Даша вышла в коридор, и обыденность этого выкрашенного кремовой краской помещения поразила ее. Она чувствовала, что в черной комнате вместе с белым венком невесты остался совершенно иной мир. Мир, где с ней происходило нечто таинственное, страшное и волшебное, - так, не видимое глазу, происходит превращение твердой скользкой куколки в воздушную, хрупкую бабочку. Ей захотелось вернуться и еще раз заглянуть в комнату. Но она не посмела. В холле та же девушка молча подала ей плащ. Даша вышла на улицу и с наслаждением вдохнула. Внезапно она поняла, почему нужно снять старые вещи. Это и есть та старая оболочка, которую сбрасывает бабочка. Да здравствует новая жизнь! Даша тихо, почти про себя, счастливо засмеялась.
* * *
- Здравствуйте. Я… от тети Маши. - Лифта в пятиэтажке не было, и Люба, взбираясь наверх, запыхалась. - Мне нужна баба Вера.
- Ну, я баба Вера, - после небольшой паузы, во время которой она бесцеремонно рассматривала визитершу, сказала женщина в приоткрытую щель двери.
- Извините. Тетя Маша сказала, что вы меня примете. Мне очень, очень нужно.
- Да уж, вижу, - неприветливо процедила женщина, с грохотом снимая цепочку и пропуская Любу в тесную прихожую. Была она в вытертом и засаленном на груди и животе вельветовом халате, голова повязана платком, а на носу у нее криво сидели очки в грубой дешевой оправе.
- Раздевайся. - Она кивнула на захламленную вешалку. Люба послушно сняла куртку и пристроила поверх какого-то древнего коричневого пальто. - Проходи, - так же неприветливо пригласила она Любу в комнату.
В комнате стояла убогая полированная мебель - два серванта инсультного вида на хилых ножках, с перекосившимися дверцами и стол, покрытый красной плюшевой скатертью. На том месте в сервантах, где обычно хозяйки расставляют перламутровый сервиз "Мадонна" и хрустальные фужеры, вплотную теснились иконы. Деревянные, с виду очень старые, и новые, бумажные, в окладах и без - большие и маленькие, они заполняли собой все внутреннее пространство. По стенам тоже висели иконы, и под некоторыми теплились огоньки. Пахло воском и церковью. На столе стояли чашка с остатками чая и блюдце с крошками.
- Садись. - Женщина указала Любе на стул.
Люба послушно села. Пакет с конфетами смущал ее, и она пристроила его на край стола.
- У меня… - начала Люба.
- Сама вижу, - перебила Любу хмурая баба Вера. - Порча у тебя. Недавно сделали, два-три дня. Делал сильный мастер, но материал у него был слабый. Потому ты только и жива сейчас. Видно, то, на чем делали, ты недолго в руках держала.
Люба тут же вспомнила тот самый стаканчик, за которым Светка лазила под прилавок, и внутри у нее что-то оборвалось.
- Вижу, сильно ты дорогу кому-то перешла, - продолжила бабка.
У Любы запылали щеки и уши.
- Вы мне поможете?
- Болею я, - сказала баба Вера. - А после тебя еще болеть буду. Нет, не возьмусь.
В глазах у Любы потемнело, и она почувствовала, что вот-вот упадет в обморок. Сердце глухо стучало где-то далеко, как будто и не в самой Любе.
- Я вам любые деньги… - прошептала Люба неверным языком.
- Не нужны мне твои деньги, - отрезала знахарка. - Пей!
Она плеснула воды из литровой банки, стоящей возле икон. Воды в стакане оказалось совсем на донышке, но Люба почему-то цедила ее крохотными глотками, стуча зубами о край стакана.
- Святая вода, - пояснила целительница. - Крещеная ты? - поинтересовалась она у Любы.
- Крещеная, крещеная. - Люба все никак не могла отдышаться. - Крещеная я.
- Как имя, раба Божия?
- Люба. Любовь, - поправилась она.
- Хорошо. Сюда садись. - Бабка указала на другой стул, стоящий в углу под иконами. - И не думай, что я тебя пожалела, я таких, как ты, не жалею. Просто с тем, кто это сделал, у меня старые счеты. Никогда ему надо мной верх не взять! - Она снова сверкнула очками, а Любе внезапно стало так страшно, что она почувствовала, как мелкие волоски у нее на руках разом встали дыбом. На ватных ногах она подошла к стулу и села. Бабка, скрипнув дверцей, достала из серванта какое-то черное покрывало и небольшой обмылок, каким обычно закройщики размечают линии на ткани.
