А может, о демографическом взрыве.
С ее почерком никогда нельзя быть уверенной.
– Думаю, пойдет. Брианна, в течение часа мне необходима копия этого отчета. У тебя какие-то проблемы? – Она взглянула на меня с тем чуточку нетерпеливым, чуточку раздраженным видом, который, по-видимому, был для нее характерен, и мне захотелось предложить ей печенья с соком и отправить поспать.
Вероятно, я слишком много времени провожу с племянниками и племянницами.
Но раз Кирби считает, что я "чувствую себя как в тюрьме" здесь, в Сиэтле, то пусть сама добывает себе сок.
– Нет, никаких проблем. Э-э… вообще-то мне трудновато разбирать ваш почерк. Конечно, дело во мне, а не в вас. Я хочу сказать, это у меня трудности с чтением ваших записей. Уверена, как только привыкну, смогу читать все, даже самый ужасный… Ой, нет! Конечно же, не ужасный! Просто… торопливый. Да, точно! Торопливый почерк. Вы наверняка писали в спешке, а я…
Кирби прищурилась. Ой…
– Вообще-то я ничуть не спешила. Если вы плохо разбираете мой почерк, это может обернуться серьезной проблемой.
– Нет! Я разбираю ваш почерк. Просто мне нужно расшифровать несколько слов… Гм… а вы не думали о том, чтобы диктовать документы с помощью нового оборудования, которое я для вас заказала?
Она взглянула на меня, но не ответила, и я поняла, что лучше закончить, пока в счете веду я. Ну, во всяком случае, пока не слишком отстала… Несколько минут мы вместе изучали ее записки. "Демонические верблюды" оказались "демографическим взрывом", как я и подозревала, а "москиты, спаривающиеся с гремучими змеями" превратились и "методы осуществления маркетинговых исследований". Как только у меня появился ключ к шифру, я довольно быстро разгадала текст сама.
Кирби бросила листы обратно мне на стол:
– Все понятно? Теперь сможешь закончить самостоятельно?
– Да, конечно. Постараюсь все сделать как можно быстрее. – Издав беззвучный вздох облегчения, я посмотрела па страницу файла, открытого на экране компьютера.
– Прекрасно. Только пусть "как можно быстрее" займет не более тридцати минут. И прекрати вздыхать.
Видимо, вздох был не таким тихим, как мне показалось.
Я снова на секунду зажмурилась, глубоко вдохнула, за тем открыла глаза и увидела Кирби, которая выглядывала из-за перегородки моего отсека.
– И еще – хорошая идея насчет диктофонного оборудования. Молодец, что проявила инициативу. Спасибо.
Она исчезла, захлопнув дверь кабинета, а я откинулась на спинку стула.
Неужели это была похвала? Да! Самая настоящая. И "спасибо" в придачу. Я догадывалась, что в глубине души моя начальница – славная девчонка.
Улыбнувшись в первый раз за всю неделю, я подумала, что, возможно, дела на новой работе могут пойти неплохо.
И тут дверь кабинета Кирби с грохотом распахнулась.
– Брианна! Что это за кошмар такой, черт побери?!
Может, она действительно славная девчонка, но заметить это под силу лишь избранным.
Я опустила голову на стол, стараясь не думать, что еще только время обеда: возникло чувство, будто я уже лет десять сижу на работе. Ой, обед! Нужно позвонить Джейми и отменить встречу. По какой-то странной причине у меня совсем пропал аппетит. А Кирби в течение ближайшего часа поочередно встретилась со всеми сотрудниками отдела маркетинга, и каждый выходил из ее офиса с ошеломленным видом. Одна женщина даже плакала.
Зазвонил телефон, я схватила трубку. Это была внешняя линия.
– Офис Кирби Грин, чем могу помочь?
– Бри, это ты? У тебя странный голос. Все дело в твоей сумасшедшей начальнице, да? Она тебя расстроила? Может, мне прийти и поговорить с ней?
Я вздохнула:
– Привет, Лайл. Все хорошо. Ответ – нет. Разве я когда-нибудь предлагала поговорить с твоим боссом? Я ведь уже большая девочка, забыл?
