Да-да, он смеялся именно так, как должен был смеяться человек, встречу с которым давным-давно нафантазировала себе Лена Турбина. Хотя она, конечно, ничего об этом заранее не знала. И мыслью подобной, разумеется, не задавалась. Задавалась другими: должен быть умным, честным, благородным, надежным. А вот как он будет смеяться - до такого Лена никогда бы не додумалась. А тут услышала смех - и поняла: умный, честный, благородный, надежный. Точнее, не поняла (понять такое едва ли можно), а просто почувствовала - и все.
Они никак не могли успокоиться и хохотали долго, минут пять. Хотя, пожалуй, пять - это слишком много. Поменьше, наверное. Но вообще-то это не важно. Важно другое: он долго не выпускал ее, все сильнее прижимая к себе, а она не спешила выбраться из этих объятий, крепких и нежных одновременно.
- В Полярном все девушки такие красивые? - спросил он вдруг совершенно серьезно, как будто и не хохотал несколько секунд назад так, что, казалось, остановить его было совершенно невозможно.
- Нет, я одна такая, - ничуть не смутилась Лена, проглатывая остатки смеха и все-таки потихоньку освобождаясь от рук каплея, думая при этом, что расставаться с ним ей совсем не хочется.
- Но вы, конечно, понимаете, что теперь нам по пути? - поинтересовался он, будто прочитав ее мысли.
Лена утвердительно хмыкнула - и они пошли.
Олег был подводником. Его лодка уже месяц стояла на заводе в ремонте.
Он был подводником!
Он был веселым, но в меру. Лене не нравились, как совсем недавно выяснилось, записные военно-морские остряки с их байками и анекдотами на все случаи жизни. С несколькими такими экземплярами она встретилась на заводе сразу же, и они принялись ее атаковать, думая, что неуемное остроумие - их главный козырь. Просчитались. Не угадали.
Он был умным, но не умничал. И ум его чувствовался больше всего не в словах, вполне обыкновенных и незатейливых, а во взгляде, спокойном, внимательном, светлом.
Он вел себя естественно и свободно, но вместе с тем очень тактично: без малейшего намека на развязность или фамильярность, с чем Лене тоже, увы, пришлось столкнуться. А она этого не выносила настолько, что мужчина, допустивший хоть малую толику бесцеремонности по отношению к ней, не мог уже ни при каких обстоятельствах рассчитывать на ее благосклонность.
А еще (может быть, это и было самым главным?) за те полтора часа, пока они бесцельно бродили по городу до конца обеденного перерыва, Олег сумел несколько раз обратить внимание Лены и на рыжие сопки, и на легкие перламутровые облака, подсвеченные ненавязчивым северным солнцем, и на ровную, спокойную гладь залива с застывшими у пирсов кораблями.
Да, наверное, именно это было самым главным, самым важным. Потому что до Олега никто из офицеров, с которыми Лене приходилось в течение своего пока еще недолгого пребывания на Севере прогуливаться по городу, никогда не выявлял своего эстетического отношения к морю или сопкам. Все старались показать, какие они бывалые "морские волки", рассказывали, как и когда им приходилось "бороться за живучесть", и до подобных сантиментов не скатывались.
Но надо заметить, что замечания Олега никакого отношения к сентиментальности тоже не имели. Они, то есть замечания, были очень тонкими и непринужденными. И проскальзывали в разговоре так легко, что их можно было бы и не заметить, если бы Лена Турбина была не Леной Турбиной, а кем-нибудь еще.
Конечно, все положительные качества нового знакомого разложились в Лениной голове по полочкам уже потом, ночью, когда она в радостном возбуждении и сладкой тревоге, в бесполезном ожидании сна совершенно неоригинально твердила себе: "Это он!"
Да, "пора пришла, она влюбилась". Влюбилась, как и мечтала, с первого взгляда - так, как обычно влюблялись в нее.
Они встретились на следующий день. И все, что может произойти между влюбленными мужчиной и женщиной, в тот же день и случилось.
