На этот раз больше нет восторга, лишь настоящее исступление: Сюзанна под моей рукой "взрывается" с неистовой силой, открывается в последовательности глубоких ритмичных волн. Я ласкаю ее языком, захватывая лопатку. У меня такое чувство, как будто я тону в ней, впитываю ее, поглощаю ее целиком. Моя действующая рука не может дальше продвинуться ни вперед, ни назад, потирая, изучая, возвращаясь, погружаясь в глубину, выходя назад. Я не могу больше остановить себя. Я никогда не остановлюсь! Вместе мы больше не срываемся вниз, мы летим, мы проносимся над поверхностью, не касаясь ее. Я твой мужчина, моя женщина! Я твой фаллос, моя маленькая рабыня! Я бормочу все, что приходит на ум. Я не знаю, что говорю, я произносила неизвестные мне слова. Быстрее, быстрее, палец - мой резвый член, быстрый ствол, скоростной механизм; быстрее, Сюзанна, чудесно, мой член на твоем клиторе, давай, давай продолжай…
А затем я сразу, без перехода, успокаиваюсь. Я подаю ей команды: на спину, не двигайся, раздвинь ноги. Здесь моя работа несколько замедляется. Даже останавливается, так как я чувствую, что она почти в экстазе. Она дрожит, мне это знакомо: когда вдруг теряешь контроль над желанием или страстью, просто твоего тела не существует, и ты забываешь почему.
Она издает стон разочарования. Я улыбаюсь и утешаю ее. Моя Сюзанна… Я должна успокоиться даже больше, чем она, поскольку не знаю почему, но я совершенно была настроена на то, чтобы в любом случае не допустить кульминации.
У меня такое чувство, что все, что бы я ни завоевала для себя, я краду у нее.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем мне удалось снова приблизить ее к себе. Если воспрепятствовать исполнению ее желания, то и мое тоже не исполнится. Она с раздражением раскрывается, однако она все еще слишком близко, чтобы отказаться от оргазма.
Я снова обретаю чувство ориентации, а это случается со мной так часто, что именно сейчас я превосхожу саму себя. Все ее тело в поту. Подмышки мокрые и горячие, как и влагалище. Я погружаю в одну из них свой нос, язык. Она покорно поднимает руки, закидывает их себе за голову. Я позволяю своим губам и языку касаться ее влажной кожи, добавляя свой собственный пот и слюну. Характерный для диких зверей запах ее тела усиливается благодаря моему, и я опускаюсь ниже. Мой рот дотрагивается до ее лона, и я раздражаюсь, будто нахожусь под гипнотическим влиянием. Я знаю слишком хорошо, как это закончится. Я не хочу этого! Я мешкаю, колеблясь. Теперь моя очередь испытать неудовлетворенность.
Наконец-то именно она обхватывает мою голову руками, грубо наклоняет ее к своему лону, сопровождая это нетерпеливым и (я почти готова поклясться) сердитым вздохом. Я укушу ее, закричу! Однако чем большее отвращение я чувствую, тем большее желание испытываю быть неистовой, кусать ее; чем более нежным становится мой язык, тем более утонченными мои поцелуи и мягкими мои губы. Что-то подсказывает мне, что это единственный способ превратить мое отвращение в любовь.
Пронзительный вскрик Сюзанны звучит так страстно, ее оргазм настолько полон и глубок, что кажется, все разрешается безвозвратно, раз и навсегда.
Я никогда не забуду чудесно изнуренное лицо Сюзанны после экстаза, охватившего ее. Благодаря ей я познала рано - как познавала всегда - счастливую мимолетность обретенного удовлетворения. Она лежит на боку, разглядывая меня. Нежно гладит мои волосы. И смотрит на меня с удивлением.
- Ты намного сильнее меня, Нея, - говорит она мне. - Я всегда хотела другую девушку. Но мне никогда не приходила в голову мысль испробовать все.
- Почему нет?
