на Висле был направлен на то, чтобы оба агрессора разделили польскую территорию поровну. Однако, продолжает он, Гитлер через И. Риббентропа убедил Сталина, что такое решение создаст очаг вечных конфликтов между Россией и Германией, поскольку обе Польши - одна большевистская, а другая - тоталитарная, притягиваясь одна к другой, будут элементом беспокойства. Как показывают выше приведенные сюжеты советско-германских переговоров от 27–28 сентября, убеждать Сталина в разделе Польши не было надобности, так как он сам имел давние, со времен советско-польской войны 1919–1920 гг., претензии к Польше и использовал ее трудное положение, чтобы окончательно свести счеты.
Вторая часть письма Я Ковалевского была посвящена советским планам относительно Польши, которые выходили за сферу их сотрудничества с Германией. Автор сформулировал несколько тезисов будущей советской политики в польских делах: 1. признание Польшей за СССР белорусских и украинских территорий, которые после 1921 г. входили в состав польского государства; 2. в случае признания "этого захвата" Москва готова поддерживать образование этнографической Польши с возможной ректификацией в ее пользу своей границы; 3. согласие Польши на включение в состав СССР ее территорий неизмеримо облегчит Советам сближение с союзниками Польши (Англией, Францией), поскольку ликвидирует формальную и моральную преграду для постепенного вхождения СССР в антинемецкую коалицию. Формальное признание Польшей и ее союзниками советского захвата будет первым условием возможности СССР стать на путь сближения с Англией и Францией; 4. если это произойдет, тогда СССР будет поддерживать Польшу как независимое государство без устремлений инкорпорировать ее в состав Союза Советских Республик, естественно, при условии благосклонной политики в отношении Советов. "Как бы там ни было, политическое и военное отношение СССР к Германии полностью изменится", - верно прогнозировал Я. Ковалевский в своем письме премьер-министру В. Сикорскому.
Таким образом, установление общности интересов между СССР и Германией, а затем внешнеполитическое сотрудничество обоих государств в польском вопросе прошло в период с 4 июля до 28 сентября 1939 г. несколько этапов.
Первый охватывал время с 4 июля (первого донесения Астахова в Москву об анонимном письме из германского МИД) до 23 августа (подписания Договора о ненападении между СССР и Германией). В этот период произошел взаимный зондаж целей и намерений советской и германской дипломатии, направленный на нормализацию отношений. Как установила советская дипломатия, первым условием улучшения отношений Берлин считал выгодное для него решение польского вопроса. Москва не считала польский вопрос приоритетным, поставив на первый план актуальные задач и двухсторонних советско-германских отношений, прежде всего - экономическое и культурное сотрудничество, а уже затем Польша. При этом СССР предлагал провести переговоры в Москве и решать выше названные вопросы последовательно, один за другим.
После того, как общность интресов СССР и Германии в отношении Польши была достигнута, Берлин взамен на обязательство СССР о ненападении на Германию принял советское предложение о разделе сфер интересов в Восточной Европе и его оформлении в виде дополнительного секретного протокола к Договору о ненападении. Первым пунктом этого соглашения был запланирован раздел Польши.
Второй этап советско-германского внешнеполитического сотрудничества по польскому вопросу охватывает короткий отрезок времени от 23 августа до 1 сентября, т. е. до нападения Германии на Польшу. В это время по инициативе Москвы был уточнен второй пункт секретного протокола об установлении демаркационной линии между СССР и Германией. Главной задачей германской дипломатии было вовлечение СССР в военную подготовку к совместной акции против Польши. При этом Берлин делал акцент на распространении информации о концентрации советских войск на польской границе и дезавуировании сообщений зарубежной прессы об их отводе на восток, а также на то, чтобы вновь назначенные советский посол и военный атташе как можно быстрее заняли свои служебные посты в Берлине. Это было необходимо германской дипломатии для облегчения координации дипломатических и военных действий накануне и в ходе военного похода на Польшу. Берлин был заинтересован в публикации любых сообщений о близости позиций и сотрудничестве между Германией и СССР. Москва, наоборот, желала сохранить в секрете факты сотрудничества и поддержки потенциального агрессора.