Ну и что из того, что знали они друг друга чуть больше суток? Ну и что? Разве нужно много времени, чтобы увидеть и почувствовать, что этот человек твой, твой от макушки до пяток? Ведь для этого достаточно мига. Достаточно взгляда. Да это всем известно. Только больше известно как миф, как красивая сказка. Потому что случается, увы, не часто. Но ведь случается!
Их первый вечер, их первую ночь Лена все эти годы почему-то не вспоминала, а видела во сне. Много-много раз. Видела каждый раз с новыми подробностями, которых наверняка не было тогда. Видела, испытывая все новые и новые ощущения восторга и счастья обретения.
Вы не поверите, но это был первый мужчина в ее жизни. Да, она дожила почти до двадцати трех лет и была старомодно-девственна. Но что она могла с собой поделать, если университетские мальчики, с которыми она дружила, встречалась, иногда даже целовалась, не были теми, с кем хотелось бы быть всегда? А если так, рассуждала она, то зачем близость?
А с Олегом они совпали. Совпали во всем. Он начинал говорить - она продолжала. Он задумывался - и она, тоже немного помолчав, вдруг тихо выдавала то, о чем он размышлял. "Так не бывает!" - разводил руками он. "Бывает", - спорила она. И он сразу же соглашался. Зачем противоречить очевидному?
Я сказала, что они совпали почти во всем. А в чем не совпали?
Олег не очень любил рассказывать про свою службу. А Лена, напротив, страстно желала все знать. И он был вынужден рассказать и про то, как их лодка однажды столкнулась с айсбергом, и про то, что, кроме обычного дня рождения (29 февраля, между прочим), у него есть еще один - 8 июля.
Свой второй день рождения (благо этот день бывает каждый год) Олег праздновал уже несколько лет.
Это была его вторая "автономка". (Для тех, кто не знает, поясню: автономное плавание атомной лодки длится обычно два или три месяца, когда всплытие практически исключается, даже в случае болезни или смерти кого-либо из членов экипажа.)
Собственно, ничего особенного, по словам Олега, не произошло. Пожар в отсеке. Потушили быстро.
Но Лена-то знала, что означает пожар на лодке, когда задраиваются люки, чтобы огонь не пошел дальше. Тем, кто остается в горящем отсеке, приходится рассчитывать только на себя. И на Бога. И коль уж речь идет о втором дне рождения, значит, дело было серьезное.
Олег же, рассказывая об этом, пытался сочинять на ходу всякие смешные подробности. Но Лену они нисколько не веселили. Нисколько.
Она слушала внимательно-внимательно. А потом тихо сказала: "У тебя очень тяжелая работа. Знаешь, как я буду любить тебя? Сильно-сильно. Что бы тебе… Что бы ты…" Ну и тут она, конечно, замолчала, уткнувшись ему в плечо.
А он гладил ее, как маленькую, по голове и говорил: "Глупая ты моя девочка, я тебе больше ничего рассказывать не буду, раз ты такая глупая…"
И в следующий раз, когда Лена потребовала историю про айсберг, Олег заупрямился. Заупрямился не на шутку. Но Лена оказалась упрямее.
Ну а что айсберг? Тоже ничего особенного. Обошлось же все.
Олег и его друг Сашка Коновалов сменились тогда с вахты в четыре часа утра. Сходили на завтрак в пятый отсек, потом вернулись во второй, в свою каюту. Перед тем как залечь и "придавить" минут двести-триста (если, конечно, по тревоге не поднимут), сели по давно установившейся традиции поиграть в "кошу" (нарды).
Играют себе, играют, и вдруг - удар. Мощный удар, честно говоря. На Олега полетели не только шашки, но и Сашка, спланировав через стол. Первая мысль… Нет, ее вообще не было. Никакой.
Потом, выбравшись из-под Сашки, увидев его почему-то белые глаза, осознал, что, кажется, что-то случилось.
Это "что-то" каждый пережил по-своему.
Механик Петрович мылся в это время в душе - и в центральный примчался с намыленной головой и залепленными пеной глазами, в наспех натянутых штанах.
