Книга "Похвала подлости" Бориса и Егора Поломошновых - это путешествие в тонкий мир психологии подлеца - существа древнего, изощренного и хитрого, которое творит свои каверзные дела испокон веков. Целью авторов книги является разоблачение методов искусной и жесткой игры подлого человека.
Она разделена на множество глав, которые повествуют читателю о кредо подлеце, его жизненных принципах торжества над утопающими, о его холодной невозмутимости и черствости. Цитируя мировых писателей и философов, авторы открывают истинное стремление человека подлого: заставить другого страдать, иметь выгоду любыми путями, лгать и втираться в доверие ради собственного величия. Весь мир представляет собой арену извечной борьбы совести и разума с подлостью и глупостью, исход которой зависит от нас - такова основная идея авторов. Книга посвящена широкому кругу читателей, всем, кто желает постичь науку разоблачения подлости и изменения мира к лучшему.
Содержание:
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ 1
КРЕДО ПОДЛЕЦА 1
СМЕХ ПРОТИВ СТРАХА 5
ПАРАДОКСЫ СУДЬБЫ 5
ПОД ЛУЧЕЗАРНЫМ СОЛНЦЕМ НАДЕЖД 8
ТО, О ЧЕМ ХОТЕЛОСЬ БЫ НЕ ЗНАТЬ 10
КАТЕХИЗИС ПОДЛЕЦА 12
ОТ АВТОРОВ 46
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ 46
ЛИТЕРАТУРА 46
Борис Поломошнов, Егор Поломошнов
ПОХВАЛА ПОДЛОСТИ
"Все глупости и подлости род человеческий уже давно совершил и теперь их только повторяет".
Андрей Тарковский. "Андрей Рублев"
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Эта книга должна была появиться на свет пятьсот лет назад: как естественное продолжение и дополнение "Похвалы глупости" Эразма Роттердамского, "Похвалы подагре" Виллибальда Пиркгеймера, "Похвалы кривосудию" Крота Рубиана, "Корабля дураков" Себастьяна Брандта.
Что же послужило причиной не-написания ее тогда? Через сто лет? Через двести? Через триста?
Ответ давайте искать вместе.
КРЕДО ПОДЛЕЦА
"Совесть - жидовская выдумка".
Адольф Гитлер
Кредо (от лат. credo - верю) - символ веры; основа мировоззрения, убеждений.
" Подлец - подлый человек, готовый достигать целей своих низким искательством, в ком нет чувства чести" [27, с. 184].
Каждый человек, находящийся в здравом уме и при трезвой памяти, хочет быть счастливым и не хочет быть несчастным.
Это - норма.
Иное - отклонение.
Каждый человек рождается для того, чтобы быть счастливым самому и нести счастье другому.
Это - норма?
Иное - отклонение?
А что если отклонение встречается чаще, чем норма, то в таком случае что из них - норма, а что - отклонение?
Счастье (несчастье) одного связано со счастьем (несчастьем) другого весьма причудливо, затейливо и замысловато.
Подчиненный желает здоровья и счастья постоянно измывающемуся над ним боссу. Наследник - долгих лет жизни своему престарелому богатенькому предку. Бизнесмен - процветания своему конкуренту… Чье еще пожелание может быть таким , как эти? Вероятно, только должника, желающего здравия и "многие лета" своему кредитору.
Люди живут среди людей.
Это - норма.
Иное - отклонение.
Относятся же люди друг к другу (некто к никто, враг к врагу) по-разному: от любви до безразличия, и от безразличия до ненависти.
Отношение одного к счастью (несчастью) другого исчерпывается - ни много ни мало - семью вариантами (числовое совпадение с тем, чтобы быть "на седьмом небе", с семью пороками, семью добродетелями и "семью кругами ада" просьба считать чистейшей случайностью).
Первый вариант : человек воспринимает счастье другого как свое собственное счастье. Это - доброжелательность.
Второй вариант : несчастье другого - мое несчастье. Это - сострадание.
Третий вариант : мне глубоко безразлично несчастье другого . Это - черствость.
Четвертый вариант : мне совершенно безразлично счастье другого . Это - отрешенность.
