Зимы долгие и лета,
У них разные привычки
И совсем несхожий вид.
Не случайны на земле
Две дороги - та и эта,
Та натруживает ноги,
Эта душу бередит.
Эта женщина в окне
В платье розового цвета
Утверждает, что в разлуке
Невозможно жить без слёз.
Потому, что перед ней
Две дороги - та и эта,
Та прекрасна, но напрасна,
Эта, видимо, всерьез[1].
Она доиграла до конца. В этот раз она не задействовала всю силу своего голоса, не пыталась выдать долгие ноты и не добавила музыкальных украшений. Пела просто и бережно, стараясь донести смысл слов.
- Что ты, в самом деле, выбрала какую-то нудную вещь! - воскликнула мама, как только Варя закончила. - У меня даже голова разболелась. Ильдар, Вы не проводите меня в комнату? Я боюсь с непривычки заблудиться в Вашем огромном доме.
- Конечно, - он встал и подошел к Варе. - Мне понравилось. Идите к себе, а завтра нам надо будет серьезно поговорить.
Она почувствовала прилив надежды. Газиев не был взбешен и, судя по его осознанному взгляду, все понял. В конце концов, зачем ему женщина, не способная оценить его, с радостью принять целиком и полностью? Наверное, он не такой изверг, каким кажется.
Ильдар повел маму наверх, и Варя, немного погодя, тоже направилась в свою спальню. Однако уже на лестнице в башне она вдруг вспомнила, что забыла в столовой палантин и решила вернуться. Одна из дверей на втором этаже была приоткрыта, и громкий голос матери заставил девушку остановиться.
- Уверяю Вас, она послушная, покладистая девочка. Просто, может, немного стеснительная.
- Еще бы ей не быть такой, если Вы затыкаете ее на каждом слове! - это говорил Ильдар.
- Не преувеличивайте! Ей нужна жесткая рука, без этого она способна наделать глупостей.
- Это больше не будет Ваша рука.
- В каком смысле?
- Ты исчезнешь из ее жизни, ясно? - Газиев понизил голос, и Варя машинально приблизилась к щели.
- Да как Вы смеете?
- Ты меня утомляешь. Ты постоянно унижаешь собственную дочь. Ты глупа и безвкусна, - он выплевывал каждое слово.
- Да если бы не я, ты бы ее даже не узнал! Стоит мне сказать слово, и ты больше ее не увидишь! - в голосе Галины появились визгливые нотки.
- Неужели? Никак собралась бороться за счастье дочери? И даже хорошая компенсация не умерит твоего материнского пыла?
- Я не собираюсь торговаться. Ей надо, чтобы я была рядом. Тем более, у нас бизнес.
- Ты про эти песенки? - Газиев расхохотался. - Надо быть идиотом, чтобы инвестировать в такую дрянь. И моя женщина не будет петь в ресторанах для пьяного быдла.
- Мы сейчас же уезжаем! И как я только могла поверить в твои сказки!
- Я тебе ничего не обещал, - отчеканил он. - Мне нужна твоя дочь, а ты получишь свои деньги.
Воцарилась пауза.
- Сколько? - наконец произнесла Галина, и Варя не поверила своим ушам.
Газиев назвал сумму, от которой у нее внутри все оборвалось. Люди убивали и за меньшие деньги.
- Меня все устраивает, - мама ответила, не раздумывая. - Забирай, теперь она твоя проблема.
В комнате послышалось какое-то движение, и Варя сломя голову кинулась к себе в комнату. Ее продали! Как вещь! Мама, ради которой она была готова на все! Дрожащими пальцами она заперла дверь на ключ, упала на кровать и разрыдалась.
Она не знала, сколько плакала. Когда слезы высохли, за окном было совсем темно, праздничные огни погасли. Варя содрала с себя ненавистное платье, приняла горячий душ, и решила завтра же бежать. Усталость и нервное напряжение отступили, и она провалилась в глубокий сон без сновидений.
Утро ударило в глаза холодным светом. Сознание вернулось, и события вчерашнего дня лавиной обрушились на нее. Она резко села в кровати, но увиденное заставило ее вскрикнуть от испуга. В кресле у окна сидел Газиев и неотрывно смотрел на нее остановившимся взглядом, как какая-то рептилия.
