- Я принесла пару минусовок. Можем записать для меня? Только по секрету, хорошо? Полчаса, не больше, я обещаю!
- Ой, только не смотри на меня этими щенячьими глазами! Ладно, пишем. Но придет большой босс – отдувайся сама.
- Рискну, - она передала ему флешку с записями и зашла в застекленную комнатку.
- Да ладно! – раздался в динамиках удивленный возглас Олега. – Queen?!
- А что такого? - она пожала плечами.
- Не ожидал от тебя…
- Не отвлекайся. Давай попробуем.
И он включил. Ее любимая песня – Somebody to love. Крик души. Она давно дома гоняла ее, искала свой вариант звучания. Тайком, никому не показывая. И ей было волнительно первый раз исполнить ее кому-то. Закрыла глаза, чтобы лучше сосредоточиться. Конечно, без бэк-вокала вышло бедно, добавить бы голосов, но она старалась, как могла, выталкивала мощные звуки из недр собственного организма и получала удовольствие от того, как вибрирует голос во рту и, отталкиваясь от неба, разносится вокруг. Она словно разбила скорлупу: не аккуратничала, не скромничала, не думала о том, как выглядит в этот момент, а просто закрыла глаза, отключилась от всего вокруг и выпустила на свободу самое себя.
Когда последняя нота стихла, она стояла, едва держась на ногах от переизбытка эмоций... Пресс болел, как будто она только что дала жару в спортзале. Варя уронила себя на высокий, как в баре, стул.
- Ну как? – она, наконец, нарушила тишину.
- У меня нет слов, - пробормотал Олег в динамик.
- И у меня, - раздался второй голос, и из голубоватого полумрака аппаратной выступил Самсонов.
- Александр! Вы все-таки приехали?
- Вы очень просили, а мне все равно надо было заскочить к Олегу… Эмилия, я догадывался, что у Вас сильные вокальные данные, но настолько? Слушайте, Вы просто обязаны сменить репертуар!
- Об этом я и хотела поговорить. Только Эмилия – мой сценический псевдоним. Меня зовут Варя.
- А почему Вы сразу не сказали?
- Мама предпочитает Эмилию, а мне не нравится. Не мое. Коробит. Но это неважно. Скажите, Вам понравилось, как я пела?
- Шутите? Это фантастика. Олег, не принесешь кофе?
- С ума сойти, - донеслось из динамиков. – Я все-таки звукорежиссер, а не официантка.
- Не начинай, - отозвался Самсонов.
- А студийное время?
- Накинешь потом пятнадцать минут.
- Ладно. Но с напитками разбирайтесь сами. И подальше от аппаратной.
Самсонов взял Варю за локоть и вывел в небольшой холл перед студией с оранжевыми диванами и журнальным столиком. Обычно здесь отдыхали и перекусывали музыканты в перерывах между записью.
Варя присела на краешек дивана и сложила руки на коленях, а Самсонов плюхнулся рядом. Она не могла поверить: он пришел! Человек-легенда здесь ради нее... Он был такой... И не описать одним словом. Солидно-вальяжный, привыкший к подчиненным и высокому статусу, но сохранивший рокерскую перчинку. Темная поросль на лице, - будь то еще щетина или уже борода, - ему шла. И острый живой взгляд, и лукавые морщинки в уголках глаз, и саркастично изогнутая бровь, и небрежная прическа с выбившейся прядью, которую так хотелось поправить, - все это выдавало мужчину зрелого, опытного, но страшно обаятельного. Прямоугольные очки в черной оправе делали его интеллигентнее и строже, но дух вольной музыки и самобытный вкус чувствовались в каждом предмете одежды. Варя с благоговением смотрела на его крепкие жилистые запястья в тонких ниточках самых разных браслетов: кожаный, деревянный, металлический... И здоровые часы с широким ремнем, она еще ни разу не видела таких интересных, с разбросанными цифрами. На шее - клык на черном шнурке, замшевый пиджак, красная футболка и потертые джинсы, а на ремне - большая серебряная пряжка. С волком, кажется. Варя отвела глаза, стараясь прекратить бессовестно его разглядывать.
