Загадка Куликова поля, или Битва, которой не было - Егоров Владимир Александрович 3 стр.


Основа этого сценария – тезис, что Дмитрий Ива­нович был вассалом не ордынских правителей, а... великого князя Литовского Ольгерда Гедиминовича. Тут, пожалуй, стоит привести оригинальную цитату. Итак, слово Деружинскому: "Все российские историки удивительно слабы на память и "дружно забывают" факт, который заставляет совершенно иначе взгля­нуть на Куликовскую битву, а именно: в 1373 году (за 7 лет до битвы) Ольгерд бескровно захватил Москву в состав ВКЛ [Великое княжество Литовское. – В.Е.] всадил в кремлевскую стену свое копье – как знак те­перь вечной принадлежности Москвы ВКЛ, а также подарил москвичам пасхальное яйцо как символ един­ства. Таким образом, Дмитрий Ольгердович являлся для Московского княжества "генерал-губернатором", куратором новой территории ВКЛ (так как вотчина Дмитрия Ольгердовича – Брянщина – и лежала по­гранично с Московским княжеством). И Дмитрий Дон­ской был его вассалом".

Вообще-то, слово факт в общепринятом пони­мании – это "знание в форме утверждения, досто­верность которого строго установлена". Не знаю, кем строго установлен "дружно забытый" российски­ми историками факт, что Ольгерд "бескровно захва­тил Москву в состав ВКЛ" (русский язык цитаты ос­тавляю без комментария, все-таки писал иностранец из далекой Беларуси). Русские летописи такого "фак­та" не знают. Согласно им, только в первых двух по­ходах Ольгерд доходил до стен Московского кремля, но взять его не смог. И свое копье вряд ли сумел бы в них всадить, даже будь он богатырем сродни Илье Муромцу-в то время кремлевские стены были уже каменными. Конкретно в 1373 году он этих каменных стен даже не видел. Пасхальное яичко, как известно, дорого к Христову дню. Но на Пасху никакому Ольгерду, никаким татарам и вообще никому не могло при­дти в голову идти походом на Москву – в весеннюю распутицу, на которую приходятся пасхальные празд­ники, добраться до нее было делом совершенно не­возможным. Тем более чистой воды выдумка про "ге­нерал-губернаторство и кураторство" над Москвой Дмитрия Ольгердовича. Кстати говоря, если Дмитрий Ольгердович был генерал-губернатором Москвы, то есть всего лишь представителем Ольгерда, то тогда московский князь был все же вассалом последнего, а не своего тезки. Так что начало у Деружинского явно неудачное. Но кто на самом деле знает, что происхо­дило под каменными московскими стенами в те да­лекие годы?! В крайнем случае, спишем заявление Де­ружинского на небрежность (он вообще пишет весь­ма небрежно) и эмоциональность и не будем спешить выплескивать мутную водицу его зачина под куст: вдруг там еще отыщется жизнеспособное дитятко.

Продолжение полоскания истории в корыте Де­ружинского ожидаемо выявляет двух важных дей­ствующих лиц: литовских князей Андрея и Дмитрия Ольгердовичей. Столь же ожидаемо утверждение но­вого сценария, что этим князьям великой державы, самого княжества Литовского, даже в голову не могла бы прийти мысль служить какому-то "мелкому москов­скому князьку". Так что на Куликовом поле они были никакими не служилыми князьями, а полноправными и полномочными представителями своей великой ли­товско-белорусской родины. За нее они сражались с Мамаем, ей и только ей беззаветно служили всю свою жизнь и за нее же впоследствии дружно сложили свои головы. А ведь, черт возьми, и, правда, сложили! Друж­но. В 1399 году войско всей Литвы, усиленное поляка­ми, союзными Литве татарами и даже крестоносца­ми, было наголову разбито на реке Ворскле преемни­ками Мамая. Его главнокомандующий великий князь Литовский Витовт успел вовремя дать деру, а множе­ство прочих удельных князей, включая обоих героев Куликовской битвы, Андрея и Дмитрия Ольгердовичей, унести ноги не успели. Это действительно факт, факт исторический, с ним не поспоришь.

