- Нет, почему?
- Он собирается охотиться там. Александр рассмеялся:
- Серьезно, Дастин? - Она шутит. Но если будут звери, то почему бы и нет. Хотя убивать их я не смогу.
Александр вспомнил, как они познакомились и их разговор. И как он сразу полюбил Дастина, когда тот сказал что-то про любовь к вишневому варенью и что он читал Пушкина.
Он улыбнулся. Это была необыкновенная семья. Это был идеал семьи для него. И он специально привез сюда Юджинию.
В этот момент Джейн сказала:
- Ты принес нам что-нибудь?
- Джейн, - Дебби сделала ужаснувшиеся глаза, - как ты можешь так говорить, это невежливо.
- Но я не могу больше ждать, вы все говорите и говорите. Я хочу знать!
- Конечно, медок, - и он принес из прихожей две большие коробки конфет.
- Обе для меня?! - спросила Джейн.
- Джейн, - сказала Дебби, - ты не думаешь, что в этом мире кто-то еще может существовать, кроме тебя?
- Нет, не думаю.
Александр опять засмеялся: Джейн была уникальна.
- Дети, - сказал он, - эти конфеты для вас, но я отдаю коробки вашей маме, чтобы она их давала вам.
- Но! - сказала Джейн. Дженифер, как эхо, повторила.
- Да, - сказала Дебби.
- Нет! - завизжали они.
- Почему? - спросил Александр.
- Она нам будет их только после обеда давать. Лицо Джейн выражало неподдельное горе.
- Джейн, этого достаточно. Что нужно сказать, вместо того чтобы огорчаться?
- Спасибо-о, - закричала Джейн и бросилась ему на шею. Дженифер попросила его наклониться, поцеловала в щеку и поблагодарила.
- Спасибо, Саша, - сказала Дебби. Дастин вернулся из созерцательного состояния и сказал:
- По поводу обеда, поскольку Дебби не готовит так, как ее сестра, - (они познакомились через ее сестру, которая ему нравилась… но была богата, замужем и недоступна. Когда он был нищ. К тому же старше его, хотя все это была платоника), - то, если ты с Юджинией не возражаешь, мы пойдем в ресторан.
- В ресторан, в ресторан! - закричали девочки. Дастин, всегда вежливый и спокойный, вежливо
и спокойно сказал:
- Да, но вы не наши гости.
- Да, но мы ваши дети, - резонно ответила Джейн.
- А я спрашиваю гостей, - оставил последнее слово за собой Дастин.
Джейн взяла Юджинию за руку.
- Ты возражаешь?
- Нет, я как все.
Он удивился, какой тихой и скромной, совсем незаметной была Юджиния.
- Хорошо! А все, как я. Значит, мы идем в ресторан!
- Александр?
- Конечно, Дастин.
- Дети, собираться, - сказала Дебби, и волны дикого крика пронеслись по дому. И замерли где-то под сводами.
Он помог Дебби отнести коробки в недосягаемое место. Они остались вдвоем.
- Мне нравится твоя девочка. Твоя жена, - поправилась она. - Это так непривычно, я до сих пор не могу поверить.
- Я тоже.
- Но она так молодо выглядит, - очень вежливо и аккуратно проговорила Дебби. - Сколько ей лет?
- Шестнадцать.
- Шестнадцать? И ей разрешили выйти замуж ее родители?!
Александр улыбнулся. - Это долгая история, Дебби, как-нибудь потом, - сказал он и коснулся своего бока. - Не хочется вспоминать.
- Я могу себе представить, - улыбнулась Дебби. Но даже она не могла всего представить.
- Я чувствую, что она очень особенная девочка, и в ее глазах светится, что она любит тебя. Береги ее, не потеряй. Сейчас это очень редко - любовь. Когда кто-то любит кого-то…
Прибежали дети, и им не дали договорить. Ему было приятно, что Дебби нравится Юджиния. Дебби была редкая женщина, в которой ему нравилось все. Она была похожа на голливудскую актрису прошлого, хорошего времени, с большими внимательными глазами. Дастин выиграл в лотерее жизни классный билет, думал Александр. Но они заслужили друг друга. Он любовался ими. Хотя и не показывал, он всегда старался не показывать свои чувства и не быть сентиментальным.