- Мыло, каким покойника мыли, - равнодушно пояснила она, начертила на покрывале какие-то знаки и обернула его вокруг Любы. Из серванта же она извлекла толстую восковую свечу, зажгла ее и воткнула в банку, в которую было насыпано какое-то зерно. В эмалированную миску знахарка плеснула святой воды и поставила на табурет перед клиенткой.
- Закрой глаза! - велела она.
Люба послушно зажмурилась. Сердце бешено колотилось где-то в горле. В темноте она слышала, как бабка Вера, шаркая, ходит вокруг нее, как под скрип рассохшегося паркета что-то шепчет и отплевывается. "…Одни отпели, другие терпели, а третьи пришли играть, с рабы Любови смертную приковку снять…" Люба сильнее сомкнула веки. Темнота перед ней расцвела яркими пятнами…
- Открывай, открывай глаза. - Баба Вера трясла ее за плечо. - Все. Все уже. Сомлела ты, что ли, не пойму? Видишь? - Она указала Любе на миску с водой. В миске плавал причудливым островком воск. - Вот она, твоя порча, вылилась. Никого не узнаешь?
Люба вгляделась. Внезапно Светкино улыбающееся лицо всплыло у нее перед глазами.
- Узнаю, - сипло произнесла она. - Подруга моя сделала, да?
- А ты подруге верни то, что взяла, иначе в следующий раз никто за тебя не возьмется! И даже я тебе не помогу. Ты ведь у нее две вещи взяла. - Знахарка со стуком переставила миску на стол. - Одна вещь - деньги, пять тысяч… - Она ткнула в миску пальцем. - Да это не главная вещь, не из-за нее делали; а вот другая - ты сама знаешь. За три дня верни ей все. Завтра с утра пойдешь в церковь, покаешься и исповедуешься. И закажи по себе сорокоуст. В церкви поставишь три свечи - Спасителю нашему, Богородице и Пантелеймону-целителю. Как из церкви пойдешь, не оглядывайся, милостыни никому не подавай. Водой этой, - Вера Ивановна слила воду в банку, - умываться будешь три дня по утрам, до восхода солнца. А теперь иди, - указала она Любе на дверь, - раба божья Любовь, а то нехорошо мне что-то стало…
Люба выскочила в коридорчик, прижимая к груди банку, быстро натянула куртку, шапку. Бабка Вера прошаркала за ней, протиснулась мимо и открыла Любе.
- Спасибо вам, Вера… - пролепетала Люба, оборачиваясь.
- Спасибо не говорят, - оборвала ее бабка, сняла очки и впилась в Любу взглядом. - Адрес мой забудь, больше тебе сюда ходить не надо.
* * *
- Давно сидишь?
- Оля, как тебе не стыдно! Хоть бы записку оставила!
- Ты ж сказала, что после четырех придешь, - прервала поток упреков Ольга, отпирая дверь.
Даша вспомнила, что действительно сказала так, и принялась оправдываться:
- Такая неразбериха… У меня группу забрали елку ставить. Я пришла - а тебя нет. Третий час тебя жду. Испугалась даже. Ты что, в консультацию ходила, да?
- Почти что. - Ольга стащила с ног сапоги и швырнула их в угол.
- Как это - почти что?
- Ходила. Только не в консультацию. Ну не могу я так больше! - воскликнула Ольга, и Дашка вдруг увидела, как осунулась за эти дни подруга. - Я хочу знать, где он живет, что с ним. Я его жена, в конце концов!
- Олечка, успокойся. Так куда ты ходила? Тебе же говорили не ходить никуда…
- Говорили, говорили! Ничего оно не действует, их хваленое колдовство! Уже неделя прошла, и что? Где результат? Я узнаю, где он живет, и сама к нему пойду!
- Оля, куда ты пойдешь? Ты же все испортишь! Куда ты сейчас ходила?
- Куда, куда… В детективное агентство, - буркнула Ольга.
- Не нужно было никуда ходить. - Дашка расстроилась. - Просто чувствую я, что не нужно.
