- Я тоже не прочь познакомиться с красивым мужчиной, - ухмыльнулся Гарри. - Я даже могу сделать ему минет, - добавил он и завозился в шезлонге, пряча от солнца худое, тщедушное тело. Короткие черные волосы у него на голове неизменно стояли дыбом, словно парень сунул палец в электрическую розетку. Отец Гарри был телевизионным магнатом, владельцем одной из вечерних сетей вещания, поэтому часто задерживался на работе до поздней ночи. Мать принадлежала к секте "Заново рожденных" и все вечера проводила на молитвенных радениях в своей церкви или встречалась с духовным наставником, с которым, по убеждению Гарри, она регулярно спала.
- Конечно, вам обоим охота поехать со мной, - заявила Макс, отбрасывая на спину длинные вьющиеся волосы. - Но ведь это я должна с ним трахнуться. Это моя месть, поэтому нечего вам дуться и ревновать, понятно?
- Трахнешься, если мамочка тебя отпустит, - язвительно заметила Куки, поправляя бретельку купальника.
- Я что-нибудь придумаю, - уверенно заявила Макс. Она-то знала, что поедет в Биг-Беар независимо от того, отпустит ее Лаки или нет.
- Надеюсь, этот твой парень не извращенец, - сказала Куки и устроилась поудобнее. Крошечные трусики ее розового купальника натянулись, туго облегая аппетитную попку.
- А я надеюсь, что наоборот! - взволнованно воскликнул Гарри. - Потому что когда ты вернешься, то сможешь рассказать нам обо всех его странностях.
- Если вернется, - заметила Куки, выразительно округлив глаза. - Потому что, если он настоящий извращенец, он может разрезать Макс на тысячу кусочков и закопать где-нибудь в лесу.
- Спасибо, дорогая, ты меня очень ободрила, - сказала Макс ледяным тоном и прикусила нижнюю губу. - Ничего он мне не сделает. Если уж кто-то кого-то разрежет на кусочки, так скорее я его. Я-то знаю, как надо обращаться с такими, как он… Надеюсь, никто из вас в этом не сомневается?
- Так-то оно так, но всякое может случиться, - глубокомысленно промолвила Куки. - Я читала про одну женщину, которая тоже познакомилась по Интернету с очень интересным парнем, а потом он ее задушил, потому что, когда они еще только переписывались, она упомянула, что получает удовольствие от секса, только когда ее немного придушат… Вот совпадение-то, а?
- Грант совершенно нормальный, - небрежно сказала Макс. - Я знаю.
- Как ты можешь это знать, ведь ты его даже ни разу не видела? - спросила Куки.
- У меня хорошая интуиция.
- И все равно - ты лучше отвечай на звонки, когда мы будем звонить тебе по мобильнику, - предупредил Гарри. - Мы будем наготове, и, если что…
- Я что, должна отвечать на ваши дурацкие звонки, даже когда мы будем трахаться? - едко осведомилась Макс.
- Что-что? - Гарри даже покраснел.
- Меня тошнит от ваших благоразумных советов, - заявила Макс и, захихикав, как бешеная, потянулась за кремом для загара. - Когда-нибудь мне все равно придется сделать это, так почему не сейчас, не с Грантом? Мне кажется, он вполне для этого подходит.
- Вот как? А почему? - удивилась Куки.
- Во-первых, - объяснила Макс, - он не здешний и не сможет раззвонить о нас по всему городу. Ну а во-вторых, ему уже двадцать два, значит, у него должен быть в этих делах определенный опыт.
- Ладно, убедила… - Куки на пальцах показала подруге букву "V". - Валяй, встречайся с Грантом - он у тебя настоящая куколка, даже завидно. Только постарайся все-таки, чтобы он тебя не расчленил, о’кей?
- Ты по-прежнему думаешь, что Грант может оказаться маньяком? - фыркнула Макс, закалывая волосы на макушке. - А тебе никто не говорил, что у тебя больное воображение?