Мы с Лайлом встречаемся почти два года, но он все еще не может полностью осознать, что я предпочитаю решать свои проблемы самостоятельно. Мне двадцать пять, но в прошлом году он подарил мне на день рождения плюшевого медвежонка. Поэтому я стараюсь не задумываться, считает ли он меня вообще взрослым человеком.
– Не обижайся, я знаю, что ты самостоятельная и взрослая. Я ведь подтвердил это с помощью той кружевной штучки из твоего каталога, страница тридцать три, разве нет? А?
Лайла очень позабавило, когда я сообщила о решении устроиться в "Кнут и кружево". Почему-то он счел, что с моей стороны это шаг на пути к полному сексуальному рабству. Ощущение, знаете ли, довольно противное.
– Да, конечно. Ну, ладно, Лайл, мне пора. Я очень занята. Позвоню позже.
– Подожди! Мы сегодня поужинаем вместе? Я не прочь отведать твоего мясного рулета. Могу захватить пива и мороженого, если хочешь.
"Сердце замерло в груди. Мясной рулет с пивом". Так, что это за язвительный голосок звучит у меня в ушах? Лайл хочет провести время со мной, вместо того чтобы выпить с друзьями, как делают многие парни, а я недовольна?
Я переложила трубку в другую руку.
– Лайл, милый, извини, но ты же знаешь – сегодня понедельник. Вечером у меня занятие с преподавательницей по вокалу. Но я приготовлю тебе мясной рулет в выходные. Может, подберешь к нему бутылочку хорошего вина для разнообразия?
– Опять? У тебя разве не было занятия пару недель назад? Сколько времени ты собираешься проводить с этой женщиной? Когда мы поженимся, Бри, все изменится. Я знаю про твою идею стать оперной певицей, но ведь петь колыбельные нашим деткам тебе будет гораздо приятнее, чем исполнять старые скучные песенки для толпы незнакомцев. Так что все эти занятия просто блажь.
Я с недоумением заморгала, глядя на телефон. Неужели мой будущий муж только что свел мечту всей моей жизни к "исполнению старых скучных песенок"?
Опять?
Понизив голос, так как в моей полуоткрытой кабинке сложно уединиться, я бессовестно солгала, предварительно шепотом попросив у Бога прощения:
– Лайл, последний раз я занималась с ней еще до Рождества. В любом случае не могу сейчас говорить – начальница идет. Позвоню тебе завтра, после урока.
Опять струсила. И почему я не такая, как Кирби? Уж она бы ему задала…
Повесила трубку и строгим тоном начала обсуждать свои проблемы с гудком телефона:
– Я устала от этого разговора. Наша помолвка не означает, что ты имеешь право управлять мной. Ты вообще хотя бы представляешь, что такое мечты? Или цели, которые нужно ставить перед собой, просто чтобы было к чему стремиться? – Я изо всех сил старалась изобразить строгость, как делала Кирби.
И тут вдруг услышала звук аплодисментов – неловко пристраивая трубку на место, я увидела, как из-за утла вышел Джейми, продолжая аплодировать. Мое лицо залила краска. Он же ничуть не смутился.
– Так держать, девочка! Неужели ты наконец сообщила Лайлу, что мы живем в двадцать первом веке? И что он может вернуть в магазин жемчужное ожерелье и пылесос, купленные тебе на Рождество? – Джейми широко улыбнулся – от уха до другого уха, того, что с серьгой.
Мой приятель не вписывался в расхожие представления о том, как должен выглядеть бухгалтер, но я была помолвлена и старалась не замечать даже его светлых, красивых, удлиненных волос.
И самых голубых глаз, которые я когда-либо видела у мужчины.
И морщинок, которые появлялись вокруг этих глаз, когда он улыбался.
Они, правда, были не слишком заметны.
Я опустила голову, чувствуя себя побежденной:
– Нет, я репетировала на телефонном гудке. Представляешь? Он ведь хочет как лучше, просто…
– … просто хочет контролировать тебя во всем, и образ "босой и беременной" для старины Лайла не столько пережиток прошлого, сколько картинка светлого будущего. Я прав? – Его улыбка постепенно превращалась в насмешливую гримасу.
