Когда же этот продукт доходит до своего непосредственного потребителя - прихожанина, внимающего изрекаемому с амвона, то сей продукт утрачивает даже оставшиеся, свойственные "секонд хэнду", весьма сомнительные кондиции, превращаясь уже во второсортный по отношению к второсортному. В частности, Дезидерий обратил внимание на то, что, несмотря на активно проповедуемый католическими священниками тезис о том, что "человек есть раб божий", в самом тексте Библии содержатся и прямо противоположные утверждения: "Человек говорит: "Я - раб". А что говорит Господь? - "Я уже не называю вас рабами, но - друзьями" [124, с. 271] (цитата из евангелия от Иоанна [33, с. 1151]. - Б. П., Е. П.).
Действительно, из четырех евангелий, входящих в состав Библии, положение о том, что человек есть раб (божий) содержится лишь в одном: от Луки. В трех других евангелиях провозглашается не только отличное от этого, но прямо противоположное. Так, например, читаем в евангелии от Матфея: "Увидев народ, Он взошел на гору; и, когда сел, приступили к нему ученики Его. И Он, отверзши уста Свои, учил их, говоря:… "Вы - соль земли"… "Вы - свет мира" [34, с. 1015].
РабамТАКОГО не говорят.
В результате проведенной Эразмом кропотливой и объемной работы по исследованию, переводу на латынь и изданию всех текстов, входящих в состав Нового завета, монополизму Святой Церкви в прочтении, интерпретировании и истолковании Библии был положен конец.
Следовательно, выражаясь современным научным языком, можно констатировать, что Дезидерий заложил теоретические основы Реформации как идейного течения, направленного на переосмысление роли и места в обществе доминирующей на тот момент времени во всех областях социальной жизни католической церкви.
На невесть как сохранившейся гравюре XVI-го века изображены "крестный отец Реформации" Мартин Лютер и Ульрих фон Гуттен (о нем подробнее - в следующих главах) несущими ковчег религиозного раскола, а впереди них - Эразм, танцем открывающий шествие (см.: [79, с. 134]).
Отсюда - парадокс шестой: согласно крылатому выражению, пущенному кельнскими богословами, "Эразм снес яйцо, которое высидел Лютер". Парадокс же в данном случае состоит в том, что сам Дезидерий, признавая, что он - вольно или невольно - способствовал появлению на свет лютеранства, да и любой иной формы религиозного протестантизма, заявил, что он "отрекается от цыплят подобной породы" [79, с. 134]: за их идеологическим прикрытием он сумел разглядеть их главную цель - достижение собственной власти, причем - любыми средствами. Эразму же претило какое бы то ни было властолюбие. В любых его проявлениях.
Парадокс седьмой. Оставаясь до конца своей жизни формально священнослужителем, Дезидерий никогда - с того момента, как впервые покинул Голландию и до самой своей смерти - не надевал на себя сутану, не соблюдал постов, не проводил и не посещал богослужений (см.: [109, с. 61]).
Его служба Богу заключалась в служении Человеку Разумному Совестливому.
Парадокс восьмой. Не будучи бойцом ни по своему характеру, ни по темпераменту, он побеждал во всех сражениях, которые затевали против него завистники и недоброжелатели, и умер в своей постели своей смертью. Без посторонней помощи.
Парадокс девятый. Он не был богат, но никогда не нуждался, за исключением ранней юности.
Он не был беден, но никогда не роскошествовал.
Парадокс десятый. Он не был причислен к лику святых, никогда не принадлежал к числу власть-и-деньги-имущих, но по числу его портретов, принадлежащих кисти великих художников он имел явное первенство перед всеми своими современниками: Ганс Гольбейн Старший, Квинтен Метсейс и Альбрехт Дюрер (дважды) написали его портреты.
Чем не славная галерея?
Парадокс одиннадцатый. Главы двух непримиримо враждующих в то время направлений в христианстве: протестантизма - Мартин Лютер, и католицизма - папа Римский с одинаковым рвением старались заполучить на свою сторону Эразма Роттердамского, тем самым признавая весомость его авторитета во всей Европе. Он же в дипломатичной форме, но совершенно недвусмысленно по существу, дал понять и одному, и другому, что на его поддержку и тот, и другой могут не рассчитывать: ему в равной мере претил религиозный фанатизм (не важно - всамделишный ли, напускной ли) как католического, так и протестантского толка.
Имея два взаимоисключающих друг друга предложения, Дезидерий не лавировал, не искал для себя наиболее выгодного, а безо всяких колебаний отверг оба, сумев не нажить себе врага ни с одной, ни с другой стороны.
