КЛЕР
ОНА НЕ МОЖЕТ СКАЗАТЬ "НЕТ"
Я никогда не говорила Уину "нет". И не уверена, что смогла бы.
– Так ты купи обезжиренное молоко, – доносился до меня его голос, слегка искаженный телефоном. – И, Клер, милая, было бы здорово, если бы ты забрала из химчистки мой черный костюм. Он будет готов только после половины шестого, но для тебя это не проблема, верно?
Кстати, я так и не сказала ему о летнем домике. Не хотелось скандалить из-за такой чепухи, как химчистка, когда предстоит настоящий грандиозный скандал.
– Конечно, заберу, – заверила я, складывая чистое белье. Радиотелефон был зажат между плечом и подбородком.
– Спасибо, солнышко. Тем более что днем ты все равно свободна…
– Не совсем так, Уин, – механически пробормотала я: это мы проходили уже много раз. – Мне нужно проверить контрольные, посмотреть планы уроков, а еще домашние хлопоты и…
Ответом послужил снисходительный смешок.
– Ладно-ладно, понял. Прости, солнышко. Прости. Пора бежать. Увидимся. Да, кстати, – добавил он, словно только сейчас вспомнив, – меня, возможно, не будет дома до девяти, вернусь поздно, так что поужинай сама, ладно?
Теперь в его голосе зазвучали поистине страдальческие нотки.
– Представляешь, после работы придется угостить клиента. Сама знаешь, как это бывает.
Ничего подобного я не знала.
Но кажется, начинала соображать.
– Конечно, – сказала я вслух. – Пока.
Мы дружно повесили трубки, и я закончила складывать и убирать белье. Простая работа всегда давала мне нечто вроде удовлетворения. По крайней мере что-то в этом мире было чистым, аккуратно сложенным и убранным именно туда, где ему полагалось быть.
Нужно честно признать: Уин никогда не просил меня сделать что-то мерзкое, подлое или преступное.
Он ни разу не оскорбил меня. По крайней мере в общепринятом смысле слова.
Вот только… только он был сильным, а я…
Я не была.
Но и глупой меня не назовешь.
Видите ли, я в конце концов поняла: Уин имеет надо мной власть, потому что я позволила ему присвоить эту власть.
С того самого момента, как мы, десять лет назад, впервые встретились. Тогда я не знала, что делаю, правда не знала.
А если бы и знала?
В восемнадцать лет я со вздохом облегчения приветствовала появление в своей жизни Уина – волевого, решительного, целеустремленного, сосредоточенного на карьере человека. Вздох, ясное дело, не был символическим.
Постоянное присутствие Уина многое упростило. Скажем так: несмотря на постоянные уговоры родителей и педагогов, требующих серьезно подумать о будущем, я представления не имела, что буду делать, пока Уин не помог мне выбрать учительскую карьеру.
Мне нравилось преподавать. Очень. Более того, я стала хорошим учителем. Преданным делу, с нечастыми периодами вдохновения. По крайней мере мои пятиклассники в "Йорк, Брэддок и Роже", кажется, любили меня.
Уин, похоже, знал обо мне даже то, о чем я сама не подозревала.
Были и другие причины влюбиться в Уина Каррингтона.
Я знала, что в один прекрасный день он захочет жениться и завести детей. Мне тоже этого хотелось.
Мать, которая никогда и нигде, кроме как дома, не работала, выйдя замуж сразу после окончания колледжа, поощряла наши развивающиеся отношения. Возможно, находила в Уине некое сходство с моим отцом, человеком, которого стоило считать идеальным семьянином, если смотреть на это с точки зрения финансовой поддержки.
Мой отец.
Папочка всегда любил меня некоей формальной, отстраненной любовью. И никогда не уделял особого внимания по той простой причине, что я не родилась мальчиком. Зато его особой заботы удостаивались Джеймс и Филип – пятью и двумя годами старше меня.
Его наследники.
Папочка был так старомоден, что временами казался персонажем романа викторианской эпохи. Но кроме того, оставался слишком реальным. И с самых пеленок препоручил меня матери.
