– Они гостят у отца. Возможно, проведут там все лето.
– А ты не против?
– Нет, во всяком случае – уже нет. Там такой дворец – разве их удержишь! Хотя бы подучат французский… И потом, – вздохнула она, – таков уговор, и тут уж ничего не попишешь…
– Да, конечно.
Хью ушел от мамы четыре года назад. Сперва он просто поехал во Францию, получив заказ на перепланировку земель небольшого замка в Бургундии. Но вскоре хозяйка замка Франсуаза, привлекательная молодая вдова, убедила его остаться насовсем.
Ферма досталась маме на том условии, что она не будет мешать Хью видеться с дочерьми. Я говорю "ферма", но на самом деле это просто большой загородный дом с амбаром и несколькими участками земли. Мама решила жить там, поскольку находит это удобным для себя, да и девочкам там нравится. В сущности, измена Хью ее не удивила: он на десять лет младше и сказочно хорош собой, поэтому в глубине души она всегда знала, что однажды их брак распадется.
– Я знала, что он уйдет, – сказала она и сегодня, пока я накрывала на стол. – Я знала, что он уйдет, когда девочки подрастут. Конечно, после того, как это случилось, я была в ужасе, но, знаешь, не одна французская chatelaine, так другая, – презрительно добавила она.
– И именно поэтому ты так спокойно восприняла его уход? – спросила я, когда она ставила вегетарианскую лазанью в микроволновую печь.
– В какой-то степени да, но не только. Главная причина в другом: если бы Хью не оставил меня, у меня бы ведь никогда не появились мальчики, правда?
– Это правда. Может, посмотрим на них?
– Обязательно – только закроем Германа в доме. Мы вышли в сад через стеклянные двери, и я тут же услышала шорох. Вглядевшись в листву яблонь, я заметила восемь пар настороженных ушей. На какое-то время они повисли в воздухе, как перевернутые лохматые запятые, а потом медленно двинулись по направлению к нам.
– Сан-чо! – позвала мама, позвенев бубенцами. – Ба-зиль! Кар-лос!
И вот уже они неслись к нам, грациозно галопируя и перепрыгивая через кочки.
– Миранда приехала повидать вас! Разве это не здорово? Иди сюда, Педро! Скорее ко мне, мальчики! Поздоровайтесь с сестренкой!
Мамина страсть к ламам мне понятна. Они поистине очаровательны. Один взгляд на них вызывает улыбку. Ламы – совершенно особенные, ни на кого не похожие, и в то же время в них всего понемногу от самых разных животных. У лам ослиные уши, лошадиные морды, жирафьи шеи, спины как у антилоп, кроличьи носы, пухлые верблюжьи губы, огромные оленьи глаза с неоправданно длинными, роскошными ресницами. Такое впечатление, что этот вид возник в результате некоего странного нагромождения генов – непостижимая, но изысканная смесь.
– Далай-лама! – крикнула мама. – Хо-се!!! Они приближались к нам, слегка спотыкаясь, и на их мордах было выражение напряженного и вкрадчивого любопытства. Ламы похожи на людей, более того, они помешаны на людях. К примеру, эти ламы обожают маму. Когда маму спрашивают о семье, она отвечает: "У меня четыре девочки и восемь мальчиков".
Когда Хью оставил маму, она попросила меня присмотреть за девочками (они, кстати, на удивление спокойно восприняли известие об уходе папы), а сама отправилась с подругой в Перу. Маме пришлось нелегко, и она нуждалась в отдыхе, но я даже не ожидала, что путешествие настолько ее изменит. На ее лице поселилась странная, загадочная улыбка, свидетельствующая о какой-то маленькой тайне. Когда я попыталась выяснить причину радости, мама уклончиво ответила, что "влюблена", но не сказала в кого. "Видимо, у нее случился роман с гидом или с кем-то из группы", – подумала я. О, как я ошибалась!