Ни для кого не секрет, что Мартин Лютер был не просто грубоват и резковат. Как писал в то время, например, ректор Лейпцигского университета Петрус Мозелланус, наблюдая за Лютером во время диспута в 1519 году, "он слишком сильно и язвительно бранится - это слишком для человека, который ищет в теологии новые пути, и неприлично для богослова, однако эта ошибка встречается у всех, кто учится уже в зрелом возрасте" [47, с. 9].
То, что Мозелланус принял за ошибку, на самом деле было тщательно продуманной линией поведения, частью "имиджа" "простого рубахи парня", рубящего "правду-матку" "со всего богатырского плеча".
Достаточно вспомнить, как Лютер отчехвостил в 1521 году английского короля Генриха VIII за вышедшую под королевским именем книгу "Защита семи таинств. Против Мартина Лютера" (поговаривали, что к ее написанию имел самое непосредственное отношение Томас Мор): "ослиная башка" (это - о королевской-то! - Б. П., Е. П.), "бессмысленный шут, не понимающий, что такое вера" [70, с. 310], и т. д., и т. п.
Вся эта лихость и молодецкая удаль у Мартина Лютера куда-то бесследно улетучивалась, как только он обращался к Дезидерию: слова славного "грубого детины и выпивохи" [47, с. 15] становятся образцами почтительности и пиетета, в котором сквозит невольное преклонение перед Его Величеством Разумом.
Лютер Эразму: "Я прославляю и восхваляю(курсив - Б. П., Е. П. - ведь может же, если захочет! Это вам не "ослиная башка" короля. И кто же, спрашивается, после этого король?) тебя за то, что ты единственный(курсив - Б. П., Е. П.) из всех ухватил суть дела и не мучишь меня не относящимися к делу спорами о папе, чистилище, отпущении грехов и прочих подобных вещах, которые являются скорее каверзами, чем серьезными предметами(курсив - Б. П., Е. П.), которыми почти все до сих пор преследовали меня. Единственно только ты увидел суть дела и сразу взялся за основной предмет - за это я благодарен тебе от всего сердца" [47, с. 95–96].
Духовный отче каждого правоверного католика папа Римский до неприличия терпеливо сносил от Дезидерия высказывания, смертельные для любого другого смертного.
Вот что пишет, например, Эразм Роттердамский папе Адриану VI в своем обращении к нему от 22 марта 1523 года: "Мы хотим привести турок ко Христу? Пусть они увидят в нас не только звание, но истинное призвание христианина: непорочность жизни, желание творить Добро даже врагам, презрение к богатству. Вот каким оружием нужно покорять(слово-то какое! - как по отношению к девушке, чьего расположения страстно стремится достичь пылкий юноша; курсив - Б. П., Е. П.) турок. А так выходит, что турки сражаются с нами - турками, или даже того хуже. В самом деле, разве это христианский поступок, когда убийством людей - пусть нечестивых, по твоему разумению, но все же людей! - ради спасения которых умер Христос, ты приносишь диаволу(вот за этолегко можно было бы попасть и на дыбу, и на костер - Б. П., Е. П.) самую любезную для него жертву, радуешь нечистого вдвойне: тем, что убит человек(курсив - Б. П., Е. П.), и тем, что убийца - христианин" (курсив - Б. П., Е. П.) [66, с. 163].
Легко можно представить, как морщился и кривился Адриан VI (да, впрочем, как и любой другой бы правитель, будь он на его месте), читая такое. И - ничего: читал и терпел, терпел и читал. Потому что возразить-то нечего: нет разумных аргументов против доводов Чистого - незамутненного спекуляциями, предрассудками, выгодой или корыстью - Разума.
Вся аргументация в духе Томы (Фомы) Аквинского, вроде того, что "война есть естественное дело" [103, с. 67], что "победители должны господствовать над побежденными" [103, с. 56], что "варвары по природе своей рабы" [103, с. 67] меркнет, блекнет и тухнет (и от слова "затухать", и от слова "протухнуть") перед кристальной ясностью и светлой чистотой мысли Дезидерия.
Парадокс двенадцатый. В своих беспрестанных, беспокойных метаниях из страны в страну Эразм Роттердамский искал покоя, и… не находил его. Он страстно стремился вырваться из зловещих когтей Средневековья, но липкие щупальца спрута по имени Мракобесие повсюду преследовали его.
Однажды ему показалось, что он, наконец-то, нашел то, что так долго и мучительно искал: в теплом и приветливом доме Томаса Мора, в стране, казалось бы, навсегда освободившейся от междоусобной вражды и ненависти, сопровождавших только что закончившуюся братоубийственную войну с кощунственно-романтическим названием - Алой и Белой Роз. Там-то Дезидерий и написал главный труд своей жизни - "Похвалу глупости".
