Линди дождалась, когда Мэй скроется из виду, и только потом начала подниматься по лестнице. Где мое место, думала она, направляясь в свою комнату. А где оно на самом деле? Линди закрыла за собой дверь и прижалась к ней спиной.
Комната была просторная и полная воздуха с двумя широкими окнами, расположенными рядом. На туалетном столике, который достался Линдси от бабушки, расположилась коллекция ракушек, собранных на пляже недалеко от дома. В углу стояла полка с ее детскими книгами. На полу лежал поблекший восточный ковер, который она забрала с собой из нью-йоркской квартиры. Кресло-качалка, купленное на магазинной распродаже в двух кварталах от дома, репродукция Ренуара в раме из художественной галереи Манхэттена. Линдси подумала о том, что ее комната представляет собой отражение двух миров, в которых она жила.
Над кроватью висели бледно-розовые пуанты, которые она надела на свое первое профессиональное соло. Линдси подошла к ним и легонько коснулась пальцами шелковых лент. Она помнила, как завязывала их, и как при этом скручивало живот от волнения. После своего выступления Линдси видела восторг на лице матери и благоговейный трепет отца.
Как будто это было в прошлой жизни, думала Линдси, пропуская ленты сквозь пальцы. Тогда она верила, что возможно все. Пожалуй, какое-то время именно так и было.
Улыбнувшись, Линдси позволила себе вспомнить музыку, движения, магию и эпоху, которые она ощущала, когда ее тело было непринужденным, пластичным и свободным. Реальность уходила на задний план со всеми невыносимыми судорогами, сбитыми в кровь ногами и напряженными мышцами. Как же было возможно снова и снова сгибать собственное тело в неестественные фигуры, которые требовал танец? Но она это делала, она толкала себя к пределу своих возможностей и выносливости. Она отдавала всю себя, принося в жертву свое тело и свои годы. Существовал только танец. Он поглощал ее целиком и полностью.
Покачав головой, Линдси отдернула себя. Это было давным-давно. Сейчас ей нужно думать о других вещах. Она сбросила с себя мокрую куртку и хмуро посмотрела на нее. "Ну и что мне теперь с ней делать?"
Снова вспомнилась вопиющая грубость ее владельца, и Линдси нахмурилась еще больше. Если он хочет получить куртку назад, то может просто прийти и забрать ее. Быстрый осмотр материала и марки одежды сказал ей, что это не та вещь, о которой можно с легкостью забыть. Но вряд ли это ее вина, уговаривала себя Линдси, подходя к шкафу, чтобы взять вешалку. Она бы не забыла вернуть ему куртку, если бы он не разозлил ее так сильно.
Линдси повесила куртку в шкаф и начала снимать мокрую одежду. Она завернулась в толстый синелевый халат и закрыла дверцу шкафа, приказав себе забыть о куртке и ее хозяине. Ни то, ни другое не имеет к ней никакого отношения.
Глава 2
Через два часа родителей встречала уже совершенно другая Линдси Данн. На ней были льняная блузка с высоким воротом и широкая юбка в складку. Все в приглушенных синих тонах. Волосы аккуратно заплетены в косу. Выражение лица спокойное и сдержанное. Сходство с той мокрой, разозленной женщиной к вечеру полностью испарилось. Занятая подготовкой концерта, Линдси совершенно забыла об инциденте под дождем.
Уже были расставлены стулья для родителей, чтобы каждый смог увидеть выступление своего ребенка. Сзади стояли столы с кофе и печеньем. Комната была наполнена шумом разговоров. Это заставило Линдси вспомнить бесчисленные концерты из своего прошлого. Она старалась не спешить, пожимая руки и отвечая на вопросы, но все ее мысли были в соседней комнате, где две дюжины девочек занимались своими пачками и пуантами.
