Из докладной записки матроса Людевига; "Шифрованная записка, посторонние на корабле, распущенность экипажа, доступность к погребам, вообще порядки, которых ни один капитан торгового, грузового парохода у себя не допустил бы, делали на "Пересвете" вполне возможным устройство взрыва со злым умыслом. Если предположить, что в задание, полученное, германским агентом, входило не только утопить корабль наш, но и загородить Суэцкий канал, то картина будет ясна. "Адская машинка" в виде часового механизма, имеющая, скажем, внешний вид термографа Ришара или барографа, приборов на военных кораблях обычных, с парой фунтов взрывчатого вещества и ударным приспособлением была внесена на корабль и помещена в одном из носовых погребов или же вне его, у тонкой переборки, отделяющей его от соседнего помещения. Для воспламенения наших 10-дюймовых полузарядов (не патронов), хранившихся в медных цилиндрах, с неплотными крышками, многого не нужно. Загорелось сначала несколько штук, затем пожар увеличился. Характерного взрыва не было, иначе разворотило бы всю носовую часть корабля. Часы поставлены на момент, когда корабль должен быть, по расчету, еще в канале. Если "адский прибор" закладывал кто-либо из экипажа корабля, то искусители могли его убедить, что он наверняка спасется. "Ведь тонуть "Пересеет" должен, - могли им говорить, - на глазах у десятков французских, английских, итальянских и других военных и коммерческих судов. Сотни шлюпок и паровых катеров бросятся к месту катастрофы". Соображение о возможной гибели массы людей для подлеца необязательно, да, кроме того, при взрыве в погребе, когда по команде "Все наверх! С якоря сниматься!" в носовом отсеке под палубой почти никто не должен оставаться, число погибших было бы минимальным. Если финал построенной мною гипотезы разбивается и, может, виновник взрыва погиб вместе с кораблем, тому виною наш выход на час раньше, чем предполагалось".
Н.А. Черкашин так пишет о ходе расследования "Дела "Пересвета": "Прибыв в начале июля 17-го года в Петроград, матрос-делегат направился в военную секцию Совета рабочих и крестьянских депутатов. У военной секции хлопот был полон рот, прошлогодние дела ее интересовали мало, но все же снабдили настырного матроса адресом канцелярии морского министра и нужными телефонами. Людевиг сам добился приема, правда, принял его не морской министр, а помощник - капитан 1-го ранга Дудоров. Все же матрос-охотник выполнил поручение команды: после его визита была назначена при военно-морском прокуроре Комиссия по расследованию обстоятельств покупки, плавания и гибели крейсера "Пересвет". Возглавил ее член Петроградской думы И.Н. Денисевич. Вошли в нее представители от Морского генерального штаба лейтенанты Мелентьев-второй и Кивеветтер (однокашник Домерщикова), представители Петроградского Совета депутатов Анплеев и Овсянкин, а также два делегата от команды "Пересвета" - матрос-охотник Людевиг и минный машинист Мадрус. Комиссия начала свою работу с допроса бывшего морского министра адмирала Григоровича и его помощника графа Капниста. Вопрос был поставлен в лоб: "Знали ли вы о скверном состоянии судов, купленных у Японии?" Григорович ответил уклончиво: дескать, "Варяг", "Чесму" и "Пересвет" принимала авторитетная комиссия, она пусть и несет всю полноту ответственности. Вызывали на допрос и бывшего начальника Морского генерального штаба адмирала Русина, но он поспешно отбыл в Крым… Тем же летом из Парижа в Порт-Саид выехала еще одна комиссия, которую возглавлял бывший свитский контр-адмирал крутоусый красавец С.