- Вы предлагаете использовать рок-н-ролл? - рискнула высказать предположение Мэйнард. - Но ведь в этом месяце вы уже фотографировали какую-то экстравагантную певицу! В странного вида одеждах.
- Дженис Джоплин, - сказала Корал и кивнула с энтузиазмом. - Она окажет страшное влияние на моду! И на все остальное! Она всех просто электризует! - Корал отпила еще кофе. На обед с главным редактором она всегда надевала какой-нибудь диковинный наряд, она надеялась поразить ее, заставить понять, насколько та отстала от жизни. Но она сомневалась, что Мэйнард действительно понимает все значение кожаных брюк, которые она надела.
- Вам больше не кажется, что "Дивайн" должен просто показывать самую красивую одежду, правда, дорогая Корал? - Мэйнард звонком вызвала прислугу, чтобы убрать со стола. - Мы должны охватывать также фильмы, эстрадные концерты, рок-н-ролл?
- Все это в наше время оказывает влияние на моду, - сказала Корал. - Хотя "от кутюр" и замечательная вещь, она все больше и больше становится анахронизмом.
- Правда? Анахронизмом? - Мэйнард приподняла брови. Корал перешла в нападение.
- Давайте выясним это, Мэйнард. Мода сейчас приходит с улиц.
- С улиц? - Казалось, Мэйнард охватил ужас. - Я очень рада, что могу заявить: я никогда не буду специалистом по улице.
Корал наблюдала, как Мэйнард пыталась переварить услышанное. Уже скоро она сможет уйти, пробормотав, как обычно, извинения по поводу того, что завтра придется рано приступать к работе. Эти еженедельные обеды превратились просто в повинность, в наказание, вызывали одну только скуку! Она потянулась через стол, чтобы пожать Мэйнард руку, она делала последнюю попытку войти с ней в контакт.
- Времена… такие переменчивые, - проникновенным голосом вещала она озадаченной Мэйнард. - Как поется в песне Дилана, и мы должны меняться. Меняются наша одежда и наши отношения. В этом - стиль.
Она ушла через час, очень усталая. Мэйнард и не намекала, что хотела бы уйти на покой, хотя она явно отставала от моды. Корал теряла терпение. Ей придется пойти прямо к Ллойду Бруксу и организовать что-то вроде заговора. Если Мэйнард не понимает намеков, она заслужила то, что должно произойти.
Майя лежала на кровати и перечитывала конкурсные работы. Одна действительно выделялась среди остальных. Ее представляла девушка по имени Маккензи Голдштайн. Она сообщила, что живет в Бронксе, хотя по работе этого и нельзя было сказать. Она казалась развитой не по годам, многоопытной, хорошо информированной девушкой. Майя опять перечитала работу. Родственники сотрудников "Дивайн" не могли принимать участие в конкурсе - Майя будет идти своей дорогой. Ей вдруг показался несостоятельным ее план представить в "Макмилланз" свои модели. А может, десятки способных молодых девушек излагают свои мысли, как Маккензи Голдштайн? Майя верила в свои рисунки и модели, но писала она плохо… Сможет ли она когда-нибудь писать о моде так же блистательно? Некоторое время она смотрела на номер телефона Маккензи, а потом, следуя пришедшей в голову мысли, набрала номер.
В ответившем голосе слышались нотки подозрительности.
- Вы часто в это время звоните по телефону?
- Конечно, мне не следовало бы этого делать, - быстро сказала Майя. - Я просто оказываю вам любезность, потому что мне понравилась ваша конкурсная работа. Я не являюсь официальным лицом, но могу повлиять на выбор победителя. Поверьте мне. Я - вашего возраста. Я хочу встретиться с вами, поговорить…
- Вы работаете в "Дивайн"? Как вам удалось получить доступ к моей работе?
- Я все объясню, когда мы встретимся. Вы можете мне доверять, клянусь в этом.
- Доверять вам? Но вы даже не можете назвать ваше имя.
- Меня зовут Майя.
- Ну хорошо, Майя. Кем бы вы ни были, я завтра же позвоню в журнал и спрошу, что все это значит.
- Нет. Не делайте этого! Пожалуйста! Позволь мне встретиться с вами сегодня вечером.
