- Это было лето, первый день каникул, бабушка сшила мне платье. Оно было в красных ромашках и отчего то с матросским, красным воротником. Мне двенадцать лет, я вышла во двор и в палисаднике встретила старшеклассника. Его звали Ренат, ему было уже целых пятнадцать лет. Мы встретились с ним глазами, и он покраснел. В его глазах я увидела восхищение, что-то пушистое зашевелилось в груди. Мы стояли и смотрели друг другу в глаза.
Но тут меня позвала бабушка, она стояла у подъезда, а рядом какие - то люди в военной форме.
Я подошла, один седой военный погладил меня по голове, и сказал, что "государство непременно, не оставит, поможет".
Так я узнала, что папа и мама, убиты в Таджикистане.
Их и домой не привозили, прощание было в военкомате, закрытые гробы.
Меня заставили повзрослеть. Война проклятая, а потом и бабушка, отдала все мои игрушки, девочке Алине. Особенно жалко было фарфоровую посудку, и кота, у него были зеленые глаза и розовые ушки, лапки. На животе у него был шов. Это мы с мамой вырезали ему аппендицит.
Он гладил ее по рыжим волосам, хотелось взять на руки и так нести всю жизнь. Стать ее ангелом - хранителем.
Но девушка уже успокоилась, поцеловала его в щеку, и легла, беззащитно свернувшись калачиком.
Ему стало до боли обидно. Он не желал быть ей отцом, старшим товарищем, "мудрым старцем".
Он хотел любить и быть любимым. Но что делать? Он еще не знал ответа!
5. Отчего русские любят балет
Балет, балет, как хорошо с тобой парить,
И все понятно, и не надо говорить.
Не надо слов пустых, не надо лишних фраз -
Все объяснит круженье рук, движенье глаз.Илья Резник
- Если я приглашу тебя в театр, это будет достаточно романтично?
- А в какой?
- В любой, драма, балет, опера, мюзикл.
- Балет.
- Ну отчего так иностранцы любят наш балет? - Засмеялся Президент.
- Я потом тебе расскажу.
- Значит, в полседьмого вечера, тебя проводят на вертолетную площадку. Какой галстук мне одеть, чтобы соответствовать?
- Серый, серебристый.
Варя попросила Зинаиду Павловну помочь с прической. Та, вся как-то сжалась, словно ее уличили чем-то постыдном.
- Что вы, Варенька, это вне моей компетенции. Надо было с утра мне сказать, я бы пригласила мастера.
- Ах, умоляю, вас, просто помогите мне подколоть волосы сзади.
Руки у помощницы тряслись. Варе было и смешно, и горько. Бедная, так и живет всю жизнь в страхе пред властью. Сначала коммунистической, теперь вот путинской.
Варю, на причудливом гольф-каре, сопровождал новый охранник. Они все так были друг на друга похожи, что Варя даже имени уже не спрашивала, не было смысла.
Он стоял в окружении пресс-секретаря, начальника охраны и еще каких-то видимо приближенных к нему людей. Они очень оживленно говорили, но как только актриса ступила на площадку из машины. Все замолчали.
Он обернулся и увидел совершенство. В платье, струящимся по идеальной фигуре серебряным водопадом, Варя была восхитительно хороша. Легкий макияж, контур губ очерчен неярким розовым карандашом. Из украшений ожерелье из зеленоватых бериллов. В цвет глаз.
Он подал ей руку, в вертолете, старался не касаться ее плечом. И без этого голова кружилась.
Давали "Кармен", не очень длинный спектакль, всего сорок пять минут.
В ложе кроме них никого не было. На столике стояла ведерко с шампанским, в розетках клубника, горкой бутерброды с икрой, красной и черной..
Сам он не притронулся, смотрел, как Варя слегка пригубила бокал, и с удовольствием ест клубнику.
Время пролетело незаметно. Когда артисты вышли на поклон, Варя обратилась к нему в недоумении: "А где цветы?"