С. Погуляев. Комиссия должна была опросить тех матросов, которых оставили дожидаться судоподъемных работ. Миссия Погуляева заключалась еще и в том, чтобы заставить англичан ускорить осмотр водолазами затонувшего "Пересвета". Тогда бы удалось решить главное: наскочил ли крейсер на плавучую мину или его погубила "адская машинка". Однако англичане, сославшись на "трудное положение в Палестине", водолазов так и не выделили. Во французском городе Иере, где находилась большая часть спасенной команды, работала третья следственная комиссия под руководством младшего артиллериста "Пересвета" лейтенанта Смиренского. Наконец, в Архангельске опрашивала возвращавшихся на родину пересветовцев четвертая следственная комиссия… Больше всего меня интересовало, что же показал сам командир "Пересвета", капитан 1-го ранга Иванов-Тринадцатый. Трижды просмотрев весь рулон микрофильма, я так и не обнаружил ни одной его объяснительной записки. Зато наткнулся на телеграмму, посланную председателем следственной комиссии русскому морскому агенту в Египте, капитану 1-го ранга Макалинскому: "Срочно ускорьте отъезд Иванова-Тринадцатого в Петроград". Телеграмма была отбита в июне, но только в середине августа Иванов-Тринадцатый, сдав остатки команды под начало Макалинского, отправился на родину. Путь он выбрал не самый близкий - вокруг Азии во Владивосток. Он явно не спешил предстать перед столом следственной комиссии. В Москву он прибыл где-то в октябре, остановился у родственников, а затем инкогнито выехал в Петроград. Его разыскивали, его ждали…
В дневнике он объяснил свою неявку так: "По моему прибытию в Россию политические события развернулись так, что попасть в Петроград и явиться по начальству я уже не имел возможности". Но это всего лишь отговорка. Бланк с криво наклеенной телеграфной строчкой утверждает обратное: "По сведениям комиссии каперанг Иванов-Тринадцатый находился в Петрограде 19 января 1918 года". Кто-то его узнал на улице и сообщил в комиссию… Если бы Иванов-Тринадцатый действительно был уверен, что "Пересвет" наскочил на германскую мину, он со спокойной душой (вина на англичанах) держал бы ответ перед следствием Но он-то хорошо видел с мостика, что никакого водяного столба не было, как не мелькала в волнах и головка перископа. Взрыв был внутренний! К этому же выводу, итожа главу о "Пересвете", приходит и Ларионов (сын участника Цусимского сражения и старейший хранитель Центрального военно-морского музея): "Таким образом, во Франции, в Петрограде и Архангельске в разное время были даны три показания матросов, наводящие на мысль о возможности гибели "Пересвета" от заложенной по указанию немцев в день его ухода из Порт-Саида "адской машинки". Обстоятельства взрывов перед гибелью "Пересвета" до известной степени подтверждают это предположение: сначала взрыв без сильного звука как бы в районе тринадцатого погреба, затем большой взрыв у носовой десятидюймовой башни".
* * *
Вскоре после трагедии "Пересвета" в гавани Таранто взлетел на воздух новейший итальянский дредноут "Леонардо да Винчи". Спустя какие-то полторы недели после гибели "Леонардо да Винчи" в один и тот же день, 11 августа 1916 года в один и тот же час произошли взрывы на русском пароходе "Маньчжурия" и бельгийском "Фриханделе". Первый стоял в порту Икскюль, второй - у пристани в шведском порту Якобстаде. Оба судна каким-то чудом остались на плаву. Это помогло быстро установить причины взрывов - специальные подрывные машинки.
А 7 октября 1916 года в Северной бухте Севастополя взорвался новейший российский линкор "Императрица Мария". А спустя несколько месяцев, в январе 1917 года разорвало на куски японский броненосный крейсер "Цукуба".
Русский морской агент в Японии доложил в Петроград, что наиболее вероятной причиной гибели "Цукубы" он считает диверсионный акт германской разведки. На след германских диверсантов напали и итальянские спецслркбы после взрыва "Леонардо да Винчи". Отметим, что и на "Пересвете", и на "Императрице Марии", и на "Леонардо да Винчи", и на "Цукубе" взрывались артпогреба под носовой башней главного калибра. Кстати, и на "Аскольде" предполагалось взорвать именно носовой артиллерийский погреб. Случайное совпадение или хорошо отлаженная система?