Начались чисто американские вопросы:
- В какой ресторан вы бы хотели поехать? Какая кухня вам нравится?
Он ответил, что все равно, так как полностью доверял вкусу Дастина.
Они поехали в ресторан, в салатном баре которого насчитывалось сорок салатов.
Наверно, никто бы не поверил, что из шести человек больше всего ел самый маленький ребенок. Джейн была кушающей машиной. Она ела все подряд, пробовала из тарелки у каждого, и остановить ее могли только Дастин и Дебби, слитые вместе и помноженные на два.
Дженифер, глядя на сестру, улыбалась:
- Джейн любит поесть.
Никто не собирался этого отрицать. Дженифер была любимицей Александра, таких прекрасных глаз, темных, миндальных, он не видел ни у кого. Казалось, в этих глазах была собрана вся скорбь еврейского народа. Дженифер сидела возле него, а Джейн - между Дебби и Юджинией, так как ее при-ходилось все время сдерживать. Потому что, когда она вырывалась, она могла разгромить ресторан.
Они вернулись в отель поздно. Он сразу же собирался подняться наверх, Юджиния хотела спать, когда клерк из-за конторки сделал ему знак. Он оставил на секунду Юджинию одну и подошел.
- Сэр, что я должен делать с конфетами?
- Конфетами? - удивился Александр. - Я не с конфетной фабрики, вы, наверно, что-то перепутали.
- Коробки конфет, сэр, пять, в одном пакете.
- А! Я совсем забыл. Пошлите их почтой по этому адресу на мое имя. Спасибо.
- И ваша сдача, сэр.
- Оставьте себе.
- Но здесь очень много.
- Так и должно быть, вы заслужили.
- Благодарю вас, сэр.
Он вернулся к Юджинии, стоящей на том же месте. Она улыбнулась.
- Я не знала, что у тебя есть друзья здесь.
- Вообще-то он в конфетном бизнесе, но по совместительству работает в отеле.
Она рассмеялась, и лифт вознес их наверх.
"Город, который никогда не спит" - Нью-Йорк - спал в четыре часа утра, погруженный в тишину, прерываемую редкими гудками непонятного происхождения, доносящимися из ниоткуда.
Они пробыли в Нью-Йорке еще полнедели. Он поразился, какое количество людей просило на улицах деньги. Но совершенно потрясла его другая встреча. Они шли по Бродвею на вечернее представление. И он уже привык к голосам попрошаек, так же как Юджиния старалась не обращать внимания, что он незаметно раздает им доллары, чтобы не смущать его. Как вдруг он услышал, что говорят на его языке.
- Подайте копейку! Подайте хотя бы копейку, бляди, православному!
Около мусорного ведра на асфальте сидел молодой парень, Александр наклонился и не поверил: этобыл его лучший друг Миша. На мгновение у него в голове все закружилось и, как в резко закрученном калейдоскопе, перевернулось вверх дном. И продолжало переворачиваться. Человек просил, не поднимая глаз. И если бы не Юджиния, он, наверно, сам сел бы на асфальт рядом с ним.
Надеясь, что это не так, Александр посмотрел на его руки и с ужасом понял, что не ошибся.
- Миша, это ты? - задал он ненужный вопрос, зная, что это он.
Тот поднял грязные, слезящиеся глаза и почти не удивился.
- А, это ты, какая встреча! Александр был в шоке.
- Как ты здесь очутился?
- Это - Америка, мой друг, - с иронией сказал попрошайка-нищий.
Он не верил своим глазам. Но грязные пальцы взялись за его светлую брючину:
- Я вижу, ты в хорошем костюме. Ну и иди дальше своей дорогой, не останавливайся.
Юджиния смотрела и не понимала, о чем они говорят.
- Не надо так, я помогу тебе…
Он никак не мог прийти в себя. Он не верил, что всего лишь два года назад, красивый и блестящий, этот парень улетал из Рима.