По сценарию "Ягайлов вассал", в Куликовской битве против Мамая воевало не Московское или ве­ликое Владимирское, а великое Литовское княжест­во. Но воевало как раз за Москву (внимание, первая в истории битва за Москву!), которую Ольгерд "прихватизировал" в 1373 году и право на владение которой отстаивали в 1380-м на Куликовом поле его сыновья. Именно потому в битве приняли участие и даже вер­ховодили в ней литовские князья Дмитрий и Андрей Ольгердовичи. А их братишка Ягайло вел к Дону вой­ска на помощь вовсе не Мамаю, а своим родствен­ничкам, но, узнав, что те сами разгромили супостата, за невостребованностью помощи вернулся восвояси. Сомнительное поведение Дмитрия Донского на поле боя, а именно переодевание и пережидание сраже­ния в близлежащем леске, Деружинский объясняет, во-первых, нежеланием воевать за чуждые ему инте­ресы Литвы, а во-вторых, подготовкой "алиби" на слу­чай победы Мамая: дескать, воевать не хотел, сам не дрался, это все нехорошие литовцы, они заставляли. Так что в тот раз Москву для Литвы братья Ольгердо­вичи отстояли даже без личного участия московско­го князя и помощи братца Ягайла, а вот через два го­да от Тохтамыша не уберегли, и она снова вернулась в Орду под руку верного слуги Тохтамыша князя Дмит­рия, незаслуженно прозванного Донским.

Но это все были цветочки. Теперь главное – ягод­ки, так сказать.

Далее Деружинский выдвигает очень интересное предположение, правда, у него облаченное в форму категорического утверждения, что в 1382 году в Мо­скве произошло народное восстание против Дмит­рия Донского. Восстание возглавил внук Ольгерда литовский князь Остей, вероятно "наместник гене­рал-губернатора" Москвы Дмитрия Ольгердовича. Изгнанный восставшими из города мнимый герой Ку­ликовской битвы в страхе пред народным гневом бе­жал без остановки до самой Костромы, откуда слез­но умолил Орду о помощи: как-никак ордынский хан лишился важного улуса, а жизнь его преданнейшего московского слуги оказалась в опасности. Вняв моль­бе незадачливого князя и осознавая опасность оста­вить мятеж без наказания, Тохтамыш лично отправил­ся на усмирение мятежной Москвы, вырезал всех бун­товщиков, включая главного из них, Остея, и вернул Дмитрию Донскому московский улус, а заодно и дол­жок за Мамая.

Вот такой сценарий белорусского боевика. Как боевику и положено: много шуму, все в дыму... Что­бы отсеять киношные эффекты и слегка прояснить ситуацию, прокрутим пленку еще раз в замедленном повторе.