- Откуда вы звоните? Из Манхэттена?
- Возьмите такси - я заплачу. На углу Пятьдесят седьмой и Шестой есть кафе. Я буду вас там ждать. Я оплачу вам и дорогу домой. Вы сможете приехать сюда через час.
Было бы слишком странно, если бы Маккензи отклонила это предложение. Она надела платье, какие носят женщины легкого поведения - она сама его сшила из вырезанного в форме круга куска черного шелка - и тихо прокралась мимо комнаты родителей.
На безлюдной улице она нашла такси и не терпящим возражений голосом сказала шоферу: "Угол Шестой и Пятьдесят седьмой", как будто у нее были деньги. Сидя на заднем сиденье, она немного подкрасила глаза и губы. Сердце ее часто билось.
У кафе стояла высокая светловолосая девушка.
- Маккензи? - спросила она.
Маккензи пристально на нее посмотрела и молча кивнула. Она выбралась из такси. Девушка была хорошенькая, в ней чувствовалась элегантность. Маккензи подумала, что она совсем из другого мира. Стопроцентная американка!
Майя шагнула вперед.
- Сколько? - спросила она у шофера.
- Пять долларов восемьдесят пять центов.
Майя дала ему семь долларов, потом повернулась и подала руку Маккензи.
- Привет!
Маккензи осторожно пожала ей руку. Майя старалась не смотреть на нее. Она ожидала увидеть маленькую, худенькую и робкую девушку. А эта была чересчур полная, живая, да и вид у нее был более чем странный.
- Мне нравится ваше платье! - сказала Майя, а Маккензи, вытянув руки и хихикая, стала кружиться на тротуаре; подол ее платья поднялся и открыл полные бедра. - Мне нравится ваша конкурсная работа, - сказала Майя и повела ее в кафе.
Маккензи засмеялась.
- Мне кажется, вам все во мне нравится.
Они заказали кофе и пончики и сели, изучающе разглядывая друг друга.
- Ну хорошо, кто же вы? - спросила Маккензи. - И что все это значит? Если родители обнаружат, что меня нет в моей комнате, это доставит мне массу неприятностей. - Она говорила и рассматривала одежду Майи. Не шикарно, решила она. Как в номере "Севентин" под девизом "Обратно к школе".
Усталая официантка налила им кофе.
- Я хотела тебе с три короба наврать, но… - Майя остановилась.
- А ты принимаешь участие в конкурсе? - спросила Маккензи.
Майя покачала головой.
- Моя мать - редактор журнала. Маккензи от удивления открыла рот.
- Корал Стэнтон - твоя мать?
- Она попросила меня оценить работы. Твоя выделялась среди всех остальных. Твой реферат, твои идеи просто восхитительны. Я тоже хочу поступать в "Макмилланз"…
- И что же тебе мешает?
Принесли пончики, и Маккензи сразу откусила большой кусок. Майя обеими руками держала свою чашку кофе.
- Я просто подумала, что, может быть, если помогу тебе победить в конкурсе, то и ты сможешь в ответ оказать мне любезность.
- Какую?
- Напиши что-нибудь за меня. Реферат, который я бы могла представить вместе с моими эскизами. Я знаю, они внимания на меня не обратят без хорошего реферата.
- А разве твоя мать не может помочь тебе поступить? - спросила Маккензи.
- Я не хочу от нее никакой помощи! - выпалила Майя. - Я ее ненавижу!
Маккензи с заинтересованным видом наклонилась.
- Вот также и я отношусь к моему отцу!
Майя расслабилась. Она не собиралась этого говорить, но, сказав, почувствовала себя лучше.
- Моя мать всегда давала мне понять, что от меня у нее одни неприятности, - поведала она. - Мне надо поступить в "Макмилланз", и я этого добьюсь во что бы то ни стало, но от нее я не хочу никакой помощи!
- Мой отец считает, что я неряха, идиотка и выскочка, - рассказывала Маккензи. - Что касается выскочки, то он прав, я действительно уверена, что я лучше этих занудливых жителей Бронкса. Мои братья подлизываются к нему, а он считает их замечательными, потому что они будут продолжать его дело и всегда выполняют то, что им велят.
