В польской историографии в последние годы зазвучали голоса, утверждающие, что отклонение Польшей предложения Гитлера было безрассудным, неправильным решением. Самый выдающийся сторонник этой точки зрения, Павел Вечоркевич, умерший в начале 2009 г., констатировал: "Хотя принятие требований Фюрера и привело бы к постепенной вассализации Польши, но все же оградило бы страну и от четвертого раздела, и от сентябрьского поражения, и, наконец, от зверств обеих оккупаций". Единственная трудность в 1939 г., по его мнению, заключалась, в том, что такая основательная переориентация политики требовала подкрепления ее авторитетом, которого не имели тогда ни министр Бек, ни маршал Эдвард Рыдз-Смиглы, ни президент Игнацы Мосьцицкий. Большинство польских историков относится критически к этой гипотезе. Станислав Жерко из Западного Института в Познани дал такую оценку: "Принятие немецкого предложения означало бы для польского народа шаг в пропасть". Такого же мнения придерживается известный историк и публицист Фома Лубеньский: "Парад перед Гитлером на Красной площади как следствие польско-немецкого союза закончился бы несравнимо хуже. Третий Рейх должен был проиграть, потому что имел идею только о немецком, или, более широко - расистском нордическом мире. А другим расам или народам мог предложить разные категории рабства. Следовательно, союз с Гитлером окончился бы для Польши не только поражением, но и позором участия в борьбе с целой европейской цивилизацией, к которой ведь себя причисляли поляки".
В ситуации, когда ухаживания за Польшей неожиданно для Адольфа Гитлера закончились неудачей, он начал искать новых союзников, что и использовал Иосиф Сталин, обеспокоенный уступками западных держав Германии. Результатом явилось германо-советское соглашение, которое вошло в историю как пакт Молотова - Риббентропа. Таким образом, как пишет русский историк Сергей Случ, "Сталин, наконец, достиг давно желанной цели, которой являлось соглашение с национал-социалистической Германией. Более того, заключил с Гитлером договор на условиях, о каких он даже не смел мечтать". Тогда казалось, что благодаря соглашению Советский Союз получал только выгоду: как кратковременные (отодвигал момент возможного втягивания в войну), так и долгосрочные - получал значительные территориальные приобретения, которые были бы невозможны в случае действий, направленных на сохранение status quo.
Сточки зрения интересов Польши, подписание пакта, а точнее, секретного протокола, который делил сферы влияния в Центрально-Восточной Европе между СССР и нацистской Германией, с самого начала было очень невыгодным событием. Вдобавок Польша не ориентировалась в содержании тайного протокола, хотя информацией на эту тему владели как американцы (передавшие ее англичанам), так и французы. Вероятно, союзники не поделились этими известиями с польскими властями, чтобы не ослаблять в Польше дух борьбы.
Уже с первых дней нападения Германии на Польшу Гитлер оказывал давление на СССР с тем, чтобы Красная армия перешла восточную границу Речи Посполитой. Сталин, хотя и выразил согласие на мелкие формы сотрудничества с немецкой армией (например, помощь в наведении на цель самолетов Люфтваффе), не хотел ввязываться в сомнительную пока "авантюру". Здесь надо добавить, что, по мнению многих историков, если бы в сентябре 1939 г. Франция и Великобритания полностью выполнили свои союзнические обязательства по отношению к Польше (это значит, в течение 15 дней направили все силы против Германии), то Гитлер до конца 1939 г войну бы проиграл. Однако уже 12 сентября 1939 г. на заседании высшего военного совета во французском городке Аббевиле англичане и французы отказались от планов немедленного наступления против немцев. Вдобавок они не сообщили об этом решении ожидающей помощи Польше. Зато информацию получила советская разведка, и это стало сигналом для СССР о том, что можно уже без риска перейти рижскую границу (некоторые историки обращают внимание на подписание в это время Советским Союзом соглашения с японцами на Дальнем Востоке, но, думается, что для европейских событий это имело второстепенное значение).
Польское руководство было застигнуто врасплох решением СССР о переходе рижской границы, которое обосновывалось необходимостью защиты украинцев и белорусов. Дезориентированный главнокомандующий маршал Эдвард Рыдз-Смиглы издал тогда знаменитую директиву: "С большевиками в бой не вступать, кроме как в случае нападения с их стороны или попытки разоружения". Помня об этом приказе, трудно подвести серьезный баланс потерь в польско-советских столкновениях в сентябре 1939 г., а особенно сравнивать их с потерями в польско-немецких боях. В северо-восточных районах Польши, тем не менее, дело дошло тогда до нескольких столкновений большого масштаба, таких, как бои за Гродно 20–21 сентября, или битва с танковыми частями под Кодзёвцами (недалеко от Сопоцкина), входе которой Красная армия потеряла более 20 танков, что с перспективы более поздних этапов Второй мировой войны не является чем-то экстраординарным, но в сентябре 1939 г. впечатление произвело.