- Вот не поверишь, забыл. Но ничего, сейчас организуем.
Конечно, он все организовал, правда, цветы вручали уже за кулисами, куда их проводил директор театра.
Варя смотрела на подтеки пота на загримированном лице "Кармен", на подрагивающие от усталости губы.
Ей было стыдно, за свое желание, вернее, за то, что она неправильно его высказала. Она просто хотела пройти за кулисы. И все. А цветы, ведь можно было их и в гримерную отнести.
Она попросила разрешения постоять в одиночестве на сцене. В обычный день, здесь бы уже сновали рабочие сцены, слышались бы их громкие разговоры. Но сейчас по воле президента, а вернее, как бы ее воле, Вари, все замерло, и подчинилось этой встрече.
Она прошла на самую середину сцены, потом подняла голову и взглянула в пустой зал, изогнутый в форме подковы, с тремя ярусами балконов.
Ей захотелось, чтобы все исчезли, и артисты балета, заслужившие отдых, и подобострастный директора и даже сам, президент.
Хотелось сделать несколько па, услышать воображаемые аплодисменты, и стать маленькой девочкой, впервые выпорхнувшим из гнезда, маленьким лебедем.
Чуда не случилось, полумрак зала был равнодушен.
Она вернулась к ожидавшим ее людям, поблагодарила еще раз артистов, вспотевшего от волнения директора, и удалилась. Наверно, по всем мировым протоколам, она должна была следовать за ним следом, но он не мог себя заставить обогнать ее.
Остановил взглядом ретивого охранника, пытавшегося ей помешать.
Она ушла переодеваться к ужину, он же в просто снял пиджак, и стал ждать. Она вернулась, на ней были очень милые брючки и свободный тонкий свитер, белоснежного цвета. Ужин прошел в молчании.
Потом Варя пошла и выключила свет.
- Давай посумерничаем, так бабушка Маша говорила.
Он пожалел, что в кухне, нет уютного диванчика, как во многих российских квартирах.
Их разделяло пространство стола, Он разлил шампанское, и Варя сначала молчала, а потом медленно, словно нехотя, преодолевая себя, заговорила.
"Балет в моей жизни появился еще в три года. Я бегала по покрытому лаком полу в шерстяных носках. И сломала ногу. Была со мной соседка, уже не помню почему. Она вызвала "Скорую помощь", молодой доктор долго пытался меня уговорить выпрямить ножку, а потом стукнул меня по ноге кулаком. Прелом был в двух местах. Такая вот медицина. Папа и мама уже приехали ко мне в больницу. Нога срасталась не быстро, и все время неровно, ее ломали два раза. А когда на третий раз мама не дала им больше это делать, ее обозвали "кукушкой и мачехой". Тем не менее, ногу больше не ломали, надели гипс, а так как перелом был почти у самого паха, то гипс шел через спинку, жестким поясом.
И вот лежу я, и лежу. Папа и мама снова где-то в горах ищут зараженных животных, они эпидемиологи. Бабушку пускают редко, она очень слезлива. А потом приходит доктор Васильев. Я до сих пор помню его фамилию, и я слышу такие слова, которые много лет спустя услышу в порту Лос-Анджелеса, от русских грузчиков.
Оказалось, что у меня от гипса огромный пролежень в спинке, вплоть до размягчения позвоночника. Эта травма еще напомнит о себе, а пока после выздоровления, мы с бабушкой ходим в дом офицеров на балет. Хирург Васильев, танцует в народном балете. Сам балет я не помню. И доктора тоже. И вся эта история осталась в памяти со слов бабушки. Так впервые в мою жизнь вошел балет.
Мне было семь лет, обычная девочка. Ничем особо не увлекающаяся, ни в каких талантах незамеченная.
Помню, что мечтала стать врачом, как папа и мама, всем куклам делала уколы и ставила банки.
И вдруг в классе находится девочка, которая скоро уедет в Москву поступать в балетную школу.
