Посмотрела на парня – сосредоточен на дороге, под тонким черным свитером угадывается мускулистое тело. Нет, не такое, как у качков, а худое и поджарое, но сильное, когда кажется, что если притронешься, пальцами не прожмешь... как металл или камень. Самые опасные хищники никогда не бывают массивными. Рукава закатаны, на запястье правой руки поблескивают часы. Я смотрела на жгуты вен под смуглой кожей и длинные пальцы, сжимающие руль. Костяшки сбиты. Наверняка кровили, сейчас покрылись корочкой. И я была права – в кобуре, отливая металлическими бликами на рукоятке, спрятан пистолет.
Куртка Макса оказалась на мне. Просто наброшена сверху. Вот почему так тепло и мягко, а запах… Я принюхалась, подтягивая куртку повыше. Этот запах исходил от нее. Никогда раньше не чувствовала, чтоб от мужчины так пахло. Я привыкла к вони пота, перегара и немытого тела. От отца и его дружков смердело именно так, а в интернате от всех одинаково – казённым мылом и стиральным порошком. От Макса пахло иначе. От него пахло другой жизнью, стилем, мужчиной. Аромат дорогого парфюма (не спрашивайте, откуда я знаю – знаю и всё), сигарет, черного кофе и просто ЕГО запахом. У каждого человека есть свой запах. Я втянула носом воздух и даже не поняла, что задержала дыхание и закрыла глаза от наслаждения. Наверное, чувства все же начинаются не только с первого взгляда, но и с запаха. Потом, спустя много лет, я всегда буду вспоминать именно этот момент, а не нашу первую встречу.
– Я спросил – ты выспалась, мелкая?
– Выспалась, – укуталась плотнее в его куртку и посмотрела в окно. Еще даже не светает, но скоро утро.
Я никогда не была ни в одном другом месте, кроме собственного Мухосранска, как назвал его Макс. Судя по всему, мы уже въехали в город, я поежилась, думая о том, насколько холодно снаружи. Если в первый же день не найду, где ночевать – замерзну на улице. Нужно выйти возле метро или на вокзале. Пацаны, которые сбегали из интерната, как-то говорили, что только там можно выжить, переночевать и даже не сдохнуть от голода. В переходах, на ступенях, стащив еду у лоточников. Все ж, не на улице. Я почему-то это хорошо запомнила. Они еще много чего рассказывали, но я не прислушивалась. А зря.
- И куда тебя везти, решила уже? – усмехнулся Макс, делая музыку громче. Кажется, он без нее вообще ездить не умел.
- Ты меня возле метро высади, - попросила я и протянула ему куртку.
- Какого, к черту, метро? – быстрый взгляд на меня и снова на дорогу.
- Любого, - я так и сидела, вытянув руку с курткой. Он не брал, но и не говорил, чтоб снова укрылась, - а лучше на вокзале.
- Может тебе сутенера сразу подыскать?
Мои щеки тут же вспыхнули.
- Я и не думала… я… да пошел ты.
- Еще раз ругнешься – дам по губам, - сказал серьезно, и я нахмурилась. Этот точно даст. Я даже не сомневалась. - А что ты думала? – он закурил и приоткрыл окно, выпуская дым. - Какие гениальные планы пришли в твою умную голову, когда ты решила ехать в столицу?
Слово "умную" он нарочно выделил, давая понять, что я полная идиотка.
- Я братьев искать буду.
- Каким образом? Придешь в адресный стол? В милицию? Будешь по улицам с плакатами ходить? Как ты собралась их искать? Поделись идеями.
- Тебе какое дело?
Посмотрел на меня долго, внимательно, потом снова на дорогу, и пренебрежительно бросил:
- Никакого. Метро – так метро. Или все же вокзал?
- Мне все равно.
Макс отвернулся к окну, явно давая понять, что говорить дальше ему со мной не интересно.
Несколько минут я молчала, размышляя и снова его рассматривая. Обручального кольца нет. Значит, не женат. Реально гениальные выводы. Самое главное, логичные - дальше некуда. Особенно, учитывая ту идею, которая пришла в мою "умную" голову только что. Пожалуй, не такая и плохая идея. Точно лучше метро и вокзала, только вряд ли у меня выгорит.
- Макс.
