На первый взгляд самым простым было решение российского вопроса. Официальный американский комментарий к "14 пунктам" гласил: Брест-Литовский договор должен быть отменен, как "явно мошеннический". Он требовал эвакуации немецких войск со "всей русской территории и такое урегулирование всех затрагивающих Россию вопросов, которое обеспечит самое полное и свободное сотрудничество других наций мира в предоставлении ей беспрепятственной и ничем не стесненной возможности принять независимое решение относительно ее собственного политического развития и ее национальной политики, и гарантирует ей радушный прием в сообщество свободных наций при том образе правления, который она сама для себя изберет; но не только прием, а и всяческую поддержку во всем, в чем она нуждается и чего она сама себе желает. Отношение к России в грядущие месяцы со стороны сестер-наций послужит лучшей проверкой их доброй воли и понимания ими ее нужд, которые отличаются от собственных интересов этих наций, - проверкой их разумной и бескорыстной симпатии".
Однако тут же Хауз потребовал признать "де-факто правительства, представляющие финнов, эстонцев, литовцев и украинцев…", т.е. тем самым фактически ратифицировать тот самый "мошеннический" Брест-Литовский договор, в результате которого эти страны появились на свет. Хауз объяснял свое решение двумя обстоятельствами: территориальными противоречиями между вновь возникшими странами и угрозой распространения большевистской революции. Одновременно Хауз указывал, что: "необходимо всемерно поощрять федеративные отношения между этими новыми государствами… Необходимо также предусмотреть для Великороссии возможность федеративного объединения с этими государствами". Таким образом, Хауз пытался угодить всем сторонам одновременно?
Большевики не имели ничего против образования свободной Польши и Финляндии и сами стимулировали этот процесс. Что же касается прибалтийских стран и особенно Украины, вопрос становился принципиальным. Эти территории являлись жизненно важными для России, они обеспечивали выход к морям, через них осуществлялся прямой контакт с Европой. А Украина являлась еще и основным поставщиком товарного хлеба в России. Людендорф отмечал, что в большевиках "чувствовался и национализм, так как они считали отделение Курляндии, Литвы и Польши, несмотря на все права на самоопределение, враждебным мероприятием против России".
При создании прибалтийских государств немецкими оккупационными войсками мнения местного населения никто особо не спрашивал. Генерал Кюльман отказался проводить среди прибалтов референдум. Под давлением большевиков, что бы обеспечить легитимность своих ставленников, немцы были вынуждены провести "свободные выборы". Правда, для победы на них германских протеже, немцам пришлось устроить массовый террор против инакомыслящих. Командующий немецкими войсками генерал Людендорф позже, очевидно базируясь на собственном опыте в Прибалтике, писал, что принцип права наций на самоопределение "подкупал своей простотой, но решить эту проблему без насилия невозможно…". Методы и цели "подлинного выражения народного мнения" российских окраин в июне 1918 г. обосновал глава отдела торговли германского МИДа на Украине: "Репрессировать все прорусское, уничтожить федералистские тенденции". За шесть дней до подписания перемирия в Компьене министерство иностранных дел Германии выпустило меморандум "Программа нашей восточной политики", в котором указывалось: "Наша восточная политика должна быть направлена на децентрализацию России с помощью манипуляции национальным принципом". Речь в первую очередь шла об Украине и Прибалтике.
После эвакуации немецких войск со стороны прибалтийских буржуазных националистов, при молчаливом согласии стран Антанты, террор приобрел еще больший размах. В декабре 1918 г. в гавани Мемеля, Либавы, Риги и Ревеля вошли английские крейсера. Англичане привезли с собой финских добровольцев и заручились поддержкой германского военного комиссара для борьбы против русской армии. Англичане платили, а немцы поставляли ландскнехтов. В то же время член американской военной миссии в Прибалтике Г. Смит докладывал в Госдеп: "правительство Латвии исключительно слабо и не имеет полномочий от латышского народа. Оно было бы немедленно сброшено в случае народных выборов. Это самозваное правительство".
