- Как моя соседка-мегера встала за спиной на кухне, так я и выскочил оттуда. Толком не поев.
- Бывают такие старушки - почище атомной бомбы!
- Я с такой и живу.
- Фильм "Дюплекс" смотрели?
- Нет. А что?
- Комедия - класс! Правда, с черным юмором… Сюжет в двух словах такой: молодая пара покупает себе дом. Вместе со старушкой. Они думают - милое безобидное создание. Как бы не так! Ну и задала же она им перцу! То музыку включала ночью на полную катушку, то потоп устраивала, то звонила в дверь в самое неподходящее время… Они потом даже убить эту старушку надумали с помощью наемного киллера. Да не тут-то было! Она сама чуть не убила киллера! Такая вот чумовая бабулька!
- Как моя! В точности! Ладно, ты в магазин идешь или нет?
- Иду. Деньги давайте.
После двух выпитых чашек кофе настроение у Губарева заметно пошло вверх.
- Значит, так. План дальнейших действий таков: мы прежде всего выясняем, есть ли у Лазаревой дочь! А потом уже пляшем от этого.
- А если у нее нет дочери?
- Ты меня, пожалуйста, не пугай! Тогда вся моя стройная концепция летит к черту!
- Я не пугаю. Я предупреждаю.
- Спасибо, - фыркнул Губарев.
- Пожалуйста.
- А если без шуток, то давай "просвечивать" Лазареву на предмет дочери.
- Есть!
- Посмотрим нашу базу данных. Если этого будет недостаточно, то запросим паспортный стол. Короче, за работу.
Облом есть облом! Как ни крути! Разочарование было сильным, и майор не смог его скрыть. Впрочем, он и не старался. Оказалось, что у Лазаревой никакой дочери нет и в помине.
- Н-да! - крякнул Губарев, когда узнал это. - Н-да!
- Я же вас предупреждал…
- Ты был прав! А я - старый дурак, который построил версию на пустом месте. Высосал из пальца.
Витька дипломатично молчал.
- Уф, - вздохнул Губарев. - Что теперь делать, ума не приложу. Мне так хотелось найти эту девушку с орхидеями… А теперь мы вернулись на исходные позиции. То есть на нулевую отметку. Поздравлямши!
- Может, за пивком сходить?
- Не поможет! И не мечтай! Знаешь, Вить, а я иногда думаю: почему мы все решили, что убийца Лактионова связан с ним в настоящем?
- Не понял…
- Это я не по-русски выразился! Я хочу сказать: не обязательно убийца появился в жизни Лактионова в последние годы. Может, он - из прошлого? И мы копаем совсем не в том направлении?
- И что вы предлагаете конкретно?
- Конкретно? Вернуться в прошлое Лактионова. Поговорить с теми людьми, кто знал его давно. Побеседовать с однокурсниками. С коллегами по работе, где он начинал свою карьеру. Вдруг мы что-нибудь там и обнаружим?
Надя обошла клинику кругом. Только в одном окне горел свет. Это кабинет Лактионова, поняла она. Он сидит там один… В этом месте она ощутила, как по коже побежали мурашки. Ей вдруг стало страшно. Если раньше она не задумывалась над тем, как она будет осуществлять план мести, то теперь посторонние непрошеные мысли властно вторглись в ее сознание. "А если он сразу закричит и я не успею вынуть пистолет? Что тогда? Все! Меня арестуют как грабительницу? Я попаду в тюрьму, а он по-прежнему будет жить и процветать…
Ну хорошо, предположим, мне удастся подойти к нему достаточно близко, я выстрелю, но вдруг я все-таки промахнусь? Дрогнет рука, или он дернется в сторону. В ответ он нападет на меня. Он - сильный, крепкий мужчина. Завяжется драка. Он разделает меня, как орех, в два счета. А потом вызовет милицию…
А если… все удастся? И я не промахнусь! Он не успеет ничего понять, как уже будет мертвым. Неужели я способна убить человека? Это ужасно! Вот он только что был живым, сидел, работал в своем кабинете, вхожу я, стреляю, и его больше - нет?"