Я никак не могла взять в толк, почему он всегда так добр со мной, хотя за ним бегали все свободные женщины в офисе (да и некоторые замужние), включая Полли из транспортного отдела, которой было лет шестьдесят.
Хотя, возможно, разгадка крылась в том, что я не представляла угрозы и не была потенциальной любовницей. Он мог относиться ко мне исключительно по-дружески.
Вот так: я всего лишь "свой парень" для офисного сердцееда и будущая жена солидного, надежного человека.
Я вздрогнула, осознав, что в течение десяти 20 минут у меня в голове уже второй раз промелькнула переломная мысль в отношении Лайла, и повертела на пальце массивное обручальное кольцо. Смущение переросло в недовольство. (Хорошие девочки не сердятся – они бывают недовольны.)
– Послушай, Джейми, ты мне нравишься, но твое замечание было неуместно, и это слишком личная тема. Буду признательна, если ты не станешь оскорблять мужчину, за которого я выхожу замуж. Не каждый хочет всю жизнь резвиться, как какой-нибудь… э-э… плейбой. Просто Лайл придерживается традиционных семейных ценностей. – Обозвав Джейми плейбоем, я не могла заставить себя взглянуть ему в глаза, но, услышав смех, подняла голову.
– Ты права. Этот человек просто образец добродетели. Должно ведь в нем быть что-то хорошее, раз ты любишь ого? Так что пойдем пообедаем, пока я не умер с голоду. Я угощаю, это компенсирует мою бестактность. – Он вновь ухмыльнулся, и вертевшийся у меня на языке отказ превратился в улыбку.
– Хорошо. Но больше ни слова о Лайле. И я сама оплачу свой обед. – Я вытащила из ящика сумочку, поставила телефон в режим "меня нет" и встала. – Секундочку.
Вышла из-за перегородки и заглянула к начальнице:
– Я на обед. Вам что-нибудь принести?
Та оторвала взгляд от отчета:
– Что? Нет, не нужно. Спасибо. До встречи.
Я поскорее отошла от двери, чтобы она не успела передумать и не дала мне какое-нибудь срочное поручение.
– Быстрее, Джейми! Пойдем.
Когда мы уже стали спускаться в холл, меня окликнула Кирби:
– Брианна! Ради всего святого, объясни: что такое "демонический верблюд"?
3
Кирби
La disturbo? (Я вам не помешаю?)
– Грин! Ты где пропадаешь? Почему у тебя не отвечает сотовый?
Не очень приятно, возвращаясь с обеда, столкнуться в холле с рассвирепевшим начальником ростом в шесть с лишним футов, стремительно идущим тебе навстречу. Особенно после самого напряженного начала рабочего дня в своей жизни, когда пришлось уволить сразу троих человек. Меня все еще подташнивает от волнения.
– "Здравствуй, Кирби! С Новым годом! Хорошо провела выходные?" – "Да, Бэннинг, прекрасно, спасибо, что спросил. А ты?" – Я пытаюсь шутить, хотя поддевать начальника – не лучший способ общения с ним, если рассчитываешь сделать карьеру.
Пусть знает – я никому не позволю орать на себя.
– Мне плевать на твои выходные, – заявляет шеф. – Да и новый год начинается не слишком удачно, во всяком случае, для тех троих, кого ты только что уволила. Ко мне в кабинет. Сейчас же. – Он круто разворачивается, явно ожидая, что я последую за ним.
Учитывая, что все-таки Бэннинг – мой босс, решаю повиноваться.
Мы доходим до его углового кабинета, он нетерпеливо машет рукой, загоняя меня внутрь, и хлопает дверью – чуть сильнее, чем нужно. Робко располагаюсь в кресле для посетителей: похоже, взрыв произошел раньше, чем я ожидала.
– О чем ты думала, черт возьми? Нет, не отвечай! Ты явно вообще не думала. Вряд ли хоть какая-то мысль промелькнула в твоей безмозглой голове, когда сегодня утром ты, ни с кем не посоветовавшись, избавилась от всех сотрудников отдела маркетинга. – Он принимается расхаживать по кабинету, потом плюхается в кресло по другую сторону стола и впивается в меня взглядом.