Нельзя сказать, что в Петрограде не понимали всей опасности происходящего. Не столь давно была найдена весьма любопытная телеграмма № 2784/12 от 6 марта 1917 года: "Нагенмору от Агенмора в Риме. Источник-4. Кража документов австрийской шпионской организации в Цюрихе была совершена наемными ворами-специалистами, нанятыми итальянской контрразведкой. Найдена целая сеть шпионажа в Италии, где участвовали почти исключительно итальянцы, среди которых много ватиканских. Найдены следы организации взрывов на "Бенедетте Брине" и "Леонардо да Винчи" и готовящиеся взрывы еще на двух. Взрывы были совершены итальянцами при помощи особых приборов с часовым механизмом, работавших с расчетом произвести ряд взрывов в разных частях корабля через короткие промежутки времени, чтобы затруднить тушение пожаров. Указание на хранение документов в Цюрихе было получено еще при первом раскрытии части шпионажа, о котором я телеграфировал 5 января. Беренс".
Возможно, через некоторое время российские контрразведчики и вышли бы на след диверсантов Германии и Австро-Венгрии, но грянула вначале одна революция, а следом за ней другая, и всем сразу стало не до таинственных подрывников.
Увы, реальность нашего бытия такова, что, как правило, мы практически никогда не можем узнать всю правду о тайных делах прошлого, тем более если за этими тайнами стоят специальные службы. Секретные архивы всех государств, без исключения, свято берегут свои сокровенные тайны. А потому вряд ли мы когда-нибудь узнаем всю правду о взрывах кораблей союзников в годы Первой мировой войны, как и всей правды о том, кто же все-таки на самом деле и зачем пытался взорвать крейсер "Аскольд" или хотя бы сымитировать этот взрыв, какие силы в реальности стояли за "тулонским делом".
Глава двенадцатая.
НА КОМАНДИРСКОМ МОСТИКЕ
Как бы то ни было, но пока история с попыткой взрыва корабля, следствием, судом и расстрелом матросов-террористов отступили на второй план. Сейчас же Кетлинскому и всем остальным аскольдовцам надо было решать вопросы по скорейшему завершению затянувшегося ремонта, отработке экипажа и выходу в море для выполнения поставленных командованием боевых задач.
Службу новый командир знал и требовать с подчиненных, судя по всему, тоже умел, а потому за дело он взялся основательно.
Прежде всего командир решил подтянуть дисциплину на корабле, обратив главное внимание на офицеров: запретил ночевать на берегу, пить вино в кают-компании, заставил выходить на все разводы личного состава и участвовать в работе наравне с командой, обязал читать матросам лекции по специальным и общеобразовательным наукам. Офицерам пришлось засесть за книги и готовиться к лекциям. Начались регулярные занятия с командой по специальности, уставам, грамоте, арифметике, боевые учения. Одновременно по просьбе Кетлинского лейтенант английского флота Пуне, специалист по физкультуре, организовал занятия с командой крейсера по образцу английского флота. Доктор Анапов проводил занятия по гигиене и профилактике венерических заболеваний, что после длительного пребывания в Тулоне было весьма актуально.
