* * *
Несколько месяцев я провела в больнице. Сначала в той неотложке, в которой работала, потом перевели в обычную районную. Начался долгий период реабилитации. У меня никого не было, только иногда друзья приходили в больницу и навещали коллеги Андрея. Голова постоянно пребывала в густом душном отупении. Я не реагировала на слова, вздрагивала от прикосновений и почти не поднимала глаза от пола. Горе… Огромное, непереносимое неподъемной тяжестью прижимало к земле и не давало вздохнуть. Я все время молчала, и врачи даже решили, что у меня от стресса пропал голос. Назначили кучу дополнительных исследований, но с горлом было все в порядке. Я как механическая кукла ходила на процедуры и запихивала в себя больничную постную еду… На каком-то диком, животном уровне тело хотело жить дальше, и пусть душа была полумертвая, но основные первобытные инстинкты не давали умереть.
За время моего пребывания в больнице банк за неуплату по кредиту отобрал квартиру и вместо наших двухкомнатных отремонтированных хором, я взамен получила маленькую коммуналку на окраине. Мне было все-равно… Наверное, нужно было спорить, доказывать, что за первый взнос мы отдали нашу однокомнатную квартиру и плюс еще год выплачивали кредит, но тогда в больнице меня меньше всего волновало, как я буду жить дальше… И где…
И через почти полгода после аварии я впервые зашла в свое новое одинокое жилье. Все мои вещи были свалены в кучу, одежда вперемешку с кастрюлями и фотоальбомами, зеркало, два стула и маленький диван… Ключи мне отдали друзья Андрея (огромное спасибо им за то, что побеспокоились за новый замок и за сохранность моих вещей)… Денег не было, я то уже почти год не работала. Друзья принесли продукты, забили холодильник и оставили меня наедине с собой. Марина порывалась остаться… Та девочка из детдома, которая меня толкала и обзывала в детстве, стала мне самой близкой подругой. Даже была нашей свидетельнице на свадьбе. Сама бойкая и озорная, она дополняла меня своей неуемной энергией и оптимизмом. Но сейчас они мне были не к чему. И я попросила ее уйти…
Нужно было решать, как жить дальше. И первое, что я сделала - пошла на кладбище. Мне необходимо было проститься с Андреем, просто необходимо было увидеть его могилу, принять и понять его смерть, его уход, заплакать, наконец. Расстаться навсегда со своей первой любовью.
Потом, позже, читая психологическую литературу и несколько раз побывав у психотерапевта, я поняла, что прошла все классические стадии горя. Шок, отрицание, отупение. Потом боль и чувство вины… Почему мы поехали в машине - ведь можно же было на метро! Почему вечером, нужно было утром! И все в таком роде… Гнев на себя, горечь, обида на судьбу. Как Бог мог допустить, чтобы мой прекрасный, честный, добрый Андрей погиб? Как Бог мог допустить смерть моего не родившегося ребенка? Что же это за Бог такой? … А потом… Потом смирение…
* * *
Я опять пошла в неотложку просить работу. Кризис, мест в больнице не было и меня взяли на скорую медсестрой. Тяжелый выматывающий труд. Всю ночь в машине, огнестрельные и ножевые ранения, преждевременные роды, сердечные приступы, вонючие бомжи и буйные алкоголики. К концу смены я уже ничего не соображала. Механически, не задумываясь, делала перевязки и ставила уколы. Наверное, тогда это был лучший труд для меня, до отупения и состояния робота-автомата. Контраст этого кошмара помог справиться с моим горем, помог потихоньку выкарабкаться из той раковины, в которую я себя замуровала.
Прошло два года и боль растворилась в тяжелой каторжной работе, ежедневных проблемах, приходах друзей, посиделках с бутылочкой вина, маленьких крошечных радостях. Больше всего я любила принимать роды, когда мы не успевали привести роженицу в больницу, приходилось останавливаться и прямо в машине готовить операцию. Появление на свет нового человека - это всегда чудо. Великое и грандиозное… Я просто застывала в ошеломлении, слыша первый громкий крик младенца, видя его первый вздох. И даже если мать была не очень добродетельна или не трезва, в этот момент я любила и ее. Любила за это рождение, за этот дар миру новой жизни.
