– Не понимаю, как тебе это удается, но я восхищена тобой, – сказала ей мать.
– Открою тебе секрет: я все записываю. У меня есть список продуктов, которые надо купить, список домашних дел, список "детских дел". Я даже веду список всех этих списков. – Они обе рассмеялись, и Эванджелин подумала, надолго ли хватит Барбары с таким лихорадочным расписанием.
В июле 1960 года, когда лыжный сезон был позади, со своим ежегодным визитом к внукам приехали Алекс и Сара Розеры. Барбара очень боялась, как они отнесутся к ее решению оставить детей на няню и пойти работать, но вышло наоборот: Сара Розер и Вера Сучак нашли много общих тем для разговоров, а Алекс Розер не уставал давать Барбаре советы, как обработать начальство, чтобы добиться повышения в должности и зарплате.
– Что ты будешь делать, если родишь еще ребенка? – не терпелось знать Саре Розер.
Вопрос застиг Барбару врасплох. Она и забыла, что они с Диком пообещали родителям четверых внуков. Поэтому она попросту промолчала. Она не знала, как сказать свекрови, что она вообще больше не собирается рожать. На самом деле она и Дику этого не говорила – они просто старательно обходили эту тему.
У Алекса Розера не было никаких сомнений относительно Барбары.
– В следующий раз, когда мы встретимся, ты будешь уже вице-президентом фирмы, – заявил он, впервые поцеловав Барбару. Сара Розер последовала его примеру, и Барбара ощутила нечто новое – привязанность к родителям мужа. Она расцеловала их на прощание и в первый раз за годы замужества стала с нетерпением ждать их следующего приезда.
Единственным человеком, на которого работа Барбары не производила никакого впечатления, был ее муж. Впрочем, она сама к этому стремилась, поскольку его единственным условием было, чтобы ее работа никак не отражалась на жизни семьи. Барбара непременно возвращалась домой раньше Дика, наводила порядок после Веры Сучак, которая вечно разбрасывала журналы и конфетные обертки; накладывала свежую косметику; принималась за приготовление обеда и встречала Дика готовым виски с содовой. В том, что касалось его, она как бы была дома весь день, ожидая его прихода с работы, и он снова был доволен своей семейной жизнью.
Ни он, ни Барбара не отдавали себе отчета, что вся их жизнь превратилась в фикцию – тщательно обдуманную и усердно соблюдаемую, но все же фикцию. Они как будто жили в несуществующем мире.
Дик Розер регулярно продвигался по службе в компании "Маклафлин", и хотя обеды в обществе Стилсонов наводили скуку, но это была часть работы, и Барбара охотно сопровождала мужа, счастливая хоть такой возможностью чем-то ему помочь.
Она работала на Эдит Стейниц и была очарована ею. Эдит знала, как превратить на время дневной фотосъемки жующую жвачку полуграмотную девочку-подростка из Бронкса в богиню, и она знала, какой ракурс сделает из двадцатидолларового платья шедевр ценой в двести долларов. И все время, пока она творила свои чудеса, она не прекращала вышивать, едва поднимая голову в сторону того действа, чьим творцом она являлась.
Барбара жила словно под гипнозом и старалась ей подражать. Она покупала такие же босоножки, какие каждый день были на Эдит Стейниц; она купила мужские часы и затянула волосы в строгий пучок, как носят балерины. Она копировала ее отрывистую, несносную манеру говорить и не замечала, что Эдит Стейниц никогда не рассказывает о семье, детях, друзьях и вообще о какой-либо жизни за пределами "Харперз базар". Барбара отказалась поверить, услыхав от другого редактора, что Эдит Стейниц уже семнадцать лет как в разводе и ходят слухи, что она лесбиянка. Она продолжала свои попытки перенять индивидуальность Эдит Стейниц, пока в один прекрасный день не покинула "Харперз базар", получив место редактора киносценариев в компании по изданию дешевой литературы под названием "Чартер Букс".
Эдит Стейниц сказала, что ей жаль расставаться с Барбарой, но она этого ожидала.