Хочу ответить, но Бэннинг обрывает меня:
– Ничего не желаю слышать. Ты здесь чуть больше четырех месяцев, а уже уволила четверых. Участвуешь в конкурсе "Увольняйте в среднем по работнику каждый месяц, и выиграете путевку на Барбадос"? По какому поводу новая серия казней?
Скрещиваю руки на груди и грозно прищуриваюсь. Каждый раз, встречаясь с шефом, я не менее пяти минут размышляю о том, что Бэннинг Стюарт, президент и главный исполнительный директор компании "Кнут и кружево", удивительно напоминает Хью Джекмана (очаровательного, каким тот был в фильме "Кейт и Лео", а не мохнатого урода из "Людей Икс"); интересно, а смогла бы я уговорить его (Бэннинга, а не Хью) пригласить меня на вальс?
Сейчас не самый подходящий для этого момент, хотя на нем великолепный кремовый свитер крупной вязки и темно-синие брюки.
– Ты закончил? Если твоя тирада завершена, мне хотелось бы дать объяснение своим полностью оправданным действиям.
Он сверкает своими – признаюсь честно – изумительными зелеными глазами. Тесса, мой дизайнер по интерьеру, наверное, сейчас назвала бы такой оттенок арктически-ореховым. Ой, я опять не о том думаю…
– Нет, я не закончил. Моя, как ты авторитетно заявила, "тирада" продлится еще минут десять, не меньше, но давай представим, исключительно для порядка, будто ты понимаешь, что я твой начальник, и у тебя действительно были законные основания, чтобы одним ударом ликвидировать весь свой штат. Что ж, послушаем твои доводы. – Он проводит рукой по темным, волнистым волосам (во избежание недоразумений позвольте добавить: никогда не любила брюнетов, вот блондины – другое дело) и смотрит на меня. – Ну?
– Хорошо. Я предоставила Микки и ее команде дополнительные три недели на подготовку основ плана по продвижению новой линии. Делала им предупреждение за предупреждением, с самого Дня благодарения. Сегодня назначаю собрание, а у них ничего не готово. Пусто. Ничего. Ноль. И никто даже не соизволил смутиться. "Кирби, Рождество ведь было совсем недавно. Кирби, у меня же дочка болела. Кирби, мой пес сожрал все бумаги". Жалкие оправдания! Слишком мелко и слишком поздно.
Встаю, теперь моя очередь расхаживать туда-сюда.
– Мы должны были выпустить эту линию в конце месяца, до моего отъезда в Италию, и я хотела, чтобы перед моим отъездом все было сделано и многократно проверено. Меня не будет три недели, и я не хочу, чтобы мой мобильный разрывался от звонков, когда я буду плавать на гондоле по Венеции с каким-нибудь пылким красавцем в тельняшке. – Я резко поворачиваюсь, вижу, что шеф уставился на мои ноги, и чувствую, как мой и так не слишком управляемый нрав окончательно выходит из-под контроля. – Примерно на три фута выше, если ты заблудился.
– Что? – хмурится Бэннинг.
– Мое лицо. Оно примерно на три фута выше, а не там, куда ты смотрел.
– Ну… Я не… Черт, Кирби, не уходи от темы! И как, скажи на милость, ты собираешься отправиться в трехнедельный отпуск, да еще за границу, уволив всех, кто может управлять работой отдела в твое отсутствие? Твой отпуск отменяется, если только ты не извинишься перед теми тремя сотрудниками и не восстановишь их. – Он вскакивает и делает шаг ко мне. – Кстати, твои ноги не так уж и впечатляют, так что будь поскромнее.
Ха! У меня потрясающие ноги. Я очень, очень много над этим работаю. Три часа занятий пилатесом и двадцать миль трусцой в неделю – думаю, это немало. Но все это совершенно не имеет отношения к делу.
– Я не собираюсь их восстанавливать. Они не сделали буквально ничего за все время моего пребывания в компании. В действительности, если судить по числу поощрений в личном деле каждого, они вообще мало что сделали с момента приема на работу. При этом все они получают громадные премии по случаю праздников, так что на время поиска новой работы денег им хватит.