- А в чем заключается его дело? Глаза Маккензи вспыхнули.
- Он - в индустрии моды, - беззаботно сказала она. - У него сеть магазинов. Дела идут успешно, но я с нетерпением жду того дня, когда уйду из дома. Я имею в виду, что мне приходится надевать на мини-юбки мою обычную одежду, чтобы выйти из дома. Мои родители просто умрут, если увидят меня в мини-юбке. Ты правда хочешь сказать, что я буду победительницей конкурса?
- Если мы достигнем соглашения…
- Ты хорошо рисуешь?
- Я думаю, что да. Но хороший реферат дополнил бы картину.
Маккензи покачала головой.
- Ты сошла с ума, ты это знаешь? Завтра я могу пойти к твоей матери и все ей рассказать.
Майя пожала плечами.
- Но в этом деле окажется замешанным и твое имя, а владелец журнала не любит никаких споров и выяснений.
Маккензи скорчила гримасу.
- И это называется правдой, справедливостью и так далее?
Майя схватила ее за руку.
- Пожалуйста! Просто помоги мне, а я помогу тебе.
- Слишком привыкла к тому, чтобы все получалось по-твоему, да?
- Нет! - выкрикнула Майя. - По-моему никогда не получалось! Просто сегодня мне пришла в голову мысль. Это никому не повредит. Вот… - Она сунула Маккензи десять долларов. - Деньги на дорогу домой на такси. Просто напиши для меня что-нибудь хорошее, и ты - победительница.
- Я не ощущаю себя победительницей, - проговорила Маккензи. - Думаю, у меня нет никакого выбора. Я ненавижу обманывать. Я всегда попадаюсь.
- Это и не обман, - сказала Майя. - Мне понравилось то, что ты написала, и я думаю, что ты должна победить. - Маккензи с сомнением посмотрела на Майю, когда та пошла оплатить счет. Майя вернулась и положила на стол пятьдесят центов. Она протянула руку, и они торжественно обменялись рукопожатиями.
- Очень приятно было с тобой познакомиться, - сказала она. - До встречи в "Макмилланз". Можешь отправить мне реферат по этому адресу. - Она положила на стол перед Маккензи свою карточку. - До свидания.
Она ушла, а Маккензи разгладила десятидолларовую банкноту. Она уже решила вернуться домой на метро. А на эти деньги купить себе новый шелковый шарф. Она положила в карман одну из монеток, которые Майя оставила для официантки. У этой бедной маленькой девочки было слишком много денег. Она вышла из кафе и направилась к станции метро на Бродвее. Казалось, улицы Манхэттена сверкали, они были гораздо красивее, чем улицы в Бронксе. Она напишет этот реферат. Что она теряет? Каким же странным образом воплощаются ее молитвы!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
- Проснулся? - услышал Уэйленд в телефонной трубке голос Корал. - Уже половина восьмого.
- Думаю, что проснулся, - простонал Уэйленд. Корал говорила очень решительно.
- Вчера вечером я отбывала у Мэйнард свою еженедельную повинность. Мы с ней общаемся словно на разных волнах: она не понимает, что ей пора на покой. Придется мне обратиться к Ллойду Бруксу, больше ее я выносить не могу. Уэйленд, сколько вы в "ХК" тратите в год на рекламу?
- Что? Боже, я не знаю! Двести тысяч? Триста тысяч? Я не бухгалтер. Я просто творю…
- И я хочу предложить кое-что в высшей степени творческое. Я хочу, чтобы семьдесят пять процентов ежегодных затрат на рекламу "ХК" выделил нам для одной невероятно большой рекламы на пятидесяти страницах в одном номере журнала.
- Ты с похмелья?
- Ты только представь себе, какой будет эффект! Пятьдесят страниц подряд в "Дивайн"! Никто еще до этого не додумался. Если ты согласишься, Уэйленд, то я немедленно получу кресло главного редактора. Фотографии сделает кто-нибудь типа Пенна или Эйвдона…
- Мы не могли бы позволить себе сфотографироваться у них даже на паспорт, - жалобным тоном сказал Уэйленд.