– Для дешевой торговли вы слишком умны, – сказала миссис Стейниц, пригласив Барбару на прощальный обед в ресторан и подарив ей на память викторианскую черепаховую шкатулку. Барбара, конечно, не подозревала, что шкатулка куплена в антикварном магазине на Мэдисон-авеню за сто семьдесят пять долларов.
Двенадцать лет спустя Эдит Стейниц покончила счеты с жизнью, выпрыгнув из окна своего восемнадцатого этажа, выходящего на Парк-авеню. О причинах ее самоубийства не было никаких слухов, а Барбара хранила черепаховую шкатулку, о ценности которой к тому времени уже была осведомлена. Она держала в ней скрепки на своем рабочем столе. Эдит Стейниц бы это понравилось.
Когда Барбаре предложили работу в "Чартер Букс", она посоветовалась с Диком, сообщив, что теперь будет получать сто двадцать пять долларов в неделю, ее должность будет называться помощник редактора, а работа будет заключаться в координации издания книг, написанных по мотивам кинофильмов. Она спросила Дика, стоит ли ей соглашаться.
– Ну, если тебе самой хочется… – ответил Дик. – Моего одобрения, наверное, не требуется.
– Но не спросив тебя, я не могу ничего предпринимать.
– Пока ты справляешься дома, я могу только гордиться твоими успехами.
– Сто двадцать пять в неделю. Знаешь, в конце концов я начинаю зарабатывать хоть какие-то деньги, – сказала Барбара. Ей уже ударило в голову шампанское, которое принес Дик, чтобы отметить ее новое назначение. Вере Сучак она по-прежнему платила восемьдесят долларов в неделю, хотя в глубине души считала, что раз уж она сама получила повышение, то должна сделать прибавку и няне.
– Мне следует присматривать за тобой получше, – сказал Дик, – а не то и оглянуться не успеешь, как ты станешь зарабатывать мне на жизнь. – Он сказал это в шутку, но Барбара почувствовала и подтекст.
– Я в первую очередь остаюсь твоей женой и матерью наших детей.
– Тогда я спокоен, – сказал Дик.
Так оно и было. Он знал, что Барбара правильно понимает приоритеты. А то, что она, хотя и понимает, но в душе не принимает их, его не волновало. Да и саму Барбару это стало волновать лишь много позднее.
Шестидесятые годы принесли с собой много перемен. Изменилась политика и музыка.
Изменилась одежда. Мэри Кдант придумала мини, Видал Сассун изобрел геометрическую стрижку, а Андре Куррэж искал вдохновения в космической тематике.
Изменились женщины. Они читали "Женскую мистику" Бетти Фридан и спрашивали себя, действительно ли место женщины дома.
Изменились мужчины. Они стали покупать одежду от Пьера Кардена и тяжело переживали, если у них оказывалось не все в порядке с эрекцией.
Все это не могло не повлиять и на Барбару. Она остригла волосы и перешла на короткие юбки, и в 1964 году, в возрасте двадцати восьми лет, начала чувствовать, что стареет. Тридцатилетие, которое уже поджидало ее за углом, страшило Барбару. Она смотрела на подтянутого Дика в его серых фланелевых костюмах и дивилась, что годы не наложили на него никакого отпечатка.
Когда ей предложили работу в кинокомпании Джозефа Левайна, она поинтересовалась окладом. Сто пятьдесят в неделю. Тогда она спросила, в чем будет заключаться работа. Реклама звезд компании "Левайн продакшнз". Она сразу же согласилась и вечером сообщила о своем решении Дику. Ей показалось, что он немного обижен тем, что она не посоветовалась с ним предварительно, но поскольку он промолчал, то и она ничего не сказала.
Она угождала кинозвезде, питающейся исключительно экологически чистыми продуктами, предварительно промытыми спиртом; бисексуальному идолу на мотоцикле, поведавшему ей, где в Нью-Йорке купить лучшие кожаные сапоги, стареющему актеру, исполнявшему роли видных адвокатов и любителю темнокожих мальчиков, и самому знаменитому ковбою, который вручил Барбаре пластмассовую копию своего золотого револьвера в благодарность за все, что она для него сделала.