Две его девочки…
Мамочка выбирала мне одежду, водила на собрания герлскаутов, а папочка частенько привозил братьев в свой красивый кабинет в медицинском центре Мичиганского университета, где возглавлял урологическое отделение.
Мамочка старательно посещала мои репетиции в балетной школе, пока папочка брал с собой братьев на рыбалку, в северные озера штата.
Матушка учила меня шить и вязать, папочка поощрял занятия мальчиков спортом и ревностно следил за успехами в школе.
И ничто не меняло раз навсегда заведенного распорядка, пока я не начала встречаться с Уином. Неожиданно отец заметил меня. Неожиданно я стала достойной его персонального внимания.
И чем большего добивался Уин, тем больше я вырастала в глазах отца. По крайней мере мне так казалось.
Когда Уина приняли на юридический факультет Гарварда, отец устроил нам уик-энд в Чикаго. Когда имя Уина, одного из молодых многообещающих адвокатов, появилось в "Ло ревью", папочка выписал мне симпатичный чек, словно это я удостоилась такой чести.
А когда Уину предложили партнерство в юридической фирме "Датц, Паррин и Келлехер", папочка вознаградил нас уик-эндом в Кэньон-Ранч на Беркширских холмах.
Все шло лучше некуда.
И все же незадолго до этого майского вечера, когда я договорилась провести добрую часть лета в обществе совершенно незнакомых людей, и несмотря на подарки и одобрение отца, во мне начало что-то меняться.
Я чувствовала себя так, будто начинаю просыпаться. Я чувствовала себя так, будто начинаю засыпать…
Для человека, известного ровным, пожалуй, даже невозмутимым характером, ощущения были довольно пугающими.
Я не находила себе места, но нервная энергия довольно быстро сменялась пассивностью: то летала по комнате, то едва заставляла себя встать с постели.
Любимые хобби – вязание и долгие прогулки вдоль реки – вдруг потеряли всякий смысл.
Я стала включать автоответчик, чтобы не издавать бодренькие восклицания, изображая хорошее настроение.
Я лишилась даже того ничтожного интереса к сексу, который каким-то чудом еще сохранялся.
Клер Джин Уэллман. Та самая, которой было так легко угодить. Которая всегда старалась угодить.
Почему же внезапно все изменилось?
Почему я все время злюсь? Даже без причины?
Почему грущу? Хотя не в состоянии определить источник грусти.
Уин, казалось, не замечал смены моих настроений и поведения. Во всяком случае, ни словом не обмолвился на этот счет. Кажется, я была ему за это благодарна. Странно, но это именно так.
Я была благодарна ему за безразличие или что-то в этом роде.
Я принялась выискивать в женских журналах статьи о перепадах настроения и гормональных сдвигах, о том, что астрологи именовали возвращением Сатурна, и, наконец, о депрессии.
Но члены семейства Уэллман не обращаются к психотерапевтам.
Кроме того, я постоянно спрашивала себя, зачем мне психотерапия. У меня надежная работа, хорошая семья, уютный дом.
У меня есть Уин.
Может, если хорошенько поразмыслить, окажется, что со мной не происходит ничего особенного.
Может быть…
И тут, перелистывая журнал "Дома Новой Англии", я увидела рекламную статью о Мартас-Вайнярд, и до меня дошло, что не мешало бы на некоторое время сменить обстановку. Уехать. Одной. Без Уина.
Занятия в школе заканчивались в середине июня, а осенний семестр начнется не раньше Дня труда.
Зачем оставаться в Бостоне, когда можно пожить где-то на природе?
Мне недоставало сельских пейзажей и воды. Не по собственному выбору я жила в большом городе. Но Уин принял решение: Нью-Йорк или Бостон. Я выбрала Бостон, как меньшее из двух городских зол.
Лето в городской жаре? Или лето у моря?
Кроме того, Уин все чаще задерживался на работе, и я знала, что в августе у него начинается большой судебный процесс. Значит, в ближайшем будущем не будет возможности провести отпуск вместе.