- Я не знаю… Я привыкла думать, что одинока в ощущении определенных желаний… И потом… как мне объяснить - я не осмелилась бы… Я не смела…
- Ты не смела. Но во всяком случае, у тебя было сильное стремление…
- Да. Ладно, не совсем, но… Это было давно, когда я проводила свои каникулы в Шотландии у своей подруги Мари Макгарре. Мы с ней хорошо ладили. Она бывала в обществе со славным парнем. Я должна была быть ее спутницей. Ее родители оказались очень строгими католиками. Даже не возникало вопроса, чтобы предоставить Мари самой себе хотя бы на несколько минут. Но нам троим разрешалось подниматься наверх в комнату девушки, где стояло пианино. Считалось, что мы поем старинные шотландские баллады. К ее счастью, я играла на пианино. Сразу же, как только мы оказывались в ее комнате, они ложились вдвоем на кровать Мари. Я играла так громко, как только могла, и они подпевали более или менее в унисон.
Нужно ли мне говорить, что бывали моменты, когда я пела в единственном числе, и поверь мне, это всегда было нелегко, когда я могла слышать, как они вздыхают и тяжело дышат позади меня. Я просто не могла помочь себе, я должна была обернуться. Мари была такой же юной, как и ее дружок, имя его я забыла - что-то типа Джеримайа или Джошуа. Я не знаю, одно из этих библейских имен, только английское, прости, шотландское, может подойти. Самое смешное, что парень совсем не бросался на меня. У него была очень бледная белая кожа, местами розоватая - а меня это вовсе не привлекает. Мари, напротив, была совершенной красавицей, и, более того, она получала такое наслаждение от занятий любовью, что это сводило меня с ума. Я выводила эти шотландские народные песни на пределе своего голоса, но напрасно, потому что я могла думать только о ней…
- Но разве ты никогда не хотела заняться любовью с ними обоими?
- Нет, это было нереально, такую идею я ни разу не воплотила в жизнь. Но послушай, Нея, удивительно, что ты задаешь мне такие вопросы.
- Что в этом удивительного? Ведь не является больше удивительным то, что ты спишь с Морисом.
- Неправда, я не сплю с ним… Он действительно хочет меня, но я считаю, что с моей стороны было бы неразумно ему уступить.
- Неразумно, ты говоришь? Но, может быть, это потому, что ты на самом деле не хочешь…
- О да, я хочу… Послушай, я не совсем уверена. Я до этого занималась любовью с ребятами. Но дома я бы постоянно беспокоилась, хотя… Ты ведь знаешь, мама…
- Я не думаю, что это из-за мамы. Ты уверена, что Морис любит тебя?
- Конечно… Почему же он тогда женится на мне?
- А что, если он изменил свое решение?
- Если так, то, конечно же, я не буду цепляться за него, - ответила Сюзанна довольно резко.
Это, как я считала, не любовь. Если бы кого-то попросили спросить меня об этом же, я бы ответила: "Буду бороться не на жизнь, а на смерть".
Я на самом деле думаю, что все происходящее между Морисом и мной будет намного честнее. Я смотрю сестре в глаза: мне бы хотелось заставить ее объясниться. Она действительно не доверяет мне…
- Я не совсем понимаю, Сюзанна. Почему ты ничего не сказала, по крайней мере, Мари?
- Ты знаешь, Мари шотландка и католичка; хотя она поступала так, потому что ей этого хотелось, и могла совершенно забавно вести себя, вопросы, подобные этим, просто не обсуждались. Кроме того, что бы я ей сказала?
- Что ты тоже хочешь переспать с ней.
- Женщины не спят вместе. Они…
- Почему?
- Это считалось бы гомосексуализмом.
- А как насчет того, чем мы только что занимались?
- Это не то же самое, Нея… Ты моя сестра… Это моя ошибка. Я не должна была. Но я почти уснула и действительно не сознавала, что делаю.
- Тебе понравилось это?
- Конечно. Но не следует делать такое впредь.
- Почему, если мы занимались этим? Я никогда не слышала, чтобы ты стонала так с Морисом.
- Я объяснила тебе, что Морис и я никогда по-настоящему не занимались любовью.