- Может, ему нравятся фильмы ужасов, - сказал Гарри, делая страшное лицо. - И он старается подражать их героям. Такие психи думают - раз девушка готова встретиться с незнакомым мужчиной в уединенном месте, значит, ей просто необходимо перерезать горло, потому что так полагается по сюжету.
- Да ну вас! - отмахнулась Макс. - Друзья, называется! Только пугают, вместо того чтобы подбодрить! - И с этими словами она вскочила и, разбежавшись, прыгнула в бассейн.
На самом деле ей было наплевать, кто бы что ни говорил. Она поедет на это свидание - и точка.
И даже Лаки не сумеет ей помешать.
8
В последнее время Ирма Бонар все чаще думала о том, чтобы завести любовника. Ей уже исполнилось тридцать два, и она была не прочь хоть чем-то заполнить пустую, одинокую жизнь, которую она проводила в окружении слуг и охранников в огромном поместье неподалеку от Мехико-Сити. Именно здесь, решил муж Ирмы Энтони, она должна оставаться, пока он будет разъезжать по свету и делать все, что пожелает.
Энтони Бонар был тяжелым человеком. Тяжелым, самодовольным и властным. Типичный самодур, да еще с закидонами. Вскоре после рождения детей он решил, что больше не будет спать с Ирмой, и ей это совсем не понравилось. За первые несколько лет, прожитых с ним в браке, она успела привыкнуть к яростному, почти жестокому сексу в исполнении Энтони, и теперь ей было непонятно, почему он вдруг решил положить конец их близости. Она несколько раз пыталась выяснить это, но муж всякий раз придумывал какой-то предлог. Причиной номер один была непонятная язвочка у него на члене; Энтони якобы не знал, что это такое, и не хотел заниматься с ней сексом, пока болячка не пройдет.
Но однажды Ирма тщательно осмотрела его мужское достоинство и ничего не обнаружила.
"Она там, - настаивал Энтони. - Так что, если не хочешь подхватить какую-нибудь заразу - слушай, что тебе говорят".
Испугавшись, Ирма на время забыла о своих притязаниях. Она почти поверила, что у него герпес или что-то подобное. Прошло, однако, совсем немного времени, прежде чем Энтони, поссорившись с любовницей, приехал домой в крайне возбужденном состоянии и, ни секунды не колеблясь, заставил Ирму взять свой якобы пораженный язвой орган в рот. После этого случая герпес перестал быть достаточно весомым аргументом, и Энтони придумал другой. Он сказал Ирме, что, по словам его врача, уровень тестостерона у него в организме резко упал и ему придется на неопределенное время отказаться от секса.
Постепенно до Ирмы все же дошло, что ее драгоценный муж больше не хочет заниматься с ней любовью и что она сможет быть с ним, только когда Энтони самому этого захочется, что происходило крайне редко и всегда либо поздно ночью, либо рано утром, пока она еще спала. Ирме это было особенно обидно еще и потому, что во всех случаях, когда муж все-таки снисходил до близости с ней, он никогда не кончал в нее. Несомненно, Энтони решил больше не иметь детей, считая, что двоих ему вполне достаточно.
В конце концов Ирма поступила именно так, как он и ожидал, целиком сосредоточившись на детях. Она ревностно следила за тем, чтобы Эдуардо и Каролина получали все самое лучшее, а также занималась украшением многочисленных домов и квартир, но как только очередное жилище оказывалось подобающим образом обставлено, Энтони отсылал ее назад, в Мексику, ибо ему хотелось, чтобы она жила именно там. Он часто повторял, что любит особняк в Мехико-Сити больше всего, но Ирма не могла не задаться вопросом, почему в таком случае сам он не живет там постоянно. Энтони действительно бывал в Мексике лишь наездами, тогда как сама она была вынуждена проводить в четырех стенах все свое время, не имея поблизости ни одного человека, с которым можно было бы просто обменяться несколькими словами.