Из воспоминаний инженер-механика крейсера "Аскольд" В.Л. Бжезинского: "Относительно создания "нормальной жизни" Кетлинский заботился своеобразно, так через несколько дней после расстрела он просит возвратить следователя Найденова на корабль и 20 сентября производит дополнительную отправку команды в Архангельск. В то же время издается приказ, запрещающий нижним чинам сноситься на берегу с лицами, знающими русский язык, и когда по доносу священника ему стало известно, что унтер-офицеры Лебедько и Феоктистов участвовали в разговоре с русским, он разжаловал их в рядовые "за сношения с русскими на берегу, несмотря запрещение". Еще приведу пример, как Кетлинский чинил соломонов суд и насаждал повиновение начальству. Артиллерийский кондуктор Василий Огарков, возвратившись на корабль с патрульного дежурства в Ля Сейне, отрапортовал старшему офицеру, что во время е обхода вечером 5 ноября 1916 г. произошло следующее. Находясь в одном доме, он на улице услышал громкий разговор. Подойдя к окну, Огарков увидел строевого боцмана Ершова, фельдфебеля минной роты Евграфова и кочегарного унтер-офицера Панина, все - солидные сверхсрочники. Панин был заметно пьян. На мое предложение возвратиться на корабль, докладывал кондуктор, Панин разразился бранью и обругал меня. Кетлинский предложил лейтенанту Булашевичу произвести дознание. При этом выяснилось, что Огарков, числясь в обходе, фактически находился у своей девушки Марии Белектрикс, с которой он проживал у Арсенальных ворот порта. Ершов, Панин и Евграфов проходили вечером в день происшествия мимо бара, который содержали сестры Францена и Марсель. Ершов пригласил приятелей зайти в бар и обещал бесплатно угостить, но дверь оказалось закрытой. Начали стучать. Открылось окно на 2-м этаже. Панин сказал: "Посмотри, вот тебе и хозяйка глядит!" - Хороша хозяйка, выйдет и заберет", - ответил Ершов с иронией, заметив в окне кондукторскую голову. В это время послышался из окна голос Огаркова: "Хороши… я не думала, что вы обо мне так думаете!" В ответ пьяный Панин сказал в сторону своих компаньонов: "Недолго им осталось нас забирать да арестовывать, скоро наш верх будет!" После этого диалога товарищи взяли Панина под руки и ушли. При этом при следовании сверхсрочники не остались в долгу у кондуктора Огаркова и напомнили, как он недавно отплясывал в баре, надев на себя юбку своей Мери, а она, оставшись в панталонах, канканировала в кондукторском кителе и форменной фуражке. Все это происходило после тяжелых потрясений на крейсере, когда командир докладывал по начальству, что на корабле им установлены порядок и спокойствие. Кетлинский распорядился старшему офицеру сделать кондуктору Огаркову словесный выговор, Панина арестовать на берегу на 30 суток, а Ершова разжаловать в рядовые".
Капитан 1-го ранга К.Ф. Кетлинский сообщил начальнику Генерального морского штаба о том, что после выхода из дока 14 сентября, отправки 113 человек в Россию и казни 4 матросов на крейсере началась нормальная жизнь при строгом корабельном режиме. Если судить объективно, то Кетлинский в какие-то четыре дня навел на корабле уставной порядок. Далеко не каждый офицер способен на такое. Впрочем, усердие Кетлинского в наведении порядка на "Аскольде" так и не было никем оценено по достоинству. Но в этом ли беда? Главное, что матросы снова были готовы к плаванию и бою.
Одновременно командир потребовал пополнить команду специалистами разных специальностей и просил произвести тщательный отбор унтер-офицерского состава, а также по возможности во избежание возможных диверсий в будущем обеспечить его надежными информаторами. Кое-кого ему прислали уже в Англию, однако до самого прибытия в Мурманск команда крейсера так и осталась неукомплектованной.
Занялся Кетлинский и офицерами корабля. Из воспоминаний все того же инженер-механика крейсера "Аскольд" В.Л. Бжезинского: "Произведя проверку знаний офицерами корабля, он в особом приказе отметил полную неудовлетворенность их познаниями и требовал детального изучения крейсера по отсекам. Он обязал офицеров читать регулярно лекции и курсы матросам по утвержденной им программе, разрешил групповую читку газет офицерами рот и организовал начало просветительного обслуживания. Приобрел "волшебный фонарь", оркестровый инструмент, спортивный инвентарь. В середине ноября прибыли из Архангельска 114 человек, профильтрованное пополнение, и позже часть команды с затонувшего крейсера "Пересвет". Обновление команды, твердость руководства и эрудиция командира, а также культурно-просветительные мероприятия были восприняты старшими матросами как либерализм. Они создали Кетлинскому хорошую характеристику и расположение, что закрепилось его отношением к Февральской революции, которая, как уже было сказано, застала крейсер в Англии. Им был допущен ряд встреч с видными русскими эмигрантами: на корабле читал лекции Майский, приглашался князь Кропоткин и социалисты из национального Союза моряков. Этот союз преподнес команде знамя и предполагал отправить на "Аскольде" в Россию делегацию английских рабочих - пацифистов".