Во время овладения землями Речи Посполитой Красная армия совершила ряд военных преступлений. Чаще они носили характер возмездия за упорную оборону польской стороны, которая вела к потерям, как, например, в Гродно, где после занятия города расстреляли около трехсот его защитников. Расстреляли также (в Макранах недалеко от Бреста) около 150-ти отступающих матросов Пинской флотилии, а недалеко от Сопоцкина командующего округом третьего корпуса генерала Юзефа Ольшина-Вильчиньского и его адъютанта. Здесь мы не анализируем отдельные случаи убийств и грабежей, которые неизбежно сопутствуют всем войнам. Можно привести также примеры, когда вступление Красной армии успокаивало ситуацию и улучшало состояние безопасности, так как прекращало самовольную деятельность разных революционных комитетов, возникших при известии о переходе Советской армией польской границы.
До сих пор не известно, в какой степени это была просто спонтанная акция сохранившихся в регионе, несмотря на роспуск Коминтерном в 1938 г., Коммунистической партии Польши (КПП) и ее автономных секций (Коммунистической партии Западной Белоруссии (КПЗБ) и Коммунистической партии Западной Украины (КПЗУ)), коммунистических структур, а на сколько результат деятельности агентурной сети, получившей сигнал из Москвы. Фактически, несмотря на роспуск КПЗБ, формальное отсутствие центрального и окружного руководства, контакты между различными ячейками существовали, а в конце августа 1939 г. активизировались. Интересную информацию на эту тему дает рукопись 1979 г коммунистического функционера тогдашнего Полесского воеводства В. Ласковича, а особенно описанная им деятельность Ивана Тарасюка Иван Тарасюк, в начале 30-х годов - комиссар полка в Ленинграде, выпускник Ленинградской военной академии, в 1932 г. был направлен Коминтерном на работу в КПЗБ. Вскоре после прибытия в Польшу его разоблачили как коммунистического деятеля и осудили на тюремное заключение. После выхода на свободу в 1937 г, он был избран секретарем окружного комитета КПЗБ в Бресте над Бугом, последним по счету в этой организации. После роспуска КПЗБ жил в Варшаве, но выехал оттуда 15 августа 1939 г., прибыл в окрестности Бреста и начал создавать "нелегальные отделения". Согласно В. Ласковичу, уже 1 сентября 1939 г. в районе Жабчиц был создан "штаб повстанческого движения" во главе с Тарасюком. Еще до 17 сентября во многих местностях появились ревкомы или группы для зашиты деревни. Начиная с 12 сентября, Тарасюк решил переместить повстанческие группы в направлении Пинска, чтобы овладеть этим городом - по дороге 14 сентября в Молотковичах была занята железнодорожная станция. Также, например, в районе Баранович уже около 12 сентября начали возникать "повстанческие группы". Проблема инспирации этих действий разведывательными структурами СССР требует основательного исследования.
На некоторых территориях деятельность разных "революционных комитетов" начала принимать кровавый характер, а их репрессии коснулись не только поляков, но и православных белорусов. Так, в местности Зельва (повет Гродно) среди убитых были ксендз католического прихода Ян Крыньский и православный священник Давид Якобсон. Белорусы, которые критически относились к деятельности этих комитетов, или просто противились убийствам, стали жертвами и в других районах.
Как вспоминает один из жителей белорусской деревни Курпики Гродненского повета по поводу убийств военных осадников, "большинство людей было против того, что творили люди из банды Арчукевича, но они были не в стоянии их остановить, потому что эти, в основном пьяные, разбойники грозили смертной казнью всем, кто будет помогать поселенцам!". Тем не менее, жители близлежащей деревни Савалювка спрятали нескольких польских осадников, спасая им жизнь.
Порой в публикациях историков, особенно западных, можно встретить утверждение, что после 17 сентября 1939 г. на северо-восточных землях с инспирации польских властей прошли погромы еврейского населения. Этот тезис не находит никакого фактического подтверждения. В то время имели место только действия, направленные на усмирение антигосударственных выступлений коммунистических групп, в которых значительный процент составляла еврейская молодежь. В июне 1940 г. советский суд в Гродно вынес приговор 11 лицам за участие в подавлении коммунистического бунта в этом городе. Данная акция была коварно названа коммунистической властью "антисемитским погромом", но о бессмысленности такой оценки свидетельствует хотя бы тот факт, что среди осужденных был еврей Борух Кершейнбэйм (смертная казнь) .