Мне исполнилось двадцать восемь… Я жила в своей коммуналке и работала медсестрой. Теперь я уже понимала, что вряд ли я стану настоящим врачом, не было денег, чтобы закончить мединститут, да и все время отнимала работа. За мной потихоньку начали ухаживать мужчины. Приглашать в кафе, кино, в театры. Иногда коллеги, иногда пациенты… Было странно…
Почему-то, я всегда привлекала мужское внимание. Даже удивительно, потому что никогда к этому не стремилась… Я ведь не была писаной красавицей, и ноги у меня не от ушей, и грудь не пятого размера. Симпатичная, но и только. Стройная, небольшого роста натуральная блондинка, с тонкими чертами лица. Овальное личико, пухлые губы, голубые глаза - ничего особенного… Ах, да… Еще длинные белокурые волосы. Рядом работали более яркие и привлекательные девушки, сексапильные и обворожительные. Они заразительно хохотали и шикарно одевались, вызывающе красились и были в курсе всех сплетен и модных событий. Но мужчины приглашали на свидания почему-то меня. Чем я их привлекала? Не знаю… Возможно своим спокойствием, бесконфликтностью, или уступчивостью и мягкостью?.. Для меня всегда это было загадкой.
Марина частенько обвиняла меня в бесхарактерности. По-дружески, шутя и ругая мою нерешительность. Сама она уже два раза побывала замужем и решила не останавливаться на достигнутом. Я только улыбалась в ответ на ее дружеские подначки. Отвечала, что вода тоже мягкая и ласковая, но гранитные глыбы точит лучше профессионального скульптора, делая гладкими и круглыми.
- Люб, прости меня, но ты дурочка, - мы сидим с ней в летнем кафе в парке и пьем сладкий безалкогольный коктейль через трубочку (мне еще на работу в ночную смену).
- Почему? - на Маринку было сложно обижаться, она всегда говорила, что думала и выражения не выбирала.
- Если бы ты хоть раз подняла глаза с пола и посмотрела вокруг, то увидела бы - все мужчины смотрят только на тебя, - я удивленно подняла глаза и украдкой окинула взглядом кафе - ничего такого, - возмущенно произнесла я.
- Ну да, сейчас тут только мы и та мамаша с детьми, - фыркнула Маринка, - я иносказательно. Иногда я тебе завидую черной завистью. Тебе бы прийти в любой респектабельный ресторан и в тот же вечер ты оттуда бы ушла с миллионером. - Марина давно безуспешно пыталась подцепить на крючок богатого "папочку", но пока в ее активе были только менеджеры среднего звена и один мелкий чиновник.
- И ничего я не делаю такого, - буркнула я…
- Вот именно! - указательный наманикюренный палец подруги ткнулся мне в грудь. - Не делаешь. Потому, что тебе ничего не нужно… Эх, ну почему это бешеное обаяние досталось не мне, - притворно вздохнула Маринка. Она все же немного лукавила. Природа не обделила мою подругу. Ей досталась яркая внешность, умело подчеркнутая макияжем, неуемная энергия фонтанировала безудержным потоком, она заразительно смеялась и смешно рассказывала анекдоты (чем я похвастаться никогда не могла), многие мужчины увивались вокруг нее. Она уже два раза побывала замужем, но все по-прежнему была в поиске. А работала Марина в салоне красоты парикмахером, она еще с детства любила причесывать кукол и стричь им волосы (это объясняло ее пристальное внимание к длинноволосым Барби, из-за которой у нас и произошла первая ссора).
- Ну, хватит уже, - попыталась образумить ее я, мне всегда было не по себе, когда она начинала меня подначивать и задирать, - ты же знаешь меня.
- Вот именно, - вдруг сказала Маринка, и, помолчав, непривычно серьезно добавила, - наверное, этот призрак детдома все время будет висеть над нами дамокловым мечем.
- Да нет, - начала я и тут же была перебита.
- Да-да! Посмотри на себя… - тяжело вздохнула она, - ты прекрасный добрый человек, светлая душа, у тебя просто обязана быть счастливая крепкая семья, ты создана для этого. Ты бы видела себя со стороны пять лет назад, - она на секунду замолчала, как будто бы не хотела напоминать мне утрату, - ты сияла. Это было твое… Это я не создана для семьи, а ты… - Марина вдруг подсела на мою сторону и крепко обняла за плечи, - Если бы не детдом, ты бы уже нашла кого-то, была бы открыта и жизнерадостна, а не смотрела в пол, как ты делаешь пятьдесят процентов времени. Ты была бы прекрасной дочерью и женой, великолепной матерью… А сейчас что?
- Что? - спросила безнадежно…
- Ты прячешь глаза, бегаешь от мужчин как от черт от ладана. Твоя робость и неуверенность в себе переходит все границы… Когда ты смеялась последний раз? Когда пела, танцевала? Твой характер ведь совсем другой… Это все приют…
- Нет, - прошептала я, - не только…
- Не только, - согласилась она, - но он первый наложил свой отпечаток.
Мы помолчали… Я была не согласна. Точнее не совсем согласна с Мариной. Нельзя во всем обвинять приют. Да, то, что у нас не было родителей, или они умерли, или отдали нас, повлияло на наш характер не в лучшую сторону. Я болезненно застенчивая и робкая, всегда пряталась за спину Андрея, выходила "в люди" только с ним, соглашалась с его проектами и идеями, была послушной и безынициативной. Возможно, даже слишком. Марина. Ее неспособность остановиться на одном мужчине, постоянный безуспешный поиск идеала, постоянная неудовлетворенность собой и мужчинами ее окружающими.