Она нервничала. Несмотря на внешнее спокойствие и улыбку, Линдси нервничала точно так же, как перед каждым своим выступлением. Все же ей удавалось четко отвечать родителям, ведь она отлично знала, что вопросы будут в любом случае. Она переживала все это раньше - сначала, будучи в подготовительной танцевальной группе, потом в младшей, средней и старшей. Теперь же она была учителем. Линдси казалось, что за свою жизнь она пережила все, что только может случиться на подобных концертах. И все же она нервничала.
Из музыкального центра доносились тихие звуки сонаты Бетховена, предназначенные не только для успокоения Линдси, но и для создания нужной атмосферы. Она уговаривала себя, что глупо опытному профессионалу - и авторитетному учителю - беспокоиться по поводу простого выступления. Но эти уговоры ничуть не помогали. Линдси становилась очень восприимчивой, когда дело касалось ее школы и ее учениц. Ей так хотелось, чтобы вечер прошел успешно.
Она улыбнулась, пожимая руку одному из отцов, который - она была уверена - с превеликим удовольствием остался бы дома смотреть бейсбол. Мужчина тайком сунул палец под воротник рубашки, давая понять, что ему неуютно в тугом галстуке. Если бы Линдси была лучше с ним знакома, она бы засмеялась и тихонько посоветовала ему избавиться от ненавистного предмета.
Линдси устраивала такие концерты уже больше двух лет. Ее первым правилом было стараться, чтобы родители чувствовали себя свободно. Потому что родители, чувствующие себя комфортно, были довольны, а это, в свою очередь, привлекало в школу больше учеников. Когда она основала школу, информация передавалась из уст в уста, и до сих пор поток учеников ей обеспечивали рекомендации от соседей соседям и упоминания довольных родителей в разговоре со знакомыми. Теперь это было ее делом, ее жизнью, ее любовью. Линдси считала, что ей очень повезло соединить это все воедино уже второй раз в жизни.
Прекрасно понимая, что многие родители пришли на концерт из чувства долга, Линдси была готова сделать все, чтобы выступления детей им понравились. На каждом концерте она старалась не только изменять программу, но и следить за тем, чтобы у каждой ученицы был сольный номер, учитывающий ее таланты и возможности. Линдси понимала, что не все матери так амбициозны, как Мэй, и не все отцы так поддерживают своих дочерей, как это делал ее отец.
Но они все же пришли, думала она, оглядывая свою студию, наполненную людьми. Они приехали сюда, несмотря на дождь, пожертвовав при этом просмотром любимых телепередач и послеобеденным отдыхом на диване. Линдси улыбнулась, в который раз тронутая незамеченной самоотверженностью родителей по отношению к своим детям.
В такие моменты Линдси думала о том, что она рада вернуться домой, рада, что решила остаться. Она, конечно, любила Нью-Йорк, его быстрый ритм жизни, его требовательность, постоянное волнение, но сейчас ей больше нравились простые радости маленького сплоченного городка с тихими улочками.
Все в этой комнате знали друг друга если не по имени, то хотя бы внешне. Мама одной из старших учениц была няней Линдси почти двадцать лет назад. Тогда она заплетала волосы в длинный хвост, вспомнила Линдси, смотря на женщину с короткой стильной прической. В этот хвост были вплетены разноцветные нити, которые качались при ходьбе, и Линдси это очень нравилось. Такие воспоминания согревали ее и успокаивали нервы.
Возможно, каждый человек должен уехать на какое-то время, а затем вернуться в родной город уже взрослым, вне зависимости от того, готов он осесть здесь снова, или нет. Наблюдение за людьми, которых знал еще в детстве, с точки зрения взрослого человека таило в себе множество открытий.
- Линдси.
Линдси обернулась поприветствовать бывшую одноклассницу, которая теперь была матерью одной из ее самых младших учениц.
- Привет, Джеки. Ты прекрасно выглядишь.
Джеки была привлекательной, активной брюнеткой. Линдси помнила, что в школьные годы она состояла в невероятно большом количестве клубов.
- Мы ужасно нервничаем, - призналась Джеки, имея в виду себя, свою дочь и мужа.