Захват Ольгердом Москвы в 1372 или 1373 годах не факт, но и вещь не невозможная. Летописи об этом не факте молчат, а в пользу такой возможности гово­рит только признаваемое российскими историками руководство обороной Москвы от Тохтамыша какимто молодым литовским князем Остеем. Абсолютно ни­чего об этом князе не известно кроме невразумитель­ной ремарки, что он якобы был внуком Ольгерда. Может быть и правда был. В те времена князья, тем паче великие и вдобавок еще одной ногой застряв­шие в язычестве, хотя формально и дважды-трижды крещенные, жен и наложниц имели во множестве, а детей от них во многих множествах. Дети Ольгерда, в частности, исчислялись десятками. Про внуков и го­ворить нечего. Вся эта орава вовсе не была обязана скопом служить своему общему деду. Просто в каче­стве примера: внуками Ольгерда были дети Влади­мира Серпуховского, женатого на дочери Ольгерда. Нет никаких оснований сомневаться в удивительной для тех времен преданности Владимира Андрееви­ча двоюродному брату, московскому князю, по край­ней мере, во времена Мамаева побоища. Судя по на­шим летописям, Владимир – единственный князь, который сумел во время нашествия Тохтамыша орга­низовать хоть какой-то отпор ордынцам. Почему бы не поучаствовать в этом отпоре и его сыновьям? Мы не знаем, был ли Остей сыном Владимира Серпухов­ского, но ясно, что если сыновья серпуховского кня­зя могли воевать против Тохтамыша, то защищать от того Москву вполне мог бы и кто-либо из их двою­родных братьев, внуков Ольгерда, без всякой связи с княжеством Литовским. В продолжение темы, безусловно, внуками Ольгерда были дети Андрея Полоцко­го и Дмитрия Трубчевского, а по одной из версий вну­ком Ольгерда (по другой версии племянником) был и главный полководец московских войск Дмитрий Боброк-Волынский, одержавший немало побед во славу Москвы и ее великого князя Дмитрия Ивановича. Не Ольгерда. Не Литвы.

Что касается беззаветной службы братьев Анд­рея и Дмитрия Ольгердовичей своей родине Велико­му княжеству Литовскому, то здесь мы имеем дело с откровенной подменой понятий. В Средние века фео­далы в принципе не служили государствам и стра­нам. И гибли не за Русь, Орду или Литву. Они, будучи вассалами другого феодала, служили исключитель­но и только лично своему сюзерену. Поэтому для обоих Ольгердовичей после смерти отца, когда стало ясно, что великокняжение им не светит, альтернатива в служении могла стоять только так: служить Ягайлу, Кейстуту или Дмитрию Московскому. Чтобы понять их выбор, надо вспомнить политическую ситуацию в Литве перед Куликовской битвой.

При жизни Ольгерд фактически делил власть в Великом княжестве Литовском с братом Кейстутом. После смерти Ольгерда в соответствии с завещани­ем почившего великим князем был объявлен его лю­бимый сын Ягайло. Это, разумеется, не понравилось Кейстуту, считавшего себя, по еще действовавшему в то время лествичному праву, законным преемником верховной власти в Литве. Кейстут осенью 1379-го, а Ягайло весной 1380 года, заключают сепаратные до­говоры с Тевтонским орденом и целиком и полностью сосредотачиваются на междоусобной войне друг с другом, которая завершились тем, что молодой Ольгердович обманом пленил и задушил дядю, а заодно едва не расправился с его сыном Витовтом. В сентяб­ре 1380 года, когда взаимная вражда была в самом разгаре, обоим было совершенно не до московского князя и Мамая. Кроме того, у нового великого литов­ского князя помимо Кейстута остались другие сопер­ники в борьбе за литовский трон и, тем самым, объ­ективно его враги. Ягайло был старшим сыном от по­следней жены Ольгерда, тверской княжны Ульяны, но его сводные братья от предыдущей жены были, ес­тественно, старше и, надо думать, не без оснований рассчитывали унаследовать великокняжение раньше Ягайла. Не получив его, они не могли не счесть себя обманутыми и обделенными. Самым старшим из де­тей Ольгерда был Андрей Полоцкий, которому к мо­менту смерти отца было уже под пятьдесят и который владел самым большим и богатым в Литве Полоцким княжеством. После оглашения завещания Ольгерда Андрей даже предпринял неудачную попытку силой захватить Вильню и отобрать великокняжение у Ягай­ла. Сложнее с Дмитрием Трубчевским. По разным ис­точникам, он был сыном Ольгерда то ли от первого, то ли от второго брака и, соответственно, то ли род­ным, то ли сводным братом Андрею и соответственно наоборот, сводным или родным Ягайлу. Андрей Ольгердович лишился самого богатого в Литве полоцкого княжества и законного, по его мнению, права на ве­ликокняжение. Дмитрий Ольгердович, которому дос­тались не самые богатые Трубчевск и Стародуб, тоже имел основания считать себя обделенным. Кроме того, весьма вероятно, что его просто-напросто пе­рекупил московский князь, пообещав вожделенный Брянск и вдобавок к нему Переяславль-Залесский в кормление.