Работал над ней он с неистовством одержимого, забывая поесть и поспать. Цитаты включал исключительно по памяти - книги вместе с остальным его багажом где-то безнадежно застряли в дороге по пути из Болоньи; сверял свою память со своими книгами он уже потом - перед тем, как сдать книгу в типографию.
За семь дней он создал творенье, потрясшее весь мир, сотворенный, если верить Святому письму, также за семь дней (с учетом одного выходного).
Но топор палача, оборвав жизнь Томаса Мора - автора "Утопии" и лучшего - вернейшего и преданнейшего друга Эразма Роттердамского, разрушил и теплившуюся надежду Дезидерия обрести в этом мирепокой и умиротворенность. Со смертью Томаса угасла жизнь и Дезидерия: он пережил друга меньше, чем на год, сказав перед смертью: "С тех пор, как нет Мора, у меня такое чувство, что и меня нет" [66, с. 12].
Парадокс тринадцатый. Даже глупости Эразм написал похвалу. В свой же собственный адрес он терпеть не мог похвал.Джон Колет (1467–1519 гг.), глава оксфордского кружка гуманистов, друг и соратник Томаса Мора и Эразма, вспоминает слова Дезидерия: "Похвалы вызывают у меня не радость, а некоторое раздражение, в то же время порицание даже от невежды либо укажет на то, что от тебя ускользнуло, либо побудит к защите того, что было высказано верно, и таким образом либо углубит твои знания, либо, по крайней мере, сделает тебя более внимательным" [66, с. 21].
Парадокс четырнадцатый. Никогда Дезидерий не искал славы. Слава сама нашла его.
Кому-то она покажется скандальной, кому-то - вызывающей, кому-то - незаслуженной, но всех своих завистников и злопыхателей - тех, кто уже были, и тех, кто еще будут - "Похвала глупости" пережила и переживет, неся славу разуму Человека Разумного Совестливого.
Для Эразма христианство не теология, а философия; не вероучение, а жизнеучение.Если для Тертуллиана и Аквината истинным является то, и только то, что христианское, то "философия Христа" по Эразму Роттердамскому обязывает "считать христианским все то истинное, с чем когда-либо сталкиваешься" [15, с. 177].
Он жил по своим заповедям, которые в чем-то совпадали с библейскими, в чем-то - нет.
"Никому не навязывай своих взглядов и никому не позволяй навязывать чужих тебе"[109, с. 32].
- Никого не поучай, не позволяй никому поучать тебя.
- Никого не унижай: нет величия в унижении другого - человека ли, нации ли, страны ли.
Это - "евангелие от Дезидерия".
Парадокс пятнадцатый и последний. Выдвинув свой собственный моральный кодекс строителя гуманизма, Эразм Роттердамский сам оказался не в состоянии следовать ему до конца.
ПОД ЛУЧЕЗАРНЫМ СОЛНЦЕМ НАДЕЖД
"Нет повести печальнее на свете…"
В. Шекспир
Как хочется думать, что все будет хорошо, что все у нас получится. Не у нас, так у наших детей. Но - обязательно! Ведь мы же - добрые, честные, умные. Мы так любим жизнь, почему же она так часто бывает жестока и несправедлива к нам? Наверное, это ошибка в ее программе, нет, скорее - случайный сбой. Ведь мы так хотим быть счастливыми!
Малейший проблеск, блик, "лучик света" во мраке "свинцовых мерзостей жизни" мы принимаем за многообещающее предзнаменование.
Завтра будет лучше, чем сегодня. Обязательно!
Да, "жизнь полосатая: полоса черная - полоса белая". Но как хочется надеяться, что, выйдя, наконец, на "белую", мы так и будем идти все время именно по ней. Долго и счастливо. Как сказал Философ - Первый-На-Все-Времена - Фалес из Милета, самое неотъемлемое - это надежда, ведь она есть даже у того, у кого больше ничего нет.
Груз жизни подвешен на цепи надежд. Но как часто эта цепь обрывается…
Сарказм судьбы: автор всемирно известной "Утопии" Томас Мор, в чьем гостеприимном доме и была написана Эразмом "Похвала глупости", в своей "Поздравительной песне на день коронации Генриха VIII" - своего будущего палача - вдохновенно начертал предельно оптимистичные строки. Вчитаемся в них:
"Страх не шипит уже больше таинственным шепотом в ушах -
То миновало, о чем нужно молчать и шептать.