Идея была соблазнительной. Слишком соблазнительной. Уехать без Уина.
У меня словно появилась грязноватая, но волнующая тайна.
Следующие два дня я ничего не предпринимала. Только представляла себе, как провожу часть лета без Уина.
И тут увидела приклеенное к уличному фонарю объявление о встрече в "Джордже" будущих соседей по летним домикам.
Я снова и снова спрашивала себя по пути домой, в нашу просторную мансарду на Гаррисон-авеню, в Саут-Энд. Твердила, как мантру, в такт собственным шагам: "Что я наделала, о, что я наделала!.."
По пути, на углу Шомат, мне попался крохотный, шумный ресторанчик "Блюдо". Вечер был теплым, несколько посетителей устроились за расставленными на тротуаре столиками. За одним сидела женщина лет сорока пяти, просто одетая, у ног которой лежал мопс. Женщина выглядела очень спокойной и довольной.
"Я никогда не смогла бы вот так. Сидеть одной в ресторане", – подумала я.
Или смогла бы?
Я проводила ужасно много времени одна. Слишком много для девушки, живущей вместе со своим бойфрендом.
"Было бы неплохо, – подумала я, – набраться храбрости и хоть один раз поступить как хочется. Например, насладиться теплым весенним вечером в уютном ресторанчике".
Женщина поймала мой взгляд и улыбнулась. Я ответила смущенной улыбкой и прошла мимо.
"Мужайся, Клер, – сказала я себе. – Снять домик на лето – значит сделать шаг в верном направлении. Шаг к независимости. Именно этого ты хочешь, верно? Независимости?"
"Но чего хочет для тебя Уин?" – поинтересовался тоненький голосок.
Вряд ли ему понравится мой план. Это я знаю точно. По-настоящему вопрос должен звучать так: хватит ли у меня духу воспротивиться его желаниям?
Иными словами, хватит ли у меня духу сказать ему "нет" и "да" – себе?
Я остановилась у рынка напротив большого собора купить молоко для Уина и готовый ужин для себя.
Ожидая, пока продавец протянет мне пластиковый контейнер с макаронами и сыром, думала о двух женщинах, которые, возможно, станут моими временными соседками.
Даниэлла вроде бы ничего. Немного переборщила с макияжем, но, кажется, вполне на уровне. Довольно славная.
Люблю славных людей. И всегда считала, что это качество не все ценят по достоинству.
Джинси?
А вот она меня немного беспокоила. Вернее, не столько она, сколько опасения, поладим ли мы. Я уже почувствовала, что она заядлая спорщица и старается настоять на своем. Что-то вроде бунтаря. Неистовая натура.
"Может, – подумала я, – не стоит судить так поспешно. Дождемся следующей встречи".
Я заплатила за продукты и, подхватив белый пластиковый пакет и костюм Уина, направилась к Гаррисон-авеню.
Куда подевались все тревоги? Их вытеснило возбуждение. На каком-то уровне мне вдруг стало все равно, что подумает Уин о моем плане. А вместе с этим пришло ощущение свободы, которого, кажется, я до сих пор не испытывала.
Глубоко вздохнув, я на мгновение представила себя на берегу, одну, в обществе звезд, луны и неутомимого черного прибоя.
Жизнь неожиданно показалась очень пугающей.
И, что вполне естественно, чудесной.
ДАНИЭЛЛА
ОНА ЛЮБИТ СЕБЯ
Не моя вина, что я опоздала на встречу.
То есть интересно, когда это в мире бизнеса совещание начинается вовремя?
Я вам скажу.
Никогда. То есть почти никогда.
Я семь лет проработала старшим помощником администратора в бостонском офисе большой строительной фирмы и навидалась всяких совещаний.
Даже инженеры, известные своей точностью и пунктуальностью, никогда не приходят вовремя. То есть не всегда.
И кто мог ожидать, что встреча двадцати – тридцати незнакомых женщин, желающих потратить кое-какие деньги на приятный летний отдых, встреча в абсолютно неформальном баре вроде "Джорджа" начнется ровно в шесть?