- Я могу помочь найти музыкантов, собрать Вам команду, - говорил он, не замечая ее интереса. - Это совершенно не мое, я не занимаюсь продвижением исполнителей. Но Вы - особый случай. Вы сами придумали эту версию? Серьезно, я думал, меня уже ничего не удивит. Но от Вашего голоса аж мурашки по коже. Пожалуй, сам бы я не взялся, но у меня есть друг. Известный продюсер, я уверена, он оторвет Вас с руками и ногами.
- В этом и проблема. Продюсер у меня уже есть.
- Вы о матери? Слушайте, я не хочу лезть не в свое дело, но это же просто слезы! И я не имею в виду ее музыкальный вкус, точнее, его отсутствие. Ведь деловые качества тоже под большим вопросом! Посудите сами: какой из нее продюсер, если Вы с Вашими данными еще не собираете Олимпийский? И если так пойдет и дальше, то и никогда и не соберете. В лучшем случае - корпоративы и концерты в ДК "Железнодорожник".
- Вы не понимаете. Она - моя мама, я многим ей обязана. Я - приемная, она взяла меня из детдома, дала мне образование... Я не могу так просто ее кинуть!
- Варя, это очень трогательная история. Но у Вас талант, и выбрасывать его - преступление, - он взял ее ладонь в свои руки. - Посмотрите на меня. Вы должны в себя поверить.
От него исходил сухой жар, и она вздрогнула от прикосновения горячих пальцев.
- Я верю в себя. Я не хочу предавать...
- Но ведь это все Вам против шерсти! Я не хочу никого обидеть, но она - властный человек. Она не дает Вам ни есть, ни говорить, ни даже петь то, что Вы хотите.
- Это же бизнес, ей виднее...
- Бизнес тоже важен до определенного предела. Если наступить себе на горло, то зачем он нужен? Ей даже хватило ума предлагать эти песни мне, хотя очевидно, что наш профиль - рок во всех его проявлениях. Я рад, что услышал Вас, но это было заведомо провальной идеей.
- Это я ее попросила.
- Вы?
- Да. Она не хотела к Вам идти, но я долго уговаривала. Мне надо было с Вами встретиться. Видите, она уступила. Не такая уж она и властная, - бодро улыбнулась Варя, прекрасно понимая, что лукавит.
- По мне, так если она действительно Вас любит и желает Вам добра, то должна отступить. Но это Ваше дело. Если Вы не собираетесь от нее уходить и понимаете, что я бы ни за что не взял Ваши песни в эфир, то зачем Вам эта встреча?
- Я хочу, чтобы Вы ее убедили.
- Что?! - Самсонов не верил своим ушам.
- Да. Если бы Вы... Поговорили с ней, привели доводы, не знаю, рассказали о прибыльности Ваших фестивалей, сослались на опыт... Вы же генеральный продюсер радиостанции, Ваше слово для нее будет все равно весомее моего. Просто если не сейчас, когда мы только начали, когда кроме демо ничего толком нет, то уже никогда. Потом будет слишком поздно, я не смогу ее подвести. Она ищет инвестора среди крупных бизнесменов, на прошлой неделе я выступала на юбилее одного строительного магната... Я Вас очень прошу, - она вкладывала в слова все свое отчаяние. - Если она успеет заключить контракт, там будут замешаны большие деньги. И у меня не будет пути назад.
- Варя, сколько Вам лет?
- Двадцать шесть.
- Десять лет назад, когда мне было столько же, я уже организовывал всероссийский рок-фестиваль. Я принимал решения, руководил людьми. Делал так, как считал нужным. Вы понимаете, к чему я?
- Намекаете на мою несостоятельность?
- На Вашу безвольность. У Вас есть право голоса в том, что касается Вашего голоса, уж простите за каламбур. И Вы должны открыто поговорить с матерью. Что это за детский сад, в конце концов? Вы каждый раз будете прятаться за дядю? - он раздраженно потер пальцами щетину на подбородке.
У Вари устало опустились плечи. Надежда таяла на глазах.
- И почему Вы вообще пошли на эстраду так поздно? Девушки обычно идут совсем юными.
- Мне надо было закончить Гнесинский институт. А потом больше года я... болела. Так вышло.