Можно презреть клевету, и никто не боится, что ныне
Будет донос - разве тот, кто доносил на других" [70, с. 160]
Восшествие на престол страны, гражданином которой ты являешься, молодого, просвещенного, прогрессивно мыслящего монарха - что может быть более вселяющего надежду на то, что в многострадальной стране наконец-то восторжествует Разум?
Англия, только что вышедшая из изнурившей ее до последнего предела гражданской войны под издевательско-романтическим названием - Алой и Белой Роз, жаждала разумного покоя и спокойного разума, и, казалось бы, в лице образованного и слывшего покровителем гуманистов молодого короля она обрела искомое.
Томас Мор откликнулся на это событие с восторгом и воодушевлением, написав стихотворение "О двух розах, сросшихся воедино":
"С алою белая роза в соседстве росла, и друг друга
В спорах за первенство каждая стала теснить.
Две это розы еще, но цветок уж сливается, спору
Этим слиянием их ныне положен конец.
Ныне одна, возвышаясь, растет и пускает побеги,
Все дарованья двух роз сочетая в себе" [70, с. 164–165].
Да, самое неотъемлемое - это надежда. Да, она есть даже у того, у кого больше ничего нет. Да, надежда умирает последней. Но все это не означает, что надежда бессмертна: вместе со смертью человека умирает и последняя его надежда…
Уже став монархом, "Генрих VIII часто навещал Мора в его скромном загородном доме в Челси, тогдашнем пригороде Лондона, обедал в его семье, нередко, дружески обняв его, прогуливался с ним по саду" [70, с. 311].
Такая умилительная идиллия в отношениях между королем и мудрецом продолжалась недолго. Собственно, до первого принципиальноговозражения мудреца королю.
Принципиальность по-королевски, или королевская принципиальностьозначает, что законным является все, что выгодно королю. Соответственно, не-законным - все, что ему не выгодно. Выгодно же королю не только сохранить уже имеющуюся у него власть, но и расширить и углубить ее.
Пока Генрих VIII усматривал в протестантизме посягательство на власть Святой церкви как таящее в себе потенциальную угрозу всякой установившейся власти, а значит - и его собственной, король был глубоко убежденным, принципиальным противником протестантизмав его противостоянии против Святой церкви.
Со временем, увидев, что протестантизм не затрагивает устоев сложившейся светской власти и направлен лишь на перераспределение власти церковной, Генрих VIII стал глубоко убежденным, принципиальным противником Святой церквив ее противостоянии против протестантизма.
Королевская логика, или логика по-королевскиозначает, что нельзядопустить сосредоточения всех ветвей власти - законодательной, исполнительной, судебной и церковной - в одних руках, поскольку это губительно скажется на обществе, государстве и его гражданах. Нельзя. Однозначно. Если эти руки - чужие.
Эта же логикаозначает, что необходимососредоточить все виды власти - законодательной, исполнительной, судебной, церковной - в одних руках, поскольку это благотворно скажется на обществе, государстве и его гражданах. Необходимо. Однозначно. Если эти руки - свои собственные.
Согласно этой же - королевской - логикикоролевских друзей следует периодически превращать в королевских врагов.
Друзья короля - это те, кто помогают ему, королю, отстаивать его, королевские интересы. Если же друзья короля перестают отстаивать его, королевские интересы, то они автоматически переводятся в разряд королевских врагов. Со всеми вытекающими из этого для них последствиями.
Формальным поводом для конфликта между королем Англии Генрихом VIII и лордом-канцлером Англии Томасом Мором стало их разногласие по поводу возможности или невозможности расторжения брака короля с Екатериной Арагонской без согласия папы римского.
По существу же Генрих VIII настойчиво искал удобный предлог для разрыва с Ватиканом с тем, чтобы провозгласить "себя, любимого" единоличным правителем Англии: не только светским, но и духовным, сосредоточив тем самым в своих руках практически ничем и никем не ограниченную власть.
Видя неотвратимо негативные последствия для страны такой, по сути дела - тотальной узурпации власти одним лицом в одном лице, Томас Мор возразил королю, тем самым подписав себе смертный приговор, который и был приведен в исполнение, согласно указу короля Генриха VIII, шестого июля 1535-го года.
- "17 апреля 1534 года в Тауэр был заключен автор "Утопии" Томас Мор.
В конце того же года английский парламент принял новые законодательные акты: "Акт о верховенстве", признававший короля верховным главой церкви Англии, и "Акт об измене", квалифицировавший как "государственную измену" широкий перечень различных деяний, направленных против короля, королевы или их наследников, порочащих их королевское достоинство или же отрицающих какой-либо их титул.