Надя вспомнила веселые, смеющиеся глаза доктора, и ей стало не по себе. Но тут же обида мутной волной поднялась со дна ее души и накрыла с головой. "Он - сволочь, исковеркавшая мне жизнь, из-за него я теперь побираюсь по помойкам вместо того, чтобы учиться в институте и жить, как все нормальные девушки: флиртовать, влюбляться, ходить в кино. Он сделал мою жизнь тихим ужасом, кошмаром. Если я отступлю или дрогну, я буду презирать себя. Я должна это сделать, должна! А потом… все будет иначе. Я получу оставшиеся деньги и начну новую жизнь". Эта мысль вернула Наде пошатнувшуюся было решимость. Она нащупала в сумочке пистолет и погладила его. Она не имеет права поворачивать назад. Не имеет! У нее только один выход: убить Лактионова!
Она подошла к двери клиники, набрала код и осторожно потянула дверь на себя. Тяжелая, тугая дверь с легким скрипом открылась. Надя замерла на месте. Потом, не дыша, достала из сумки ключи и открыла вторую дверь, медленно поворачивая ключ в замке. Постояв минуту-другую, она пошла вперед, стараясь двигаться как можно бесшумнее. Вот коридор. Вот - секретарская стойка. Глаза быстро привыкли к темноте, и вскоре она стала различать контуры предметов. Ей нужна была вторая дверь по коридору слева. Внезапно раздался какой-то шум, и Надя, , пригнувшись, быстро зашла за стойку и задержала дыхание. Потом тихо выдохнула. Лактионов прошел мимо нее и направился в другой конец клиники. Она слышала его шаги совсем рядом. Он что-то напевал про себя! Это разозлило Надю больше всего. "Он еще и поет, - с раздражением подумала она. - Ему хорошо, весело, он доволен собой и своей жизнью. Тогда как я…" - Она сглотнула слюну. Нет, она сделает то, что задумано! Непременно. Обратного хода нет! Можно прокрасться в его кабинет, пока там никого нет. И найти удобное место, с которого и выстрелить. Она вынырнула из-за стойки и бегом направилась к кабинету Лактионова. Дверь была полуоткрыта. Она проскользнула в кабинет и осмотрелась.
Глава 11
Кабинет был небольшим, но плотно заставленным мебелью. Шкафы с книгами. Стол. На столе - компьютер. Раскрытый альбом. Поминутно прислушиваясь, Надя подошла на цыпочках к столу. Это был альбом отзывов и фотографий пациенток: до операции и после. Надя впилась глазами в эти снимки. Стандартные некрасивые лица полностью преображались под волшебным скальпелем хирурга. Это было настоящее чудо! Надя не удержалась и перевернула несколько страниц назад. Она увидела знакомое лицо одной актрисы, сериал с участием которой она недавно видела по телевизору. Она восхищалась этой женщиной. Ее утонченной красотой. Тонкими чертами лица, безукоризненной линией лба и щек. И вот она видит ее фотографию до операции: такое впечатление, что это не она, а другая женщина - грубее, проще, с невыразительным лицом. Симпатичная - да! Но не более того! Надя перелистнула еще несколько страниц. Прямо на нее со снимка смотрела известная певица, прославившаяся своим скандальным нравом. Волевое лицо, яркая, броская красота. Но что было до Лактионова - серая мышь, каких пруд пруди. Ни скульптурных черт, ни броскости. Пройдешь мимо - и не остановишься. Надя как завороженная листала альбом.
Лица, лица… Знакомые и незнакомые. Красота как абсолют, красота, доведенная до немыслимого совершенства. До последней отточенности черт и линий. Надя посмотрела на свои руки. Они дрожали. Она ощутила благоговейный трепет. Она попала в настоящий храм. Храм преображенных лиц! Украденных лиц, поправила она себя. Он украл их у природы, вступил с ней в соперничество и - победил. Он сделал неслыханное - победил саму природу. Это был настоящий Бог, человек, перед которым можно было преклонить колени за те чудеса, которые он совершил.