Линдси проследила за взглядом Джеки и увидела в другом конце комнаты бывшую школьную звезду легкой атлетики, а ныне страхового агента, за которого Джеки вышла замуж через год после окончания учебы. Мужчина разговаривал с двумя пожилыми парами. Линдси с улыбкой подумала, что все бабушки и дедушки тоже были здесь.
- Вы должны нервничать, - ответила ей Линдси. - Это традиция.
- Я надеюсь, она справится, - сказала Джеки, - для ее же блага. И еще ей так хочется удивить своего папочку.
- Она справится, - заверила Линдси, в качестве поддержки сжимая руку Джеки. - Они все так прекрасно выглядят. Спасибо тебе за помощь с костюмами. У меня еще не было возможности поблагодарить тебя.
- О, я все делала с удовольствием, - ответила Джеки, затем оглянулась, снова посмотрев на свою семью. - Бабушки и дедушки, - сказала она в полголоса, - могут быть ужасающими.
Линдси тихо засмеялась, зная, что эти бабушки и дедушки души не чают в крошечной балерине.
- Давай, смейся, - презрительно сказала Джеки, но на ее лице появилась легкая самоуничижительная улыбка. - Тебе пока что не надо беспокоиться о бабушках и дедушках. Или другой родне мужа, - добавила она будто специально зловещим тоном. - Кстати, - голос Джеки резко изменился, что заставило Линдси тут же насторожиться. - Мой кузен Тод… ты помнишь его?
- Да, - осторожно ответила Линдси, когда Джеки замолчала.
- Он будет в городе проездом через пару недель. - Она одарила Линдси невинной улыбкой. - Он спрашивал о тебе, когда звонил последний раз.
- Джеки… - начала Линдси, намереваясь быть непреклонной.
- И если он пригласит тебя на ужин, почему бы тебе не согласиться? - продолжала Джеки, как ни в чем не бывало, не давая Линдси возразить. - Он был так увлечен тобой в прошлом году. У него замечательный бизнес в Нью-Хэмпшире. Скобяные изделия, я уже тебе рассказывала.
- Я помню, - быстро ответила Линдси.
Одним из недостатков незамужней жизни в маленьком городке была необходимость уворачиваться от попыток сватовства со стороны доброжелательных друзей. Теперь, когда Мэй чувствовала себя лучше, попыток стало больше. Линдси знала - чтобы остановить общий потоп, нужно заткнуть локальный прорыв. Она должна быть непреклонной.
- Джеки, ты же знаешь, как я занята…
- Ты проделала здесь прекрасную работу, Линдси, - быстро сказала Джеки. - Девочки так любят тебя, но ведь женщине нужно отвлечься время от времени? Ведь между тобой и Энди нет ничего серьезного?
- Нет, конечно, нет, но…
- Тогда нет никакого смысла хоронить себя.
- Моя мама…
- Она так хорошо выглядела, когда я на днях завозила костюмы к вам домой, - безжалостно продолжала Джеки. - Так приятно снова видеть ее на ногах. Она, наконец-то, немного прибавила в весе, как я заметила.
- Да, но…
- Тод будет в городе через две недели во вторник. Я скажу ему, чтобы он позвонил тебе, - сказала Джеки, затем быстро повернулась и умчалась к своей семье.
Линдси наблюдала за ее отступлением со смесью раздражения и веселья. Она пришла к выводу, что бесполезно пытаться переиграть того, кто не дает тебе закончить предложение. Ну что ж, подумала Линдси, вечер с кузеном бывшей одноклассницы, у которого нервный голос и влажные ладони - это не так уж плохо. Ее календарь не забит встречами, и нельзя сказать, что привлекательные мужчины выстраиваются в очередь у ее дверей.
Линдси задвинула перспективу ужина-свидания в дальний угол. Сейчас не время об этом беспокоиться. Надо думать о своих ученицах. Она пересекла студию и пошла в раздевалку. Хотя бы здесь, наконец-то, ее власть была абсолютной.