На помощь правым националистам поспешила Антанта, начав интервенцию против Советской России. В итоге, по словам У. Черчилля: "интервенция дала… практический результат… Финляндия, Эстония, Латвия, Литва и, главным образом, Польша могли в течение 1919 г. организовываться в цивилизованные государства и создать сильные патриотически настроенные армии. К концу 1920 г. "санитарный кордон" из живых национальных организаций, сильных и здоровых, который охраняет Европу от большевистской заразы…".
Однако речь шла не столько о большевиках, сколько о реализации вековой британской мечты - изоляции России от европейских морей и вообще от Европы. Это был принципиальный вопрос большой политики британской империи: Пальмерстон еще в середине XIX в. сколачивал европейскую коалицию против России: "Мой идеал результатов войны, - писал премьер-министр Англии Пальмерстон, - заключается в следующем. Аланды и Финляндия возвращены Швеции; ряд германских провинций России на Балтийском море передан Пруссии; независимая Польша вновь становится барьером между Германией и Россией; Молдавия, Валахия и устье Дуная переданы Австрии… Крым и Грузия присоединены к Турции, Черкесия - либо независима, либо находится под суверенитетом Турции".
В начале XX в. меморандум английского министерства иностранных дел указывал, что создание малых пограничных государств "оказалось бы эффективным барьером против русского преобладания в Европе". Ллойд Джордж ссылаясь на мнение лорда Биконсфильда (Дизраэли), в свою очередь заявлял: "Традиции и жизненные интересы Англии требуют разрушения Российской империи".
Естественно, что У. Черчилль не собирался отдавать Прибалтику не только большевикам, но никакой другой российской власти, ни монархической, ни демократической. Англия и Франция вынудили признать государственную независимость Прибалтики даже собственные "белогвардейские" правительства России. Э. Айронсайд заявлял главе русского Северного правительства Миллеру: "Союзники никогда не согласятся на включение этих народов в состав любой будущей Российской империи". Ллойд Джордж в мае 1919 г. утверждал: "Необходимо заставить все белые партии признать границы, установленные Лигой Наций, и оказывать помощь только в обмен на согласие признать независимость Прибалтики".
Об искусственном характере возникновения и антироссийской направленности вновь созданных государств и прежде всего прибалтийских стран говорит то, что страны Антанты и США дали им прозвище "лимитрофов". Н. Устрялов назвал прибалтийские страны "колючей проволкой" г. Клемансо. Даже само создание этих государств являлось актом агрессии против России, о чем говорит, например, выступление маршала Фоша на конференции: "Необходимо создать… базу на восточной стороне, состоящую из цепи независимых государств - финнов, эстонцев, поляков, чехов, греков. Создание такой базы позволит союзникам навязать свои требования большевикам". Фош знал о чем говорил, об этом свидетельствуют хотя бы слова известного экономиста Л. Кафенгауза: с созданием независимых прибалтийских государств "Балтийское окно в Европу закрывается перед нами отныне наглухо…". Через Прибалтику до 1914 г. шла почти треть экспорта российской империи и две трети импорта.
Решению украинского вопроса должна была способствовать поддержанная Антантой агрессия Польши против России. И это несмотря на то, что Польша уже получила Восточную Галицию, которая согласно официальным американским комментариям к "14 пунктам" была "в значительной мере украинская (или русинская) и по праву к Польше не относится. Кроме того, имеется несколько сот тысяч украинцев вдоль северной и северо-восточной границ Венгрии и в некоторых частях Буковины (которая принадлежала Австрии)". В комментариях прямо указывалась, что "на востоке Польша не должна получать никаких земель, где преобладают литовцы или украинцы".