Да, он сделал одну-единственную ошибку. Этой ошибкой была она, Надя. Но имела ли она право поднимать руку на человека, который сделал столько прекрасного и полезного? Кто она такая, чтобы лишать мир того, кто делает его красивее и чудеснее? Она сделала шаг назад. Потом вернулась к столу и открыла альбом на той самой странице, которую смотрел Лактионов. По ее щекам текли слезы. Еще немного, и она бы заплакала во весь голос. Но она не могла себе этого позволить. Ей надо было уходить. Так же незаметно, как она и пришла. Пока не вернулся Лактионов. Она быстро метнулась к двери и тут услышала вдалеке шаги. Она молниеносно промчалась по коридору и нырнула за стойку. Надя сделала это вовремя.
Потому что быстрыми шагами Лактионов прошел мимо нее, скрючившейся около стула секретарши. Какое-то время Надя подождала. Потом, услышав звук закрывающейся двери и поняв, что Лактионов уже находится в своем кабинете, она на цыпочках проделала обратный путь к входной двери и, открыв ее, оказалась на улице. Было холодно, очень холодно. Черное беззвездное небо отчужденно смотрело на Надю, когда она, повинуясь безотчетному порыву, подняла вверх голову. Слез уже не было. Была щемящая тоска и чувство ужасающего одиночества. Такого одиночества - хоть вой! Она всегда ощущала свою обособленность от этого мира, но еще никогда пропасть между ней и остальными людьми не казалась ей такой бездонной и непреодолимой. "Ну что ж, - подумала она, - ничего особенного не произошло. Буду жить так, как жила".
Еще подходя к двери своей квартиры, она услышала телефонную трель. И сразу поняла: кто это звонит. Она второпях открыла дверь, путаясь в ключах, и подбежала к телефону. Она сорвала трубку и услышала раздраженное:
- Алло!
- Алло! - Надя не узнавала собственного голоса. Он был бесконечно усталым и спокойным.
- Что случилось?
- Ничего.
- Но ты же не сделала то, что хотела. Почему? - в голосе была настойчивая требовательность.
- Потому.
- Это не ответ. Я хочу знать!
- Я… не смогла.
- Струсила?
- Нет.
- Тогда почему ты повела себя, как жалкая соплячка?
- Так случилось.
- Говори же!
Он… Я не буду этого делать. - Наде не хотелось ничего объяснять. Она поняла, что со стороны ее объяснения будут выглядеть странными, непонятными и смешными. - Я струсила. - Это было лучше, чем говорить о красоте и волшебстве преображения.
- Почему ты струсила? - допытывалась незнакомка. - Мне показалось, что ты решилась. Мы же обо всем договорились!
Надя молчала.
- Завтра с утра верни пистолет на место. Деньги - тоже. Слышишь? И не вздумай никому говорить о наших разговорах. Понятно? Иначе…
Женщина невнятно прошипела что-то и швырнула трубку.
Надя не почувствовала ничего. Только жуткую усталость и пустоту. "Ну вот и все, - подумала она, горько усмехаясь. - Хеппи-энд откладывается. Не будет ни операции, ни Испании, ни новой жизни. Впрочем, если мне не суждено стать такой, как все, значит, не надо и рыпаться. Надо жить той жизнью, которая мне дана. А не строить воздушные замки. Завтра я встречусь со Шваброй и Хвостиком. Вот моя жизнь. А о чем-то другом не стоит даже и мечтать. Все это глупости!" Она разделась и легла в кровать. Но сон не шел. Она уснула уже под утро. Последней ее мыслью было, что утром надо поехать на Савеловский вокзал. Вернуть деньги и пистолет. Положить обратно в камеру хранения.
В ректорате Первого медицинского института Губареву сказали, что ему надо поговорить с Петрушиным Владимиром Борисовичем. Это - старый преподаватель, который, возможно, сообщит майору нужные сведения. "Где он находится?" - задал вопрос Губарев. "В аудитории номер семь, - сказала секретарь ректора, высокая брюнетка с усталым выражением лица. - По коридору направо". Губарев поблагодарил ее и направился на поиски Петрушина.