Барбара притворялась, что контраст между ее блистательными рабочими днями и домашними вечерами забавляет ее. Она шутила, что, проведя день в шестикомнатных апартаментах в отеле "Плаза", где кормила с ложки икрой и шампанским французского пуделя итальянской кинозвезды, она возвращается домой, чтобы поставить в духовку картошку и прополоскать лифчик в тазу. Днем она ездила с секс-бомбой к Тиффани за покупками, а по вечерам помогала Аннетт решать задачи. Она пересыпала свою речь непристойностями в среде своих клиентов, а на приемах "Маклафлин" делала вид, что не понимает сальных шуточек начальника ее мужа.
Так продолжалось семь лет – с 1959 до 1966 года. Америка переживала распад, и семейная жизнь Барбары тоже.
Как-то вечером в начале октября Барбара примчалась домой с работы, приняла душ и переоделась в черную замшевую мини-юбку, облегающий свитер с люрексом, черные колготки и черные с серебром открытые вечерние туфли.
– Что все это значит, черт побери? – Дик вошел в спальню, как раз когда она закончила одеваться.
– Это что? Инспекция? – Барбара отлично знала, что он имеет в виду.
– Из-под этой юбки у тебя выглядывает задница. – Дик никогда так не выражался.
– Как и у всех.
– Но не у тех, чьи мужья работают в "Маклафлин".
– Послушать "Маклафлин", так сейчас и не шестидесятые на дворе.
– Я хочу, чтобы ты переоделась во что-нибудь более строгое.
– У меня ничего не осталось из того, что я носила в колледже. К тому же тогда были пятидесятые, если ты позабыл.
– Надень что-нибудь строгое. – Дик упрямо поджал губы.
– У меня нет ничего строгого. – Барбара разгладила колготки на левой коленке, где они слегка вытянулись. Она подняла глаза на мужа, и ее охватило презрение, которое она обычно в себе подавляла. Его больше всего волнует компания "Маклафлин". Он все еще прокладывает себе путь по служебной лестнице. Какой же он дурак! Безнадежный дурак! – Хочешь, я разденусь до пояса? Может, твоему шефу это понравится?
Дик ударил ее по щеке, так сильно, что ее будто обожгло, и слезы непроизвольно выступили у нее из глаз. Минуту она смотрела на него.
– Извини, – сказал он.
– Пошел ты в задницу!
Они ехали в лифте молча, а в такси Дик попытался помириться, взяв Барбару за руку. Она ее отняла.
Стилсоны жили в старомодном доме на углу Парк-авеню и 74-й улицы. Барбара и Дик приклеили к губам улыбки и позвонили в дверь. Открыла Нэнси Стилсон.
– Привет, Барбара, – сказала она. Хотя миссис Стилсон знала Барбару уже почти десять лет, она никогда не предлагала ей называть себя по имени. Дик объяснял это тем, что на флоте не принято, чтобы жены младших офицеров обращались к женам старших по имени. Это была просто флотская традиция, не более того.
– Привет, Нэнси, – сказала Барбара. Миссис Стилсон нахмурилась. – Как дела, Нэнси? – Барбара замолчала. Она ждала, что кто-нибудь да скажет что-то.
– Здравствуйте, миссис Стилсон, – сказал Дик. Все молчаливо согласились не придавать значения промаху Барбары. Все, кроме самой Барбары.
Появился капитан Стилсон и повел Барбару и Дика в гостиную, обставленную в бежевых тонах: бежевый ковер и бежевые шторы, бежевые чехлы на мебели и имитация старо-американских светильников с бежевыми абажурами. Стилсоны угощали слабыми напитками бежевого цвета и рыбой по-фермерски, поданной на блюде под старое олово. Разговор шел вокруг успехов Аннетт и Кристиана в школе, преимуществ продуктов у "Кэмпбелла" перед "Хейнцем" и превосходных результатов "Маклафлин", и никто не обращал внимания на длину юбки Барбары.