Нетрудно представить себе отношение этих двух братьев к своему обидчику Ягайлу, братской любви к которому вряд ли впоследствии добавило убийство Ягайлом их дяди Кейстута и почти удавшееся покуше­ние на двоюродного брата Витовта. Так что на сказоч­ку о том, что Андрей и Дмитрий Ольгердовичи вста­ли насмерть на Куликовом поле за родную Литву, а их брательник Ягайло спешил к ним на помощь, мы не поведемся. Такое развитие событий, мягко говоря, маловероятно. Так же маловероятно и их служение Кейстуту: признание того великим князем Литовским при живом его сыне Витовте автоматически делало в будущем призрачными шансы всех Ольгердовичей на великокняжение. А вот служили ли братья московско­му князю, мы не знаем, но летописи утверждают, что служили. Летописям, особенно в таких вопросах, ве­рить надо с осторожностью. Но, с другой стороны, я бы на месте старших Ольгердовичей наверное, пошел бы служить именно Дмитрию Ивановичу: московский князь был для них естественным союзником и чуть ли не единственной опорой в борьбе с Ягайлом и Кейстутом. Другое дело, что союз с московским князем не оправдал их надежд. В конечном счете, Андрею и Дмитрию Ольгердовичам все же пришлось придти на поклон к Витовту, но уже после смерти Дмитрия Дон­ского, поскольку, во-первых, сюзеренитет не пере­ходит автоматически от отца к сыну, во-вторых, сын Донского, Василий Дмитриевич, оказался князем сла­бым, неспособным продолжить дело отца, в частно­сти борьбу с Витовтом, сделавшим Василия своим зя­тем, а в-третьих, Витовт к тому времени вошел в Лит­ве в такую силу, что Ольгердовичам практически уже ничего не светило. Лишившись сильного сюзерена, смирившись и отказавшись от надежд на великокня­жение, они, в конце концов, подались под руку Витовта и бесславно погибли на Ворскле. Но все это слу­чилось потом. В 1380 году, весьма вероятно, они все-таки были вассалами московского князя.

Тут, правда, есть небольшой нюанс. Если верить Деружинскому, то ни один литовский князь на од­ном поле не присел бы по нужде с каким-то "москов­ским князьком". Однако летописи с Деружинским не согласны. Как мы уже знаем, литовский князь Дмит­рий Боброк служил московскому тезке долго и верно. Ягайло, может быть, не стал бы служить Дмитрию Ива­новичу, но породниться с ним не считал зазорным. Сразу после начала смуты в Литве, вызванной смер­тью и завещанием Ольгерда, его вдова Ульяна спеш­но попыталась устроить брак своего сыночка Ягайла с дочерью Дмитрия Ивановича. Вряд ли она стала бы хлопотать о зяте из числа мелких князьков в тот кри­тический момент, когда ее сыну нужна была реаль­ная поддержка в борьбе за литовский престол. Кроме того, выглядит весьма вероятным, что, породнившись с московским князем, Ульяна хотела нейтрализовать наметившийся союз с ним Андрея и Дмитрия Ольгердовичей. Женитьба Ягайла на дочери Дмитрия при­няла реальные очертания после Куликовской битвы, но зависла из-за разгрома Москвы Тохтамышем. А по­том жениху подвернулась другая партия, показавшая­ся ему более выгодной, и Ягайло, видимо твердо на­строившийся разом решить все внутриполитические проблемы Литвы выгодной женитьбой, ее не упус­тил: брак с польской княжной Ядвигой в совокупно­сти с католическим крещением принесли ему корону Польши. Однако факт остается фактом. Вряд ли было бы возможным сватовство Ягайла, великого князя Ли­товского и будущего короля Польши, к дочери како­го-то незначительного князька. И еще одна "техни­ческая" ремарка о незначительности Московского княжества в конце XIV века. Археологически подтвер­ждаемая площадь московского кремля того време­ни (28 га), уже успевшего тогда обзавестись каменны­ми стенами, была больше площади так называемого Нижнего замка Вильни, каменные стены у которого появились полувеком позже.