– Я влюблена… в лам, – призналась наконец мама с сентиментальной улыбкой. – Они такие… красивые. Глядя на них, я чувствую себя счастливой, – со вздохом добавила она. – Когда они идут за тобой, что-то бормоча – да, да, они именно что-то бормочут, – они словно бы разговаривают с тобой. Ламы так охотно следуют за людьми, – сентиментальным тоном продолжала она, – они такие чуткие и умные. Встреча с ними – настоящее прозрение. До поездки в Перу я никогда не видела лам, а теперь мне хочется быть рядом с ними постоянно!
Мы решили, что мамино помешательство временное, но ошиблись – вскоре она купила двух самцов ламы. Спустя полгода к ним прибавились два других, а потом и еще четыре (в том числе недавно приобретенный Генри, обладатель непростого характера). И теперь почти каждый уикенд мама организует длительные прогулки в сопровождении лам. Собрав группу из шестнадцати человек, мама ведет их по Южному Даунсу, а "мальчики" везут провизию для пикника в специальных рюкзачках. Такое времяпрепровождение пользуется большим успехом в округе.
– Привет! – обратилась я к одному из животных, подошедшему ко мне совсем близко. – Кажется, раньше мы не встречались? Наверное, ты Генри? – Я потрепала его по пестрой шкуре, мягкой, как кашемир. – Эй, – хихикнула я, – а ну перестань!
Дело в том, что Генри чмокнул меня в правую щеку толстыми, подвижными губами. Он снова попытался поцеловать меня, и я со смехом отодвинула его морду.
– Никак не могу отучить его от этого, – призналась мама. – Генри очень настойчив. Он часто носится за мной по полю, требуя поцелуев, правда, милый? Ну, один или два я еще могу ему позволить, но постоянно целоваться – это уж слишком!
– Но почему он так себя ведет? Кто его этому научил?
– В общем-то, он слишком много общался с людьми, когда был маленьким. Он копировал поведение людей, поскольку лам вокруг не было. Теперь я пытаюсь исправить эту ситуацию. Кстати, Миранда, а ты не могла бы показать его в "Зверях и страстях"? Знаешь, чуточку рекламы не помешает, поскольку в настоящий момент мне не хватает клиентов.
– Я, конечно, спрошу, но вряд ли эта идея им понравится. Ты же моя мама. А что, поток желающих иссяк?
– По выходным еще куда ни шло, – ответила мама, пожимая плечами, – если, конечно, погода хорошая, а вот на неделе мало что получается. Наверное, следовало бы придумать что-то новое, но мне ничего не приходит в голову.
– А благотворительностью ты все еще занимаешься?
– Да, каждый вторник мы с Карлосом посещаем больницу в Истборне, где он развлекает пациентов. Но я бы хотела, чтобы они приносили какой-то доход. На прошлой неделе Педро пробовался для съемок рекламы пива, и на этом можно было бы неплохо заработать, но вряд ли его утвердили, иначе нам бы уже позвонили.
Внезапно зазвонил мой мобильник, и уши лам повернулись в мою сторону, как тарелки спутниковых антенн. Животные приблизились ко мне, чтобы лучше слышать.
– Миранда? – зазвучал из трубки смутно знакомый мужской голос. Тем временем Генри одарил меня очередным шершавым поцелуем.
– Да?
– Это Билл Макнот с Вест-драйв.
– Да, я слушаю… Ну-ка перестань, слышишь! Извините, это я не вам.
– А… э… вы спрашивали про Уайтов.
– Да?
– Так вот, пару минут назад звонила моя жена, и я рассказал ей о вашем визите. Она действительно кое-что знает о них.
– Правда? Это замечательно!
– В общем, хотя жена и не знает, где они живут сейчас, кто-то из друзей говорил ей, что Дерек Уайт умер лет восемь назад, а миссис Уайт перебралась в Норфолк, поближе к Майклу. Что касается Дэвида…
– Да? – Я почувствовала, как у меня участился пульс.
– По всей видимости, он стал фотографом. Живет в Лондоне. В общем, это все, что известно жене, но, надеюсь, круг немного сузился.
– Безусловно. Он фотограф? Что ж, мне будет легче его искать. Огромное спасибо за звонок. Я вам очень признательна.
– Кто это? – поинтересовалась мама, когда я щелкнула панелью телефона.