Попав внутрь, она прижалась спиной к закрытой двери и глубоко, и медленно вздохнула. Казалось, перед ней ад кромешный, но это был тот хаос, к которому она привыкла. Девочки оживленно разговаривали, помогая друг другу с костюмами или пытаясь в последний раз повторить свои движения. Старшие ученицы не спеша выполняли плие, пока две пятилетние девочки играли в перетягивание каната балетными туфельками. Все вокруг представляло собой общепринятую закулисную путаницу.
Линдси выпрямилась, ее голос раздался по всей раздевалке.
- Минуту внимания, пожалуйста. - Мягкий тон пронесся сквозь разговоры, и все взгляды обратились к ней. - Мы начинаем через десять минут. Бэт, Джози, - кивнула она двум старшим ученицам, - помогите самым маленьким.
Линдси посмотрела на свои часы, задаваясь вопросом, почему же их пианистка так опаздывает. В самом худшем случае ей придется использовать музыкальный центр.
Она присела, чтобы поправить колготки на одной из младших учениц, в то же время отвечая на вопросы и успокаивая других.
- Мисс Данн, вы ведь не позволите моему брату сидеть в первом ряду? Он корчит рожи. Ужасные рожи.
- Он во втором ряду с конца, - проговорила Линдси, несмотря на то, что ее рот был занят кучей булавок, так как она заканчивала поправлять растрепанную прическу.
- Мисс Данн, я волнуюсь из-за второй группы жете.
- Просто делай все как на репетиции. Ты справишься.
- Мисс Данн, у Кейт ногти накрашены красным лаком.
- Хмм.
Линдси снова посмотрела на часы.
- Мисс Данн, по поводу фуэте…
- Пять, не больше.
- Нам нужен сценический грим, чтобы никто не заметил нашего провала, - жаловалась одна из маленьких балерин.
- Нет, - решительно ответила Линдси, подавляя улыбку. - Моника, хвала богам! - тут же произнесла она с облегчением, когда в открывшуюся заднюю дверь вошла привлекательная девушка. - Я уже собиралась идти за музыкальным центром.
- Прости, я опоздала.
Моника весело улыбнулась, захлопнув дверь за спиной.
Моника Андерсон в свои двадцать была привлекательной, пышущей здоровьем девушкой. Ее светлые кудрявые волосы обрамляли веснушчатое лицо с большими карими глазами. У нее было длинное, спортивное тело и самое чистое сердце среди всех людей, которых знала Линдси. Она подбирала бездомных кошек, всегда выслушивала обе стороны в любом споре и никогда не думала о людях плохо, даже если сталкивалась с кем-то в неприятных обстоятельствах. Линдси любила ее за простоту и доброту.
Еще Моника обладала истинным даром игры на пианино. Она всегда держала ритм, играла классику чисто, без приукрашиваний, которые могли отвлечь танцоров. Но при этом она совершенно не заботилась о пунктуальности.
- У нас всего пять минут, - напомнила Линдси, когда Моника направилась к двери.
- Нет проблем. Я всего на секунду. Это Рут, - продолжила она, указывая на девушку, стоящую по другую сторону двери. - Она балерина.
Взгляд Линдси перешел от высокой крепкой блондинки к изящной девушке.
Экзотические, миндалевидные глаза и полный рот. Треугольное лицо обрамляли черные прямые волосы длиной до лопаток. Черты лица непропорциональны, и, если по отдельности они ничем не выделялись, то, сочетаясь, просто поражали. Перед Линдси стояла девушка на грани женственности. Ее поза была простой и свободной, но в темных глазах отражалось нечто, выдающее неуверенность и волнение. Улыбка Линдси потеплела, когда она протянула руку.
- Здравствуй, Рут.
- Я пойду, сыграю маленькую увертюру и утихомирю всех, - сказала Моника, но как только она повернулась к двери, Рут схватила ее за рукав.
- Но Моника… - запротестовала Рут.