- Все равно, когда он ласкает тебя, это что-то значит для тебя. А разве ты не ласкаешь себя, когда остаешься совершенно одна?
- Послушай, Нея, ты невозможна, задаешь такие вопросы… Ласкать себя - что это значит?
- Ну, я занимаюсь этим с десяти лет. Однажды, совершенно случайно, я начала, потому что моя ночная рубашка сбилась кверху между ног. Я не знаю, как это случилось. Я потерла немного, и это оказалось так чудесно, что я начала снова. Я проделывала это со своей рубашкой почти в течение года. Но каждый раз мне нужно было вставать и застирывать, поскольку она быстро становилась мокрой, поэтому я предпочитала пользоваться пальцем и играть с собой подобным образом. Да, я часто занимаюсь этим, каждый день, иногда несколько раз в день. Не говори мне, что ты не…
- Да, но…
- А когда ты начала играть сама с собой? Я смотрю на тебя, Сюзанна, и мне кажется, что ты еще ребенок. Вся напугана. Но то, о чем я спрашиваю тебя, так элементарно…
- Мне было по меньшей мере тринадцать, когда я начала…
- Ты уверена?
- Мне кажется так. Я не помню. Во всяком случае, не стоит подробно останавливаться на всем этом. Но ты не испорченная девушка, Нея. Ты всегда получаешь такие хорошие табели успеваемости…
- Я не уделяю этому все свое время. Так или иначе, у меня слишком много работы, и в школе, и вообще. Есть множество других вещей, которые мне нравятся. Хотя, честно, это одна из самых замечательных, не так ли?
- Нет, это не одна из самых замечательных вещей, - отвечает Сюзанна, опираясь на локоть.
Лицо ее принимает угрюмый вид, и она продолжает:
- Это детская привычка, которая в один прекрасный день должна исчезнуть. В твоей жизни появится мужчина, ты полюбишь его, и в этом все дело.
- Любовь - самое важное, ты права.
Я полностью согласна с Сюзанной. Именно поэтому Морис одним махом перечеркнул все мое прошлое. Однако я не могу сказать об этом Сюзанне. Морис сам должен объясниться с ней. Сейчас мы, она и я, занимались любовью, и она очень хорошо знает, что никогда это не сравнится с тем, что было между ней и Морисом. Хотя, что касается меня, я испробовала это с ними обоими.
По сути, существуют те, кого называют великими влюбленными. Минуту назад я думала о Джульетте, Джульетта была великой влюбленной. Великие влюбленные - это женщины, более подходящие для любви по сравнению с другими. Может быть, я в большей степени способна любить, нежели Сюзанна. Или иначе - и это более подходит - она еще не встретила мужчину, который ей нужен. Морис тоже ошибается. Все абсолютно очевидно: ты можешь сказать, точно ли ты любишь кого-то, когда спишь с ним. В этом смысле я люблю Сюзанну, люблю ее сейчас как никогда ранее.
- Мне кажется, если бы ты спала с Мари, ты бы знала точно, действительно ли вы любили друг друга… Стоило бы рисковать?
- Откровенно говоря, я почти переспала, - спокойно произносит Сюзанна. - Я никогда не забуду этого. Я упустила ее однажды вечером, когда Джеримайа или Джош, или как там его звали, пришел к ней в гости. Они забавлялись у меня за спиной, пока я тренькала на пианино, и, должна признаться, меня это чрезвычайно взволновало. Парень ушел, тогда я вернулась в свою комнату и разделась.
Я была как полусумасшедшая. Я говорила себе, что непременно вернусь в комнату Мари и скажу ей, что замерзла, скажу ей что угодно, но проскользну к ней в постель. Затем - мы подождем и посмотрим. Я стояла у ее двери и была готова постучать, когда поняла, что она уже погасила свет. Неожиданно я испугалась, я просто стояла как вкопанная, дрожа, в одной ночной рубашке. Я подумала, что она может пойти в ванную комнату, и в этот момент я воспользовалась бы возможностью присоединиться к ней. Но она не вышла. О, я стояла почти час. Мое сердце готово было выскочить из груди, но в конце концов я вернулась в свою комнату.