Вариант пятый : счастье другого вызывает во мне жгучее ощущение моего несчастья. Это - зависть.
Вариант шестой : несчастье другого - мое счастье. Это - злорадство.
Вариант седьмой , он же - последний (сразу в двух вполне прозрачных смыслах), отличающийся от предпоследнего всего одним, но зато весьма существенным моментом:
Наивный, произрастающий на "поле чудес в стране…" инфантилизм одних - питательная среда и основа процветания мерзопакостной подлости других.
Зло есть уродливый плод извращенного совокупления подлости с глупостью.
Как сказал Иммануил Кант, "в природе нет злосности (böses)" [43, с. 111].
В мире животных обитают хищники и паразиты . В людской среде существуют тираны и подлецы .
Кто хуже - тиран или подлец?
Велик соблазн сказать, что хуже - оба: ведь и тот и другой губят свои жертвы. Но одно и то же "дело" они делают по-разному.
В мире животных хищник убивает свою жертву, как правило, сразу. Паразит - постепенно.
В мире людей тиран , как правило, насильничает. На то он и тиран. Подлец же всегда завораживает. На то он и подлец.
Первый из них вызывает у своей жертвы жгучую ненависть и яростный протест. Второй - безудержную любовь его жертвы к нему и ее же страстное желание всецело ему отдаться. Итог же для жертв и того, и другого один и тот же: на то они и жертвы.
Тиран, как правило, примитивен. Оружие тирана - "кляп, дыба, топор".
Подлец - изощрен. Как паразитирующий клещ постепенно внедряет свой кровососущий хоботок в живое тело паразитируемого, так подлец плавно втирается в доверие своей инфантильно-наивной жертвы. Оружие подлеца - маска благожелательности, яд лжи и кинжал иезуитства.
Тиран демонстративно, подчеркнуто, наглядно жесток по отношению к своим жертвам: чтобы другим неповадно было умничать, да и вообще - чтобы боялись.
Подлец же действует исключительно "во благо жертвы".
Нельзя сказать, что тиран лучше подлеца - и тот, и другой находятся "по ту сторону" позитивного участка шкалы ценностей. Зато можно смело сказать, что подлец хуже тирана.
В мире животных хищники, сами того не желая, способствуют сплочению своих потенциальных - парнокопытных, не-парнокопытных, не-копытных - жертв: те становятся в круг, в центре которого помещаются слабые, по периметру располагаются сильные, выражая тем или иным способом свою готовность дать отпор врагу - хищнику. Жертвы же паразитов умирают в одиночку: у животных нет средств коллективной борьбы с паразитами.
В мире людей тиран , опирающийся только на грубую силу, обречен: порождаемая его жестокостью коллективная жажда возмездия ему раньше или позже, но обязательно оказывается сильнее индивидуального страха перед ним. Как сказал Сенека, "Multos timere debet quem multi timent" - "Многих должен бояться тот, кого многие боятся" [99, с. 16].
Подлец же, опирающийся своими протезами мудрости - хитростью, коварством и изворотливостью - на благочестивую глупость и инфантильную наивность своих жертв, как правило, недосягаем для мести своих жертв: он всегда старается для них , стремится сделать им "как лучше" . Получается же у него всегда "как всегда".
Подлец - любому делу конец . Если только это "дело" делается не в его, подлеца, личных или корпоративных интересах.
И, тем не менее, в глазах своих инфантильно-наивных жертв подлец всегда неуязвим . Как ему это удается? Точно так же, как картежному шулеру удается подменить шестерку на туза: подлец ВСЕГДА ГОТОВ превратить уготованный для своих доверчивых жертв кукиш в указующий перст, направленный в сторону виновника всех их бед, являющегося - о, чудо! - по совместительству его, подлеца, врагом. несчастье, причиненное мной другому - мое счастье .
Это и есть подлость .
Ее проявления разнообразны. Суть же - одна и та же. Независимо от конкретной формы ее осуществления.
Если злорадство пассивно, созерцательно, умозрительно , то подлость активна, деятельна, энергична . Она преисполнена чувством хорошо исполненного долга, сознанием собственного достоинства и собственного же величия и великолепия.
Причинить вред другомусгоряча - безответственность.