Есть еще одна историческая реальность, никак не укладывающаяся в сценарий "Ягайлов вассал". В 1381 году, то есть сразу после своего воцарения, но до похода на Москву, Тохтамыш выдал ярлык на ве­ликое княжение Ягайлу. Собственно, Ягайло не был в подчинении у Орды и в ярлыке не нуждался. Но этот символический акт стал его важной дипломатической победой над Кейстутом и залогом как долгой неж­ной дружбы лично между Ягайлом и Тохтамышем, так и особых отношений Золотой Орды с Литвой, а затем и Речью Посполитой. Поэтому неудивительно, что из­гнанный Тимур-Кутлугом Тохтамыш впоследствии на­шел убежище не где-нибудь, а в Великом княжестве Литовском. В 1399 году он участвовал в упомянутом сражении Литвы против Тимур-Кутлуга на Ворскле на литовской стороне. Потомки Тохтамыша окончательно осели в Литве, и татарскую конницу в составе литов­ских войск, атакой которой началась Грюнвальдская битва 1410 года, вел в бой его сын Джелал ад-Дин. Судя по всему этому, если бы Тохтамышу в 1382 году действительно пришлось решать спор за Москву ме­жду Дмитрием Донским и Ягайлом, он вряд ли после­довал бы в этом деле сценарию Деружинского.

Нет, не был великий князь Владимирский васса­лом своего без пяти минут зятя Ягайла и тем более удельного князя Дмитрия Ольгердовича. Нет, не от­нимал Тохтамыш Москву у Ягайла, чтобы вернуть ее Дмитрию Донскому. Нет, отнюдь не братскими были отношения между Ягайлом и братьями, Андреем с Дмитрием. Не случайно при создании одной из позд­них расхожих версий Куликовской легенды ее авторы поместили Андрея командовать правым флангом мо­сковского войска, а Дмитрия – резервом, ведь имен­но на правый фланг и резервный полк должен был бы обрушиться Ягайло, подоспей он вовремя и ввяжись с ходу в битву.

А вот о восстании московского люда против Дмит­рия Донского и усмирении его Тохтамышем стоит по­размыслить.

Между прочим, также отталкиваясь от московско­го восстания, А. Быков и О. Кузьмина выдвигают пред­положение, что в 1382 году Тохтамыш вовсе не имел целью разорять Москву. Наоборот, в союзе с Дмитри­ем Ивановичем и Кейстутом Гедиминовичем он высту­пил против Ягайла Ольгердовича, вознамерившись, в конце концов, подчинить себе всю юго-восточную часть великого княжества Литовского, то есть запад­ные княжества бывшей Киевской Руси, сохранявшие независимость от Орды. Восстание в Москве не толь­ко лишило Тохтамыша основного союзника, москов­ского князя, но и заставило, изменив планы, заняться усмирением восстания. В итоге до Ягайла дело так и не дошло, Тохтамыш был вынужден ограничиться вос­становлением порядка в Москве и разорением земли Олега Рязанского – зятя и союзника Ягайла. Тоже за­служивающая внимания версия. Вот только слабо ве­рится, чтобы Кейстут при всей остроте его противо­стояния с Ягайлом согласился бы помогать ордынцам в порабощении Литвы и, следовательно, вошел в сго­вор с Тохтамышем и Дмитрием. В остальном – впол­не возможный сценарий развития событий.

Назад Дальше