* * *
Андрей сидел в машине и ждал Алену. Девушка опаздывала. Он уже полчаса стоял в условленном месте. Почему Алены так долго нет? Неужели что-то случилось? У него в багажнике лежала небольшая пушистая ель. Небольшая потому, что квартира у Алены тоже небольшая. Обычная малогабаритка в одном из спальных районов города. Он переехал к ней неожиданно для себя. Их роман развивался настолько бурно, что он не стал ни о чем думать, а просто дал себя захватить мощному потоку, в котором было все, что давно уже исчезло из его повседневной жизни, - романтика, страсть, неприкрытая чувственность. Он вспомнил их первую встречу и закрыл глаза. И тотчас же перед ним встала Алена, какой она была в тот день. Она в прямом смысле слова свалилась к нему на капот, когда он выруливал со двора офиса. Она бежала куда-то, размахивая маленьким деловым портфелем, погруженная в какие-то важные деловые мысли. Подумать только, она его не заметила! Андрей запоздало испугался - что было бы, едь он хоть немного быстрее. Он коротко вздохнул. Она сломала каблук и грохнулась прямо перед капотом. Каким-то чудом он успел затормозить. Выскочил из машины и поднял ее. Капюшон шубы слетел, заколки вылетели из прически. Никогда он не видел таких волос - темно-каштановых, блестящих, ниспадающих тяжелой волной. Он думал, что такие волосы существуют только в рекламе шампуней. Но у нее были именно такие волосы, и пахли они изумительно. Поднимая ее, он почти коснулся их лицом. Она ругала и отталкивала его, но - один высоченный каблук был сломан, колготки порваны, да и ногу она сильно ушибла о лед. Она кричала, что опаздывает на какое-то важное совещание, но он все равно усадил ее в машину и отвез домой - переодеться и оказать первую медицинскую помощь.
На совещание она так тогда и не попала. Первая медицинская помощь закончилась тем, что они занимались любовью весь оставшийся день и длинный зимний вечер и пили шампанское, очень кстати оказавшееся в ее почти пустом холодильнике. Потом ему не хотелось уходить, и на глазах ее были слезы, когда поздно ночью они все-таки расстались. Да, у нее на глазах были слезы - он бы мог в этом поклясться. Они договорились встретиться на следующий день, и он почти ничего не помнил из этого дня: ни как ушел утром из дому, ни как работал - только то, что в четыре часа она будет ждать его в этом самом месте. Он думал, что она не придет, но, когда подъехал, Алена уже ждала его и показалась ему еще красивее, чем вчера. Они начали целоваться прямо в машине, и непонятно было, как он вообще тогда доехал…
Каждый день он находил в ней все новые достоинства и оправдывал недостатки. Прекрасная собеседница, умница, красавица. Изумительная любовница. Деловая женщина, не какая-нибудь сидящая дома рыночная кошелка. Пунктуальна, еще ни разу не опоздала… Он посмотрел на часы. Неужели она забыла? Он ждет ее почти час! "Абонент вышел из сети и временно недоступен…" - Андрей выругался и дал отбой. Может, у нее трубка села? Может, подъехать к ней на работу? Он вдруг озадачился. На какую работу? Один раз она неопределенно махнула рукой в сторону зданий, мимо которых они проезжали: "Моя работа…" Банк, контора, институт? Утром она уезжала из дому на час раньше его - "на работу". А вечером они встречались здесь. Он подождал еще, потом завел остывший движок. Нет, нужно ехать. Что-то случилось. Или ее задержали, или она забыла об их встрече. В глубине души он не верил, что она могла забыть. Значит, задержали. И у нее разрядилась батарея, а звонить с городского на мобильный у них в офисе не разрешают. Да, именно так. Он с облегчением вздохнул. Он подождет ее дома. Заодно купит по дороге чего-нибудь поесть - Алена не отличается склонностью к ведению домашнего хозяйства.
Захлопнув за собой дверь, он подумал, что нужно сменить этот примитивный замок. Да, пожалуй, и дверь тоже ненадежна - хлипкая фанера, такая вылетит от хорошего удара ногой. Как это ее до сих пор не ограбили? В подъезде нет даже домофона. А у Алены явно есть что брать - драгоценности, несколько шуб, дорогой музыкальный центр, плюс ноутбук, который он ей подарил… И такие несерьезные препятствия. Придется этим заняться. Потянувшись, чтобы повесить пальто, Андрей вдруг увидел, что в шкафу нет именно этих ее шуб, о которых он сейчас думал. Вообще, шкаф был почти совершенно пуст, если не принимать в расчет сумки, с которой он ушел из дома, трех белых рубашек и сменного костюма, сиротливо висящих посреди пустого пространства.