– О… я просто пытаюсь найти… старого… приятеля.
– Кого?
– Э… его зовут Дэвид.
– Дэвид? Не помню такого. Я его когда-нибудь видела?
– Нет, вряд ли.
Впрочем, как и я.
– Ладно, пора обедать. Мы направились в дом.
– Мам, я должна тебе кое-что сообщить, – осторожно начала я, пока мама открывала калитку.
– Что? – подозрительно глядя на меня, спросила мама.
– Ну… это касается… – промямлила я, заранее боясь результата.
– Твоего отца? – догадалась она. – Да?
– В общем, да… Ты угадала. На прошлой неделе я получила от него письмо.
– Правда? И что он пишет?
Хотя с момента развода прошло уже лет двадцать, мама по-прежнему весьма враждебно настроена по отношению к отцу. Это просто нелепо…
– Он уезжает из Палм-Спрингс.
– Вот как? Надеюсь, это все новости? – Она вздохнула с облегчением. – И где он собирается обосноваться? Снова где-то во Флориде? На Бермудах? Или еще в каком-то раю для игроков в гольф?
– Нет, ты не угадала… Он… э… решил вернуться сюда.
– Сюда? – Она встала как вкопанная.
– Да, сюда.
– Ты хочешь сказать – в Англию? – Я кивнула. На мамином лице застыла маска недоверия. – Зачем?
– Ему предложили работу.
– Неужели очередной дурацкий гольф-клуб? – уточнила мама, уверенно шагая к дому.
– Э… да, – ответила я, – так и есть.
– Надеюсь, где-нибудь у Джона О'Гроутса, – резко сказала она.
– Увы… это несколько ближе…
– Где? – спросила мама, останавливаясь опять.
– Э… примерно в пяти милях отсюда.
Это известие произвело оглушительный эффект. Она даже рот раскрыла от изумления.
– Неужели ты хочешь сказать – в пяти милях отсюда?
– Увы, я имею в виду именно это.
– Неужели речь идет о том чересчур модном заведении, которое строится в Южном Челвингтоне?
Я кивнула.
– Вот дерьмо, – сказала мама, закатив глаза.
– Слушай, мам, – обратилась я к ней, в то время как она снова решительно шагала к дому, бранясь на чем свет стоит. – Папа попросил сообщить тебе о его приезде только из тех соображений, чтобы ты не удивлялась, если вдруг вы, к примеру, случайно столкнетесь в супермаркете или еще где-нибудь.
– Не дай бог!
– Мам, но ведь это вполне может случиться, но теперь ты, по крайней мере, предупреждена.
– Хорошо, но больше ни слова об этом.
За ланчем мама попыталась объяснить мне свое отношение к папе.
– Это странно, – устало проговорила я. – Особенно если учесть, что ты так спокойно относишься к истории с Хью. Он ведь, между прочим, оставил тебя ради другой женщины.
– Да, – спокойно ответила мама, – все так и есть. Хью изменил мне с другой женщиной – привлекательной, богатой и, как говорят мои девочки, совершенно очаровательной блондинкой, которая вдобавок еще и младше меня на пятнадцать лет. Природное чувство справедливости подсказывает мне, что это вполне закономерно.
– Но он был твоим мужем, и у вас трое детей. Не думаю, что ему вообще следовало оставлять тебя.
– Ох, я даже не знаю, – со вздохом призналась она. – Мы ведь и до того уже очень отдалились друг от друга – почти не общались, к тому же девочки выросли. Но твой отец оставил меня ради игры. Это гораздо унизительнее! – раздраженно воскликнула она. – Ему словно бы не нравилось быть со мной. Всю неделю он играл по двенадцать часов в день – мы его почти не видели. У нас даже не было семейных праздников, поскольку он то и дело уезжал на очередной идиотский матч. Неужели ты ничего не помнишь, Миранда?
– Я помню, – горестно ответила я, – помню. Действительно, он редко бывал дома. Но…
– Ты знаешь, почему я назвала тебя Мирандой? – перебила меня мама.