Турбинист Серега, шкаф под два метра, сидел в курилке и травил, как всегда, анекдоты. Когда столкнулись, он с диким ревом вынес на себе примерно четверых и понесся на свой боевой пост, потеряв тапки и сметая все на своем пути.
Кто-то упал с койки, кто-то врезался лбом в приборы, кого-то влепило в переборку. Но серьезных травм, к счастью, не было.
Выяснилось, что провалились они метров на девяносто-сто, дифферент на нос был градусов сорок. Внизу - около трех тысяч метров, наверху льды толщиной метра три. Виной всему - айсберг.
Командир вычитал потом в лоции, что такие айсберги сползают с берегов Гренландии один раз в пятьдесят лет.
А впереди было еще тридцать суток похода. С пробоиной в легком корпусе.
- Вот и все, - улыбаясь, закончил свой рассказ Олег. А Лена, в этот раз собравшая все свои силы, чтобы снова не разреветься, спросила в ответ:
- Как же мне теперь отпускать тебя туда?
- Просто, Лен. Как все жены отпускают, так и ты будешь. Никуда не денешься.
Лена согласно покивала в ответ, но… Но смириться с этим "как все" ей было трудно. Она - не все. Она не выживет, она не сможет ни есть, ни пить, когда он там, когда…
- Сможешь, глупая ты моя. Еще как сможешь, - почему-то очень грустно и очень серьезно отозвался на это Олег.
И, взяв в руки гитару (ее Лена принесла от Аллы), запел не традиционную "Усталую подлодку", а что-то совершенно несусветное. Типа "Голуби летят над нашей зоной…" Да еще гнусавым голосом. Это чтобы рассмешить, конечно.
А потом он пел и "Усталую подлодку", и "Прощайте, скалистые горы…", и "В городском саду играет духовой оркестр…".
Олег прекрасно играл на гитаре, и голос у него был красивый и сильный. Это была вынуждена признать даже Алла с ее абсолютным слухом и почти виртуозным владением своим собственным голосом и несколькими музыкальными инструментами, гитарой в том числе. Она вынуждена была это признать, хотя с того самого момента, как только Лена познакомила ее с Олегом, весьма скептически относилась к нему и еще более скептически - ко всей этой истории любви, которая так бурно развивалась на ее глазах. И напрасно. Совершенно напрасно.
Это длилось две недели. Две недели у них совершенно одинаково пели и тела, и души.
Лене никогда не работалось так легко и так звонко. И никогда она еще вот так, вприпрыжку, не бежала с завода домой. Однажды даже на автобусе поехала: так торопилась.
Две недели счастья, которое казалось бесконечным, не были суммой суток и не длились во времени, которое, несмотря на его абстрактную сущность и непостижимость, все-таки можно условно измерить, - они звучали.
Это была удивительная, редкая, никому до Лены с Олегом не ведомая музыка, то восторженно-звенящая, то светлая, задумчивая и тихая, то симфонически-торжественная и непререкаемо-властная.
А через две недели ремонт лодки, на которой служил Олег, закончился - и экипаж убыл, говоря военным языком, к месту службы.
Место службы называлось Гремиха. Олег говорил, что туда от Мурманска теплоход идет почти сутки. Лене, когда она приехала на Север, думалось, что Полярный - это уже край света. Оказалось, нет - не край. А Олег говорил, что даже и Гремиха эта по сравнению с каким-то там Святым Носом - настоящая цивилизация. А есть еще Новая Земля. Есть Шпицберген. Так что все относительно.
Олег обещал вырваться к Лене на Новый год. Если, конечно, экстренно не ушлют в море.
- Ты веришь? - сокрушенно качая головой, спрашивала Алла, которая хорошо знала жизнь их городка, наполненную цинизмом, увы, не меньше, чем романтикой. - Леночка, миленькая, глупышка ты моя, да он наверняка женат! Они же все, когда в ремонте здесь стоят, холостые. Все норовят прибиться к кому-нибудь. Плохо ли? Накормят, напоят, спать уложат.