Я вас умоляю!
Большинство служащих в моем офисе, расположенном возле довольно жалкого городского кампуса Северо-восточного университета, не покидают здания по крайней мере до половины седьмого. Все твердят об этом, поскольку я приучила всех, что ухожу не позже пяти. Я получаю слишком мало, чтобы сидеть здесь до семи.
Пусть мой муж так работает.
То есть будет работать. Когда я его найду.
Так или иначе, а в тот день я ушла из офиса ровно в пять; оставалось достаточно времени, чтобы спокойно прогуляться по торговому центру, по дороге от Хантингтон-авеню к Бойлстон-стрит, почти до самого Ботанического сада. Погода стояла прекрасная, и на какую-то секунду захотелось забыть о торговом центре, чтобы подольше побыть на воздухе.
И тут, пока я ждала на переходе, омерзительный автобус с ревом промчался мимо, выпустив клубы густого черного дыма, и я подумала: "Как? Я собираюсь и дальше разрушать уже почти уничтоженные этим гнусным городским воздухом легкие?"
Нет уж, благодарю!
Я подумала, что не стоит проходить через весь торговый центр. Это собьет меня с пути.
И вообще не следовало подниматься на второй этаж. Но я все-таки поднялась, и там это произошло. Мне прямо-таки бросилась в глаза премиленькая пара босоножек в витрине "Найн уэст", они, казалось, так и манили к себе.
"Даниэлла Лирз, – кричали они, – взгляни на нас! Только представь себя в нас на ужине у "Дэвио"!"
Ну и что? Всякая уважающая себя женщина знает, когда такие потрясные туфельки взывают к тебе, следует немедленно войти в магазин и примерить их.
Все же глаз у меня – алмаз! Они сидели как влитые, особенно по контрасту с "королевским малиновым", которым я сегодня покрасила ногти на ногах.
Разумеется, летом педикюр будет "дерзко-клубничный", но я достаточно разбираюсь в цветах, чтобы понять, сочетаются ли они друг с другом, даже без помощи журнала "Ин стайл".
Я купила босоножки. Но, покидая магазин с ощущением этого особого тихого счастья, сопровождающего удачное приобретение, вдруг поняла, что совершенно забыла о встрече жаждущих арендовать летний домик.
Взглянув на часы, обнаружила, что уже шесть, пожала плечами и направилась к ближайшему выходу. Похоже, следовало придерживаться уличного маршрута, если я вообще собиралась попасть на эту встречу.
Увы, не вышло. Когда я все-таки добралась до "Джорджа", там почти никого не осталось: очевидно, все успели выбрать себе соседок, кроме меня и еще двух опоздавших.
Короче говоря, мы трое решили отправиться на Вайнярд в надежде найти что-нибудь поприличнее. Вот чем все кончилось! Я обречена делить дом… – хотя его нужно сначала найти – с совершенно незнакомыми девицами.
Которым я, похоже, совсем не понравилась.
Я подумала, что это, может, и к лучшему.
Может, неплохо бы подружиться с той, которую зовут Клер. Она в порядке. Одежда простовата, но по крайней мере прическа довольно симпатичная, хотя и ничего вычурного. Кроме того, у нее есть бойфренд, так что она мне не конкурентка.
Впрочем, странновато, что она не захотела снять дом вместе с указанным бойфрендом.
А вторая, Джинси? В ней я не так уверена. Прическа – сплошной кошмар. И никаких украшений, если только не считать таковым дерьмовые серебряные "гвоздики" в ушах.
И все-таки эта тоже не конкурентка. Ни один мужчина в здравом уме и твердой памяти, из тех, с которыми мне хотелось бы встречаться, не подумает назначить свидание этому несчастью, считающему себя девушкой.
Собственно говоря, даже не важно, удастся ли поладить с обеими соседками. Я снимаю летний домик не для того, чтобы заводить новых подруг.
Да и не слишком я гожусь в подруги.