Все дело было в том, что Энтони не разрешал ей заводить знакомства, хотя во время своих нечастых приездов домой неизменно окружал себя "любящими друзьями" или прихлебателями, как называла их про себя Ирма. В подавляющем большинстве случаев это было несколько супружеских пар из числа высокопоставленных мексиканских чиновников, которых он каждый раз приглашал в гости. Одна из женщин, правда, была американкой, но Энтони строго-настрого запретил Ирме общаться с ней, пока его нет дома.
"Почему?" - спросила Ирма.
"Потому что я не хочу, чтобы кто-то посторонний узнал о моем бизнесе, - отрезал Энтони. - Научись жить одна, Ирма. Считай, что это мой приказ".
Когда дети немного подросли, Энтони решил, что они должны учиться в Соединенных Штатах. Поначалу Ирма обрадовалась - ей уже давно не терпелось вернуться на родину. Но относительно нее у Энтони имелись другие планы.
"Ты никуда не поедешь, - заявил он ей не терпящим возражений тоном. - Ты останешься в Мексике. Здесь наш основной дом, следовательно, и твое место - здесь".
"Как же так, Энтони? - удивилась Ирма. - Разве я не должна быть с детьми? Они еще маленькие, и я им нужна!"
"Даже не думай! - оборвал муж. - Дети быстро растут, к тому же я уже нанял женщину, настоящую английскую няню, которая будет следить, чтобы они хорошо питались и делали свои домашние задания. К тому же в Майами за ними присмотрит Франческа. А сюда они будут приезжать на каникулы".
Ирма была в ярости. Эта старая ведьма, бабка Энтони, будет жить в Штатах, тогда как ей придется торчать в этой богом забытой Мексике! Это было дьявольски несправедливо, но спорить она не осмелилась. Энтони отличался бешеным темпераментом, и Ирма давно научилась не выводить его из себя.
Да, Энтони Бонар был не просто тяжелым в общении властным диктатором - он был еще и скандалистом. Бурные сцены были нередки в их доме, причем кричал он не только на Ирму, но - если у него было плохое настроение - даже на Франческу. Та, впрочем, не оставалась в долгу и вопила так, что хоть уши затыкай. Ирме порой казалось, что бабушка и внук получают от этих словесных баталий некое извращенное удовольствие. Самой же ей подобный способ выяснения отношений никогда не нравился, и за много лет она так и не сумела привыкнуть к ритуальным обрядам семьи Боннатти, которые, впрочем, неизменно заканчивались пространными извинениями и признаниями в вечной любви. В отношениях между бабушкой и внуком Ирме чудилось нечто болезненное, однако она старалась не вмешиваться, боясь, как бы они оба не накинулись на нее. Самым лучшим в ее положении было помалкивать, и она старательно придерживалась этой тактики, хотя молчание далеко не всегда ее спасало.
* * *
Энтони Бонару часто казалось, что, если бы не дети, он давно бы развелся с Ирмой и женился на своей любовнице Эммануэль. Она была столь хороша в постели, что порой ему даже не верилось, что эта дикая кошка с ненасытным сексуальным аппетитом принадлежит ему. Двадцатилетняя модель из Майами и в самом деле обладала телом, за одно прикосновение к которому любой мужчина, если он только не педик, мог убить, не задумываясь. Эммануэль нисколько не напоминала тощих гордячек, надменно вышагивающих по подиуму в идиотских платьях, которые не наденет ни одна нормальная женщина. Она была моделью другого рода. Фотографии Эммануэль украшали собой обложки таких известных журналов, как "Стафф" и "Максим", а ее светлые кудри и силиконовые груди были известны всем мужчинам к северу от Рио - города, где появился на свет этот сексуальный бесенок.
Энтони впервые увидел ее полгода назад в одном из элит-клубов. Эммануэль пришла туда с известным, но почти разорившимся киноактером, который плотно сидел на кокаине и был не прочь при случае разнообразить свою сексуальную жизнь в обществе смазливых мальчиков. Бросив на девушку один-единственный взгляд, Энтони сразу решил, что она должна принадлежать ему, и, не тратя времени даром, начал наступление сразу на всех фронтах. Первым делом он поселил Эммануэль в роскошной квартире, потом купил ей новенький "Мерседес", осыпал ювелирными украшениями и шикарными тряпками.