Третий этап советско-германского внешнеполитического сотрудничества охватывает время с 1 по 17 сентября (до начала советской военной акции против Польши). События в этот период происходили на фоне быстрого передвижения немецких войск на восток и их приближения к демаркационной линии, установленной секретным протоколом от 23 августа. Берлин всячески торопил вход советских войск в Восточную Польшу и с этой целью оказывал дипломатическое и военное давление на СССР. Москва, наоборот, не торопилась с началом "освободительного похода", так как нуждалась в серьезном обосновании этой акции. Оно было найдено в проблеме восточнославянских национальных меньшинств (украинцев и белорусов), которым якобы угрожала Германия. Этот тезис был решительно отклонен Берлином, который действительно не собирался претендовать на советскую сферу интересов в Польше. В конце концов, советское руководство нашло формулу об угрозе жизни и имуществу украинцев и белорусов в условиях, когда польское государства разваливается на части. Впрочем, прежде чем эта формулировка была озвучена В. Потёмкиным в ноте советского правительства, она была согласована И. Сталиным и В. Молотовым с Ф. Шуленбургом.
Четвертый и последний рассматриваемый в настоящей статье этап сотрудничества Москвы и Берлина в польских делах охватывает период с 17 по 28 сентября (до подписания советско-германского Договора о дружбе и границе). В этот период были скоординированы их военные и дипломатические действия, направленные на реализацию положений секретного протокола (занятие соответствующих территорий) и корректировку разграничения сфер влияния. В ходе московских переговоров оба государства отбросили первоначальные намерения сохранить этнографическую Польшу в урезанном виде и решили полностью поделить ее между собой При этом Сталин и Молотов обеспечили СССР наиболее выгодные границы и не демонстрировали желания идти навстречу немецким партнерам в принципиальных вопросах территориально-политического размежевания с Германией. Со своей строны, Германия и ее министр иностранных дел Риббентроп пошли на далеко идущие, как в начале казалось, уступки СССР, понимая их временный характер. В результате СССР выиграл тактически, обеспечив себе, как представлялось, более выгодные территориально-политические интересы на территориях бывшей Польши и всей Восточной Европы. А стратегически победила Германия, получив совместную границу со своей будущей жертвой агрессии и, как минимум, дружеский нейтралитет СССР на время ее военных кампаний в Западной Европе.
И. Э. Еленская
События 1939–1941 годов в западных областях Белоруссии: устная история
Материалы устной истории вносят значительные коррективы в воссоздание картины прошлого. Воспоминания обычных людей, которые не являлись инициаторами и активными участниками преобразований, происходивших в западных областях Белоруссии после начала Второй мировой войны, а были втянуты в водоворот истории, позволяют в первую очередь осветить не фактологическую сторону событий, а проникнуть в мир индивидуальных и коллективных восприятий, оценок и суждений, что помогает лучше понять изучаемый период истории.
В исследовании использованы воспоминания, которые представляют различные взгляды на установление советской власти и советизацию западных областей Белоруссии в 1939–1941 гг. Данные источники можно сгруппировать, учитывая позицию респондентов, их просоветскую или антисоветскую настроенность. В собранных материалах устной истории запечатлены наиболее яркие события, врезавшиеся в память респондентов, многие из которых были в то время подростками. Респонденты очень разные, у некоторых пара классов образования, есть со средним специальным и высшим, есть люди, всю жизнь проработавшие в колхозе, а есть учителя, шоферы, рабочие, завхозы, бригадиры и пр., даже один протоиерей. Многие респонденты живут в тех же деревнях и городах, где жили в 1939–1941 гг. Не берусь пока выявить какие-то связи между социальным положением, образование и пр. характеристиками респондентов и их оценками событий 1939–1941 гг. поэтому и не останавливалась на этом вопросе.