– Да, ты мне довольно часто об этом рассказывала, – откликнулась я. – Ты назвала меня Мирандой, потому что папа так часто отсутствовал, что…
– …твое появление казалось мне просто чудом. В сущности, таким оно и было – чудесным!
Я слабо кивнула.
– И что бы твоему папе не увлечься игрой, которая интересовала бы и меня? – сердито пробормотала мама.
– Ты хочешь сказать, играй он в теннис, все было бы в порядке?
– Во всяком случае, мой гнев не был бы таким сильным. Но гольф – такая дурацкая игра, – фыркнув, сказала мама, открывая микроволновку. – Гонять какой-то крохотный мячик, портить пейзаж… Меня тошнит от одного вида этих искусственных площадок. Скоро сельской местности просто не останется – крутом будут сплошные фервеи да грины. А тебе в голову не приходила мысль о том, что в наши дни вполне возможно совершить кругосветное путешествие, вообще не покидая площадки для гольфа?
– Нет, признаться, не приходила.
– Ладно, когда этот идиот приезжает?
Я сказала ей.
– На следующей неделе? – завопила мама, едва не уронив лазанью.
По возвращении в Лондон я сразу же написала папе о том, что мама предупреждена.
"Она отнеслась к новостям спокойно, – солгала я. – Только слегка удивилась".
Потом я перешла к главному делу. Уткнувшись в "Желтые страницы", я принялась искать фотографов. Их было около четырехсот, но только одного из них звали Дэвид Уайт, причем его фамилия писалась иначе, чем у разыскиваемого мной, – не White, а Whyte. Впрочем, на той же странице я обнаружила номер телефона Ассоциации фотографов.
– У нас зарегистрировано три человека по имени Дэвид Уайт, – сообщила мне секретарь Ассоциации. – Кто из них вас интересует?
– Я в общем-то не знаю… – пробормотала я, что-то нервно рисуя на конверте.
– Не знаете? – удивилась она. – Как это так?
Я посмотрела в окно, выходящее на улицу, и заметила, что мимо проходит блондинка потрясающей красоты. Меня почему-то заинтересовало, кто она.
– Понимаете ли, я… не уверена, какой именно фотографией он занимается.
– Он работает в рекламном бизнесе? Печатается в периодике? Может, он сотрудничает с модельными агентствами?
– Увы, я не имею ни малейшего представления об этом. Я только знаю, что работает он в Лондоне. Или раньше работал.
– По нашим данным, все трое работают в Лондоне.
– И каждого из них зовут Дэвид Уайт?
– Да. Правда, один из них Дэвид М. Уайт, другой Дэвид Дж. Уайт, а третий – просто Дэйв Уайт. Какой из них вас интересует?
– Я точно не знаю, – промямлила я, чувствуя, как участился мой пульс. – А вы не могли бы дать мне номера всех трех?
– Только если вы звоните по работе. Мы не даем телефоны членов нашей ассоциации тем, кто разыскивает их по другим причинам. – Я услышала вздох Германа. – Для чего вам нужны их телефоны?
– Понимаете, я ищу его… по личным причинам. Он… мой Старый друг, – соврала я.
– Извините, но в таком случае я ничем не могу вам помочь. Впрочем, – продолжила она, – у нас есть веб-сайт – the-aop.org – где, возможно, размещены их телефоны.
– Спасибо, – сказала я, быстро нацарапав адрес.
Я нашла этот сайт и обнаружила, что все трое поместили на нем не только телефоны своих студий, но и номера сотовых, а также ссылки на собственные сайты. Я посмотрела на фотографии, помещенные на сайтах. Оказалось, что Дэвид М. Уайт работает в области моды, Дэвид Дж. Уайт – фотожурналист, а Дэйв Уайт занимается рекламой. Я списала все их номера. Звоня первому из фотографов, я мысленно отрепетировала, что я ему скажу. Ясное дело, мне не следует раскрывать секрет прямо по телефону. Сначала надо узнать, кто из них когда-либо жил в Брайтоне. Потом, установив, кто из них "правильный" Дэвид Уайт, я должна договориться о личной встрече, а потом… потом?.. А потом я все ему расскажу. Но как? Я снова посмотрела в окно. Как мне начать разговор? Я прервала набор.