- Почему ты не заведешь ребенка? - вдруг спросила ее я, - ладно я не могу, но ты то. Неясная тоска тоненько царапнула коготком, и сразу же отступила назад в темноту, туда, куда я загнала свои счастливые воспоминания о прошлом…
- С кем? - возмущенно уставилась на меня Марина…
- Было бы желание, а мужчина найдется, - улыбнулась я, - да хотя бы с этим твоим… Василием Павловичем… Я думала, она сейчас начнет опять куражится и шутить, а она вдруг серьезно и как то непривычно для себя ответила.
- Милая моя подруга. И это тоже страх, который остался от детдома. Вдруг со мной что случиться, авария (она с сожалением посмотрела на меня, как будто извиняясь за напоминание), смертельная болезнь, еще что. У меня никого нет, ни родителей, ни братьев, ни сестер. И моему ребенку светит только приют. Я не хочу ему такой судьбы.
- Нельзя же так! - воскликнула я, - если будешь постоянно об этом думать - что за жизнь тебя ждет!
- Да, - она встрепенулась и ярко улыбнулась мне, - но ведь это ты у нас женщина, созданная для семьи, замужества, материнства. А я никогда к этому не стремилась. Ну, хватит хандрить! - заявила вдруг Марина и поднялась со стула. - Если мы решили, что ты у нас роковая женщина, - я вытаращила на нее круглые глаза, - значит, придется мне тебе показать, как ты действуешь на мужчин, если ты сама этого не видишь.
- О, нет, - простонала я. - мне еще на работу сегодня в ночь.
- Твоя смена начинается в одиннадцать, значит у нас еще куча времени. Тем более, это просто эксперимент, ничего пока я серьезного не планирую с тобой делать. - И потащила меня прочь из кафе.
Это было ужасно. Сначала она повела ради "проверки" в супермаркет, купить бутылку воды. При этом потребовала не опускать глаза и хоть иногда смотреть по сторонам. Я не знала, что она задумала, пока не стало слишком поздно… Мы подошли к кассе, Маринка специально подобрала одну из касс, где стояли почти одни мужчины… Потом вдруг вскрикнула, что мы забыли деньги, а моя подруга (кивнула на меня) теряет сознание от жажды… Когда все окружающие мужчины подскочили, чтобы заплатить нам за воду, я чуть не провалилась на месте. А потом еще долго на выходе из супермаркета отбивалась от настойчивых предложений подвести домой меня, а то вдруг мне станет плохо по дороге. Я, красная как рак, тащила Марину прочь от магазина. Она только посмеивалась.
- Нет, ну ты видела! - не унималась она, - и это при том, что у двоих из них я заметила обручальные кольца!.. Я не знала, куда себя девать от смущения.
Мы шли по центральной улице нашего города и смеялись. И вдруг, забывшись, я зацепилась за восхищенный взгляд мужчины, идущего навстречу. Один, второй, третий даже остановился и спросил который час. Маринка не унималась.
- Ты заметила? - толкнула она меня в бок.
- Может это на тебя они обращают внимание, - попыталась отмазаться я. - смотри, как ты одета, макияж, прическа.
- Нет, ну действительно, дура, - заявила подруга, - ты просто слепа. Ну ладно раньше ты никого не замечала - сначала Андрей, потом авария, а теперь то что? Столько лет уже прошло.
- Не знаю, - вздохнула я, - мне страшно… Опять…
- Ты же сама мне недавно говорила, что нельзя все время бояться! - вернула мне Маринка мои же слова… и припечатала, - думаю, ты готова к новой любви. Оглядись вокруг и если опять никого не заметишь, придется мне браться за твое воспитание. А ты же знаешь, чем это грозит, - ухмыльнулась она. Я сложила молитвенно руки. "Нет, только не это!"
Мы рассмеялись и распрощались…
Я пока не чувствовала в себе ни сил ни желания опять броситься в этот омут с головой. Слишком еще свежи были не зажившие шрамы и в прямом и в переносном смысле… Головой понимала, а сердце уже потихоньку оживало, чего-то ждало и надеялось. Ждало прихода весны, ждало солнца, света, тепла… И лед тронулся…
* * *
Маленький тоненький росток любви пробрался наружу и повернул свою головку к солнцу. Сначала заинтересованные взгляды, частые встречи в коридорах больницы, как будто случайные. Тонкие завуалированные комплименты моему профессионализму, каторжному труду… Ничего неприличного или вульгарного. Когда я сама обратила внимание на нашего главного хирурга Алексея Ивановича Слуцкого, тот был уже влюблен в меня по уши (это он мне так сказал после свадьбы).