А надо признаться, я была довольно нехрупкой в детстве. Нет, не толстой, а такой девочка гриб - боровичок. А эта Вика, та, что в балет отдали, была раза в два толще. Непрестанно жующая плюшки и пирожки существо.
Правда имела она чудные синие глаза, при темных локонах.
И вот уехала эта Вика.
А я заболела. Худею, плачу. И никому не признаюсь, что тоже хочу в балет, в Москву.
А мама и папа тогда в командировке были, приезжают, а я с нервным срывом в больнице.
Мама смогла меня выслушать и понять. И, о чудо, берет билеты и с папой везет меня в Ленинград. Звонят каким-то своим знакомым, меня допускают до второго тура, и его я прохожу. А потом уже после прохожу медкомиссию. И тут крах всех надежд, давний перелом ноги, плохие прогнозы врачей. От нагрузки будут боли, возможны отеки.
Папа и мама, пытаются меня утешить, что не обязательно танцевать, можно например, петь или рисовать.
Спасет нас всех моя болезнь, простуда. Мы возвращаемся в теплый Ташкент, и я иду снова в свой первый класс. Оказалось, что все меня помнят: и учителя, и школьники. Все очень быстро забывается, кроме любви к балету.
И потом уже в Гамильтонской школе в Лос-Анджелесе, я стану учиться танцевать, и даже буду танцевать кордебалет в мюзиклах".
- Тебе скучно?
- Нет, я благодарен тебе за этот разговор. Ты стала мне роднее и понятнее. А теперь у меня дела. Ты прости, правда, есть еще встречи, их нельзя отложить или перенести.
- А ты так и не расскажешь мне о своем детстве?
- Непременно в следующий раз еще посумерничаем. Я обещаю.
6. Я тебя никогда не обижу
А Бог молчит. За тяжкий грех,
За то, что в боге усомнились,
Он наказал любовью всех,
Чтоб в муках верить научились.Зиновьев Николай
Они не видались уже два дня, у него плотный график международных встреч, у нее, изматывающие опустошающие душу съемки. Все было не так, и не в радость.
Наконец-то за завтраком встретились. Он увидел другую Варю, словно заколдованная царевна-несмеяна, она не поднимала глаз от тарелки с творогом.
Он встал, прошел к стойке и налил обоим чай. Принес, и наконец-то решился спросить: "Что с тобой, на съемках неприятности?"
Она так намучилась ожиданием встречи, что стала говорить, торопливо, жалуясь словно ребенок: "Все не так, с партнерам надо играть, а какие уж тут чувства, когда он в глаза и за глаза говорит обо мне гадости. Что и с режиссером, и с продюсерами. В общем дрянь, а не человек. А актер потрясающий. Даже я ему верю, когда он, слова о любви говорит!"
- Я не думал, что девочка из Ташкента, пробившаяся в Голливуде, так чувствительна к словам. Разве там, в пустыне Техаса легче было?
- Там все судебных разбирательств боятся.
- Ну, а папарацци? Тоже ведь, чистое сделают грязным.
- Ну не знаю, наверное, я придумала Россию.
- Помнишь, я тебе экскурсию обещал по Питеру. Давай бери тайм-аут от съемок и поехали.
Он показывал ей свой Санкт-Петербург. И здание бывшего КГБ и Пушкинский музей, Аничков мост, а потом они вышли на улице Толстого, Варя увидела табличку "Первый Санкт-Петербургский государственный медицинский университет имени академика И. П. Павлова".
Ничего не понимая, он последовала за Владимиром Владимировичем, ректор был в мэрии, их встретил проректор по связям с общественностью.
В музее истории университета, Варе показали всех известных и знаменитых выпускников. Потом подвели к стенду, за стеклом Варя увидела старые, черно-белые снимки. С одного из них на нее смотрели мамины глаза. Мама очень молодая и папа в смешном, на два размера большом костюме.