После подписания 28 сентября 1939 г. германо-советского договора о границах и проведения формальной процедуры присоединения занятых земель к советским республикам, оказалось, что граница БССР проходит почти на 100 км западнее, чем определяли ее даже самые далеко идущие планы белорусского национального движения БССР охватила и западную часть тогдашнего Белостокского воеводства, где вообще не проживали белорусы, а поляки составляли около 90 % населения. Если взять во внимание все северо-восточные земли (вместе с Виленщиной, переданной Литве), то поляки составляли на этой территории около 45 % жителей и были самой большой национальной группой. На втором месте находились белорусы - около 40 %, а на третьем - евреи (почти 10 %), численность которых осенью 1939 г. резко возросла вследствие прибытия на эти территории многотысячной толпы беженцев из центральной Польши. В вопросе оценки национальной структуры северо-восточных земель Польши мы имеем дело с двумя тенденциями: в части польских публикаций занижается доля национальных меньшинств, а в белорусских, наоборот, преуменьшается удельный вес поляков.
В Белостокской области, которая, с точки зрения национальной структуры, была самой "польской" (поляки составляли более 60 % жителей, белорусы - около 20 %, а евреи - 13 %), самые важные посты оказались заняты людьми, прибывшими с востока, так называемыми "восточниками". До 10 октября 1940 г. на работу в различные учреждения области с востока прибыло более 12 тысяч человек, в том числе свыше 9 тысяч - на руководящие посты (за исключением милиции, НКВД и органов правосудия). Были это, главным образом, белорусы (44 %), русские (34 %) и евреи (16 %). С другой стороны, стоит заметить, что среди зарегистрированных по области бывших членов коммунистической партии (КПП и КПЗБ) только половина была принята на руководящие посты в советские учреждения. Особенно удивительным, вопреки бытующему мнению, было присутствие в аппарате власти евреев. Подтверждают это другие статистические данные, касающиеся Белостокской области: в органах исполнительной власти на уровне района белорусы составляли 65 %, поляки - 15 %, русские и евреи - по 10 % (по состоянию на 30 декабря 1940 г.). Среди работников милиции области в октябре 1940 г. 63 % были белорусами, 20 % - русскими, 11 % - евреями, а 4 % - поляками.
В исследованиях, опубликованных в последние годы, появились также новые оценки, касающиеся сотрудничества местного населения с советскими властями. Наиболее убедительно это показано в работах Кшиштофа Ясевича, который, обращаясь к достаточно распространенному тезису о массовой поддержке советской власти евреями и белорусами, констатировал, что в этом вопросе "польское воображение подавлено эмоциями" По мнению К. Ясевича, только около 13 % местных евреев были враждебно настроены к Польше и полякам и искренне желало им всего самого худшего. Остальные вели себя пристойно. Следовательно, утверждение о том, что евреи сотрудничали с Советами охотно, а поляки - только из необходимости, надо рассматривать как демагогическое. Подобные суждения можно отнести и к белорусскому населению.
Многое изменилось и в вопросе оценки репрессий, чинимых советскими властями. Все чаще отмечается, что касались они всех национальных групп, а не только поляков. Стоит, однако, начать с определения масштаба этих репрессий, наиболее характерной формой которых была депортация населения вглубь СССР в северные области России, в Сибирь и в Казахстан. Благодаря проведенным после 1989 г. исследованиям, особенно российских историков из общества Мемориал, удалось установить, что со всех земель, оккупированных СССР, было выслано около 320 тыс. человек, в том числе из так называемой "Западной Белоруссии" 125 тыс. Эти выводы значительно корректируют функционировавшие ранее в историографии оценки численности депортированных, которые чаще всего колебались вокруг 1,5 млн. Несмотря на очевидные доказательства, представленные историками, новое (меньшее) число депортированных с трудом прокладывает дорогу в общественном сознании. Значительно труднее вычислить потери в числе депортированных, или среди всех репрессированных советской властью в целом в 1939–1941 гг. Материалы, находящие в российских архивах, позволяют установить эти потери только до августа 1941 г. Фактические потери можно оценить исключительно на основании исследований, касающихся отдельных местностей на территории нынешнего Подлясского воеводства (бывшее Белостокcкое). Подводя итог детальным исследованиям по разным деревням, гминам, местечкам и приходам, можно констатировать, что не пережили войны около 20 % депортированных, включая в это число лиц, которые после амнистии в августе 1941 г. погибли на боевом пути армии генерала Владислава Андерса (позднее II Польский корпус) или полковника Зигмунта Берлинга (Польская армия в СССР). Вероятнее всего, потери среди депортированных из больших городов семей интеллигенции, непривычных к тяжелой физической работе и трудным бытовым условиям, были несколько большими.
По-прежнему в Польше не известен так называемый белорусский катынский список, то есть перечень 3 870 человек, которые пребывали в тюрьмах "Западной Белоруссии" и были лишены жизни на основании решения Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. Без сотрудничества российской и белорусской сторон восстановление этого списка невозможно.