- Чем ты мне поможешь, дашь один доллар, давай! Ему стало больно. Миша был дороже для него,
чем родной брат, которого он не простил…
- Не говори так, не говори…
- Иди отсюда. Я ебал тебя. И твой доллар вместе с тобой.
Александр повернулся и сказал:
- Юджиния, поймай такси.
Он вдруг присел на корточки и стал гладить его голову, потом поднял нищего с силой за плечи:
- Не сиди ты на этой ужасной земле.
Он достал из кармана ключи, отделил один и сказал: Александр Минчин
- Вот ключ от моей квартиры. Она оплачена и пустая. Ты полетишь сегодня ко мне и будешь ждать там, пока я не вернусь. Я дам тебе не один доллар, я дам тебе много долларов. Только не говори ничего.
Немытые глаза, с корками свалявшейся грязи в углах, смотрели на него.
- Саша, я думал, что ты - мудак. Прости меня. Из углов выделились капли влаги и заструились
вниз.
- Ты сегодня же улетаешь. Где все твои вещи? Поедем, соберем их.
- У меня нету вещей, это все. Александр перехватил воздух.
- Это все?! - Миша сидел в одной рубашке, пиджак был подстелен под зад. - Чем же ты чистишь зубы?
- Ничем.
- Я поймала такси, - сказала Юджиния тихо.
- Идем, я сам отвезу тебя в аэропорт, тебе могут не продать билет в таком виде.
Александр брезгливо отшвырнул ногой кепку, в которой было несколько монет. Нужно было видеть, с какой ловкостью и быстротой нищий кинулся к ней и, схватив, выгреб все, что в ней было.
Он с трудом удержал ком в горле, не дав ему выплеснуться слезами.
Они все сели в такси и поехали.
- У тебя есть хоть какие-нибудь бумаги? Хоть одна?
- Да, "грин-карта".
- Слава богу. Где же ты спал, где был твой дом?
- На улицах, во дворах. У меня не было дома. Я забыл, что это такое - дом.
Он быстро достал чековую книжку из кармана пиджака. Его золотая ручка была у Юджинии.
- Юджиния, дай мне ручку, пожалуйста.
В театр они уже не ехали, было не до представления, жизнь выдавала свои представления, и во много раз лучше. То есть - хуже.
Он расписался:- Вот чек на тысячу долларов. Завтра утром пойдешь в банк, прямо рядом с моим домом, и получишь деньги. Это только на еду, я вернусь через месяц. Тебе хватит?
Неверящие глаза смотрели, моргая, на него.
Он взял у Юджинии платок и вытер грязь в углах этих глаз, он не мог терпеть больше. Они стали похожи на прежние.
В аэропорту он купил ему билет на последний рейс, вылетающий в их город.
Оставался час, и Александр решил дождаться отлета.
- Ты, наверно, голодный? Господи, я даже забыл спросить тебя, так все неожиданно…
- Я ел с утра селедку.
- Селедку? Почему селедку?
- Она была единственная в помойке.
- Что?! Ты ел с помойки.
- Я уже месяц ем с помойки. А как ты себе представляешь, я бы кормился?
Он чуть не вырвал их обед с Юджинией. Совершенно непроизвольно. Он не хотел, чтобы так было, и ненавидел себя за это. Это его друг, самый близкий, и надо забыть про все эти штуки. Завтра все будет по-другому.
Он потащил его в туалет мыть рот и умываться. Хотя не это надо было делать. Когда он закатил ему рукава рубашки, он увидел на руках следы от уколов…
Юджиния сидела в кресле и терпеливо ждала. Александр взял у нее свой дорогой свитер из пакета (после спектакля они хотели погулять) и дал его Мише:
- Надень, чтобы прикрыть свою рубашку, а то тебя не пустят в самолет.
Его пиджак он, вытащив лишь "грин-карту", незаметно оставил под креслом.
Оставалось сорок пять минут.
- Пойдем, я накормлю тебя.
Слава богу, что кафе было без официантов и брать следовало самому. Юджиния никогда не видела, чтобы так много, быстро и жадно ели. У нее расширились глаза. Их стол заставлялся два раза, и казалось, что этот странный мужчина, которого ее муж подобрал на улице, не наестся никогда.