Сжимаю руки, сдерживая желание толкнуть шефа в грудь, и продолжаю:
– Бэннинг, я хочу точно знать границы своих полномочий. Ты обещал полный контроль над отделом, а теперь указываешь мне, как управлять подчиненными. Тебе это не кажется неразумным? – Не хочу быть уволенной, но и работать так не могу.
Бэннинг, однако, наживку не заглатывает.
– По-моему, у тебя уже нет подчиненных. Либо ты восстанавливаешь всех, либо остаешься без отпуска. Хоть я и согласен, что эти трое работали не очень эффективно…
Ха!
– … я все равно не позволю тебе на три недели покинуть страну, не оставив для страховки никого.
Рядом со мной он смотрится угрожающе огромным, даже когда я в сапогах от Стива Мэддена с трехдюймовыми каблуками. Не слишком приятное ощущение. Раздражает. Однако я стараюсь, чтобы мой ответ звучал примиряюще.
– Послушай, Бэннинг, я целый месяц буду работать за троих и подготовлю все так, чтобы оставшиеся сотрудники могли осуществить запуск товара и без меня. И еще найду новых людей – таких, кто действительно хочет работать и зарабатывать. Мой отпуск не обсуждается – он был одним из условий, на которых я согласилась на эту работу.
Бэннинг погружается в кресло, и на его лице появляется ухмылка, заметив которую маленькие дети с ревом убежали бы к своим мамочкам.
– Вам пора бы понять, мисс старший вице-президент, что в бизнесе все может быть предметом переговоров. Если бы ты помягче относилась к подчиненным, может, они больше старались бы, видя в тебе хорошего человека. Кстати, что случилось с твоей секретаршей?
– Хорошего? А что значит "хороший"? Скучное слово, которое употребляют скучные люди! Моя секретарша не хотела работать на женщину, а уж тем более – на женщину моложе ее. Ее час пробил, когда она отказалась помочь мне сшить документы для заседания совета директоров, заявив, что это, видите ли, не входит в ее обязанности, после того как я сама всю ночь просидела у копировального аппарата. Впрочем, это – давно позади. Приятно, что у моей новой помощницы, похоже, действительно есть мозги.
– Значит, прошлый месяц давно позади? Так это теперь расценивается?
Вновь нарезаю круги по кабинету и чувствую, как во мне пробуждается итальянка. Бабушка бы мной гордилась.
– Я слишком много работаю сама, чтобы мириться с чужой ленью.
Вот дерьмо! Не могу поверить, что произнесла это, – точно так говорил мой отец. Он уже пять лет как умер, а я все еще ясно слышу, как он орет на маму по среди ночи, выпив кружку пива, а точнее – кружек семь.
"Я слишком много работаю, чтобы жрать эту бурду".
"Я слишком много работаю, чтобы слушать твою болтовню о детях".
"Я слишком много работаю, чтобы мириться с твоей ленью".
Мотаю головой, пытаясь выбросить из нее эту дрянь. Бэннинг продолжает говорить, но до меня долетает лишь окончание фразы:
– … быть хорошей?
Глубоко вздыхаю:
– Прости – я не расслышала, что ты сказал?
Он удивленно смотрит на меня:
– Я… С тобой все в порядке? Ты какая-то бледная.
"Никогда не показывай слабости. Лучшая защита – нападение".
– Все отлично. Просто не привыкла начинать неделю с выслушивания крика придирчивого начальника. Что ты там говорил? – Пытаюсь говорить нежнейшим голосом – "слаще, чем мокко с тройным шоколадом и дополнительной порцией сливок", но это не действует.
Видимо, Бэннинг принадлежит к категории фанатиков здорового питания, которые не едят сладкого.
Опять он встает со стула.
– Здорово. Тогда как можно более придирчиво проанализируй то, что я сейчас скажу. Думаешь, ты – замечательная начальница? Так давай заключим пари.
– Что? Пари? Какое пари? – Кажется, у него поехала крыша.
Вероятно, от перенапряжения – нелегко все же быть главным исполнительным директором круп ной корпорации, когда тебе тридцать пять. Может быть, он не выдержал и надорвался?