- Давайте поставим перед собой задачу, - ответил Буш, - избавиться от подобных списков к нашей встрече в следующем году.
В этой фразе президента был скрыт глубокий смысл: чем больше будет делаться в СССР в идеологическом и гуманитарном направлениях, тем большую поддержку окажут ему США на экономическом поприще.
За обедом Горбачев сконцентрировал внимание на внутренних экономических трудностях у себя в стране. Пока облаченные в ливреи официанты обносили присутствующих серебряными вазочками с икрой, Горбачев жаловался на проблемы бюджета:
- У нас и раньше был большой дефицит, а сейчас еще эти удары судьбы.
Он рассказал о колоссальных расходах на восстановление после чернобыльской ядерной катастрофы и землетрясения в Армении. В довершение ко всему низкие мировые цены на нефть пагубно отражаются на валютных доходах Советского Союза.
"Главное испытание" его политики, сказал он, заключается в том, сумеет ли он преодолеть нехватку потребительских товаров у себя в стране. Для этого ему придется не только вылечить больные структуры советской экономики, но и изменить отношение народа к труду.
Приняв свой обычный самоуверенный вид, Горбачев объяснил, что в Советском Союзе государственную собственность на предприятия постепенно вытесняет "коллективная". По мнению Горбачева, всякое коллективное владение - где больше одного хозяина - можно исключить из категории частной собственности.
- Мы оба знаем, что в Соединенных Штатах почти нет частной собственности… Ведь некоторые из ваших фирм насчитывают более двадцати тысяч акционеров!
Буш из вежливости воздержался от замечаний по поводу неожиданно проявившегося невежества Горбачева в области западной экономики. Вместо этого он поведал о своем опыте рискованного поиска нефти в Мексиканском заливе: когда он и его партнеры потеряли там нефтяную вышку, то полностью потеряли все вложенные деньги.
- Но американскому налогоплательщику это не стоило ни единого пенни, кроме, пожалуй, расходов на списание налога.
Палащенко с трудом сумел перевести термин "списание налога". Когда наконец он справился, Горбачев, казалось, был озадачен более, чем когда-либо. Он пожаловался на своих экономистов, которые дают ему бестолковые советы.
- Я тоже через это прошел! - засмеялся Буш.
Дабы упредить вопрос Горбачева о непосредственной финансовой помощи - просьба, в которой он вынужден был бы отказать, - Буш одобрительно отозвался о недавнем публичном высказывании Шеварднадзе о том, что советское руководство "не собирается просить милостыню", так как имеет "гордость".
- Я понимаю, что вы горды, - заключил Буш, - и мы тоже…
После обеда Буш должен был вернуться на "Белнап" на три часа - "личное время", - а затем, в 16.30, вновь прибыть на "Горький" для следующей встречи с Горбачевым. Оба руководителя собирались завершить день рабочим ужином на "Белнапе".
Штормило так, что Горбачев предложил Бушу остаться на "Горьком" во избежание срыва переговоров. Буш не согласился. Президентский катер швыряло из стороны в сторону; лишь после многочисленных попыток ему удалось пришвартоваться к "Белнапу". Когда Буш с сопровождавшими его лицами поднялись на борт, его советники и подразделение секретной службы настояли на том, чтобы президент оставался на судне до тех пор, пока не улучшится погода.
Всю вторую половину дня президент Соединенных Штатов провел в адмиральской каюте в окружении фотографий 6-го флота, хмуро глядя в иллюминатор на дождь и туман. Лишь однажды они со Скоукрофтом вышли на палубу "Белнапа", чтобы посмотреть в сторону "Горького", где - всего лишь на расстоянии тысячи ярдов - Горбачев и остальные праздновали 66-летие Яковлева.
В тот вечер Буш и те из его помощников, кто был в состоянии, пили белое вино за ужином, который президент назвал "превосходным". Очень жаль, сказал он стюардам, что Горбачев так и не узнал, "как кормят на американском флоте".
На рассвете в воскресенье буря начала стихать. Утреннее заседание планировалось провести на борту "Белнапа", но обе стороны решили перенести его на более устойчивое советское судно. Когда катер приблизился к "Максиму Горькому", за ухом у президента тоже был наклеен пластырь от морской болезни.
На вопрос репортера, не помешала ли непогода встрече, Буш воскликнул:
- Нет, черт побери! Нет! Встреча идет прекрасно, спасибо.
С такой же наигранной веселостью он взбежал по трапу на советский корабль и протянул хозяину руку с приветствием:
- Доброе утро!
Сияющий Горбачев ответил старательно заученной английской фразой:
- Долгое время не видеть!
Накануне, желая установить контакт с Бушем, Горбачев, сдерживая стремление к превосходству, не стал обсуждать свои сомнения относительно того, что происходит с советской властью и коммунизмом советского образца в мире. Сейчас он сказал Бушу, что хочет снять камень "с души".