Энтони обожал коллекционировать красивых, сексуальных женщин, и Эммануэль была для него достойным трофеем. Но как бы ни был он увлечен той или иной красавицей, бизнес всегда оставался для него на первом месте. За бизнесом следовали дети, потом - Франческа. Ирме он отвел место на самой нижней ступеньке этой иерархической лестницы, да и то только потому, что не видел способа от нее отвязаться. Она давно не интересовала Энтони в сексуальном плане и к тому же постоянно надоедала ему требованиями отправить ее назад в Штаты, хотя большинство женщин на ее месте были бы на седьмом небе от счастья. Ну чем плохо жить одной в доме площадью двадцать пять тысяч квадратных футов, в окружении телохранителей и слуг, готовых выполнить любой твой каприз? Но Ирме этого было мало. Она хотела постоянно быть рядом с ним, чтобы беспрепятственно изводить его своими идиотскими жалобами насчет супружеского долга.
Да как она вообще может требовать, чтобы он продолжал ее трахать?! Она же родила от него двоих детей; теперь она мать, вот пусть и ведет себя соответственно. Сам Энтони с рожавшими женщинами не спал принципиально.
Кроме того, у него имелись дела и заботы поважнее. И номером первым в списке этих забот была проблема Сантанджело.
Когда Энтони сказал Франческе, что он наконец решил предпринять определенные шаги, чтобы отомстить Лаки, лицо старухи вспыхнуло злобной радостью.
"Наконец-то ты вспомнил о нашей семейной чести! - воскликнула она. - Твой дед, если бы был жив, мог бы гордиться тобой. Только поквитайся с этими гордецами, и ничего другого мне в жизни больше не надо!"
"Что бы я ни делал, я делаю это для тебя, - ответил он. - Потому что ты единственная любишь меня по-настоящему".
"Нет! - резко возразила Франческа. - Ты делаешь это не для меня, а ради фамильной чести Боннатти. Нам было нанесено оскорбление, которое можно смыть только кровью. Твой сводный братец был рохлей и слабаком, ему это оказалось не под силу. И Донателла тоже ничего не смогла сделать. Ты - последний мужчина в нашей семье, и твой долг - поквитаться с этими Сантанджело, уничтожить их раз и навсегда".
"Обещаю, я это сделаю!" - торжественно сказал Энтони.
"Ты не клянись, а лучше постарайся, и постарайся как следует", - был ответ.
"Что-о? Ты мне не веришь?"
"Ты слишком долго ждал, Энтони".
"Господи Иисусе! Тебе не угодишь! Я все делаю для тебя, а ты еще сомневаешься!"
Последовала очередная бурная ссора. И бабушка, и внук орали друг на друга, нисколько не стесняясь в выражениях. Энтони, впрочем, давно привык к подобным сценам. Как ни странно, они его даже успокаивали.
* * *
Сидя за домом в тени раскидистого тропического дерева, Ирма от нечего делать следила за тем, как подстригают живую изгородь два их садовника. Один из них был уже пожилым, его изборожденное морщинами лицо было обожжено и выдублено солнцем. Второй садовник был намного моложе - прекрасно сложенный, мускулистый парень с мрачноватым лицом. Ирма не без любопытства поглядывала на его густые черные брови, чувственный рот и сильные руки. Чем-то этот пеон напоминал ее первого бойфренда, с которым она бегала на свидания, когда ей исполнилось четырнадцать. Его звали Энди Фрэнсис, и он был ужасно ревнивым. Стоило только кому-то бросить на нее взгляд, как он тут же лез в драку. "И ничего удивительного, - подумала Ирма с легкой улыбкой. - Ведь еще в школе я была самой красивой".