"Выпуск …года. Эпидемиологи И. и Н Малышевы, погибли в Таджикистане при ликвидации эпидемии холеры на границе с Афганистаном, в военном конфликте 1995 года", прочитала она надпись под фото.
Слезы было не остановить, в машине уже началась истерика.
- Это ты все подстроил, ты! - бросала она обвинения, не видя за слезами, как побледнело его лицо.
- Варя, успокойся, сама подумай, ведь невозможно найти фото из прошлого, за два дня.
Напоил горячим чаем из термоса, отдал свой батистовый платок.
Слезы не испортили ее красоты, просто словно умылась, лицо раскраснелось, губы припухли. Совершенно неожиданно спросила: "А Петергоф уже закрыт?"
- Понятия не имею.
Они помчались за город.
В Петергофе сезон уже был закрыт, но фонтаны не были на консервации, их включили, для них. Они бегали, как дети по камушкам-фонтанчикам, Варя их помнила с детства, потом прятались под шапкой "зонтика", словно за стеной водопада. Он снял куртку и набросил девушке на плечи, да так и не убрал горячих ладоней с ее плеч.
Из кармана выпал маленький блокнот, Варя подобрала и положила случайно в свой карман.
- Знаешь, мы были здесь с папой и мамой летом, мне было восемь лет, и я нашла гриб подосиновик, красная шапочка. Один маленький, другой побольше. А экскурсовод, у меня его попросила, я не хотела отдавать, но мама уговорила. Была страшная обида.
- А давай посмотрим, подосиновиков не обещаю, а вот белые вполне возможно.
И они начали "охоту". Конечно он нашел грибы, кто бы сомневался. У охранников нашелся нож, грибы были осторожно срезаны и подарены гостье.
Варя недоверчиво приняла грибы из его рук, а он улыбался совершенно, как ребенок. Так в состоянии счастья они и поехали назад, домой, в Срельню.
Зинаида Павловна с Варей пошли на кухню, отнести грибы. Президента ждали посетители. Варя в своих апартаментах скинула пальто, выпал блокнотик: "А, вдруг там что-то важное?!"
Она поспешила в рабочую, зону. Приема у президента, ждали трое мужчин, один, вслед ей прошипел: "Шлюха американская!"
Весь этот трудный долгий день, боль воспоминаний, ощущение счастья от объятий любимых рук, все было стерто грязью этих слов.
Она подошла к столу секретаря, на английском поздоровалась и объяснила, что блокнот надо отдать президенту. Вышла, стараясь не разревется прямо при обидчике.
- Ваш блокнот, - секретарь положил блокнот на стол.
- Варя, была? Ушла?
- Да, чем-то очень расстроена.
Президент резко встал, и все увидели, как стремительно он умеет двигаться.
Он почти бежал по коридору, когда за очередным поворотом увидел, Варю. Она, прислонившись к стене, безвольно, спускалась по ней. Он подхватил, и, вдавив ее всем своим телом, прохрипел в ухо: "Кто? Кто тебя обидел?"
- Все хорошо. - прошептала она в ответ.
- Варя, кто? Подними голову, как он выглядел?
- Все хорошо, Саша, все хорошо.
Кажется он не расслышал, еще сильнее вжал ее в стену, так, что она подняла голову и посмотрела на него с удивлением.
Его взгляд был суров и непреклонен: "Варя, ты не понимаешь, этот человек не тебя оскорбил, он меня унизил. Это враг. В глаза он улыбается, за спиной нож точит. Кто?"
- Он такой, большой, темный, лицо в оспинах.
"Я понял, - он слегка отстранился, и взял в ладони ее лицо. - Запомни, я никогда тебя не обижу, и никому не позволю этого! А сейчас иди, выпей горячего чая и спать".
Он поцеловал ее в лоб, и взяв за плечи, развернул в направлении жилых комнат.
Варя увидела, как на встречу уже бежит Зинаида Павловна.