- Хорошо, тогда возьми одного из новых британских ребят, они все сделают за хороший обед. А если фотографии будут черно-белыми, то окажется вообще дешево.
- Дешево? Ты говоришь о четверти миллиона?
- И о завязывании очень тесных отношений с ведущим в Америке журналом мод. Я всегда буду оказывать тебе предпочтение. Мы учредим приз журнала "Дивайн" и будем проводить церемонию вручения этой награды в твоем магазине! Уэйленд, по крайней мере подумай об этом!
- Ни о чем другом я не смогу и думать, - устало сказал он.
Они повесили трубки, и Корал вдруг почувствовала, что ужасно проголодалась. На завтрак она позволит себе сыр. Как какой-нибудь прожорливый владелец фабрики по производству одежды, подумала она и сама же засмеялась.
Маккензи заставляла себя все делать, как обычно: ходить в школу, помогать по дому и в магазине, но всю ее переполняло нетерпение и напряжение. Может быть, ей следовало сразу же пойти к владельцу журнала? Или обратиться в полицию? И довериться было некому. Никто в Бронксе не понимал, как устроен мир моды в Манхэттене. И ее мать меньше всех. Поэтому она написала для Майи реферат и отправила его по ее адресу. Реферат получился хороший, даже лучше, чем ее собственный. Теперь придется сидеть и ждать, правильно ли она поступила. Если что-нибудь получится не так, если эта несчастная богатая девчонка просто занималась своего рода вымогательством, она каким-либо образом отомстит ей, это уж точно.
В "Ля Гренуилле", где менее значительной публике вежливо, но твердо отказывали, Корал и Ллойд Брукс заняли один из лучших столиков. Она улыбалась, садясь за стол. Джиллз, ее художник по гриму, потрудился на славу, и она выглядела розовощекой, как херувимчик. Как раз тот внешний вид, с которым можно хоронить уже постаревшую редактора журнала мод.
Серая накидка сползла с ее плеч, а она наклонилась вперед, чтобы все свое внимание сконцентрировать на пухлом лице Ллойда. Они съели три блюда, но деловых вопросов не обсуждали: прием пищи был очень важен для Ллойда. Но Корал очень оживленно что-то ему шептала, а потом откидывалась назад и весело смеялась над его односложными ответами. Пусть те, кто за ними наблюдают, считают, что у них просто встреча. За десертом она позволила себе только слегка прикоснуться к шоколадному торту, а Ллойд взял большой кусок и прижался к ней своими коленями. Она не отодвинулась. Как обычно, она лишь удивлялась тому, как такой человек смог стать главой издательской империи; и опять приходила к выводу, что Ллойд Брукс Второй только наследник Ллойда Брукса Первого.
- Хорошо, - пробормотал Ллойд, доедая свой кусок торта. - Что у тебя на уме? Зачем тебе понадобился ленч?
- Мне ужасно не нравится журнал, - сказала она, чуть отпила шампанского и стала наблюдать за Бруксом. Его глаза, немного навыкате, и очень толстая шея отталкивали ее. - Я уже начала ненавидеть все, что связано с "Дивайн", - сказала она, подбираясь к теме разговора, - и название, и размеры, и рубрики…
Ллойд слегка обмахивался рукой, словно веером.
- Ты проходишь испытательный срок, Корал, все на твоем месте не удовлетворены своей работой.
- Мэйнард душит меня! - выкрикнула Корал. - Она выпивает всю мою энергию. Она не понимает сегодняшнего дня. Целый месяц я ее уговариваю поместить на развороте двух страниц губы Мика Джаггера. Он будет оказывать влияние на моду будущего года, но Мэйнард этого не видит.
Ллойд нахмурился.
- Но эта женщина работает, как вол, - сказал он. - Она никогда не задерживает выход номера в свет.
- Да черт с ними, с этими сроками. - Она прижала его пухлую руку к своему колену. - С журналом мод очень много проблем. Я представляю, что может стать с "Дивайн", и это меня просто убивает! Нам надо идти за молодыми читателями, а молодым людям сегодня не нравится, чтобы старые леди выбирали для них модели. Рекламодатели тоже не хотят связываться с семидесятитрехлетним редактором.
