Не готовая к вертикальному положению, я встала на четвереньки и неэстетично поползла к трубе, чтоб почувствовать хоть какую-то опору. Труба обладала двумя положительными моментами. У ее основания был длинный лоскут невнятной тени. Кроме того, к ней можно было приложиться спиной. Я сидела, пока картинка перед глазами не прекратила выкидывать фортели. Горизонт из соседних крыш, залитых яростным вечерним солнцем, занял нормальные очертания, а белые сверкающие точки пред глазами почти исчезли. Во всяком случае, я уже не видела необходимости отгонять их руками.
– Ты беременная, что ли? – несмело пошутил бледный Карабас. – Не кури! Только этого еще не хватало! Говорил я тебе – сиди дома, все без тебя сделаю. Вот дурища. Может, у тебя с сердцем плохо? Может, врача вызвать?
Прием посланца скорой помощи на крыше меня не вдохновлял. Покоряясь судьбе, я позволила переместить меня в машину и отвезти домой к Игорю. Немного подташнивало. Голова трещала по швам. Однако с закрытыми глазами в приятной прохладе полутемной комнаты мне стало гораздо легче.
Унылый Карабас бесполезно маячил поодаль, не представляя, что надо делать. Он попеременно заруливал на кухню, кому-то звонил, ему что-то советовали. После чего он засунул мне в рот сосательную таблетку от ангины. Остро освежающую, но напрочь бесполезную. Поскольку мне хотелось только одного – чтоб суетливый лекарь испарился и дал немного поспать.
– Перетрах плюс недосып. Да еще жара в придачу. Да еще нервишки пошаливают. Плюс пониженное давление. В общем, диагноз ясен – сегодня боец из тебя никакой, а завтра Игорь отвезет бедную девочку на кардиограмму. Сейчас самое время для кардиограммы, – с ученым видом поведал Карабас. – Ты почти голая ходишь, так что присоски присосутся как положено, даже раздеваться не придется.
Это последнее обстоятельство придало ему бодрости. И я отчетливо поняла, насколько он за меня испугался. Вообразив себя в облачении из непонятных присосанных присосок, я приуныла, посчитав процедуру исследования моего сердца слишком опасной. Возможно, удастся отговорить Игоря от посещения медицинского кабинета.
– Эй, спаситель, а откуда тебе известно про мое пониженное давление? – Карабас вместо ответа удрал на кухню.
Я за свою жизнь пару раз была в поликлинике, но готова отдать что угодно, лишь бы не повторять подобные рискованные эксперименты. В последний раз меня едва не укокошила наша участковая дура. Вникать в проблемы с постоянными ангинами ей было неинтересно. Говорили, она метила на должность повыше и отчаянно интриговала против главврача. Во всяком случае, одно я знаю точно – пациенты вылетали от нее словно комары в ветреную погоду. Я тоже не стала исключением, вылетела как миленькая. Чтоб отправиться в другой кабинет, где смурная медсестра сделала мне укол в задницу. После которого я провалялась со здоровенной гематомой. Или инфильтратом? Не помню точно, но противно было до ужаса. Испуганная предстоящей операцией по отсечению части моей любимой попы, я обратилась к маме. Которая спасла меня, приложив на ночь компресс из прополиса.
Вспомнив все перипетии медицинской эпопеи, я постаралась изобразить крайнюю степень здоровья. Широко улыбнулась. Поблагодарила Карабаса за проявленный героизм. Надеясь вежливостью отвадить его от продолжения лечения.
– Ты помнишь, я сегодня хотел дать тебе прослушать одну квартиру, – затараторил Карабас, скрывая замешательство, вызванное моей улыбкой. – Там живет немолодая семейная пара. Он и она. Милые интеллигентные люди. Его я видел. Моложавый, подтянутый. Наверное, бывший спортсмен. Только седой, а так очень даже представительный. Жену не видел. Она не выходит из дома, но голос очень приятный. Глубокий такой голос. Как у актрис в старых фильмах про всяких графов. Так вот, она, понимаешь ли, болеет. Впрочем, как и он. У него болезнь такая странная, подагра, я в Интернете все про нее прочитал. А что с ней, с женой его, я не знаю. Вроде как астма.