- Ах, да, Линдси, Рут хотела с тобой поговорить. - Моника одарила ее веселой, открытой улыбкой и снова повернулась к двери. - Не волнуйся, - сказала она девушке. - Линдси очень милая. Я тебе говорила. Рут просто немного нервничает, - произнесла она, уже закрывая за собой дверь, ведущую в студию.
Развеселившись, Линдси повернулась и посмотрела на покрасневшую Рут. Она сама с легкостью общалась с незнакомыми людьми и могла определить, у кого такой способности не было. Линдси легонько коснулась руки девушки.
- В этом вся Моника, - снова улыбнувшись, сказала она. - Теперь, если ты мне поможешь выпустить на сцену первую группу, мы сможем поговорить.
- Я не хочу мешаться под ногами, мисс Данн.
В ответ Линдси жестом указала ей на закулисный хаос.
- Мне бы не помешала небольшая помощь.
Линдси бы справилась и сама, но замечая, как Рут постепенно расслабляется, поняла, что все сделала правильно. Заинтригованная, она наблюдала за движениями девушки, видела естественную грацию и отработанные движения. Затем Линдси повернулась, чтобы уделить все внимание своим ученицам. Через несколько секунд девочки в комнате притихли. Линдси открыла дверь и подала знак Монике. Началась вступительная музыка и самые маленькие балерины поспешили в студию.
- Они такие милые в этом возрасте, - пробормотала она. - Вряд ли они что-то могут сделать неправильно. - Несколько пируэтов уже были одарены краткими аплодисментами. - Осанка, - прошептала она одной из девочек, затем обратилась к Рут: - Как давно ты занимаешься?
- С пяти лет.
Линдси кивнула, не сводя глаз с маленьких дебютанток.
- Сколько тебе сейчас?
- Семнадцать.
Это было сказано так решительно, что Линдси удивленно приподняла брови.
- Исполнилось в прошлом месяце, - добавила Рут, как бы оправдываясь.
Линдси улыбнулась, продолжая следить за выступлением.
- Я тоже начала заниматься с пяти лет. Мама до сих пор хранит мои первые балетные туфельки.
- Я видела вас в Дон Кихоте.
Эти слова вырвались так неожиданно. Линдси повернулась к Рут и увидела, что та смотрит на нее, закусив нижнюю губу.
- Неужели? Когда?
- Пять лет назад в Нью-Йорке. Вы были великолепны. - Ее глаза наполнились таким благоговением и восхищением, что Линдси невольно дотронулась до щеки девушки. Рут застыла на месте, а Линдси, немного озадаченная таким поведение, тем не менее улыбнулась.
- Спасибо. Дон Кихот всегда был моим любимым балетом. Он полон света и огня.
- Однажды я буду танцевать партию Дульсинеи.
Волнения в голосе Рут стало меньше. Теперь она спокойно смотрела Линдси в глаза.
Глядя на девушку, Линдси подумала, что никогда прежде не встречала настолько подходящей внешности для этой роли.
- Ты хочешь продолжить занятия?
- Да.
Рут нервно облизала губы.
Линдси наклонила голову, не сводя глаз с девушки.
- Со мной?
Рут кивнула, прежде чем слово успело сорваться с губ.
- Да.
- Завтра суббота. - Линдси подняла руку, подавая сигнал следующей группе выступающих. - Занятия начинаются в десять. Ты сможешь подъехать к девяти? - Ликующие дебютантки вихрем вбежали в раздевалку. - Мне нужно узнать твой уровень, чтобы понять, куда тебя определить. Возьми с собой балетные туфли и пуанты.
Глаза Рут возбужденно загорелись.
- Хорошо, мисс Данн. Девять часов.
- Еще я хочу поговорить с твоими родителями, если хотя бы один из них сможет приехать с тобой.
Моника изменила темп, представляя следующую группу девочек.
- Мои родители погибли несколько месяцев назад.
Линдси услышала ее тихие слова, выпуская на сцену следующую группу. Она встретилась с глазами Рут над головами разделяющих их девочек, и увидела, как огонь в них потух.
- Ох, Рут, мне так жаль.