Стилсоны повезли их в "Пэсси", старомодный ресторан для богатых и достаточно самонадеянных, чтобы недодавать чаевые без всякого стеснения. Капитан Стилсон, никого не спрашивая, заказал еще выпить и поинтересовался, как Барбаре удается так загружать себя.
Она принялась рассказывать ему о планах создания нового фильма Майка Николса, который будет называться "Выпускник". При этом Дик с силой лягнул ее под столом, и она умолкла на полуслове, ошарашенная тем, что он снова ударил ее. Барбара поняла: Дик хочет, чтобы она говорила о детях, о том, что Аннетт с трудом дается математика, и об успехах Кристиана в спорте. Стилсоны ничего не заметили, а капитан заказал еще выпивки. Они с Диком углубились в какие-то скучные служебные сплетни, а Барбара стала ковырять в тарелке рис и цыпленка. Рис слипся в противные комья.
– Сколько сейчас вашим детям? – спросила миссис Стилсон, изо всех сил соблюдая светские приличия и играя свою роль жены.
– Тридцать пять и сорок. Соответственно, – ответила Барбара.
Нэнси Стилсон как-то странно на нее посмотрела, а в глазах Дика мелькнул ужас. Эдвард Стилсон снова ничего не заметил, и по его красному лицу Барбара поняла, что старый козел уже набрался. Неожиданно капитан перегнулся через стол, опрокинув кувшин с водой, и похлопал Барбару по животу.
– Что там у нас, есть кто-нибудь еще? – Он ухмыльнулся, продолжая жевать.
Барбара обвела взглядом троицу, с которой сидела за столом. Эдвард Стилсон, слишком старый и слишком пьяный, Нэнси Стилсон, высушенная, "белая, протестантка, англо-саксонских кровей", и Дик Розер, человек, за которого она вышла замуж в незапамятные времена.
Она подхватила свою сумочку и, ни слова не говоря, под недоуменными взглядами официанта, посыльного и метрдотеля, подозвала себе такси и вернулась домой.
– Мне предлагают большое повышение.
По жестким складкам вокруг его рта Барбара поняла, что Дик намерен быть твердым в пределах разумного. В прошлый раз он извинился за поведение своей жены, отказался от десерта и кофе и, вернувшись домой, обнаружил ее в постели, ожидающую начало телешоу Карсона.
– Я говорю… – снова начал было Дик.
Но Барбара наклонилась и прибавила громкость. Шел метеопрогноз, и ведущий предсказывал на следующий день безоблачное небо и температуру выше средней.
– Я говорю… – Барбара неотрывно смотрела на телеэкран, нарочито игнорируя Дика. – Ну зачем ты так? – спросил он.
Барбара не знала зачем, разве что для того, чтобы позлить Дика, поскольку это доставляло ей удовольствие. Это был единственный способ обратить на себя его внимание. Дик не выносил, когда дела уходили из-под его контроля. Он хотел, чтобы все было чистенько и тщательно нарисовано и подписано, как на чертеже.
– Дорогая, я тебя совсем не интересую? – Тон, каким он это произнес, сломал ее баррикады.
– Конечно, интересуешь. – Это было ложью только наполовину.
– Мне предлагают капитанскую должность, – объявил Дик, не сумев скрыть гордость в своем голосе.
– Правда? – Барбара была удивлена. Новость произвела впечатление. Это была высокая должность с большим кругом обязанностей, но и большим заработком. – Почему ты мне не сказал?
Дик сделал паузу.
– Я не думал, что тебя это заинтересует.
Барбара не ответила. Отвечать было нечего.
Уже засыпая, Барбара вдруг осознала то, что она подспудно ощущала уже давно: ее выходки и упрямство Дика на этот раз уже не будут просто очередной ссорой. Теперь уже в этой ссоре не будет победителя. Они оба присутствовали при кончине своей семьи, и оба готовились проиграть.
Единственное, что было еще неясно: как долго это может продолжаться?