Тем не менее польская интервенция против России, стоившая многих сотен тысяч жизней, при массированной государственной поддержке Франции, США и лично У. Черчилля началась. В "войне с Советской Россией ее {Польши) войска едва избежали поражения, - отмечает Д. Киган, - Их случайный и неожиданный успех хотя и был явным национальным триумфом, но перегрузил молодую страну множеством представителей национальных меньшинств, в основном украинцев, что уменьшило пропорцию польского населения до 60% от общей численности". При этом польский представитель Дмовский выступал категорически против предоставления автономии украинцам, литовцам, белорусам, Он утверждал: "Украинское государство представляет собой лишь организованную анархию… Ни Литву, ни Украину нельзя считать нацией".
Между тем даже при подписании Брест-Литовского мира наиболее проницательные среди немцев считали, что в интересах Германии заключить честный мир - в противном случае, "Россия будет вынуждена провести новую мобилизацию, и в течение тридцати лет здесь разразится новая война". По мнению генерала М. Гофмана, командующего германскими войсками на Восточном фронте, "идея отторжения от России всего Прибалтийского края неправильна. Великодержавная Россия, а таковым Русское государство останется и в будущем, никогда не примирится с отнятием у нее Риги и Ревеля - этих ключей к ее столице Петербургу".
Относительно судьбы европейского наследства германской империи Ллойд Джордж в своем меморандуме участникам конференции указывал: "Если, в конце концов, Германия почувствует, что с ней несправедливо обошлись при заключении мирного договора 1919 года, она найдет средства, чтобы добиться у своих победителей возмещения… Поддержание мира будет… зависеть от устранения всех причин для раздражения, которое постоянно поднимает дух патриотизма; оно будет зависеть от справедливости, от сознания того, что люди действуют честно в своем стремлении компенсировать потери… Несправедливость и высокомерие, проявленные в час триумфа, никогда не будут забыты или прощены.
По этим соображениям я решительно выступаю против передачи большого количества немцев из Германии под власть других государств… Яне могу не усмотреть причину будущей войны в том, что германский народ, который достаточно проявил себя как одна из самых энергичных и сильных наций мира, будет окружен рядом небольших государств. Народы многих из них никогда раньше не могли создать стабильных правительств для самих себя, и теперь в каждое из этих государств попадет масса немцев, требующих воссоединения со своей родиной. Предложение комиссии по польским делам о передаче 2 миллионов 100 тысяч немцев под власть народа иной религии, народа, который на протяжении всей своей истории не смог доказать, что он способен к стабильному самоуправлению, на мой взгляд должно рано или поздно привести к новой войне на Востоке Европы".
Клемансо ответил на тираду своего коллеги словами: "Если англичане так обеспокоены умиротворением Германии, они могут предложить колониальные, военно-морские или торговые уступки… Англичане морской народ, они не испытали на себе чужого нашествия". "Эрозия же французской военной мощи ускорена исчезновением прежнего жизненно важного противовеса в виде России". Безопасность Франции Клемансо видел в как можно большем ослаблении Германии и прежде всего за счет создания на ее восточной границе новых сильных государств. Немецкие и российские территории, отсеченные в пользу этих государств, должны были с одной стороны дополнительно ослабить Германию и большевистскую Россию, а с другой - укрепить новых восточных союзников Франции.
Не случайно французы поддержали поляков в их стремлении создать Великую Польшу. Свои претензии представитель Польши Дмовский обосновывал Хаузу тем, что "Германия в духовном отношении на триста лет отстала от цивилизованной Европы". Хауз безуспешно просил Дмовского "проявить умеренность" и для начала нормализовать обстановку внутри страны, чтобы "поляки имели перед собой перспективу внутреннего согласия". Но перспектива Великой Польши будоражила воображение польской шляхты гораздо сильнее.