- Доброе утро, Эмилия, - спокойно произнес он, как будто все было в порядке вещей.
- Как?.. Как Вы здесь оказались? Я заперла дверь.
- Думаешь, у меня нет ключей от собственного дома? Мне понравилось смотреть, как ты спишь. Ты же знала, что я приду.
- Если честно, нет. Я надеялась, Вы вчера меня поймете.
- Ты про романс? Очень душевно. Вот только я буду решать, по какому пути ты пойдешь.
- Я живой человек! Почему вы оба принимаете решения за меня?! Меня нельзя купить или продать!
- Да ты была плохой девочкой и подслушивала! - Газиев подошел к ней, улыбаясь. - Но я рад, что так все вышло. По крайней мере, ты теперь не питаешь иллюзий по отношению к этой женщине.
- Вы сильно переплатили. Учитывая, что я совершеннолетняя. И оставаться здесь не собираюсь.
- И куда же ты пойдешь?
- Это Вас не касается!
- Не смеши меня! Я могу дать тебе все, а могу все отобрать. Твое сценическое имя принадлежит мне. У меня есть связи повсюду, я могу оставить тебя без работы, без твоего драгоценного пения, без жилья и свободы. Устроить тебя за решетку - никаких проблем. Пакет наркоты, и ты сядешь надолго. У тебя ведь нет денег на адвоката, нет друзей. Никого.
Она встала с кровати и попыталась подойти к своей сумке. Уже собранная, та лежала у комода. Но Газиев встал к ней вплотную.
- Почему я?! - отчаянно спросила она.
- Не знаю, - он рассеянно оглядел ее с ног до головы. - В тебе что-то есть. И я хочу это получить. Целиком.
Она судорожно пыталась сообразить, что делать. На глаза попался тяжелый позолоченный канделябр на комоде.
- Я Вам не подойду, - пролепетала она.
Робость, видимо, притягивала и заводила его, поэтому Варя не выходила из образа, стараясь незаметно пятиться к комоду.
- Вот увидишь, мы отлично подойдем друг другу, - он прикоснулся к косе и сжал ее в кулаке. - Я с самого начала представлял это себе. Но хотел немного побыть джентльменом. Вижу, ты не оценила.
Он указал взглядом на разорванное синее платье, тряпкой валявшееся на полу, а потом стал медленно наматывать на руку ее волосы, пока ей не стало больно.
- Так нельзя обращаться с моими подарками, - тихо проговорил он. - Мне многому придется тебя научить. Эта женщина, твоя мать, предупредила, что ты уже не девочка. Не могу сказать, что меня это радует, но, по крайней мере, нам будет проще привыкнуть друг к другу. Верно? Ну же, отвечай, когда я с тобой разговариваю!
Он сильно сжал ее грудь и попытался поцеловать, но она улучила момент и изо всех сил ударила его коленом в пах. Он прошипел ругательство и согнулся, а она обрушила канделябр на его затылок. Газиев обмяк и упал лицом в пол. На коротко подстриженных волосах выступила кровь.
Какое-то время Варя в оцепенении стояла, сжимая в руках орудие преступления. Потом, наконец, пришла в себя и первым делом пощупала его пульс. Он был без сознания, но жив. Тогда она вытерла подолом ночной рубашки уродливый подсвечник, спешно оделась и вышла из комнаты с сумкой в руках. На всякий случай она забрала у Газиева телефон и заперла дверь снаружи. Спокойным шагом спустилась вниз, стараясь не вызвать подозрения у кого-то из прислуги. В прихожей ей попалась кухарка.
- Ильдар Шамилевич пока не собирается завтракать? - осведомилась та.
- Он отдыхает, - Варя многозначительно улыбнулась. - Уснул, и я не стала его будить.
- Конечно, я понимаю, - закивала женщина и исчезла в гостиной.
С трудом сдерживая дрожь во всем теле, Варя натянула верхнюю одежду и пошла к гаражу. Маминой машины уже не было, видимо, та не стала задерживаться, зато охранник сидел на месте.