- Варь, ты готова дальше работать? - в дверях показался Олег. - Время идет, скоро приедет Галина Анатольевна, а у нас конь не валялся.
- Иду, - она встала. - Александр, Вы хотя бы подумаете?
- Подумаю. Олег, скинь мне вчерашние записи "Игуаны" и этих... Как их...
- "Авиаторов"?
- Точно. И то, что Варя пела. Пригодится.
- Ладно, но этот трек я обрабатывать не буду. Без того завал.
- Кидай, как есть. Всего доброго, Варя. Рад был встрече.
И он вышел, оставив ее с Олегом и необходимостью в очередной раз записать "Два карата расставанья". Она глубоко вздохнула.
Мама подъехала к концу ее студийного времени и с ходу огорошила: переговоры с Газиевым прошли успешно. Варя даже не пыталась изобразить радость. Она изо всех сил надеялась, что больше никогда не увидит этого человека. Но у мамы были другие планы. Если бы только Самсонов помог ее переубедить!
- Ты не представляешь, что Ильдар мне сказал! Он сейчас ищет статусную жену. И ты ему понравилась! - мама явно ждала от Вари восторженных визгов.
- Я думала, он женат. И потом, разве он не мусульманин?
- А какая разница? Я только что сообщила тебе, что ты будешь в шоколаде до конца жизни, даже если вы разведетесь. Его первая жена живет в личном особняке в Лондоне, на минуточку! И главное, тебе вообще ничего не придется делать. А твоя карьера... Сама понимаешь, перед нами откроются все двери. Тебя будут показывать по центральным каналам, а он сможет хвастаться женой-певицей.
- Он прямо так и сказал, что хочет на мне жениться?
- Ну, не так чтобы в лоб... - мама выразительно подняла брови. - Но намекнул довольно прозрачно. А потом, дорогая, тебе не придется рожать! У него трое взрослых детей, самой младшей - лет шестнадцать. Никакого геморроя, а наследство будет такое, что даже маленькой доли нам хватит на две жизни вперед.
- Ему же пятьдесят, - слабо попыталась возразить Варя.
- Ты что, кобенишься? Я тебя не пойму. Даже не вздумай валять дурака. Я вообще думала, что тебя никто не возьмет замуж, с твоими-то проблемами. И тут такой шанс! Он пригласил нас к себе в загородный дом на выходные, и если все пройдет хорошо, новый год встретим в Швейцарии. Поди плохо!
Галина откинула голову назад, встряхнув кислотно-рыжей химической завивкой, и мечтательно прикрыла глаза. И Варя с ужасом осознала, что теперь никто не сможет ей помочь.
Глава 4
После долгого рабочего дня Самсонов, наконец, вернулся в свою холостяцкую берлогу. Пес Хендрикс поджидал его у порога и сразу же принялся подпрыгивать и бешено размахивать длинным хвостом. Хвост у него был что надо: до того мощный, что не раз оставлял на Сашиных ногах синяки.
Саша налил себе пшеничного нефильтрованного пива, купленного у одного частного пивовара. Хороший мужик, настоящий знаток своего дела. Приходилось мотаться в Орехово-Борисово, но оно того стоило.
В холодильнике нашелся козий сыр, и Самсонов на скорую руку соорудил себе салат с рукколой и кедровыми орешками, и заодно бросил на гриль кусочек семги и пару ломтиков чиабатты, – хрустящая и горячая, она получалась еще вкуснее.
Хендрикс тоже получил вечерний порцион собачьего корма и вдохновенно нырнул мордой в миску, толкая ее перед собой по коридору. Сухие кусочки летели в разные стороны, чтобы потом, когда с основной частью трапезы будет покончено, пес трепетно собрал их по одному, вылизав даже след от каждого из них.
Молниеносно уничтожив ужин, сеттер улегся перед входом на запретную кухонную территорию, вздохнул и положил морду на лапы, большими печальными глазами глядя на хозяина. Увидев такую картину, незнакомый человек наверняка бы решил, что бедную собаку не кормили по меньшей мере неделю. Но Самсонов давно имел дело с этим мохнатым прощелыгой, поэтому страдальческое выражение морды не произвело на него никакого впечатления.