В эту ночь ей приснилась война 1995 года, та на которой остались навсегда папа и мама. Перед яркой вспышкой взрыва она услышала мамин шепот: "Варя, этого не может быть."
7. Обида
Я хочу быть любимой тобой
Не для знойного сладкого сна,
Но - чтоб связаны с вечной судьбой
Были наши навек имена.Мирра Лохвицкая
Варя ворочалась без сна полночи. Душила обида.
"Поцеловал в лоб, словно папочка. Почему я придумала, что нравлюсь, как женщина? Всего лишь маленькая глупая актриса, что ему, мои чувства. Мои слезы, для него - вода".
Утро выдалось славное, солнечное.
Президент был в спортзале. Охрана молча расступилась и она прошла к самому окну, где Александр Александрович разминался на тренажерах.
- О приятно видеть тебя здесь, выбирай снаряд, - он слегка задыхался, от физической нагрузки, но это даже шло ему. Голос звучал очень сексуально.
Варя выбрала один из тренажеров, а потом попросила показать ей какой-нибудь защитный "приемчик".
- Вот так сходу, да и зачем, тебя и так никто не обидит. Забыла вчерашний разговор?
Что-то с ним такое случилось с утра, толи выброс тестостерона, толи что-то он решил в эту ночь. Варе не понравилось выражение глаз, хищное и какое-то, как ей показалось, пренебрежительное. И эти губы, пытавшиеся скрыть усмешку.
Он позвал охранников, расстелить маты.
Варе пришлось разуться следом за тренером, и не успели они встать на середину, как он провел прием. Правда, не дал ей упасть, подхватил ладонью за спиной, вторая ладонь легла на грудь, и актриса отчетливо почувствовала, что ее самым наглым образом щупают. Снова встали в стойку.
Все так же неприятно ухмыляясь, мужчина провел такой же прием, но на этот раз, он просто навалился на нее всем телом. И когда Варя сделала робкие попытки высвободится, он завел ее руку за корпус, и в то же мгновение ей грубо раздвинули ноги. Но через несколько секунд, он снова поднялся, и подал ей руку, помогая встать.
Потом прошлепал босыми ногами до двери и закрыл ее на ключ.
Когда он вернулся на ковер, она не стала больше ждать, просто ткнула основанием ладони в середину груди. Она послал все свое негодование точно в цель.
Он рухнул, как подкошенный. Охрана у него была великолепная, вышибли дверь, и схватили Варю, заламывая руки.
Он уже поднялся с ковра, кусая бледные от бешенства губы, прошептал: "Не сметь трогать…"
Александр Александрович, встал при ее появлении в столовой.
- Доброе утро, Варвара Николаевна. Не с той ноги встали?
- Отчего же очень даже, - улыбнулась девушка.
Она поймала его изучающий взгляд.
Об утреннем недоразумении не вспоминали. Говорили о погоде, о птицах. Обманутые теплым осенним днем, те пели, словно вернулось лето.
- Это что за прием был, кто научил?
- Мальчик был вьетнамец. Милый такой, его то за трансвестита, то за транссексуала принимали. А он просто полжизни в голоде жил. Мы с ним в в одной группе занимались.
- Понятно, так значит, выспалась? - спросил он.
- Да, нет, полночи в интернете просидела, смотрела "Унесенные призраками".
- Ужастик?
- Нет, это сказка-анимэ.
- А, сказка. - В голосе разочарование и ирония.
Варя, наконец-то смогла сказать с ночи заготовленную фразу. Фразу-месть.
- Да, добрая вечная сказка, вашему поколению конечно уже неинтересная.
- Даже так, не очень люблю сказки.
Варя смотрела прямо в глаза. Во взгляде ни наивности, ни смешинки. Очень серьезно, словно оценивая, попала ли точно в цель. Взял себя в руки, хотя давно позабытое чувство обиды, оживало в душе.
- Конечно, только настоящим мужчины остаются детьми. Режиссер Миядзаки-сан один из тех, настоящих, и это в семьдесят.