– Не могу я этого сделать, Герман. – Пес явно сопереживал мне. – Это такой серьезный поступок. Мне нужно больше времени.
Начиная готовиться к вечеринке для щенков и доставая складные стулья, я пыталась представить себе, какой он, Дэвид Уайт. Возможно, похож на отца. Я помню зернистый снимок профессора Уайта, появившийся в "Таймс" на следующий день после случившегося. Подойдя к письменному столу, я извлекла из дальнего ящика папку и достала оттуда вырезку. Датированная двадцать вторым марта 1987 года, она была пожелтевшей и ветхой. "Ученому отправили посылку с бомбой", – гласил заголовок. Материал сопровождала фотография Дерека Уайта с подписью "Жертва борцов за права животных". Я в который раз перечитала статью.
"Пятидесятивосьмилетний Дерек Уайт, профессор биохимии в университете Суссекса, стал жертвой фанатичных борцов за права животных. Вчера в его дом в районе Куинс-парка (Брайтон) была доставлена посылка, содержащая бомбу. Взрывное устройство, замаскированное под видеокассету, а вовсе не под бумажные пакеты "Джиффи баг", которым обычно отдают предпочтение борцы за права животных, было доставлено ранним утром. Профессор Уайт, которому бомба предназначалась, избежал ранения, но его двадцатиоднолетний сын Дэвид, студент, по ошибке открывший пакет, получил серьезные повреждения рук…"
Я почувствовала приступ тошноты.
"Никогда раньше профессору Уайту не угрожали. Для его коллег это нападение оказалось полной неожиданностью".
Убирая папку на место, я вспомнила слова Джимми о том, что Дерек Уайт "сам напросился". Но что он имел в виду? Я снова поглядела на номера фотографов и решила позвонить им завтра днем, когда буду свободна. Все-таки сперва нужно морально подготовиться.
Я посмотрела на часы: оставалось всего полчаса до прибытия участников щенячьей вечеринки, и у меня еще было время проверить электронную почту. "Моя кошка только что окотилась, – писали в первом письме. – Я ужасно ревную и ничего не могу с этим поделать – теперь она все время занимается котятами и совсем забыла про меня. Нормально ли так ревновать кошку?" "Недавно я завел колли, – сообщали в другом, – но мне кажется, что собака невысокого мнения о моих умственных способностях". "Мой кролик отказывается размножаться", – жаловался еще один корреспондент. И тут зазвонил телефон.
– Миранда? Это Лили Джейго. Хочу сказать, что сегодня приеду к вам на вечеринку. Я только что прочитала о ней на вашем веб-сайте.
– А вы уже завели щенка?
– Да. Еще одну ши-тцу. Только вчера ее забрали.
– Как быстро!
– Из всего помета осталась только одна. Она совершенно потрясающая – ей почти двенадцать недель! Мы с Дженнифер считаем, что ей нужно как можно скорее включиться в светскую жизнь.
– К сожалению, все места уже заняты. Понимаете, Лили, максимальное количество участников – восемь, и сегодня у меня как раз столько и набралось.
– Но она ведь такая крошечная! Правда, Миранда, она вообще не займет никакого места. До встречи!
– Я имела в виду восемь человек, – поспешно сказала я, но моя собеседница уже повесила трубку.
И тут в дверь постучали.
На пороге стояли первые посетители: тибетский терьер Мейзи и его восьмидесятитрехлетняя хозяйка Филлис. Я знала старую даму еще в те времена, когда работала ветеринаром в Хайгейте, – тогда у нее жила собака по имени Кэсси. Бедняжка умерла в прошлом году, и Филлис была безутешна. Я посоветовала ей завести нового питомца.
– Не могу, – призналась тогда старушка, еле сдерживая слезы. Она была не в силах оторваться от огромного портрета Кэсси, висящего над камином. – Я просто не могу.
– Но почему? – спросила я. – Вы боитесь заводить собаку из-за вашего возраста? Но я уверена, что дочь всегда вам поможет.