Да... Мне нравится его имя. Нравится его произносить. Так интересно - на свете куча имен. Вокруг тысячи имен. Они повторяются. Ты их слышишь. Произносишь, читаешь, и ни одно из них не имеет для тебя никакого значения и даже кажется самым обыкновенным. Неприметным. И вдруг ты встречаешь кого-то, и оно начинает звучать иначе. Внезапно. В какую-то долю секунды оно меняется для тебя, и каждая буква становится как нота невероятно красивой мелодии, которая играет только в твоем сердце. Вначале скрипкой или гитарой, потом бьет ударными… пока не начнет прошибать током и не загорится, чтобы оставить там ожоги. Но сейчас я слышала всего лишь тихую прелюдию.
- У тебя жена есть?
- Нет, - усмехнулся так, словно я его спросила о наличии слона или верблюда.
- А девушка?
Макс посмотрел на меня, улыбка исчезла, многозначительно приподнял одну бровь. У меня мгновенно вспыхнули щеки. Бывают такие невыносимые взгляды, от которых по коже идут мурашки и хочется немедленно отвернуться. Не потому что не нравится, а потому что слишком нравится и от этого невыносимо. Я все же взгляд выдержала.
- Ну, тебе, может, нужна помощь по дому. Уборка, стирка… готовка. Я могу за ночлег и еду работать у тебя.
Теперь Макс рассмеялся.
- Нет, мелкая, не нужна. У меня домработницы меняются каждый день и у каждой свои таланты. У тебя такие вряд ли имеются. Остальное мне не интересно.
- Ты хотел сказать, каждую ночь, - презрительно фыркнула я и съела конфету. Верно, нафиг я ему нужна? У него шлюх всяких куча, в очередь наверняка выстраиваются, чтоб полы помыть да жратвы приготовить, лишь бы он глазами синими наглыми смотрел вот так… и не прогонял.
- Догадливая какая. Хотя этим не только ночью занимаются, мелкая.
- Спасибо, что просветил, - показала ему язык, пока он смотрел на дорогу.
- Спрячь язык, обезьянка. Не кривляйся.
Прозвучало обидно. Тут же захотелось взглянуть на себя в зеркало. А хотя, что я там нового увижу – худющую, черноволосую, облезлую мышь с тонкой косой и лохматой, чуть кривой челкой, которая постоянно лезла в глаза? Да, парикмахер из меня хреновый. Я хотела, как на плакате в какой-то рекламе, а вышло, как в анекдоте про руки из…
Может, я и не обезьянка, но на беспризорницу похожа в застиранной, полинявшей кофте, джинсах на размер больше и стертых сапогах, которые промокнут, как только я ступлю в первую же лужу. Сунула руку в карман, отыскивая шапку. Надо волосы спрятать немытые и жидкие.
Конечно, я уродка по сравнению с его "домработницами". Могу себе представить, какие возле него ошиваются. Я снова посмотрела в окно. Начался ливень. Вот, черт. Нет, мне нельзя на улицу, никак нельзя. Я там продрогну в своем пальто. По радио передали заморозки и снег. Уже завтра утром. После этого потопа все заледенеет.
Почему-то вспомнился Хома, которого нашли замёрзшим прошлой зимой на улице. Он из интерната сбежал, после того как пацаны ему "тёмную" устроили, и замёрз насмерть в каком-то парке. Всего ночь просидел и замёрз. Стало страшно, что и я так же умру, как бездомная собака. Или менты меня прихватят, а потом отправят к отцу, или обратно в интернат.
Я ведь не умею жить на улице. Как бы не храбрилась, не умею. И воровать не умею и попрошайничать. Я вообще ничерта не умею. Даже уговаривать. Только врать умею.
- Макс… я, правда, хорошо убираю. Ну возьми меня к себе. Ты не пожалеешь.
- Конечно, не пожалею, потому что не возьму, на кой ты мне сдалась?
- Я замерзну там. В первую же ночь. Это ты отцу зубы выбил и из-за тебя я домой не смогла пойти, - надавить на жалость или совесть? Может, они там имеются? Где-то очень глубоко. Ведь пожрать купил и на дороге не бросил.
Макс откровенно надо мной смеялся и даже не скрывал этого. Если бы я тогда понимала, НАСКОЛЬКО забавно это звучало для него, сама бы истерически хохотала. Но тогда я и понятия не имела, кто он такой.