Причинить вред другому, желая сделать ему как можно лучше - глупость.
Сделать несчастным другогодля пользы дела - цинизм.
Сделать несчастным другогодля своей собственной пользы - эгоизм.
Причинение несчастья другомуиз-за полного безразличия к его судьбе - жестокость.
Причинение несчастья другомудля того, чтобы насладиться его страданиями - садизм.
Подлость отличается и от жестокости, и от садизма. От жестокости - тем, что подлец испытывает счастье от причинения им самим несчастья другому; от садизма - тем, что садист наслаждается мучениями другого, а подлец наслаждается собой: тем, как ловко ему удалось осуществить задуманное, а именно - сделать другого несчастным.
Разных людей волнует и изумляет разное. Одного - как Иммануила Канта - звездное небо над ним и нравственный закон в нем самом. Другого - … да мало ли что может волновать и изумлять другого. На то мы и люди, чтобы каждому из нас быть не просто своеобразным, но неповторимым в своей уникальности и уникальным в своей неповторимости. Как сказал Генрих Гейне, "каждый человек - это целый мир, который вместе с ним рождается и умирает" [18, с. 224]. И пока человек как целый мир жив, ему суждено жить среди людей (это - норма, иное - отклонение) - других миров, столь же неповторимых и уникальных, как и он сам.
Как намжить вместе - таким разным и, тем не менее, связанным общей судьбой человечества как единой целостности?
Кем быть каждому по отношению ко всем и к каждому другому?
Казалось бы, на этот вопрос уже был дан ответ. Раз и навсегда: "Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки" [34, с. 1019]. Окончательно и бесповоротно. Тем более что этот, содержащийся в Евангелии от Матфея, ясный, отчетливый и совершенно недвусмысленный ответ получил свое развитие и подтверждение в категорическом императиве Иммануила Канта: "Поступай так, как если бы максима твоего поступка посредством твоей воли должна была стать всеобщим законом природы" [44, с. 197]. Между евангельским мудрецом и кенигсбергским философом хронологически и содержательно вклинился один из лучших друзей Эразма Роттердамского - Хуан Луис Вивес, провозгласивший: "С людьми ты должен поступать так, как желаешь, чтобы поступал с тобой Христос" [67, с. 99].
Нетрудно заметить, что три разных и, по меньшей мере, незаурядных человека, принадлежавших к трем различным эпохам, сказали по сути дела одно и то же. Таким образом, круг поиска ответана поставленный вопрос (см. чуть выше) свелся в точкусовпадения авторитетнейших заключений. Как говорится, оставь сомненья, всяк, сюда входящий. Безальтернативно. Ничего другого не остается, кроме того, чтобы принять полученный ответ как команду, то есть, к неукоснительному и безоговорочному исполнению: "Цели ясны, задачи поставлены. Теперь - за работу, товарищи!" Казалось бы. Однако категоричность императива (приказа, команды, настоятельного требования, повеления) не гарантирует его универсальной действенности, а мнение признанных авторитетов не является достаточным доказательством абсолютной истинности самого мнения.
В поведении людей наблюдается абсолютная идентичность. Но - при одном обязательном условии: если все они - трупы. Живым же людям - до тех пор, пока они живы - свойственно сомневаться и колебаться, выбирать и принимать решения, в том числе - по отношению к поступающим в их адрес императивам (приказам, командам, настоятельным требованиям, повелениям).
Выбирать всегда есть из чего.
Даже, будучи связанным по рукам и ногам, попавший в плен к самураям японский ниндзя, дабы не подвергаться страшным пыткам, откусывал себе язык и умирал от болевого шока или от потери крови, сделав свой собственный выбор.
Безвыборных ситуаций не бывает.
Подлецами не рождаются: подлецами становятся. В результате собственного выбора.
Как сказал в одной из самых скандальных своих книг философ-изгой Александр Зиновьев, "умение делать подлость достигается не сразу, и чтобы стать выдающимся подлецом, надо иметь к этому способности, а также долго и упорно учиться" [38, с. 82].
Учиться есть у кого - у тех, кто однажды уже сделал свой выбор - в пользу подлости - и последовательно ему следовал на протяжении всей своей последующей жизни подлеца.