К началу 1919 г. Польша вела захватнические войны со всеми своими соседями. Что касается Германии, то Пилсудский сначала воспользовался помощью немцев для подавления своих политических противников внутри страны, а затем с помощью Франции начал войну против немцев. В ней Польша, при поддержке Франции, добилась получения от Германии части Познани, Померании, Восточной Пруссии, служившей для Германии продовольственной базой, промышленных центров Верхней Силезии, а также - вопреки плебисциту - правый берег Вислы. Мало того, для обеспечения выхода Польши к морю Германия была разрезана специальным Польским коридором, отделявшим ее от Восточной Пруссии. Ллойд Джордж выступил против поляков, он называл их "кликой жадных феодальных лендлордов, которые вовсе не сражались во время войны с Британией".
Свою долю от Германии взяла и Франция, вернув себе наконец утраченные земли; восьмой пункт Вильсона гласил: "Несправедливость, допущенная в вопросе об Эльзасе и Лотарингии в 1871 г…, в течение почти пятидесяти лет была причиной неустойчивости европейского мира, - эта несправедливость должна быть исправлена". Но этого Франции показалось мало, и она потребовала своего возвращения в границы не 1871 г., а 1814 г. Это была открытая претензия на территорию Саарской долины с ее угольными месторождениями. Хауз ответил отказом "потому что это будет означать передачу Франции 300 тыс. немцев… Месье Клемансо обозвал меня германофилом и порывисто вышел из комнаты", - вспоминал он. Ради продолжения мирной конференции Хаузу пришлось пойти на компромисс, и в собственность Франции перешли угольные копи Саарской области, дававшие в 1913 г. 12 млн. т угля. Управление областью было передано Лиге Наций сроком на 15 лет, с последующим плебисцитом.
Создавая Чехословакию, творцы версальского мира нарезали ее из Богемии, Моравии, большей части Австрийской Силезии, Венгерской Словакии, Прикарпатской Руси, отписав тем самым Чехословакии более миллиона богемских немцев. Небольшие приобретения сделала Дания, Бельгия получила 989 кв. км. Свою долю взяла и Румыния, которая, по словам Кигана, как "главный победитель, получила более чем щедрую компенсацию за свое вмешательство на стороне союзников в 1916 году, унаследовав тем самым постоянный источник разногласия с Венгрией - а также потенциально с Советским Союзом, - и включила в свой состав малые народности, которые составляли более четверти населения".
Результаты Версальского мира, отмечает С. Кремлев, до боли напоминали итоги Венского конгресса 1814 г., о котором французский исследователь XIX в. А. Дебидура писал: "Что касается восстановленной с таким трудом Пруссии, то разорванная нарочно на два куска, она прежде всего стремится соединить их, она как бы обречена на политику завоеваний и аннексий… Венский конгресс погрешил не только против предусмотрительности и мудрости. Это верховное судилище, собравшееся для того, чтобы установить господство права в Европе, допустило самые чудовищные насилия как по отношению к королям, так и по отношению к народам".
Э. Хауз с нескрываемым пессимизмом оценивал результаты версальского передела Европы: "Я склонен согласиться с теми, кто говорит, что договор получился скверным и его не надо было заключать, ибо при проведении его в жизнь он вовлечет Европу в бесконечно трудное положение".
В немалой мере тому способствовала активная деятельность американцев в Европе, считал У. Черчилль: "Расхаживать среди масс дезорганизованных и разъяренных людей и спрашивать их, что они об этом думают или чего бы они хотели, - наиболее верный способ для того, чтобы разжечь взаимную борьбу. Когда люди помогают в таких делах, которых они не понимают и в которых они почти не заинтересованы, они, естественно, усиливают себе возвышенное и беспристрастное настроение. "Познакомимся со всеми фактами, прежде чем принять решение. Узнаем обстановку. Выясним желания населения". Как мудро и правильно все это звучит! И однако, прежде чем комиссия, в которой в конце концов остались одни лишь американские представители, проехала треть пути через обследуемые ею местности, - почти все заинтересованные народы подняли вооруженное восстание…".