Приказ главврача о переводе меня в хирургическое отделение мной был воспринят неоднозначно. С одной стороны - самое престижное отделение нашей больницы, "чистая" интересная работа, помощь на операциях (то, о чем я всегда мечтала), с другой - мои друзья в "неотложке", моя необходимость, иногда спасение жизни, это давало мне огромный заряд своей значимости, важности для людей.
Через месяц после перевода меня назначили ассистировать Алексею Ивановичу. Я ужасно переживала и тряслась как осиновый лист, операция была пустяковая - удаление желчного пузыря, но это первая моя операция. Я чувствовала все время его теплую поддержку и одобрение. Он незаметно помогал мне и ненавязчиво руководил. После операции, легонько приобнял меня и сказал.
- Девочка, ты прирожденный врач, - я недоверчиво на него смотрела, - я повидал немало медсестер, но могу сказать с уверенностью - твою чуткость, любовь к пациенту, четкость в движениях, спокойствие и профессионализм не часто встретишь в человеке.
Он был меня старше на шесть лет и уже как год состоял в разводе. Все вокруг шушукались и сплетничали о таком привлекательном и одиноком мужчине, являющимся самым завидным холостяком в больнице. Я же в упор его не замечала, пока сам Алексей не подошел ко мне в столовой, и не пригласил в театр на премьеру знаменитого мюзикла. Сказать, что я опешила - ничего не сказать. Почти три года я жила в своем закрытом, неприветливом мире - дом-работа-опять дом. Никаких мужчин, никаких театров и ресторанов. Никаких развлечений. Иногда с подружками кафе-мороженое. Я растерялась и согласилась.
* * *
Алексей мне потом рассказывал, еще давным-давно обратил внимание на маленькую симпатичную тихоню-медсестру, пугливую как воробышек, улыбчивую и очаровательную. "Ты как лучик солнышка проскальзывала через коридоры и освещала все вокруг. Ты была моим персональным светом в угрюмой ежедневной рутине"… Потом обнял меня и добавил, - "Но ты была замкнута и не разговорчива с мужчинами, счастлива в замужестве и совершенно недоступна… У меня уже тогда не ладилось с женой, и я иногда по-доброму завидовал твоему семейному благополучию… Потом авария, ты пропала на долгое время, и когда ко мне пришел Иван Иванович (наш главврач) с твоим резюме посоветоваться - что делать… Ведь время трудное, вакансий нет, я попросил взять тебя на работу"…
Он ухаживал за мной медленно и осторожно, словно боялся спугнуть… Почти два месяца проводов домой после дежурств, ужинов в кафе, совместных походов в кино и обедов в больничной столовой.
Потом он говорил, что так боялся что-то сделать не так, напортачить или поспешить, что даже немного перестарался… Я смеялась. "Да уж…"
Алексей был замечательным. Высокий крупный интересный мужчина. С нежными сильными руками, громким властным голосом и уверенными движениями. Прекрасный хирург от Бога. Я восхищалась им, ассистируя у него на операциях и потом, сидя в кафе, ловила каждое его слово, завороженно уставившись в красивое волевое лицо.
Он был так не похож на Андрея. Каким бы ни был решительным и энергичным мой первый муж, но ему не хватало этой спокойной уверенности в себе, этой харизмы и обаяния… Они были у Алексея в крови, воспитаны с детства любящими родителями, взлелеянные годами, десятилетиями жизни в достатке и спокойствии. Престижная школа, институт, благополучие и успех на профессиональном поприще. Только однажды его подвела судьба - они разошлись с женой после двенадцати лет брака. Я не спрашивала, что произошло. Захочет - расскажет сам, да и сам Алексей не интересовался моей жизнью с первым мужем…
* * *
Он дал мне это… Защищенность и умиротворение. Того, чего мне так не хватало. Я была с ним, как за каменной стеной, он окружил меня такой трогательной заботой и вниманием, что я иногда чувствовала себя маленькой девочкой. Покупал шерстяные носки и теплые варежки. Приносил обед в ординаторскую, когда я не успевала прибежать в столовую, легонько целовал меня в щеку, прощаясь возле входной двери подъезда, и пока не позволял себе ничего лишнего. Все уже в больнице давно нас уложили в постель и поженили, а я еще не целовалась с ним в губы.
Даже мне стало это надоедать. Я уже вполне созрела для более тесных отношений и однажды, после того как он в очередной раз подвез меня домой и чмокнул в щеку, просто решительно обняла его за плечи и притянула к себе его крупную взлохмаченную голову.
Его губы были такими, как я и предполагала - сильными, вкусными и упрямыми. Он сразу перехватил инициативу и впился так жадно и настойчиво, что мне оставалось только тихонько всхлипывать и цепляться за его куртку, боясь упасть…