Поев, Саша развалился на диване и вернулся мыслями к встрече с Варей-Эмилией. Два дня прошло, а он все не мог выкинуть ее из головы. До чего странная девчонка! Конечно, сначала он не собирался ехать в студию, как она просила в записке. И кто вообще пишет бумажные послания? Экая барышня-крестьянка! Приезжайте, мол, во вторник утром, мы должны поговорить.
И ведь он приехал! Не потому ли, что постоянно вспоминал ее фарфоровое личико с маленькой родинкой на скуле, от которой она была похожа спелое румяное яблоко? Или тугую пшеничную косу в пальца три, наверное, толщиной? Или легкую хрипотцу, от которой становилось жарко?
При всей своей прелести она была прочно привязана к материнской юбке. Забитое бессловесное создание с несчастным взглядом. Он терпеть не мог таких, наоборот, всегда предпочитал женщин умных, состоявшихся и раскованных. Которые знали, чего хотят, и твердо шли к цели. А теперь какая-то пигалица пихнула ему бумажку, и он прискакал по первому зову. Проклятые гормоны.
Саша снова включил запись, влекомый каким-то мазохистским порывом. Все слушал и слушал ее в машине и теперь вот опять. Зачем ему это? Тупик. Как в личном, так и в профессиональном плане. Она явно не станет перечить матери, а Воропаева – та еще гарпия.
Но в его любимых больших наушниках уже зазвучал ее голос. Сильный, глубокий и такой отчаянно свободный. Олег не обработал запись, и из-за этого возникал эффект присутствия. Его словно швырнуло назад в студию, и он был с ней наедине, чувствуя ее губы около своего уха. Текст песни был как будто написан специально для нее: она всем своим существом взывала о помощи, о любви, о том, чтобы хоть кто-то оказался рядом. Не кто-то, а он, Самсонов. От очередной вибрирующей ноты спина покрылась гусиной кожей. Чертова девица! Поет, как сирена, а стоит заговорить – безвольная мямля.
О, как же ему хотелось тогда взять ее за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы высыпать из головы вбитую мамашей дурь. Он не был силен в психологии, но подозревал, что Воропаева накрепко вколотила Варе чувство долга. С этим ничего не поделаешь. И все же он не мог смотреть, как такой голос пропадает впустую.
Галину интересовали деньги. Она не нуждалась, он понял это по одежде и мерседесу, который видел на парковке у ресторана, да и услуги Олега были не из дешевых. Но она дала понять, что у нее нет достаточных средств на мощное продвижение. Сам бы он ей помочь не смог. Да, он неплохо зарабатывал, но накопительством и выгодными вложениями не увлекался, просто позволяя себе жить в удовольствие в те временные огрызки, что оставались от радио. Путешествовал, когда мог, баловал Булочку, - свою обожаемую машину, - иногда помогал на старте перспективным музыкантам. Так, по мелочи, - записью или инструментом. Практика брать огромные гонорары в качестве входного билета в эфир ему претила.
Но одна идея, как откупиться от Воропаевой, все же пришла ему на ум. Саша собирался позвонить Рыбакову, одному из лучших продюсеров в мире рока. В списках Forbes он, конечно, не значился, зато обладал хорошей сноровкой, а главное – музыкальным вкусом, которому не жалко было доверить Варин голос.
Леонид Рыбаков был Саше не то чтобы другом, но и не просто коллегой. Они частенько пересекались с тех самых пор, когда было запущено радио "Легенда". Рыбаков был на добрый десяток лет старше. Он наблюдал из первых рядов, как занавес пал, и рок, до того томившийся в подполье, хлынул в массы. Они были одержимы общими идеями, пытались взрастить качественную музыку на родных просторах. Потом романтический запал поутих, Леня обзавелся семьей, и денежная сторона дела стала приоритетной. Он облысел, раздался в талии, завел престижный офис и собственную студию звукозаписи, но в одном остался верен самому себе: они никогда не брал в работу музыку, которая ему бы не нравилась.
Намереваясь обратиться к Рыбакову, Саша надеялся, что отголоски залихватского прошлого еще живы, и тот проникнется историей о талантливой девушке.