Воспоминания о вступлении частей Красной армии на территорию западных областей Белоруссии передают интересные детали, эмоционально окрашены и содержат оценочные суждения. Большинство респондентов отмечают, что прихода частей Красной армии ожидали с нетерпением. События сентября 1939 г. - нападение Германии на Польшу, отступление польских войск, перспективы оказаться в зоне военных действий и под немецкой оккупацией - вызывали у населения Западной Белоруссии страх, поэтому Красную армию многие белорусы встречали с искренней радостью, возлагая на советскую власть большие надежды и ожидая перемен к лучшему. Старшее поколение отчасти идеализировало всех русских (разницы между понятиями "русские" и "советские" для жителей Западной Белоруссии практически не было), исходя из собственного опыта: в годы первой мировой войны многие белорусы-беженцы оказались на российской территории и с благодарностью говорили об оказанной в те годы помощи. Это отношение к "русским" отчасти восприняли представители младших поколений. Как вспоминают респонденты, обычными атрибутами встречи Красной армии были хлеб-соль, цветы и так называемые "брамы" - специально возведенные символические арки, украшенные приветственными лозунгами.
Часть респондентов вспоминает о красноармейцах с симпатией, давая им положительные характеристики. Люди понимали, что вступление Красной армии на территорию Западной Белоруссии - это приговор польской власти на "кресах всходних". Белорусы чувствовали себя в польском государстве людьми второго сорта, многие болезненно воспринимали привилегии поляков и ущемление своих прав. Часть респондентов характеризует поляков как заносчивых, высокомерных, настроенных по отношению к другим этническим группам враждебно:
"Для панов мы были люди второго сорта, они считали нас глупыми, поэтому общались с нами мало. Особенно предвзято относились к нам паничи. Они были всегда высокомерны и одним своим видом показывали свое превосходство над нами".
"Поляки были в принципе такие же люди, как и мы, только относились к нам с большим высокомерием. Поляки считали себя "завоевателями", а белорусов, естественно, покоренными. Поведение тогдашнего поляка можно сравнить с нынешними "новыми русскими", т. е. они - самые лучшие, у них есть все и им все можно, а с простыми людьми можно не считаться, называли нас "быдлом".
"Поляки были очень гордые, ставили себя выше остальных".
"Образ поляка в глазах белорусского населения, конечно, был негативным. Характерны такие черты, как высокомерие, пренебрежение к белорусскому населению, гордость. Называли белорусов "хамами", в редких случаях, когда угодишь поляку, то "пане господажу". Привилегиями поляки пользовались. В Бресте на хорошую работу нельзя было устроиться, все должности занимали поляки".
"При поляках лучше было жить полякам. Они оккупировали всю Белоруссию, ну, а мы считались их. рабами".
"Поляков было очень много… Они получали престижную работу, могли поступать в более престижный учебные заведения. Поляки к людям своей национальности относились гораздо лучше. Хуже всего относились к белорусам. К евреям лучше, так как они были богаче. Поляки считали себя более культурной нацией, себя они называли "панове". А белорусов презрительно - "мужики", "голодранцы", "быдло".
"Белорусы были загнаны, как мыши в норы… Кацапами нас называли. Поляки гнать коров не пускали около своих домов. А дорога была, нужно было гнать в Чертово, все называли так болото. И не давали, останавливали, выходили и хоть куда хочешь, хоть на самолет коров сажай. Они с белорусами никаких дел не имели. Они если бы могли, то придушили этих белорусов. Купили землю и сидели на своей земле. Зачем им кто".
Для обиженных польской властью вступление Красной армии ассоциировалось с началом новой жизни, с надеждами на скорое восстановление национальных прав и установление социальной справедливости. В воспоминаниях просоветски настроенных респондентов отражено то праздничное настроение, которое охватило жителей западных областей Белоруссии во время встречи частей Красной армии. Расположение местных жителей вызывало то, что красноармейцы с сочувствием относились к белорусам, которые долго находились под властью Польши. Кроме того, советские солдаты и командиры, в отличие от польских, вступали в разговоры, вели себя демократично, что было необычно для местных жителей, привыкших к соблюдению субординации в общении с военными и представителями властей:
"Встреча Красной армии проходила с массовой торжественностью. Все мы - встречающие - считали обязательным приколоть красный платочек на костюм. Русский язык, русские манеры - пришли свои люди… Мы встречали танковые подразделения. Осматривали мощь машин, поскольку таких громадин мы никогда не видели. Командиры и солдаты были весьма общительны и разговорчивы".
"Советские офицеры и солдаты ходили к нам в гости. Были многие очень доброжелательны, вежливо обращались. Haшa семья со многими подружилась… Вообще советские солдаты и офицеры рассказывали о том, что в СССР все очень хорошо, богатая жизнь, люди довольны всем".