- Твой отец тварь и кретин… А ты сама за мной увязалась. Оставалась бы дома или в интернате своем.
- И ты вот так просто выкинешь меня? Жить на улице, побираться? Мы в ответе за тех, кого приручили, - сказала я.
- Я тебя не приручал и даже не собирался. Неверная цитата, мелкая. Поковыряйся в памяти и найди что-то поинтересней. Ты ж не только Экзюпери читала?
- Не только. Я вообще очень много читала. Значит, вышвырнешь в этот ливень?
- Почему бы и нет? Ты кто такая вообще? Я похож на благодетеля или волонтёра, подбирающего бездомных животных?
Опять сравнил меня с животным. Сволочь. Повёл раздражённо плечами, а мне стало страшно, что правда высадит возле метро, и я там буду дрожать, переминаясь с ноги на ногу до самого утра, а утром будет еще холоднее. Потом я проголодаюсь… Ненавижу голодать. Но ведь как-то можно его уговорить?
Танька, которая часто приносила с ночных "вылазок" через окно конфеты, шмотки и сигареты, всегда говорила, что мужики думают только одним местом. Конечно, меня трудно сравнить с блондинкой Танькой, у которой в шестнадцать лет грудь третьего размера и опыта с мужиками она лет с тринадцати набралась, но я могу попробовать. Правда, вряд ли получится заставить "работать" у него то самое место.
- Не похож. Ну, я могу иначе платить… Может ты… это… Я смогу, как и они… Домработницы твои. Мне говорили, что я ничего так под одеждой. Могу сейчас показать.
Быстро расстегнула пуговицы пальто, сбросила с плеч, впиваясь пальцами в змейку кофты. В ту же секунду Макс оттолкнул меня с такой силой, что я ударилась о дверцу головой, почувствовала, как пересохло в горле и сердце, словно бешеное заколотилось, отдавая пульсацией в виски.
- Дура малолетняя, совсем охренела? – зарычал мне в лицо. - Пошла к черту отсюда!
Мне показалось, что он меня сейчас ударит, и я быстро заморгала.
- Не ори. Поняла я. Не надо орать.
- Тоже мне выискалась, Лолита, бля. Давай, выметайся нахрен. Приехали.
Затормозил на обочине возле вокзала, вышел из машины и вытащил меня за шкирку. Сунул деньги в руку.
- На один день хватит, а то и на парочку. Всем так сразу не предлагай, а то возьмут. Оттрахают, идиотку, во все дыры и подыхать тут же оставят. Не посмотрят, что ребенок совсем. Как просила. Вокзал. Давай. Удачи.
- И тебе удачи, - чуть ли не со слезами выкрикнула я.
Сволочь безжалостная. Посмотрела на деньги. Ого. Неплохо. Мне не на пару дней хватит, а на неделю, если растягивать.
Как я и думала, ноги промокли моментально. Вода затекла везде, где только можно за считанные минуты, пока я добежала до какого-то навеса и, прислонившись к стене, перевела дух. Холод пробрал сразу же, закатился за воротник вместе с ледяными каплями и пролез между пальцами ног, которые мгновенно окоченели в мокрых носках. Я осмотрелась по сторонам. Все вымерло перед рассветом. Только поезда постукивают колесами и пыхтят.
Заметила бомжа, свернувшегося в клубок на газетке неподалёку и трех красоток в каких-то разноцветных искусственных полушубках, колготках в сеточку и высоких сапогах. У этих работа не кончается, как только задницы не отмерзают? Возможно, не успевают, потому что мимо проехал автомобиль и поморгал фарами. Одна из них отделилась от компании и через минуту укатила в неизвестном направлении.
Я поискала в кармане пачку с двумя сигаретами, которые спрятала, стащив со стола. Макса сигареты. Я такие никогда не курила, только отцовские без фильтра. Сунула одну в рот и попыталась подкурить отсыревшими спичками.
- Эй, ты! Вали отсюда. Это наше место.
Обернулась – красотки смотрели на меня исподлобья. Решила проигнорировать. Наконец-то подкурила и отвернулась, глядя, как перед носом с крыши навеса стекает вода.
- Ты, сучка малолетняя, оглохла? Мы сказали – вали отсюда.