- Привет, Самсонов! Чем обязан? - Лёня снял трубку после первого же гудка.
- Удобно говорить?
- С тобой - всегда.
- Слушай, есть к тебе дело. Нестандартное, но ты оценишь. Я подъеду завтра?
- Не вопрос, я в офисе с девяти.
- Добро. Я тебе сейчас кину одну запись. Минуты на четыре, не больше. Глянь, чтобы завтра уже был предметный разговор.
- Не вопрос.
Саша долго еще размышлял, с какой стороны подойти к делу, что именно предложить Рыбакову, и чем потом пробрать Воропаеву. Они немного проветрились с Хендриксом на сон грядущий, - на улице подмерзло и дорожки во дворе покрылись прозрачной коркой. Бодрящий воздух пощипывал лицо, от дыхания поднимались в темноту белые клубы пара. На чужих окнах уже светились новогодние гирлянды. А в голове все звучал и звучал Варин голос: "Can anybody find me somebody to love..."[1]
С утра Самсонов первым делом поехал к Лёне.
- Ну, что скажешь? - спросил Саша, когда они уселись в удобные кресла друг напротив друга, и секретарша принесла им кофе.
- Чего уж тут говорить. Мощная девочка. Ей бы чего позабористей - была бы Pink русского разлива. Далеко пойдет. Где накопал?
- Случайно услышал. Ее тянут в попсу с простенькими песенками на три ноты. Даже обидно стало.
- В попсу, говоришь? Значит, еще и симпатичная вдобавок?
- Пэрсик!
- Вот это находка... Чьих будет?
- Это и беспокоит. С Воропаевой она.
- Воропаева, Воропаева... Подожди, это та, что ли, которая сама зажигала в восьмидесятых? Рыжая такая, кучерявая? С ума сойти, - Рыбаков снял миниатюрные очки без оправы и потер переносицу. - По что ей такое талантище?
- Это ее дочь.
Лёня удивленно воззрился на собеседника. Он явно сдавал: на блестящем, плавно переходящем в лысину лбу выступила испарина, под глазами залегли нездоровые мешки. Рубашка на животе расходилась между пуговицами, демонстрируя Саше поросль, которую он совершенно не хотел видеть. Самсонов недоумевал, почему человек, который может себе позволить личного повара, хороших врачей и самого лучшего тренера, так бестолково тратит собственное здоровье.
- Вроде у нее не было детей, - наконец пробормотал Рыбаков.
- Оказалось, есть. Приемная.
- И что ты хочешь от меня?
- Ну, музыкальные пристрастия Воропаевой ты можешь себе представить. А девочка закончила эстрадно-джазовый вокал в Гнесинке, со вкусом все в порядке. Но не решается спорить с матерью.
- И?
- Ты бы ее перекупил, что ли?
Рыбаков расхохотался.
- Как ты себе это представляешь, Сань? Не продается ли у Вас ребенок? Бред же.
- Предложи отступные, проценты. Ты же это умеешь. Все равно отдача будет намного больше.
- Не знаю... Она, конечно, неплохая, но лебезить перед этой ведьмой... Ко мне и так молодых и талантливых очереди стоят.
- Неплохая! Ты чем слушал? Ее легкими грелки рвать можно. Это наш материал, на двести процентов наш. Много у тебя таких голосистых в очереди, а Лёнь? Или все волосатые недоросли в косухах?
Рыбаков в задумчивости вытянул губы.
- И ты бы ее видел, - продолжал напирать Саша с азартом, которого сам от себя не ожидал. - Коса до пояса, это ж готовый имидж! С ней и делать ничего не надо. Несколько приличных песен и все. А я сразу пущу в эфир, на фестиваль. С концертами помогу, уговорю кого-нибудь из старой гвардии взять на разогрев. Ну?
- А чего ты давишь? Сам бы и брал.
- Лёнь, ну куда мне! Работы невпроворот, кто вместо меня будет радио заниматься? Профиль не мой, да и активов у тебя побольше будет. Чего я распинаюсь, ты и так все понимаешь. Возьмешься?
- Я подумаю. Давай, позвоню тебе на неделе, еще помозгуем.
- Ну, хоть так.