Он сетовал на то, что определенные аспекты риторики и политики США носят "односторонний характер" и "не способствуют осуществлению моих планов". Зачем Буш беспрестанно повторяет, что события в Восточной Европе - это "торжество ценностей Запада"?
- А почему вас это тревожит? - спросил Буш. - На мой взгляд, гласность - ценность Запада, открытость - ценность Запада, представительное правительство - ценность Запада, плюрализм - ценность Запада.
- Но ведь и у нас есть эти ценности, - возразил Горбачев. - Почему бы вам не назвать их ценностями Востока?
Бейкер, как бывший юрист, тут же подоспел на помощь, подсказав взаимоприемлемый термин:
- А как насчет того, чтобы назвать их демократическими ценностями?
- Замечательно! - воскликнул Горбачев. - Демократические ценности! Прекрасно!
Горбачев признал даже то, что Америка могла бы стать посредником в мирных преобразованиях в Восточной Европе.
- Мы больше не считаем вас своим врагом, - сказал Горбачев Бушу. - Многое изменилось. Мы хотим вашего присутствия в Европе. Вы должны остаться в Европе. Ваше нахождение там важно для будущего этого континента. Так что не думайте, будто мы добиваемся вашего ухода.
Бейкер счел это заявление Горбачева самым важным и обнадеживающим из всего произнесенного им за этот уик-энд.
Позднее он сказал своим помощникам, что Горбачев наконец-то "перестал играть в самоутверждение".
Отпустив помощников, Буш и Горбачев перешли к самому щекотливому, а возможно, и самому взрывоопасному вопросу повестки дня: судьбе Прибалтийских республик. Буш заметил, что на пресс-конференции по окончании встречи эта тема обязательно будет затронута.
Горбачев сказал, что готов ответить на любые вопросы, связанные с Прибалтикой. Повторяя то, что Шеварднадзе говорил Бейкеру несколько месяцев назад, он заверил Буша в "твердом намерении" Кремля избежать каких бы то ни было репрессий. Применение силы "будет означать конец перестройки".
Буш напомнил Горбачеву, что за сорок девять лет Соединенные Штаты так и не признали аннексию Прибалтики Советским Союзом. И по-прежнему хотят, чтобы Прибалтийские республики получили независимость. Если центральные советские власти, продолжал Буш, вызовут взрыв насилия в Прибалтике, то в Соединенных Штатах "вспыхнет пожар" антисоветских настроений…
По окончании переговоров Буш и Горбачев появились перед журналистами в танцевальном салоне на "Горьком" - это была первая в истории встреч на самом высоком уровне совместная пресс-конференция. Единственным источником резких разногласий оставалась Центральная Америка - тяжелое наследство печального прошлого. Не вызывало сомнений, что в течение ближайших нескольких месяцев будут разработаны - и в 1990 году подписаны - договоры по ограничению стратегических наступательных и обычных вооружений в Европе.
Оба руководителя сумели даже найти положительные стороны в капризах погоды.
- Этот инцидент доказывает, что мы способны хорошо приноравливаться к меняющимся обстоятельствам, - сказал Горбачев.
В Москве представитель Министерства иностранных дел Геннадий Герасимов, как всегда, не удержался от красного словца:
- Мы похоронили "холодную войну" на дне теплого Средиземного моря, - сказал он.
А два года спустя Бессмертных вспоминал:
- Если бы не Мальта, Советскому Союзу никогда бы не удалось так плавно выпустить из-под контроля Восточную Европу и Прибалтику…
В тот самый уик-энд, когда Буш и Горбачев находились на Мальте, начался окончательный развал коммунистического режима в Восточной Германии. "Ведущая роль" коммунистической партии была отвергнута. Специальный парламентский комитет обвинил Хонеккера и других смещенных руководителей в коррупции и исключил их из партии. Эгон Кренц подал в отставку, и на его место пришел партийный лидер более реформистского толка Грегор Гизи.
На встрече руководителей государств - участников Варшавского договора, состоявшейся в начале декабря, каждую делегацию - за исключением одной - возглавлял реформатор, придерживавшийся собственных взглядов на реформу и пришедший к власти в 1989 году.
Единственным исключением была Румыния - Николае Чаушеску сетовал своим новым коллегам, что Америка и Западная Европа возобновили старую кампанию за мировое господство:
- Они хотят ликвидировать социализм! - кричал он.
Он предложил провести еще одно заседание Варшавского договора в Бухаресте для того, чтобы спланировать контрнаступление от имени "пролетарских партий".
Другие руководители старались не обращать на него внимания. Они одобрили предложение Чехословакии осудить советскую интервенцию 1968 года, сокрушившую Пражскую весну, как "незаконную акцию с затянувшимися негативными последствиями". Эта резолюция явилась еще одним ударом по брежневской доктрине. Чаушеску отказался ее подписывать.