- Ильдар Шамилевич знает, что Вы уезжаете?
- Конечно. И предупредите его, что я быстро, к обеду уже вернусь. Пусть не скучает, - Варя нацепила самое беззаботное и обворожительное выражение лица.
Счет времени шел на минуты, Газиев мог очнуться в любой момент. К счастью, охранник не стал устраивать дознание и спокойно выпустил ее. Едва вырулив на трассу, Варя набрала скорость, пытаясь одновременно удержаться на заснеженной трассе и привести мысли в порядок. Домой она вернуться не могла, друзей у нее действительно не было. Она доехала до первой попавшейся станции метро, бросила машину с телефоном, сняла все деньги с карточек и спустилась в подземку. Там, сев в поезд, она смогла, наконец, унять панику и принять единственное разумное решение: куда ехать дальше.
[1] Булат Окуджава "Эта женщина в окне", отрывок.
Глава 6
Воскресный вечер Саше пришлось отдать работе. Впрочем, это был как раз тот случай, когда дело совмещалось с удовольствием. В "Бомбоубежище" снимали живой концерт на манер старых добрых квартирников. Группа "Ладья" отмечала четверть века своего существования. Игорь Ладыгин, вокалист и основатель, был Саше хорошим другом. Он уже отошел от неистовых прыжков по сцене в искусственном дыму, добавил в тексты больше философии, превратившись в мудрого старейшину русского рока.
Для разогрева пригласили пару молодых команд. Отличные ребята! Качество музыки заметно выросло за последние двадцать лет: появилась жесткая конкуренция. Теперь харизматичного лидера с гитарой и провокационных слов было мало. Поэтому одни добавили в состав флейтиста, а другие – скрипача. Песни стали сложнее, да и парни были настоящими профи. Да, такому концерту Саше было не жалко отдать вечер.
Ему доверили роль ведущего. Между композициями он вел неформальную беседу с Ладыгиным, задавал вопросы от себя и из зала. Публика реагировала тепло, и съемочная группа музыкального канала осталась довольна. Вышел вполне уютный междусобойчик.
Потом телевизионщики и зрители разошлись, а Самсонов остался на небольшой фуршет с музыкантами. В прокуренном полумраке клуба, среди проводов и звуковой аппаратуры, в окружении талантливых ребят он чувствовал себя дома. Приглушенный гомон голосов умиротворял его, он пригрелся в мягком кресле и с расслабленной полуулыбкой слушал разговор приятелей, пока сквозь пелену нирваны к нему в сознание не вторгся Олег.
- Санчес, а у тебя не было странных звонков за последние два дня? – он пододвинул стул и плюхнулся рядом.
- Чего? Какие звонки? – лениво переспросил Самсонов.
- Представляешь, звонил мне вчера какой-то серьезный мужик, - Олег понизил голос. – Все выспрашивал про Эмилию.
- Зачем?
- Она вроде как пропала.
Саша резко выпрямился.
- Что?!
- Да тихо ты, не ори! Никто не должен знать.
- Почему? Разве если человек пропал, не надо извещать полицию, вешать фото на каждом углу и все такое? И что вообще за мужик?
- Какой-то нерусский. Газанов, Гаджиев…
- Газиев?!
- А ты откуда знаешь?
- Что он тебе сказал?
- Сначала просто спрашивал, не приходила ли она ко мне. Просил срочно связаться, если я ее увижу. Сегодня утром у меня была запись, он приехал ко мне в студию. Неприятный, скажу я тебе. В общем, пока мы разговаривали, его бугаи проверили все помещения. И около дома я видел подозрительный внедорожник.
- Что ему надо?
- Ищет эту девочку. Решил, видимо, что я ее скрываю у себя. Я что ей, друг?. Cказал, что она его как-то кинула или подставила… Я толком не понял. В общем, она сбежала и ее ищут. И то, что без участия полиции, меня особенно удивляет. А до этого утром звонила Воропаева и велела отменить их студийное время. Мол, больше они в моих услугах не нуждаются. Ясно? Значит, она имеет к этому какое-то отношение. Я, конечно, все рассказал этому… как его… А он ответил, что теперь Воропаева с Эмилией никак не связана, и по всем вопросам я должен связываться только с ним. Нормально вообще?