Андрей стремительно прошел в комнату и включил свет. Пластиковая люстра "под хрусталь" резко вспыхнула, щелкнула, и в ней стало на одну рабочую лампочку меньше. На полу валялась какая-то бумажка. Он машинально подобрал ее. Телевизора и музыкального центра не было. От них остались только чистые прямоугольники посреди пыльного поля. Бегло осмотревшись, Андрей не обнаружил никаких Алениных вещей. Все было сдвинуто со своих мест, как будто кто-то выезжал в большой спешке. Один стул валялся посреди комнаты, глупо задрав ревматические деревянные ноги. Он поднял его и сел. Он все еще не понимал, что случилось.
* * *
- Наконец-то. Где ты была?
- Я тебе не жена, чтоб докладывать, где была!
Владимир опешил. Никогда он не поймет этих баб. Он только пошел купить ей булочку, да еще по дороге взял пачку сигарет, а когда вернулся, ее уже и на рынке не было! Зинка в красках живописала ему, что произошло. Да хрен с ними, с деньгами этими! Заработаем.
- Любань, ты чего? - Он с сочувствием тронул ее за руку. - Ты за товар так переживаешь, да? Да черт с ним, с товаром. Хорошо, что жива осталась…
- Не трогай меня, - прошипела Люба.
Владимир пожал плечами.
- Ужинать будешь?
- Аппетит отшибло. Значит, так. Собирай быстро свои манатки и катись к своей ведьме. И чтоб через десять минут тебя здесь не было.
Владимир Парасочка вспыхнул. То есть как это? Она его выгоняет, что ли? Из-за того только, что он ходил за этой дурацкой булочкой? Одна машиной попрекала, а эта вообще из-за булочки?! Он понимает, что ей обидно, но вот так, не из-за чего… Ладно, не будем ссориться по пустякам. Он поднял руку, чтобы обнять любимую женщину, но Люба буквально отпрыгнула от него.
- Отойди от меня!
- Да ты что, совсем спятила! - рассердился Владимир. - Я тут суп сварил, картошку потушил с мясом, а она явилась - и на тебе!
- Не буду я жрать твой гребаный суп! - Люба метнулась в кухню. На глазах у остолбеневшего сожителя она схватила кастрюлю, прошла в туалет и демонстративно вылила суп в унитаз. Еще минута - и туда же отправилась картошка.
- А теперь - иди отсюда, к заразе своей, ведьме иди, чтобы духу твоего больше в моем доме не было… - Люба открыла дверь в подъезд. - Чтобы…
- Да иди ты сама знаешь куда! - Владимир вдруг вплотную придвинулся к ней, и Люба на мгновение почувствовала тот древний страх, который испытывает перед разгневанным мужиком любая баба, даже самая отъявленная феминистка. Она отвела взгляд и медленно, задом отступила в кухню. Он двинулся было за ней, но она взвизгнула и захлопнула дверь прямо у него перед носом. Владимир услышал скрежет и понял, что любимая женщина забаррикадировалась от него, придвинув к двери тяжелый стол. Она продолжала чем-то греметь, но его это уже не интересовало.
- Дура, какая ж дура! - Он сплюнул прямо на стерильный пол уютного гнездышка Любови Павловны Крячко. Потом прошел в комнату и собрал свои вещи. Их было совсем немного. Ладно, она еще пожалеет! Больше всего его обидело то, как она расправилась с ужином. Сама ничего готовить не умеет, а туда же! Дура, истеричка! И с этой дурой он собирался прожить остаток жизни! "Светка никогда бы такого не сделала", - вдруг запоздало подумал он и с досадой пнул пуфик в виде божьей коровки, подвернувшийся ему на пути. Светка! Светка его тоже выгнала. Да пошли они все! Бабье. Только о себе и думают. На дачу - вот куда он поедет. Только заберет ключи. Не может Светка не отдать ему ключи. Он и так ушел и не взял ничего. Он прислушался. В кухне было тихо. "Я пошел", - произнес он в сторону, все еще надеясь, что она выйдет и извинится за загубленный ужин. Но она не вышла. Да ничем она не лучше других! Такая же набитая дура. Со стуком выложил из кармана ключи от ее квартиры и переступил порог, чтобы больше никогда сюда не возвращаться. Хлопнул дверью. Постоял на площадке, ожидая лифт и все еще не веря, что отсюда его только что выгнали. Да нет, не выгнали. Он сам от нее ушел. Идиотка!