Чем я им мешаю, я так и не поняла. Где они, а где я в своем пальто драном. Тоже мне, конкуренция. Но я все же немного отошла в сторону.
Проехала еще одна машина, тормознула возле них. Из тачки вышли два мужика. Один повыше, другой пониже. Оба в черных кожанках. Подошли к девкам. Голоса "бабочек" доносились до меня сквозь шум подъехавшего поезда.
- Это все, что есть к этому часу, Лис. Нет клиентов. Паршивый день.
- Не трынди, тварь. Ты мне со вчера еще должна. Давай бабки.
Повернулась к ним, наблюдая, как девки выворачивают карманы. Вдруг один из мужиков, тот, что пониже, посмотрел на меня, потом поднял воротник и направился ко мне.
Я вжалась в стену. Еще чего не хватало. Кому я здесь мешаю, блин? Стою себе, курю, никого не трогаю. Мне не нужны неприятности.
Коротышка поравнялся со мной.
- Кто такая? Что делаешь здесь?
- Брата жду, - затянулась сигаретой и посмотрела на типа. Чуть ниже меня ростом, а глаза мерзкие. Цинично мерзкие.
- Жди в другом месте или делись прибылью, - сказал он и осмотрел меня с ног до головы.
- Какой прибылью? Вы что?
- Лоха из меня не делай. Здесь моя точка. Так что делись бабками, минетчица малолетняя. За место платить надо.
- Да я брата жду. Вы что, дяденька? Я ж маленькая совсем. За меня срок дают.
Могло звучать убедительно: на девушку я еще не тянула, уж точно не в такой одежде.
- Врет, сучка, - крикнула одна из девок, - ее из мерса высадил мужик и денег дал. Я видела.
Коротышка резко схватил меня за шкирку и впечатал в стену.
- Деньги давай, тварь. Условия твоего труда позже обсудим. Первая выручка всегда мне. Сто процентов.
- Нет у меня денег, - упрямо поджала губы.
- А если я поищу, - он придавил меня к стене сильнее. Стало страшно, но отдавать деньги я не собиралась, - заодно косточки твои пересчитаю и проверю, насколько ты маленькая на ощупь.
Я начинала злиться и в то же время понимала – они меня здесь насмерть забьют, и никто не заметит. Деньги отдавать не хотелось. Я не любила отдавать мое. Не важно, что, даже пуговицу или булавку. То, что принадлежит мне, чужим никогда не станет. Я в интернате за свое до крови дралась и сейчас не отступлю. Нащупала в кармане перочинный ножик.
- Поищи, попробуй.
Коротышка заржал.
- Оборзевшая малолетка.
Резко ударил в живот, и я согнулась пополам, сильно сжимая деньги в кулаке.
- Пошел нахер, урод, нет у меня денег.
Он ударил снова, и я почувствовала, как меня затошнило, а потом, изловчившись, пырнула коротышку в ногу. Не смертельно, но очень ощутимо. Достаточно, чтоб он взвыл, а я дала деру.
- Сууукааа! Ну, сука!
Я бежала быстро, шапку сорвало ветром, а я, шлёпая по лужам, неслась к входу на вокзал. Там точно есть менты или охрана. Коротышка и его дружок бежали за мной. Пока я не подвернула ногу и не прочесала по мокрому асфальту животом. Что ж я везучая такая? Тут же повернулась на спину, сжимая мокрыми пальцами ножик, намереваясь драться до последнего, но деньги не отдать. Коротышка склонился ко мне и несколько раз ударил по лицу, а Длинный поднял меня за волосы и держал, пока тот не разогнул мои пальцы и не выковырял купюры.
- Не хило насосала, больше чем наши шалавы за сегодня, - Лис сунул деньги в карман.
- А она симпатичная. Может, пусть на нас поработает? Сосать хорошо умеешь, девочка? За что тебе столько заплатили?
- Это мои деньги. Отдайте.
Теперь они ржали вдвоем.
- Борзая какая. Отмыть можно, приодеть и на другой точке поставить. Любители позеленее будут в восторге.
- Давай, в машину ее. Потом разберемся, куда пристроить.
Длинный пытался тащить меня к тачке, не обращая внимания на сопротивление. Еще немного – и у меня начнется истерика. Я задыхалась, отчаянно пытаясь вырваться и размахивая ножиком, пока коротышка не выбил его с такой силой, что пальцы на несколько секунд отнялись, а потом взорвались от боли.