- Именно поэтому ты и возражаешь против нее? Из-за ее возраста?
Он зажег ей сигарету и удержал в своей руке ее холодные пальцы.
Она медленно вдохнула.
- Хоть бы ей было и девяносто девять, Ллойд. Будь она только постиляжистей, похипповей!
Ллойд вытаращил глаза.
- Что значат эти новые слова? Она рассмеялась.
- Приходи ко мне как-нибудь днем в кабинет - тебе нужен интенсивный курс новой терминологии.
- Приходи лучше в мой кабинет, - предложил он. - Там большой выбор диванов. И коврик. С тобой лучше на коврике! У меня такое чувство, что ты, когда захочешь, можешь быть тигрицей…
Она посмотрела на него все понимающим взглядом. Любит поболтать об этом, подумала она.
- Давай вернемся к теме разговора, - нажимала она, - присвой ей титул какого-нибудь редактора-консультанта. Переоборудуй ее кабинет. Ей и не надо знать, что ее вытесняют. О Ллойд, теперь моя очередь! - Она говорила слишком громко, и некоторые посетители посмотрели в их сторону. Она громко рассмеялась, чтобы успокоить их, и придвинулась ближе к Бруксу. - А если я еще упомяну о пятидесяти дополнительных страницах рекламы?
- От кого?
- От того, кто верит в меня и хочет это доказать. Четверть миллиона баксов одним красивым жестом! Пятьдесят страниц подряд в мартовском или сентябрьском номере!
Ллойд слегка присвистнул.
- Это цена за должность?
- Ты не будешь об этом сожалеть, Ллойд. Ты - проницательный бизнесмен, и ты знаешь, что я права.
Он пробормотал что-то, прижал ее колено и сказал:
- Только ты называешь меня проницательным бизнесменом, Корал. Для всех остальных я повеса. - Он нежно сжал ее бедро. - Как ты обходишься без мужчины? Разве тебе он не нужен?
- Все хорошие женаты, Ллойд. Ты должен об этом знать.
- Но у некоторых самых лучших есть все понимающие жены…
Она погасила свою сигарету и подумала о миссис Ллойд Брукс Второй, о ее сказочных драгоценностях, о ее работе в благотворительном обществе, о ее отдельной спальне.
- Мы вступаем в очень беспокойную эру, Ллойд, - сказала она ему. - Я от нее в восторге, хочу, чтобы и читатели чувствовали то же.
- А как насчет пятидесяти страниц? Она кивнула.
- Они побьют все рекорды, Ллойд.
- Мне нравится побивать рекорды. - Он проворчал что-то, выписывая чек, а Корал поправила свою просторную накидку и взъерошила волосы. О Боже, она смертельно устала! Адреналин после одержанной ею победы - а это была победа - еще не попал в мозг.
Войдя в кабинет, она чуть не вприпрыжку побежала к своему столу, чтобы позвонить Уэйленду.
- Я только что после ленча, - прошептала она. - Мои бедра покрыты черными и синими знаками внимания Ллойда. Ты не представляешь, как я близка к цели, Уэйленд! На него очень большое впечатление произвели обещанные пятьдесят страниц.
- Королева умерла, да здравствует Королева! - поздравил ее Уэйленд.
- Не умерла, дорогой! - поправила она. - Просто получила продвижение по службе! Мы сделаем вид, что это вовсе не одно и то же.
Наступил апрель и прошел, а известий все не было. Маккензи была уверена, что что-то не так. Она на метро доехала до Манхэттена и попыталась следить за домом, где жила Майя, в надежде, что та появится, но этим только вызвала подозрения швейцара. Она не могла спать и выглядела больной.
Как-то в пятницу вечером мать спросила ее:
- Что случилось, дорогая?
Маккензи взглянула на озабоченное лицо матери, что-то в ней надломилось, и она все рассказала родителям. А потом она расплакалась, как будто сердце ее разрывалось от боли. Она плакала, сидя у стола и уронив голову на согнутые руки. Ее братья посмотрели друг на друга и быстро вышли из комнаты.
Эстер положила руку на вздрагивавшие плечи дочери.
- Дорогая? Зачем ты это сделала? Очевидно, та девушка - преступница.