- Нет, нет у него семьи, - упрямо твердила Лена, изо всех сил сдерживая слезы, старясь не разрыдаться от обиды на Аллу, которая ничего не понимает.
Разве Олег все? Да он все-все Лене рассказал: про маму, про папу, про сестру, которые живут в Ленинграде. А про жену и про детей ничего не говорил - значит, нет у него никого. Только родители и сестра, которых он просто обожает. Отец у него, между прочим, капитан первого ранга, и он мог бы пристроить Олега в Питере, но он принципиально ни во что не вмешивался, и Олег сам Гремиху выбрал. Вот.
- Ну, Ленка, смотри. Я тебя предупредила, - говорила Алла, не вникая во все эти подробности. - Потом не реви, когда не будет ни ответа, ни привета.
Алла, наставляя соседку, на самом деле сама не хотела верить своим словам. Она была бы ужасно рада, если бы красивый Олег женился на красивой Лене и они были бы счастливы. Но это ведь только эмоции… Жизнь-то - она другому учит. До боли, как говорится, знакомая ситуация! Где это вы видели нормальных неженатых капитан-лейтенантов? Если только разведенный… А разведенный почему? Потому что пьет да гуляет. Правда, жена сама могла загулять (такой вариант Алла вполне допускала в силу обстоятельств своей собственной жизни). Но тому должна быть причина. Как у нее самой, например. А если Олег действительно такой необыкновенный, как твердит Ленка, то, выходит, причины нет. Что-то здесь не то.
Одним словом, ничего хорошего в любви своей соседки Лены Турбиной и Олега из Гремихи Алла Петрова пока не видела. Ленка, оказывается, даже фамилию не догадалась спросить. Говорит, не успела. Глупая девчонка! Глупая и наивная. Хотя ничего удивительного, лет-то ей сколько. Господи, как же жалко ее…
Фамилию Олега Лена узнала буквально через несколько дней после того, как он уехал. Все очень просто: она получила от него письмо! Точнее, целых два письма. И конечно, прочитав оба, бросилась к Алле: вот, смотри!
Алла искренне обрадовалась: письма - это уже серьезно. Но на всякий случай продолжала сомневаться: написать можно все, что угодно…
Олег писал, что уже считает дни до встречи. Лена тоже считала. Дней этих впереди было еще очень-очень много. Но она была готова ждать сколько угодно, лишь бы приехал. И лишь бы писал.
Он писал. Письма были большими, нежными и трогательными. А Лена вдруг обнаружила, что она, подающая большие надежды журналистка, может писать только для газеты, а письма ну совсем не умеет! Она старательно отвечала Олегу маленькими записочками, уговаривая не обижаться, обещая все рассказать при встрече.
Рассказать хотелось многое. В основном, конечно, о работе. О противной Званцевой. О другой коллеге - Оксане (если бы эта замечательная девочка не работала в редакции, пережить Званцеву было бы совершенно невозможно). А еще о том, что Лена до сих пор не может поверить, что у нее теперь есть Олег.
Письма от Олега приходили (если была нормальная погода) с интервалом в четыре дня. Связано это было с расписанием теплохода Мурманск Йоканьга Мурманск.
Йоканьга - это, как поняла Лена, еще одно название Гремихи. Олег говорил, что в переводе с какого-то аборигенского (наверное, с саамского) это означает "бухта злых духов" или "бухта злых ветров". Скорее всего все-таки "ветров". Потому что Олег с совершенно ненормальным упоением все время рассказывал, что такого ветра, как там, не бывает больше нигде.