Конечно, я общалась с девчонками из Ойстер-Бей, где когда-то росла. Это на Лонг-Айленде, Нью-Йорк. Иногда мы переписываемся по электронной почте, и я встречаюсь с ними, когда приезжаю домой к родным. Но у меня не слишком много общего с Эми, Мишель и Рейчел. Не только потому, что все они замужем, а я – нет.
Я вроде как с самого начала была другой.
Скажем, к примеру, я единственная уехала из дома поступать в колледж. Учиться.
Эми и Рейчел посещали местный колледж, Мишель каждый день моталась в Нью-Йоркский университет (родители не хотели, чтобы она жила в общежитии), а я отправилась в Бостонский университет и специализировалась в области средств связи, взяв второй специальностью историю искусств.
Целых четыре года я летала на Лонг-Айленд на каникулы и праздники и, хотя неплохо проводила время, была счастлива вернуться в Бостон к своей жизни.
Ближе к окончанию учебы стало ясно: родители предполагают, что я вернусь домой и найду работу в Нью-Йорке.
От одной этой мысли во мне все восстало.
Я любила родных.
Но не хотела начинать свою так называемую взрослую жизнь под их контролем. Они и без того достаточно потрепали мне нервы по поводу решения уехать в Бостон, но я стояла насмерть. Мне было необходимо побыть одной. Стать самостоятельной.
И после этих четырех лет я вовсе не собиралась возвращаться домой.
Личная жизнь была для меня важнее всего.
К двадцати трем годам Эми, Мишель и Рейчел повыскакивали замуж.
Отец намекал, что мне, возможно, стоило бы последовать их примеру.
Мать все удивлялась, что неладно с занудными обитателями Новой Англии, не способными распознать прелестную молодую женщину с первого взгляда!
Честно говоря, я вовсе не спешила замуж. Сначала.
Что возвращает мысли к летнему домику… Я предпочла нанять таковой в Оук-Блаффс, потому что не могла себе позволить дом в Нантакете или одном из супердорогих районов Вайнярда вроде Эдгартауна.
Конечно, всегда можно попросить денег у родителей. И они дали бы, но сначала попытались бы уговорить отказаться от мысли о домике и приехать на лето к ним.
А мне этого не хотелось. Их любовь была чем-то вроде удавки, я постоянно опасалась задохнуться в горячих объятиях.
Меня же интересовали совсем другие объятия.
Главное, я решила снять домик потому, что настала пора найти мужа.
Мужа, достойного Даниэллы Сары Лирз.
Кем была Даниэлла Сара Лирз в это судьбоносное лето? Позвольте мне немного рассказать о ней.
Рост: пять футов четыре дюйма. В самый раз.
Внешность: не слишком смуглая кожа, карие глаза, идеально изогнутые брови, шедевр салона "Студия".
Волосы: густые, темно-каштановые. Длина – до плеч, и всегда прекрасно уложены.
Фигура: кое-кто называет ее роскошной. Другие утверждают, что я похожа на молодую Софи Лорен.
Или Кэтрин Зета-Джонс.
Или, в один из моих лучших дней, Дженнифер Лопес.
Нет, правда. Люди часто говорят нечто подобное, спросите у моей матери.
Когда-то, очень давно, один тип набрался наглости заявить, что я немного толстовата. Я велела ему катиться к чертям. Мое, и только мое дело, как я выгляжу. Он попытался дать задний ход и клялся, что употребил слово "толстая" в качестве комплимента, но было слишком поздно. В моей книге жизни он давно стал древней историей.
Видите ли, я всегда считала, что способность к самооценке – хорошее качество в любом человеке. Своей я обязана родителям. Мне с детства твердили, что я красива, умна и вполне заслуживаю счастья, любви и успеха в обществе.
Они наставляли, я слушала. Возможно, в школе я слушала не слишком внимательно, особенно на уроках географии и социологии, хотя настроение никогда не портилось от неспособности найти на карте… ну, не знаю, скажем, Уругвай! Зато дома я прислушивалась ко всему очень внимательно.