Наконец он наелся. Он выпил пять стаканов апельсинового сока и попросил у кого-то закурить, показав жестом на рот, произнеся: "smoke!", чем привел их в смущение.
- Не надо просить никого, - мягко сказал Александр, - говори все, что ты хочешь, и ты получишь. Здесь каждый имеет все свое: от сигарет до дома. И не дает другому. Это тебе не та страна, где никто ничего не имел, но давали другому.
Его друг жадно затянулся сигаретой и, пока она не кончилась, не сказал ни слова. Потом спросил:
- Кто эта девочка?
- Это не девочка. Это моя жена.
- Правда? - и он внимательно осмотрел Юджинию. Она смотрела в никуда.
Объявили посадку. Александр повел его к воротам.
- Номер тридцать пять, - повторил он для себя.
- Ты что, понял, что она сказала? - спросил его друг.
- Миша, ты прожил два года в Америке и не понимаешь по-английски?
- Не-а. Где б я его учил, да и на хер он мне нужен.
Александр посмотрел на него неверяще. Но это была правда.
Он отдал Мишин билет девушке за стойкой, которая что-то пометила. Отвел его в сторону и достал из кармана стодолларовую бумажку.
- Миша, когда прилетишь туда, возьмешь такси, аэропорт далеко от города, только не жалей, это стоит примерно двадцать пять долларов. Не вздумай ехать на автобусе, заблудишься и ничего не найдешь. Вот тебе мой адрес. - Он написал на обратной стороне билетного конверта. - Покажешь таксисту и скажешь толь-ко два слова: шоссе № 10, остальное они знают. Завтра я позвоню тебе. - Он подтолкнул его к выходу, в холле ожидания больше никого не оставалось.
- Саш, я бы подох без тебя.
- Не думай ни о чем, приходи в себя. В шкафу осталась моя одежда, надевай все, что хочешь, у нас одинаковый размер. Хоть ты и отощал. Остались книги, читай и забудь обо всем, как будто не было.
Он обнял его.
- Я так счастлив, что встретил тебя. Стюардесса вежливо попросила занять свое место того, кто улетает. Александр разжал объятия.
Вернувшись к Юджинии, он поцеловал ее. Будучи истинной американкой, она не спросила ничего, хотя ей было интересно.
- Я тебе расскажу все потом… я не могу сейчас. Она понимающе кивнула.
- Я очень сожалею, что мы пропустили спектакль, который ты хотела посмотреть. Не обижайся.
Она мягко улыбнулась.
- Но мы еще можем погулять по Бродвею…
Она радостно засияла.
Это был ему подарок - от жизни. И хотя он не особо любил жизнь, он был благодарен ей за этот дар.
В другой вечер они посмотрели представление, которое хотела увидеть Юджиния (он помнил свою клятву). Из студии "54", куда их пригласили знаменитые приятели Клуиз, он ушел: было слишком шумно. Все это напоминало артистический бардак в Москве, когда артисты театра и к ним принадлежащие праздновали окончание спектакля-премьеры. И что творилось потом за сценой - на это нужно было глаза закрыть. Правда, похоже было, что такие премьеры здесь бывали каждый вечер, только глаза никто не закрывал, а наоборот, открывали их шире. Он незаметно наблюдал за Юджинией в то время, пока они были в диско-клубе. На нее не произвел впечатления даже слащавый Траволта, который был кумиром нынешних американских девушек. И случилось, оказался там в одно время с ними. Предстоял еще один обед в очень дорогом ресторане с экзотически богатыми друзьями мистера Нил-ла, которые знали Юджинию с детства. И через три дня они улетели на Западное побережье. Покинув Нью-Йорк, они так и не встретились с танцором.