4
В феврале 1966 года деловой мир узнал, что фирма "Никко" купила компанию "Маклафлин". Эта сделка оценивалась в сто миллионов долларов, включала перевод капитала, авуаров, отсроченных платежей и требовала тщательного анализа предполагаемого высвобождения наличных средств. Покупатель – американец японских кровей из Калифорнии – становился в результате создания конгломерата "Никко индастриз" двадцать седьмым человеком в Америке по размерам состояния.
Йамаки Никито начинал свою карьеру с того, что создал в 1960 году маленькое агентство по лицензированию импорта на рынки Западного побережья японских автомобилей, телевизоров, радиоприемников и электронного оборудования, а к 1965 году Никито владел акциями в торговле запчастями для автомобилей, в деревообрабатывающей отрасли, в хранении нефти и нефтепереработке, в грузовых перевозках, в производстве микроэлектроники и судового оборудования, в конце концов он купил "Маклафлин".
В компании начались перемены, в результате которых капитан Эдвард Стилсон оказался в роли лектора перед старшеклассниками, распинающегося о чудесном будущем морского инженерного искусства, а Дик Розер стал во главе общего судостроительного подразделения, и в его подчинении находились теперь двести двадцать чертежников, корабелов, специалистов с дипломами исследователей или инженеров и уйма моряков, приписанных прежде к "Маклафлин". Дик прямо-таки светился от гордости. Даже на его отца это произвело впечатление, в чем он сам признался.
– Я получил все, ради чего работал все эти годы, и даже больше того, – говорил Дик и мотал головой, не в силах сам поверить не только в то, что его мечты сбылись, но что в действительности они оказались даже грандиознее, чем ему их рисовало воображение. Он работал по восемнадцать часов в сутки и был просто счастлив.
Аннетт было уже почти восемь лет, она получала отличные оценки, но школьный психолог сообщил Барбаре, что ее ребенку требуется отцовское влияние. Аннетт была очень милая, и в школе ее любили все мужчины, от директора до швейцара. Кристиан, которому скоро должно было исполниться семь, как будто и не вспоминал об отце, который теперь пропадал все больше в Вашингтоне и Аннаполисе, но не ложился спать, пока Барбара не позволяла ему надеть рубашку от отцовской пижамы.
В июне 1966 года Барбара решила взять свою судьбу в собственные руки и произвела в своей жизни две важные перемены: она завела первого в жизни любовника и получила первую в жизни ответственную работу. Однако в июле судьба снова вспомнила о Барбаре и направила ее жизнь в совершенно другое русло.
В Нью-Йорке все события происходят во время обеда, даже флирт.
Юджин Стэннет работал литературным агентом, походил на бухгалтера, в делах был готов рисковать не хуже игрока на скачках и имел клиентуру, которая значилась в сборниках "Кто есть кто в мире бестселлеров". Во времена, когда мужчины щеголяли в костюмах от Кардена и широких галстуках, отращивали бакенбарды и придавали себе вид эдакого зажиточного хиппи, Юджин Стэннет продолжал носить темно-серый костюм в полоску с жилетом и ботинки с рантом.
Поскольку контора Джозефа Левайна постоянно вела переговоры по поводу собственности, представленной конторой Юджина Стэннета, то Барбара часто встречалась с ним и ходила с ним обедать. И ни разу за время этих встреч она не взглянула на него как на возможного партнера по сексу. В эти свободные шестидесятые, когда каждый мужчина так и лез напролом в расчете на легкое удовольствие, Юджин Стэннет оставался истинным джентльменом, учтивым и корректным. И когда в один прекрасный день после обеда в "Испанском павильоне" он сделал ей недвусмысленное предложение, Барбара чуть не умерла на месте.
– Вы мне очень нравитесь, – сказал он таким тоном, будто описывал вкусовые достоинства только что съеденного пирога. – Но вы знаете, я ведь женат.
Барбара этого не знала, но она ничего не сказала. Он продолжал:
– Я женат. Я женат уже восемнадцать лет и не имею никакого намерения разводиться. Но мне чертовски хочется затащить вас в постель.