Через три недели Чаушеску и его жена были казнены во время самого кровавого из восточноевропейских переворотов - их тела были изрешечены пулями. После смерти диктатора его силы безопасности продолжали неистовствовать. Часть румын повернули свои ружья против венгерского меньшинства, живущего в западной части страны. Лоуренс Иглбергер предупредил Бейкера, что гражданская война и национальная рознь могут распространиться далеко за пределы Румынии. Дело дошло до того, что некоторые из свергнувших Чаушеску обратились к Горбачеву с просьбой ввести советские войска, дабы положить конец поддержке диктатуры секретной полицией Чаушеску.
В Вашингтоне Бейкер высказал мнение, что у Советов "достаточно мотивов и возможностей, чтобы прекратить кровопролитие". В воскресенье, 24 декабря, в программе Эн-би-си "Встреча с прессой" он заявил, что Соединенные Штаты не будут возражать, если "Варшавский договор сочтет необходимым вмешаться" в дела Румынии.
В этом крылась определенная ирония. В десятую годовщину вторжения Брежнева в Афганистан и всего через несколько недель после того, как Горбачев отрекся от брежневской доктрины, государственный секретарь Соединенных Штатов заявил, что приветствовал бы решение Советов вернуть войска в одну из стран Восточной Европы.
Возможно, Бейкер руководствовался дополнительными мотивами помимо стремления прекратить кровопролитие. Соединенные Штаты только что совершили массированную интервенцию в Панаму - операция носила название "Правое дело", и ее главная задача состояла в том, чтобы лишить диктатора генерала Мануэля Норьегу власти и доставить его в Майами.
Если бы Горбачев ввел войска в Румынию во имя защиты свободы, это уравновесило бы действия США на Филиппинах и в Панаме. Бейкер направил в Москву послу Мэтлоку телеграмму с просьбой разузнать об отношении Советов к событиям в Румынии и их действиях.
Шеварднадзе сказал Мэтлоку, что он "категорически против" любого вмешательства. Румынская революция была "делом самих румын", и больше ничьим. Всякое советское вмешательство лишь "сделает из Чаушеску мученика".
"Отпустите прибалтов!"
В кремлевский кабинет Горбачева вкатили телекамеру для того, чтобы записать на пленку его Новогоднее обращение к советскому народу. Сидя за столом и глядя в объектив, он сказал, что 1989 год стал "годом окончания "холодной войны". В то время как 90-е годы обещают стать "самым плодотворным периодом в истории цивилизации", Советский Союз "пережил трудный год, самый трудный год перестройки". Он призвал к "разуму и доброте, терпению и терпимости".
Самой серьезной проблемой были усилившиеся требования независимости Литвы. В декабре литовская коммунистическая партия прервала отношения с Москвой и выдвинула требование предоставления свободы республике.
В Москве Горбачев провел закрытое заседание ЦК. Сторонники жесткой линии настаивали на применении силы против Вильнюса - ведь если отколется Литва, то распадется весь Советский Союз. Горбачев отказался.
- Я не хочу марать руки в крови, - сказал он.
Горбачев убедил Центральный Комитет повременить с окончательным решением - из Москвы в Вильнюс была направлена делегация с целью призвать местных партийных лидеров прислушаться к голосу разума. Борис Ельцин, не желая, чтобы его соперник ушел от справедливой ответственности, предложил возглавить делегацию самому Горбачеву. ЦК согласился.
Во вторник, 11 января, Горбачев в сопровождении сорока человек вылетел в Вильнюс. Более 200 тысяч разгневанных литовцев собрались перед кафедральным католическим собором, скандируя слово "независимость". Один из лозунгов гласил: "Ленин признал Литву, Сталин отнял у нее независимость, - а Горбачев?"
Трехдневный визит Горбачева был первым в истории посещением Литвы главой советского государства. Смешавшись с толпой, он восклицал:
- Независимость? Давайте ее добиваться. На рабочих местах, в городах, в республиках, но вместе!
Горбачев дал понять, что возможен компромисс:
- Нам необходим механизм выхода республик из Советского Союза. Надо обсудить принципы выхода, обороны и системы связи, как того требует нынешнее время.
Таким образом, советский руководитель впервые в публичном выступлении допустил возможность выхода советской республики из состава Союза.
Витаутас Ландсбергис, профессор музыковедения, возглавивший движение за независимость Литвы, на массовых митингах в Вильнюсе заявлял:
- Украденное должно быть возвращено!..
Не успел Горбачев вернуться из Вильнюса в Москву, как на него обрушилась новая, еще более тяжелая беда - Кавказ. Армения и Азербайджан вступили в конфликт с центральным советским правительством и друг с другом одновременно.