Ее первый сексуальный опыт тоже был связан с Энди. Ирма до сих пор помнила его короткие, но крепкие поцелуи, его язык у нее во рту. Вот его жадные, чуть дрожащие руки шарят у нее под свитером, расстегивают лифчик и неловко ласкают тяжелые груди… Она так и не позволила ему дойти до конца, и каждый раз Энди был невероятно разочарован.
Замечтавшись, Ирма вдруг поймала себя на том, что не отрываясь глядит на молодого садовника. Похоже, он был новеньким - во всяком случае, раньше она его не видела, а может, просто не обращала внимания. Пока она смотрела, мексиканец неожиданно поднял голову и встретился с ней взглядом. На его лице появилась подозрительная гримаса, но глаз он не отвел. И Ирма тоже глядела прямо на него.
Эти несколько коротких секунд определили дальнейший ход ее мыслей. Неужели, подумала она, именно с этим мужчиной ей суждено завести интрижку? С этим необразованным, тупым мексиканским садовником, от которого наверняка разит потом и кислым вином и который наверняка станет обращаться с ней намеренно грубо, ибо видит в ней только скучающую американку?
Да, ответила она себе со всей определенностью, на какую только была способна в настоящую минуту, и тотчас дрожь возбуждения пробежала по ее телу, а лоно затопило горячей влагой.
С тех пор как Энтони в последний раз прикасался к ней, прошло уже очень много времени, и Ирму вдруг захлестнуло жгучее желание.
Теперь она просто не могла оторвать взгляда от мексиканца, откровенно любуясь его рельефными мускулами и грубоватым, но мужественным лицом. Он должен принадлежать ей. Почему нет?.. Энтони считал себя ужасно умным, но Ирма давно знала о двух его любовницах - об итальянской шлюхе, которую он поселил в их нью-йоркском пентхаусе, и об этой так называемой модели в Майами. А еще он отнял у нее детей, хотя не имел на это никакого права.
Будь проклят Энтони! Он сам вынудил ее искать сексуального удовлетворения на стороне.
Тем временем старший садовник повернулся и медленно пошел к оранжерее. Молодой остался на прежнем месте у живой изгороди.
Ирма продолжала пристально смотреть на него. Сейчас или никогда - решила она и, повинуясь внезапному импульсу, поманила садовника пальцем. Тот растерянно огляделся и после непродолжительного колебания нерешительно двинулся в ее сторону.
"Что я делаю?! - мысленно ужаснулась Ирма. - Я сошла с ума, просто сошла с ума… Если Энтони когда-нибудь узнает, он меня убьет!" И все же она не могла остановиться, не могла сказать "нет" своему жгучему желанию.
Садовник подошел к ней почти вплотную, и Ирма утратила последние крохи рассудительности и элементарной осторожности. Не смея взглянуть на него прямо, она опустила глаза и теперь рассматривала камни дорожки у него под ногами.
- Сеньора? - проговорил он приятным низким голосом. От него приятно пахло горячим потом и немного - чесноком.
- Ты… ты ведь новичок здесь, правда? Я тебя раньше никогда не… - проговорила Ирма, обмахиваясь журналом. Отчего-то ей вдруг сделалось весело и жутко. - Как тебя зовут?
- Простить, сеньора, я не понимать английский, - запинаясь пробормотал он, зачем-то потирая бедро большой, натруженной рукой. - Совсем нет.
- Не понимаешь по-английски? - удивилась Ирма. Впрочем, она тут же подумала: "В самом деле, откуда ему знать английский? Ведь он же простой садовник, может быть, он даже школу не окончил".
Подняв голову, она несколько мгновений рассматривала его рот. Он приводил ее в восторг - был таким крупным и влекущим. И небольшая щетина на подбородке, которая придавала ему особенно мужественный вид. А какие у него большие, сильные руки!
- Имя! - повторила она, продолжая обмахиваться журналом. - Номбре, си?
- Луис, - проговорил он негромко.
- Грасиас, Луис! - рассмеялась Ирма, отпуская его движением руки.
Садовник повернулся и медленно пошел обратно, давая Ирме возможность насладиться созерцанием его крепких, обтянутых вылинявшими джинсами ягодиц.