Занятия уже кончились, но вокруг стола преподавателя сгрудились студенты. Губарев подошел ближе. Одна студентка с длинными светлыми волосами что-то объясняла Петрушину. Он слушал ее, кивая головой. Губарев остановился чуть поодаль.
Но тут мужчина заметил в аудитории постороннего. Он вытянул шею и спросил Губарева:
- Вы ко мне?
- Да.
- Одну минуту. Сейчас освобожусь.
Это был невысокого роста мужчина в очках. С лысиной сзади и седыми волосами, торчком обрамлявшими ее края.
"Минута" растянулась на пятнадцать. Наконец аудитория опустела.
- Прошу, - указал преподаватель на стул напротив.
Губарев сел.
- По какому вопросу?
- Я следователь. Майор Губарев Владимир Анатольевич.
На лице мужчины отразилось легкое удивление.
- Да?
- Я расследую убийство Лактионова Николая Дмитриевича. Двадцать пять лет назад он был вашим учеником.
- Четверть века прошло! - мужчина откинулся на стуле назад и снял очки. - Как летит время! - Он протер очки носовым платком и снова надел их. - Помню. Способный был ученик. Я всегда знал, что он далеко пойдет.
- Почему?
- Интуиция преподавателя.
Губарев не удержался и задал вопрос, который его всегда интересовал:
- Значит, самые способные студенты делают впоследствии хорошую карьеру?
Петрушин едва уловимо вздохнул:
- Если бы все было так просто! Нет. Дело не только в способностях. А еще и в характере. Коля был очень целеустремленным. Он умел отсекать все лишнее, что мешало его учебе. Умел сосредоточиться на главном. На это способны далеко не все. Знаете, сколько через меня проходит талантливых учеников? Тьма! А достигают вершин - единицы! А все почему? Характера нет. Внутреннего стержня! А у Лактионова это все было. Поэтому он и стал руководителем клиники. Я гордился им! А другие? Кто-то спился, кого-то личные неурядицы заели. Или интриги на работе подкосили. Надо, несмотря ни на что, идти вперед. К финишной прямой. Но - увы! Нет, Коля - молодец в этом плане. Не разменивал себя.
- А его жену вы помните: Кузьмину Любовь Андреевну?
Петрушин наморщил лоб.
- Помню. Но плохо. Тоже способная девочка была. Но с женщинами все сложнее. У них на уме - личная жизнь, дети, семья. Им карьеру делать намного труднее. А почему вы меня расспрашиваете? Его учеба как-то связана с… убийством?
- Не знаю, - честно сказал Губарев. - Я пытаюсь нащупать характер Лактионова. Узнать, с кем он общался в молодые годы.
- Ну, те веселые студенческие компании, я думаю, давным-давно разбежались. Время сейчас жесткое - все напряженно работают. А потом, я не помню, с кем он общался. Столько времени прошло с тех пор!
- У вас сохранились групповые фотографии курса?
- Может, где-то в институте и сохранились. Не знаю. У меня - нет. Постойте, - хлопнул себя по лбу преподаватель. - Знаете, с кем вам надо поговорить? С Журавлевой Тамарой. Она дружила с Лактионовым. Потом они вместе работали. Во Всесоюзном научно-исследовательском центре хирургии. Я запомнил, потому что у них были сходные темы курсовых. У меня есть ее телефон. Сейчас найду. Она несколько лет назад приходила ко мне с одним вопросом.
- С каким, если не секрет?
- Он… очень личный. Она просила меня устроить ее на работу в другое место. Спрашивала: есть ли у меня возможность сделать это. У нее тяжелая семейная ситуация. Больная дочь… Нет мужа. Старая мать. Я помог ей. Правда, это не совсем то, что она хотела. Но в жизни часто выбирать не приходится. К сожалению.
Владимир Борисович достал из черного портфеля телефонную книжку и стал листать ее.
- Вот. Записывайте. Журавлева Тамара Александровна.
Губарев записал телефон и сказал:
- Я могу сослаться на вас? Что вы мне его дали?
- Да ради бога! Передавайте ей привет от меня.