Самсонов в полнейшем недоумении взирал на друга. Во что умудрилась вляпаться эта тихоня? Он корил себя, что не попытался поговорить с ней после того визита Газиева.
- Он оставил мне визитки, велел раздать тем, кто может о ней что-то знать. Вот, возьми одну.
- Я понятия не имею, где она. Мы виделись два раза, и то – мельком. Но ты-то с ней работал.
- И что?
- А чего ты тогда с готовностью кинулся ее сдавать Газиеву?
- А то ты бы не стал! Во-первых, мы только работали, во-вторых, ты бы его видел. Жуткий мужик! Олигарх какой-то. Одни телохранители его чего стоят. Мне, знаешь ли, проблемы не нужны. У меня жена молодая.
- Ну, ты и слабак, - разочарованно протянул Саша.
- Легко тебе говорить, Сань, - Олег обиженно посмотрел на него. – Не твою студию приехали шмонать.
Самсонов скривился. Его разочаровала готовность, с которой его товарищ бросился удружить Газиеву. Что бы там ни произошло, он знал, что Варе бы сейчас пригодился сторонник.
- А почему этот олигарх стал допытываться именно до тебя? – подозрительно спросил он.
- Понятия не имею. У нее не густо с друзьями, она ни с кем не тусовалась. Дом и студия – больше ничего. Жалко, конечно, ее. И мать цербер, и вдобавок ввязалась в какие-то неприятности.
- Неприятности у нее будут, когда он ее найдет, в этом можешь не сомневаться.
- Думаешь, убьет? - на лице Олега промелькнула тень совести.
- Этот может, - вздохнул Саша.
Он переживал за Варю. Но совершенно не представлял, как ей помочь. Благостное настроение улетучилось, и он собрался ехать домой. Было около одиннадцати часов, для музыкантов - время детское, поэтому на парковку он вышел в полном одиночестве. У остальных посиделки только начинались. Размышляя, стоит звонить Воропаевой или лучше сразу обратиться в органы правопорядка, Самсонов подошел к машине. Снег валил вовсю и за несколько часов основательно укутал автомобиль.
- Моя Булочка замерзла? Я уже тут, - он достал из багажника щетку и принялся заботливо очищать любимицу. - Вот так, сейчас ты у меня будешь красоткой...
- Вы разговариваете с машиной?
Саша вздрогнул и обернулся. Сзади стояла девушка в длинном черном пуховике, ее лицо скрывалось в тени капюшона.
- Ну и что? У всех свои заскоки, - он отвернулся, чтобы не показывать свое замешательство.
- Александр, это я, - еле различимо проговорила она.
- Кто? - он подошел ближе и обомлел. - Варя?!
- Тише! Не хочу, чтобы нас кто-то услышал.
- Что Вы здесь делаете?! - зашептал Самсонов. - Вас же ищут!
- Уже? Ну, по крайней мере, он в порядке. Нам надо поговорить.
- Что все это значит?!
- Пожалуйста, прошу Вас. Мне больше некуда пойти.
Он оглянулся по сторонам. Все машины на стоянке замело снегом не меньше, чем Булочку, значит, никто не подъезжал уже давно. Прохожих не было видно, только пушистые хлопья все летели и летели, мерцая в свете фонарей.
- Залезай, - он открыл пассажирскую дверцу.
Она подняла с земли большую спортивную сумку и забралась на мягкое кожаное сиденье. Закончив счищать снег, он включил зажигание.
- Рассказывай, - просто сказал Саша.
Поначалу она сбивалась, волновалась, перескакивала с одного на другое. Он не перебивал и слушал, и когда она расслабилась и согрелась, история полилась сама собой. Варя без эмоций рассказала, как стала невольным свидетелем разговора между матерью и Газиевым, как обнаружила его утром в своей комнате, как он угрожал и пытался ее изнасиловать, а она обездвижила его и сбежала. Саша молчал.