Он рассказывал, что в его Гремихе иногда дует по неделе-полторы так, что теплоход не может причалить и болтается все это время в море вместе с почтой, продуктами и бедными, зелеными от качки пассажирами. Что неработающие жены вместе с детьми все дни, пока бушует так называемый "ветер раз", сидят дома: даже до магазина дойти практически невозможно. Что тем, кому нельзя отсидеться в тепле, приходится туго, ведь это целая эпопея - добраться до штаба, казарм или пирсов. Одних уносит совсем в другую сторону, других подолгу кружит на каком-нибудь ледяном пятачке, выбраться с которого в конце концов можно только на четвереньках - и то с чьей-нибудь помощью. Шапки, сумки и портфели с документами улетают навсегда в неизвестном направлении. Зато когда ветер, измучив всех, вдруг утихает (а случается это почему-то чаще всего ночью), вся Гремиха (дети - в первую очередь) одевается-обувается и вываливает на улицу. Гуляют-дышат, запасаясь кислородом до объявления следующего штормового предупреждения.
Лена, признаться, подозревала, что Олег несколько преувеличивает. Но слушать его было весело. И ехать в Гремиху за ним и еще большей романтикой Лене хотелось. Только было совершенно неясно, где она там будет работать. И возникала проблема: важнее Олег или работа?
В середине ноября Лена получила последнее письмо, еще не зная, конечно, что оно - последнее.
"Родная моя, любимая, ненаглядная девочка, - писал Олег, - я ужасно по тебе соскучился. Пока все складывается так, что на Новый год мы будем вместе. Сейчас вот выйдем на пару недель в море, а потом вернемся в базу и будем здесь аж до марта. Кэп обещает отпустить на целых десять дней в счет отпуска. Представляешь? Теплоход по расписанию - 26 декабря, значит, 27-го - я у тебя. Сама понимаешь, если погода не подведет. Я уже тут потихоньку у нашего интенданта клянчу деликатесы к новогоднему столу. Готовить, чур, буду я! От тебя - только заявки. Идет? А я тебе уже подарок приготовил. Не спрашивай какой - это сюрприз. Я очень, слышишь, очень тебя люблю! Скоро буду. Жди".
Письмо было коротким. Обычно Олег своим мелким, аккуратным почерком исписывал листа по два: вспоминал детство, училище, друзей, размышлял-философствовал о жизни. А тут - так коротко. Лена почти сразу же запомнила эту страничку слово в слово, но все равно каждый день перечитывала заново. Следующего письма она скоро не ждала: две недели Олег будет в море, значит, в лучшем случае - в первых числах декабря.
Но ни в первых числах, ни в середине декабря от Олега ничего не пришло. Лена отправила одно письмо, другое, третье.
- Да мало ли что, - утешала Алла. - Поменялись сроки выхода в море, вот и все.
- Но он бы написал, - ревела в подушку Лена.
- Ну, знаешь, жены подводника из тебя не получится, - сердилась Алла. - Что угодно может быть. Ты жди, больше от тебя ничего не требуется. Если ты так каждый раз будешь с ума сходить - никакого здоровья не хватит!
Это повторялось каждый вечер. Лена приходила с работы и ложилась на диван, уткнувшись в подушку. Алла, оставив на произвол судьбы семью, сидела с ней рядом, гладила по голове, успокаивала, ругала, поила чаем и валерьянкой.
Двадцать седьмого декабря Олег не приехал. А двадцать восьмого пришло письмо. От его друга, Игоря.
Олег погиб. И уже похоронен. Похоронен в Ленинграде.
Письмо было очень подробным, но Лена тогда почти ничего не поняла про пожар в отсеке, о котором писал Игорь. И того, что Олега больше нет, она никак не могла понять. Не могла и не хотела.
Снова рядом была Алла. Почти все время. Потому что на работу Лена не ходила: Алла позаботилась об этом, выхлопотала ей через знакомых у заводского начальства отпуск за свой счет.
"Леночка, я прошу Вас, приезжайте, - написала мама Олега. - Простите нас, что не сообщили раньше, чтобы Вы приехали на похороны. Так получилось. Приезжайте, я Вас очень жду".
Питер был почти родным городом для Аллы, куда она с детьми ездила к родителям мужа не реже чем раз в полгода. Поэтому Лену одну не отпустила. Куда она там без нее?
Сначала добрались до Петровых. Оттуда Лена позвонила. За ней сразу же прислали машину.