- Я вас загрызу, горло перекушу, не трогайте меня! Ублюдки! - заорала, чувствуя, как Длинный пытается схватить меня, чтоб перекинуть через плечо. Я изловчилась и укусила его за запястье, а он тут же ударил наотмашь по губам и у меня из глаз непроизвольно брызнули слезы.
- Останешься без зубов и сосать станет удобнее, правда, платить меньше будут, - длинный заржал и все же перекинул меня через плечо.
- Бл**, Жора, нихрена себе, глянь, кто прикатил?
Длинный замер, придавив меня посильнее, чтоб не брыкалась.
- Какого хрена Зверю здесь надо в такое время?
Жора поставил меня обратно, удерживая за шкирку на вытянутой руке.
- Мне интересно, какого ему вообще здесь надо? Ствол есть?
- Нет. Дома оставил.
- Хреново.
- Не ссы. Может, пронесет.
Я посмотрела на того, кого они назвали Зверем, и сердце радостно подпрыгнуло – Макс вернулся. За мной.
- Здорово, Макс, зачем пожаловал?
- Девку оставь, Лис. Руки убери и отойди в сторону.
- Тебе какая разница? Не ты нас крышуешь. Девка наша.
Треск… очень характерный, и вой того, кому-то только что, кажется, сломали нос или челюсть. Коротышка стоял на четвереньках и матерился, зажимая лицо руками, сквозь пальцы сочилась кровь. Длинный выпустил мои волосы, но продолжал держать меня за шкирку, пятясь назад.
- Эй-эй-эй, потише, Зверь, потише. Это наша шлюха бабки не отдавала. Какого хера? Ты что, защитником малолетних сосок заделался? Говори, зачем пришел. Все мирно порешаем.
- Нечего решать. За ней пришел. Это моя девка.
Я смотрела на Макса, вытирая разбитые губы тыльной стороной ладони. Коротышка только поднялся с колен, намереваясь набросится на Макса сзади, но тот резко обернулся и уложил его обратно ударом ноги.
В руке у Длинного блеснуло лезвие.
- Уходи, Зверь, по-хорошему. Попишу и ее, и тебя.
Макс склонил голову к одному плечу, потом к другому, хрустя шейными позвонками.
- Отпусти, я сказал. Не люблю повторять дважды.
Длинный заржал, но очень неубедительно, фальшиво. Его рука, которой он сжимал меня за затылок, дрожала, как и нож в его второй руке.
- Вали отсюда, это не твоя территория. Нехрен здесь права качать. Мы не под тобой ходим.
- А трижды не повторяю вообще.
Я не успела понять, как Макс выбил у Длинного нож. Это было слишком быстро и неожиданно. Потому что в данный момент он просто методично превращал лицо Жоры в месиво, а тот орал и пытался спрятаться, закрывался руками, полз по асфальту, а Макс догонял, переворачивал на спину и снова бил, сначала по рукам, ломая кости, а потом снова в лицо.
- Я не знал, что девка твоя. Она стояла тут… Я думал, шлюха… Я… Зверь, пожалуйста, давай забудем, - он захлёбывался кровью, кашлял, - Забирай сучку и забудем. Прекращай…Зверь …мать твою, ааааа.
Коротышка давно удрал, его машина, завизжав покрышками, скрылась из вида еще пару минут назад. Я снова посмотрела на Макса, который склонился над Жорой и опять замахнулся. Точнее, над тем, что было Жорой. Лица я там уже не видела. Сплошной синяк и кровавое месиво. Меня передернуло от ужаса.
- Макс, хватит! – закричала так громко, что уши заложило, заливаясь слезами и дрожа всем телом. - Ты же убьешь его! Не надо!
Макс повернул ко мне голову, и я увидела его взгляд – очень страшный, холодный, безумный, словно ему нравится то, что он сейчас делает. Взгляд психопата. Меня передернуло.
- Хватит, - едва шевеля разбитыми губами, прошептала я.
Он отшвырнул Длинного и пнул ногой, тот замычал, пытаясь встать, шатаясь на коленях, свернулся пополам и начал блевать на асфальт.
- Живи, мразь, ей спасибо скажи.