Групповых фотографий курса в институте не оказалось. Губарев решил, не теряя времени, связаться с Журавлевой. Она была дома. Майор представился. О смерти Лактионова она знала.
- Я хотел бы переговорить с вами, - сказал майор. - И желательно в самое ближайшее время.
- Я сейчас на больничном. И нахожусь дома.
- Я подъеду к вам. Когда это удобно сделать?
- Не раньше трех.
- Хорошо. Продиктуйте адрес. Код есть?
- Диктую.
Адрес Губарев записал под строчкой, где был записан телефон. Он стоял на первом этаже мединститута и разговаривал с Журавлевой по мобильному. После он посмотрел на наручные часы. Два часа. Можно ехать. Пока он доедет, то да се…
Журавлева жила недалеко от метро "Аэропорт". В пятиэтажном доме. На третьем этаже в двухкомнатной квартире.
Тамара Александровна выглядела усталой и замотанной. Невысокого роста, худенькая. Редкие рыжие волосы, выкрашенные хной. Суетливые движения.
- Проходите на кухню. Там нам никто не помешает. Извините, у меня не очень прибрано. Дочь болеет. Старая мать. Не успеваю.
- Ничего.
Кухня была маленькой. Пять метров. К столу впритык стоял квадратный столик с одной табуреткой.
- Сейчас я стул принесу, - сказала Журавлева. Она принесла стул, и майор сел на него.
- Я расследую дело об убийстве Лактионова Николая Дмитриевича. Я вам уже говорил об этом.
- Коля… Кто бы мог подумать! - Тамара Александровна вздохнула. - Самый талантливый, самый способный. Никто не сомневался, что его ждет большое будущее. А теперь для него все уже позади…
- Вы его первую жену знали?
- Любу? Конечно!
- Ее тоже убили.
- Какой кошмар!
- От кого вы узнали о смерти Лактионова?
- Позвонила старая знакомая. Она читала в какой-то газете. Она и сказала мне.
- Что вы можете сказать о характере Лактионова? Он был конфликтным, вспыльчивым? - Губарев подумал: вдруг тот в молодые годы кого-то смертельно обидел или оскорбил. И человек питал к нему ненависть много лет?
- Коля? - Тамара Александровна задумалась. - Он - удивительный человек. Весь в учебе, работе, - она усмехнулась. - Он редко выходил из себя. Но уж если выйдет!
- У него не было ни с кем серьезных конфликтов в то время?
- Коля не конфликтовал. Но он умел очень сильно обидеть человека, причем даже не заметить этого.
- Что вы имеете в виду? Журавлева вздохнула вторично. На этот раз она не спешила нарушить молчание.
- У меня был с ним роман. Очень скоротечный. Коля всегда нравился женщинам. В нем была какая-то надежность, основательность. Что моментально кружило голову. Правда, потом все оказывалось не так. Но чтобы это понять, требовалось время…
- Вы хотите сказать, что Лактионов как мужчина был ветреным и легкомысленным? - Эти слова никак не вязались с обликом Лактионова. Таким, каким его представлял себе майор.
- Нет. Он не был ни ветреным, ни легкомысленным. Но он был чудовищным эгоистом. И во всех ситуациях думал только о себе. Как только женщина переставала ему нравиться, он без сожаления бросал ее. И даже не думал о том, каково ей.
Губарев хотел сказать, что подобное поведение характерно для большинства мужчин, но посчитал, что это отвлечет Журавлеву от темы разговора.
Но она словно прочитала его мысли.
- Я понимаю, что так ведут себя многие. Но мужчины хотя бы избегают контактов с бывшими любовницами. Понимают, что им больно и неприятно. Коля был не такой. Ему в голову не приходила мысль о женских чувствах, эмоциях. Он вел себя как старый товарищ. Спокойно, ровно. И не задумывался о том, что в душе у женщины в этот момент бушует вулкан эмоций.
Она говорит о себе, понял Губарев.
- Первое время меня шокировало такое поведение. Потом я привыкла. - Горькая улыбка тронула губы Журавлевой. - Привыкла, - повторила она.
- Почему?
Журавлева какое-то время молчала.