- Ты даже не играла с собой?
- Да… Это было не то же самое.
- О, мне все это слишком хорошо знакомо.
Не знаю, стоит ли все рассказывать Сюзанне? Ей нужно открыть глаза. Но одновременно я считаю, что это меня не касается. Она может подумать, что я переспала с ней сегодня лишь для того, чтобы утешить. Это неправда, я спала с ней, потому что люблю ее, так же сильно, как и Мориса. Трудно объяснить людям, что человек подразумевает под любовью. К счастью для Мориса, он мужчина. Вполне естественно, что он говорит и поступает в соответствии со сказанным. Хотя я маленькая, худая, плоскогрудая, это не вызывает у него отвращения. Он любит меня так сильно, что ничто больше не имеет для него какого-либо значения.
- Ты знаешь, Сюзанна, с Мари это определенно была любовь, и ты должна была сказать ей об этом. Я говорю тебе и знаю, что это правда - когда ты любишь кого-то, это совсем нетрудно. С самого начала вы спите вместе. Это очень важно, потому что только так вы будете уверены друг в друге. Если вы спите вместе, вы можете пожениться, если хотите, или принимаете решение жить вместе, в этом все дело…
- Да, ты кое-что знаешь, - улыбается Сюзанна.
Она спрыгивает с кровати и хватает меня за руку.
- Давай-ка иди в свою комнату. Я должна одеться. Морис будет искать меня, а я не готова… Значит, если я должна прислушаться к твоему совету, мне следует переспать с ним сегодня же ночью, чтобы определить, любит ли он меня…
- О нет, не с Морисом… Слишком поздно.
- Что ты подразумеваешь под этим "слишком поздно"?
Как глупо я поступаю! Нечаянно сорвалось с языка. Но, в принципе, положения вещей это не ухудшает. Когда Морис заговорит с ней, она вспомнит, что я ей сказала.
- Ты знаешь, Сюзанна, хотя ты только учишься, есть одна вещь, которую ты не должна забывать.
- Что это?
- Я люблю тебя, дорогая.
- Я тоже так считаю, дурочка.
- Нет, Сюзанна, не так, я действительно люблю тебя, люблю как мужчина.
- Как мужчина? Ты моя сестра! Хотя это не имеет значения, я люблю тебя тоже. Может быть, не как мужчину, но люблю.
- Как тебе больше нравится, но не забывай, что я тебе сказала, Сюзанна. Пожалуйста, никогда не забывай!
Глава 3
ХОЛОДНЫЕ КАНИКУЛЫ
Возможно, эта пустота как вакуум,
Но все же бездонная такая, что Бог и Дьявол вместе
Не заполняют ее.
Ненависть там умирает от удушья,
И никогда не проникает сильнейшая любовь.Валери Ларбо. "Поэмы А.О. Бариабута"
На каникулах я всегда теряю голову. Будто бы с наступлением этих дней открывается какой-то шлюз, и хлынувший поток захлестывает все и вся. Я, всегда такая прилежная и трудолюбивая, в начале каникул вдруг обнаруживаю, что мне нравится сама мысль о ничегонеделании. Ну вот, бездельничать - и все!
Каникулы - это добровольное заточение в дальней комнате или сарае, бесконечные прогулки в одиночестве, свидание со старыми любимыми книгами моего детства: серьезными и смешными, новыми или заново переплетенными и отреставрированными - "Трактир "Шестое счастье""", "Приключения Марко Поло"", "Маленькие женщины" или томики стихов Рембо и Верлена.
Рождественские каникулы в этот раз особенные. Я не забыла ни о своих книгах, ни о хорошем запасе английских леденцов, которые можно найти только в Париже. Но если что и заставляет меня сейчас чуть ли не прыгать от радости - так это любовь. А любовь и каникулы, как говорится, две большие разницы. Любовь - отнюдь не вечный праздник, скорее постоянное ожидание приключения и таинства, о которых я до сих пор узнавала лишь из книг, имея, в общем, слабое об этом представление. Любовь - исследование, восхитительная мука счастья, такая неожиданная, такая незаслуженная, что постоянно боишься растерять ее случайно.