Он рассказал ей все, когда они летели в Лос-Анджелес. Александр встретил Мишу (Майкл? - спросила Юджиния, он кивнул ей - это было одно и то же), когда он эмигрировал, в Риме. Но в другой ситуации. Тот стоял на базаре и продавал последнюю рубашку с себя. Они разговорились и познакомились. Оказалось, что Миша влюбился в итальянку, с которой встречался, - это была редкость, так как итальянки не обращали внимания на эмигрантов, естественно, потратил на нее все свои деньги, включая пособие от организации - на месяц вперед. К моменту их встречи он продал все свои вещи, камеру, увеличитель, меховую шапку, дубленку и даже простыни. С квартиры его выселили два дня назад, и - оставалась одна рубашка.
Александр взял его к себе, у него стояла вторая кровать, и уговорил две семьи соседей-эмигрантов, с которыми они делили общую квартиру, разрешить ему пожить, потому что тому просто некуда было идти.
Очень неохотно они согласились, хотя это был лишний человек на кухне, в ванной и туалете, которыми и так пользовались девять человек. И очередь с утра в ванную или туалет (совмещенные) была на сорок минут.
Они прожили этот месяц - двое - на одно пособие Александра, деля последнее. Александр готовил на двоих, чтобы не раздражать соседей появлением лишнего человека на кухне. Потом началась еще одна трагедия: итальянка нашла себе неаполитанца и уехала в Милан. Александр достал ему деньги, заложив кольцо, которое было сейчас на пальце Юджинии, на проезд. И Миша ездил объясняться в Милан.
К концу сумасшедшего месяца влюбленный получил визу в Америку и вроде с итальянкой успокоился. Он уже предвкушал американок.
Александр, получив пособие на следующий месяц двадцать пятого числа, купил ему костюм с жилетом, так как знал, что это нужно, чтобы найти работу в Америке и ходить на собеседования. Как его учили все. У Александра костюм был.
После Мишиного отлета он остался совсем без денег и месяц перебивался дешевыми спагетти и картошкой, едва не подыхая от голода и загибаясь от болей в животе. Продав серебряный портсигар, который переходил в семье из рода в род и принадлежал его деду, он выкупил кольцо. Александр всегда с ужасом вспоминал эти последние полтора месяца в Риме и с содроганием думал о них. Он не представлял, что можно дойти до такой степени нищеты, тем более на Западе, куда он рвался душой и телом. Но не жаловался. Сам выбрал - сам и расхлебывал.
Миша обещал написать из Америки, но никогда не писал. Ни что там, ни как там, в Америке. Он не слышал о нем ничего два года. До той встречи, свидетельницей которой была Юджиния.
Она обняла его и поцеловала:
- Ты - добрый.
Он не рассказал ей еще тысячи мелких и крупных деталей, весьма красочных, связанных с последними полутора месяцами в Риме.
- Нет, я не добрый. Я как все. Просто для меня друзья всегда были всем.
Но этому другу он, правда, отдал много, все, что имел. Когда сам не имел ничего.
Просто отдавать, когда есть, трудно - когда нет.
Поэтому то, что собирался делать сейчас, он не считал большим делом.
В Лос-Анджелесе они жили не в отеле, а в доме, который принадлежал мистеру Ниллу, в Беверли-Хиллс, и был приготовлен к их приезду.
Лос-Анджелес ему показывала Юджиния, и от этого он был еще приятней. Однако все напоминало типичный американский город (Чикаго, Бостон, Детройт, только разной протяженности), с центром и пригородом. Индустриализация все-таки делала Америку деревней. Но не ему судить, не ему критиковать. Потом был Сан-Франциско, который ему очень понравился, это был кусочек Европы, растворенный в Америке. К тому же с приложенными восточно-экзотическими культурами. И эта смесь напоминала ему о прежнем.
Они жили в высотном отеле, из окна которого был виден весь Сан-Франциско как на ладони: горбатые улицы, стрелою вытянутые мосты, стрельчатые небоскребы, беззвучно дребезжащие трамвайчики и громадные - без зыби, неволнующиеся пространства океана. Так вдохновленно он себя не чувствовал еще нигде. Он любил воду, смотреть на нее, и океан мог вдохновить на все, что угодно. Величие воды, которое не осознают люди, а воспринимают как должное. Воплощенное в море, реке или океане.