Не жалея денег, на корабль закупили все новейшие лекарства. Командир с доктором организовали и лечение зубов у французских стоматологов - на крейсере 133 человека нуждались в срочной помощи дантиста, а на борту отсутствовали необходимые простейшие средства и специалисты.
Занялся новый командир и профилактическими мерами от революционного влияния, вернее, от влиянии возможных подрывных элементов, в том числе и от реальных диверсантов.
Из воспоминаний инженер-механика крейсера "Аскольд" В.Л. Бжезинского: "Кетлинский принял меры по вовлечению французской полиции по наблюдению за командой крейсера во время пребывания на берегу. 7 ноября он жалуется военно-морскому агенту в Париже на то, что Петерсен, продолжая наблюдения за революционной пропагандой, установил, что в Тулон недавно приезжал Виндинг, затем Тинников, в 112-м полку в Тулоне служит солдатом бывший матрос с крейсера "Потемкин" и снова имеет встречи с командой. Кетлинский просил морагента договориться с секретной полицией об информации и наблюдении. Кетлинский непрерывно следил за деятельностью команды на берегу; он ввел суровый режим, но в то же время предъявил особые требования и к офицерам".
Сам Кетлинский уже вскоре лично докладывал в Петроград морскому министру, адмиралу Григоровичу, так как находящийся в отдельном плавании крейсер замыкался напрямую на министра; "После списания 109 человек и казни 4-х на крейсере началась нормальная жизнь при строгом судовом режиме".
В сентябре 1916 года Григорович потребовал от Кетлинского и морского агента в Париже, капитана 1-го ранга Дмитриева принять все возможные меры к ускорению ремонта. На дальнейшее использование "Аскольда" у адмирала Григоровича были свои, весьма серьезные планы. Дмитриев немедленно обратился с просьбой о помощи к французскому морскому министру, адмиралу Лаказе. Тот отнесся к просьбе союзников с пониманием, и послал телеграмму Тулонскому порту с требованием "самых энергичных работ на "Аскольде". "Количество рабочих было сразу увеличено, причем даже за счет снятия их с работ на французских кораблях. Затянувшийся ремонт главных механизмов использовали для приспособления крейсера к условиям предстоящего плавания в северных водах. На верхней палубе построили деревянный крытый проход от ближайших носовых люков до носовой надстройки, внизу и на верху каждого трапа устроили деревянные будки. В жилых помещениях команды обшили борта кусками старого линолеума".
19 сентября в Тулон пришел крейсер "Варяг" под флагом контр-адмирала Бестужева-Рюмина. Героический корабль после неравного боя в Чемульпо был поднят японцами и после ремонта вошел в состав японского флота под названием "Сойя". В марте 1916 года царское правительство купило, помимо "Полтавы" ("Чесмы"), "Пересвета" для усиления флотилии Северного Ледовитого океана и его. "Варяг" был укомплектован личным составом гвардейского экипажа и направлялся в Александровск (Полярный). Следом за "Варягом" идти на север в тот же Александровск предстояло и "Аскольду".
На "Аскольде" во время ремонта уже установили французскую приемную радиостанцию, а в трюме "Варяга" находился запасной передатчик мощностью 2 кВт. С разрешения адмирала его передали на "Аскольд" и силами личного состава установили и ввели в строй. 2 октября "Варяг" покинул Тулон. Но аскольдовцы продолжали общаться с соотечественниками: французские крейсера "Гишен", "Шаторено" и вспомогательные крейсера дважды уходили в Салоники, перевозя оттуда русские войска.