Морис женился на Сюзанне. Мои чувства, однако, совсем не изменились. Напротив, стали еще сильнее. Я достигла зрелого возраста и понимаю: Морис действительно меня любит. Именно потому он и женился на моей сестре. После нашей с ним близости я была так счастлива, строила так много планов… Однако очень скоро я вынуждена была признать их призрачность и полную безнадежность. Не нужно быть гадалкой, чтобы понять, что родители вообще никогда не позволили бы мне выйти замуж за кого бы то ни было. Разве что если бы я забеременела…
Я хорошо знаю взгляды моих родителей. Однажды во время еды у нас зашел об этом разговор. По их мнению, девушка шестнадцати лет, которую они содержат, еще не созрела для материнства. Я представляю, что бы они сказали мне, если бы я поставила их перед свершившимся фактом. Но я не полная дура. Если бы Морис без обиняков объявил о нашей с ним связи, его просто моментально вышвырнули бы из дома. Поэтому единственный шанс для него сохранить меня - ничего не менять и жениться на моей сестре, став членом нашей семьи. И уже спокойнее ожидать подходящего момента.
Конечно, он все-таки должен был предварительно обсудить это со мной. Я немного дулась на него, но Морис был со мной так мил, что я простила его. Он знает, что я тоже люблю Сюзанну, а он отнюдь не хочет причинять ей боли. Поэтому ему не было нужды спрашивать моего мнения, ведь и я не хотела зла любимой сестре. Только кажется, что он все же должен был бы прямо сказать мне еще раз, что именно я - его женщина. Для него ведь вовсе не тайна, что отныне для меня не существует никого, кроме него. Вообще-то, предполагаю, что он потакает мне из чувства такта, будучи не совсем уверенным в моей любви. Выходит, он оставляет за мной право выбора?
- Я не хочу корчить из себя занудливого папашу, малышка, - сказал он мне спустя несколько дней после свадьбы. - Но мы с тобой, Нея, должны сейчас быть на высоте, в том числе и в нашей работе. Ты обязательно должна продолжать так же учиться, как и всегда, чтобы получить степень бакалавра. А я обязан сделать счастливой Сюзанну. Ты ведь тоже любишь ее, правда?
- Конечно, люблю!
- Вот видишь, - продолжал он, - перед нами обоими одна и та же проблема. И мы не должны разочаровывать твоих родителей.
- Это я знаю. Слишком хорошо знаю. Если мать и отец что-то пронюхают, мы пропали.
- Я рад, что ты это понимаешь.
По его внешнему виду мне показалось, что он как будто вдруг почувствовал огромное облегчение от того, что наконец высказался. Именно тогда мне все стало ясно.
С одной стороны, он готов принести себя в жертву ради меня, поэтому не повторил мне вновь о своей любви, не строил планы на будущее. Однако дал мне ясно понять, что, как и я, любит Сюзанну, скорее братской любовью, как сестру. И если он облегченно вздохнул, то лишь потому, что четко усвоил: малейшего подозрения со стороны родителей будет достаточно, чтобы разлучить нас навсегда. А он, в отличие от меня, не смог бы этого перенести. Я глубоко благодарна ему за правду. Я, откровенно говоря, сомневалась в нем, теперь же почти готова просить у него прощения. Но разве не так ведут себя наивные молодые девушки? Нет, я тоже должна просто ждать; наше воссоединение от этого будет только еще более радостным. Ведь быть женщиной означает также знать, когда нужно хранить молчание. Я собираюсь доказать Морису, что он не ошибся.
Я молчала, хоть это и было нелегко. Бракосочетание сестры с Морисом само по себе не создало для меня каких-либо дополнительных проблем. Прежде всего, я люблю свадьбы, а эта, в известном смысле, была моей собственной. Мэрия, церковь, подписи - во всем этом я находила успокоение. В самом худшем случае, если бы отец и мать неожиданно узнали, что произошло между Морисом и мной, им уже пришлось бы с этим смириться, пусть даже выразить недовольство. Теперь Морис их родственник.