- Я боялась ехать в гостиницу, - говорила она. - Там спрашивают паспорт. Откуда мне знать, какие у него связи. А мне не хотелось засветиться. Телефон пришлось выкинуть, его же как-то можно отследить. Больше всего я переживала, что он не выжил или травма оказалась серьезной. Но раз он в норме, мне хотя бы не светит тюрьма. Осталось придумать, как спрятаться. В конце концов, не может же он злиться вечно, рано или поздно забудет меня.
Самсонов сжимал руль, пытаясь побороть приступ ярости. Он готов был разорвать Газиева голыми руками, но сначала - Воропаеву, эту проклятую ведьму. Глубокий вдох, медленный выдох.
- И где ты ночевала?
- В кинотеатре. Был ночной марафон фильмов Ларса фон Триера. Я его люблю, но все равно купила беруши и немного вздремнула. Там удобные мягкие пуфики.
- Как ты нашла меня?
- Гораздо сложнее было отыскать компьютерный клуб. А там просто зашла на сайт радио "Легенда", заметила рекламу этого концерта. Тогда я приехала сюда и ждала неподалеку от Вашей машины. Я же помню, на чем Вы были в тот вечер.
- Сколько ты уже тут?
- Ну, я постаралась приехать пораньше, чтобы точно Вас не пропустить. Часов с восьми, наверное.
- Больше трех часов на морозе? Сумасшедшая.
- Главное, я все-таки Вас нашла. Я хотела попросить работу. Деньги у меня есть пока, но это ненадолго. Может, найдется вакансия на радио? Секретарем, уборщицей, курьером. Я бы изменила внешность. Логично было бы и вовсе уехать из города, но я не представляю, как освоиться в чужом месте. Тут я хотя бы все знаю. Если хотите, могу пока помогать Вам дома. С уборкой, с покупками. С готовкой...
- Не стоит, - Саша покачал головой. - Сейчас мы просто пойдем ко мне, ты поешь, отдохнешь, выспишься. И не высовывайся. А там разберемся.
- Правда? - она очень удивилась. - Мне можно у Вас переночевать?
- Останешься, сколько потребуется. И раз уж мы будем жить под одной крышей, прекращай выкать.
- Спасибо... Саша, - она словно пробовала на языке новое обращение.
- Вот и ладненько. Потерпи, мы почти на месте.
Когда Самсонов закончил парковаться, Варя натянула капюшон чуть ли не на нос и вылезла из машины.
- От кого ты все прячешься?
- Здесь наверняка есть камеры. Мало ли что.
- Так и до паранойи недалеко. Пошли. Только не пугайся: у меня собака. Он шумный, но не кусается.
- Все нормально, я люблю животных.
Он распахнул дверь, и мохнатое торнадо закружилось перед ними.
- Какое чудо! Как тебя зовут? Смотри, он лизнул мне руку! Кажется, я ему нравлюсь. Ну, кто у нас тут такой сладкий мальчик?
- Это Хендрикс.
- А как же ты его ласково называешь? Джимми?
- Так и называю - Хендрикс.
- Хендрикс, дружочек! Ну, здравствуй, здравствуй, - она присела на корточки и, казалось, совершенно забыла о существовании Самсонова. - Какой славный, какой красивый собакин-бабакин, иди сюда, я почешу тебе бока.
Пса окончательно развезло. Он рухнул на спину, подставив брюхо гостье, и неистово заелозил хвостом по полу.
- Выпендрежник, - Саша закатил глаза, повесил куртку и прошествовал на кухню.
Варя лобызала собаку еще некоторое время, прежде чем вспомнила, что надо разуться и снять пуховик.
- У тебя красиво! - она оглядела квартиру, отделанную под лофт.
Суровый мужской стиль: кирпичные стены, раритетные пластинки в рамках и пара старых снимков с коллегами по цеху, темно-серый диван с красными и черными подушками, застекленные стеллажи с книгами. Налево была кухня, направо - вероятно, спальня, а целый угол гостиной был отдан под музыкальный кабинет: две гитары, синтезатор, ударная установка, стойка с микрофоном и усилители.