В течение десятилетий армянский и азербайджанский национализм сдерживался железным кулаком Москвы. Теперь граждане обеих республик, осмелев, - подобно литовцам, во весь голос после столь долгого молчания - заявили о том, что хотят независимости. В Баку многотысячные толпы под руководством Народного фронта Азербайджана окружили здания ЦК компартии, радио- и телецентра, требуя выхода из Советского Союза и объединения с собратьями по крови в северном Иране.
Ситуацию осложняли события в Нагорном Карабахе - области Азербайджана, населенной в основном армянами. Боясь последствий получения Азербайджаном независимости, народ Карабаха добивался выхода из состава республики и присоединения к Армении. В результате вновь разгорелась старая вражда, не утихавшая между армянскими христианами и азербайджанскими мусульманами по крайней мере с VIII века, - такого взрыва насилия Советский Союз не знал со времен Второй мировой войны.
Горбачев направил в Баку с миротворческой миссией Евгения Примакова. Бывший корреспондент "Правды" на Ближнем Востоке, тесно связанный с КГБ, Примаков поднялся на высшую ступень в советской академической системе, сменив в 1985 году Яковлева на посту директора престижнейшего Института мировой экономики и международных отношений.
В конце 80-х Примаков стал активно участвовать в политике и примкнул к сторонникам Горбачева на съезде народных депутатов и в Верховном Совете. К 1990 году он вошел в ближайшее окружение Горбачева. Будучи советником главы советского государства в вопросах экономики, обороны и внешней политики, Примаков постоянно подчеркивал, что в прошлом был специалистом по арабскому и исламскому миру. Таким образом, когда на Кавказе вспыхнули волнения, выбор Горбачева, естественно, пал на него.
В Баку Примаков объявил народу, что советские вооруженные силы находятся здесь лишь для защиты интересов национальных меньшинств. Он был освистан. Министр обороны Дмитрий Язов и министр внутренних дел Вадим Бакатин прибыли в Азербайджан на военный командный пост за пределами Баку, где советские войска готовились к наступлению. Сторонники Народного фронта соорудили грубые баррикады из автобусов, чтобы преградить путь "интервентам" из Москвы.
На рассвете 20 января армейские подразделения и войска Министерства внутренних дел прорвали заслон и атаковали город, вступив в перестрелку с митингующими, которые были вооружены винтовками и автоматами. В то время как по официальным данным число убитых равнялось 120, Народный фронт утверждал, что на самом деле погибла тысяча человек.
Выступая по телевидению, советский руководитель оправдывал применение сил подавления. Он называл восставших "погромщиками, организаторами и подстрекателями беспорядков", "антиобщественными и антинародными элементами"…
Буш и Бейкер были не на шутку встревожены тем, что советский руководитель не сумеет надолго удержать власть. Шеварднадзе вынужден был отложить следующую встречу с Бейкером, запланированную на февраль в Москве, с тем чтобы Горбачев мог провести двухдневное заседание Центрального Комитета в надежде укрепить свои позиции. Борис Ельцин во всеуслышание прогнозировал "падение" правительства Горбачева "через несколько месяцев".
Опасаясь, как бы Запад не отвернулся от Горбачева, Шеварднадзе заверил иностранных корреспондентов в Москве, что угрозы свержения нынешнего главы государства не существует.
- Горбачев и политическое руководство страны в целом пользуются поддержкой большинства советского народа, даже при том, что мы испытываем огромные трудности. В магазинах пустуют прилавки, не говоря уже о множестве социальных, экономических и межнациональных проблем.
В течение той недели Горбачев находился на даче в Ново-Огареве - в получасе езды от Москвы. Построенный в 1956 году - с портиком в четыре колонны и с островерхими викторианскими крышами, - этот двухэтажный оштукатуренный особняк был стилизован под русские дворянские усадьбы начала XIX века. Здесь была бильярдная, солярий и кинотеатр - большинство москвичей об этом не догадывалось.
На дачу съехались помощники Горбачева, чтобы помочь ему подготовить основной доклад Центральному Комитету - о реформе партии. Москва полнилась слухами, что Горбачев собирается объявить о выходе из партии. Когда об этой версии сообщила Си-эн-эн, Горбачев публично ее опроверг.
Многие из его сограждан надеялись, что слухи оправдаются.
В воскресенье, 3 февраля, сотни тысяч москвичей вышли на демонстрацию, требуя отмены монополии коммунистов в структурах власти. Толпы людей, собравшиеся перед гостиницей "Москва", где остановились многие члены ЦК, скандировали:
- В отставку! В отставку!
Плакаты гласили: "Коммунистическая партия Советского Союза, мы от тебя устали!" и "72 года пути в никуда". Обращаясь к манифестантам, Борис Ельцин сказал:
- Для партии это последний шанс.
В понедельник утром, 5 февраля, Горбачев сделал доклад на закрытом заседании ЦК.