Рекомендацией евангельского Матфея и соответствующими ей вивесовским призывом и кантовским категорическим императивом предлагается - с определенной мерой настойчивости - лишь один из возможных вариантов принципа поведения человека по отношению к другим людям. Следовать же или не следовать именно этому варианту принципа поведения выбирает каждый человек для себя сам.
Число вариантов, из которых приходится выбирать, равно четырем. Не больше и не меньше. Число это не несет в себе никакой мистически-магической нагрузки: оно - лишь результат произведенного простейшего арифметического действия - умножения "два на два". Первое "два" - "либо делай, либо - не-делай" по отношению к другому. Второе "два" - "что хотел бы или что не-хотел бы", чтобы другой(человек ли - как у евангельского Матфея, Христос ли - как у Хуана Луиса Вивеса, кто угодно ли, кто подчинен законам природы - как у Иммануила Канта) делал тебе. Умножая первое "два" на второе - опять-таки, "два" - получаем "четыре", что и требовалось доказать.
Если принять за первоеиз четырех возможных сочетаний "делай - не-делай" с "хотел бы - не-хотел бы" кантовско-вивесовско-матфеевский (в дальнейшем - для краткости - кантовский) категорический императив, то остается выяснить содержание трех остальных сочетаний.
Вторым(если - хронологически, то, все-таки, следовало бы - первым, поскольку автор, раскрывший содержание этого варианта жил задолго не только до Иммануила Канта, Хуана Луиса Вивеса, но и до авторов Нового завета, в который входит Евангелие от Матфея) рассмотрим не-категорический (поскольку он не носит характера обязательного) не-императив (поскольку он не повелевает) Конфуция (Кун-цзы): "Я не желаю другим делать то, что я сам не хочу, чтобы они делали это мне" [50, с. 44].
С позиций формальной логики то, что сказано здесь Конфуцием, полностью совпадает со смыслом кантовского категорического императива, поскольку в формальной логике двойное отрицание означает утверждение: "не-не-А" есть "А"; в данном случае - "не-делать того другому, чего не-хочешь, чтобы другой делал тебе" есть "делать другому то, чего хочешь, чтобы другой делал тебе". Но формальной логикой вся логика не исчерпывается. На сегодняшний день существуют, функционируют и успешно применяются такие логики, как модальная и деонтическая; математическая и конструктивная; интенсиональная и экстенсиональная; релевантная и интуиционистская; многозначная и комплексная; нормативная и диалектическая. В тех из них, в которых форма мысли рассматривается без отрыва от содержания того, о чем мыслится, представленные здесь формально тождественныедруг другу высказывания Канта и Конфуция нетождественны по своей сути. Если Кант настаиваетна том, чтобы люди делали то-то и то-то, то Конфуций предпочитает предоставлять человеку право делать все, что тому заблагорассудится, учитывая лишь при этом нежелательность делания другому того, чего не хотелось бы, чтобы другой делал это тебе.Подходы Канта и Конфуция к одной и той же, рассматриваемой здесь проблеме, несмотря на их формально-логическую тождественность, оказываются нетождественными. В данном конкретном случае с позиций любой содержательной (не-формальной) логики "не-не-А" не есть "А".
Свой (присвоим ему третийпорядковый номер) вариант сочетания: "делать - не-делать" другому то, что "хочешь - не-хочешь", чтобы другой делал тебе, предложил Бернард Шоу, без экстравагантных идей которого редко обходится обсуждение какой бы то ни было сколько-нибудь значимой проблемы. Б. Шоу без обиняков заявил: "Не навязывай(не делай. - Б. П., Е. П.) другому того, чего хотел бы себе: вкусы различны" [113, с. 17].
И, наконец, четвертый - из четырех теоретически возможных вариантов рассматриваемого сочетания - тот, который по сей день остается без автора: делай другому то, чего не хотел бы себе. Анонимность этого варианта не случайна: ведь именно в нем сосредоточено кредо подлеца. Ни один подлец до сих пор не взял на себя ответственность за появление, проявление и применение такогокредо, хотя каждый подлец именно таким, только таким, исключительно таким кредои руководствуется.