– Ты что, часами сидишь на крыше, чтоб выведать историю чужих болезней? – недоумевала я.
– Делать-то нечего… Но я не про то. Представь, его подагру у нас в стране сейчас нечем лечить. Был какой-то "Блемарен", лекарство такое, он ему здорово помогал, а теперь – тю-тю, исчез из продажи. Я даже через Интернет пытался выяснить, в чем дело. Так оказывается, таких страдальцев – тьма. Болезни есть, а лечить нечем. Народ воет, наши медикаменты не выпускают, импортных – нема, делай чего хочешь.
– И что?
– А ничего – геноцид какой-то в государственном масштабе. Они еще смеют орать про ничтожный прирост населения. Какая тут рождаемость, если им наверху насрать, что людям лечиться нечем? Я даже по собственной инициативе начал рассылать письма – обратите внимание, господа чиновники из комитета по здравоохранению, – народ мучается.
– А они что?
– Из Москвы постоянно приходят одинаковые ответы – требуем питерских чинуш обеспечить этим самым "Блемареном" господина такого-то. Почему-то упирают на нехватку льготных лекарств. А эти таблетки вовсе и не льготные, они дорогущие. Фигня на палочке. Что, ему ответы ихние на больные суставы наклеивать?
– Ага, фашизм, – подтвердила я, чтоб показать, что участвую в беседе.
– Вот именно. Но дело не в этом.
Скорее всего, Карабас примеривался, с чего бы начать настоящее откровение, разминаясь историей про таблетки.
– Тут такая тема. Они очень замкнуто живут. Только по телефону с родственниками и знакомыми общаются. Но вот в чем фишка – эти двое живут исключительно друг для друга. Она старше него. А он ради нее живет. Черт, ты даже не представляешь, насколько приятно их слушать. Какая-то удивительная гармония в отношениях. Даже не знаю, как правильно назвать. Дружба? Нет, – Карабас яростно тряхнул головой. – Но точно знаю – это гораздо больше, чем любовь.
– А почему тебя вся эта история беспокоит?
Доверительно подсев ко мне на край кровати, Карабас длинными пальцами помял уголок наволочки, свернув ее в форме коровьего уха, направленного в мою сторону.
– Я теперь абсолютно уверен. Я на все сто уверен – я хочу жену старше себя. Я хочу прожить с ней долгую счастливую жизнь. Богатую самыми разными событиями. Чтоб потом было что вспомнить на старости лет. Я стану для нее всем, отцом, сыном, другом, любовником, подругой. Я даже стану медсестрой, чтоб смочь в старости ухаживать за ней как профессиональная сиделка. Это на тот случай, если она заболеет. А главное, я хочу стать чем-то значимым в ее жизни. Чтоб она уважала меня так же, как эта незнакомая мне женщина уважает своего мужа. Ты не поверишь, я ведь много чего умею. Я даже сам могу заменить всю сантехнику, если понадобится. У меня ведь классный отец, о таком отце говорят – мастер. Я пока еще не мастер, но непременно им стану. Если только…
Сообразив, что мне прям сейчас открыли душу, я сделала серьезное лицо, какое только возможно при выслушивании исповеди. Только теперь мне открылось, как, в сущности, мало я знаю Карабаса. Оказывается, совсем не знаю. Если, конечно, не брать в расчет мимолетных приключений. Раньше казалось, что все эти Барабасы на поверку оказываются поверхностными субъектами. Когда дело не связано с компьютерами, скейтами, скелетами Аннушками и великами. Теперь Карабас открылся с другой, пугающей стороны. Пугающей своей яростной недосказанностью.
– А почему непременно жена должна быть старше?
– Все просто и гениально. Почитай статистику. Пожилых женщин значительно больше, чем мужчин. Вывод: мы мрем раньше. А если так, значит, при моей схеме мы вполне можем помереть в один день. А я не желаю оставить свою жену горевать в одиночестве. И потом, есть шанс, что она до меня уже была замужем, значит, есть ребятенок, а если нет, то я ее убеждю не рожать. После сорока это опасно. Любой врач скажет.
– Убеждю? – спросила я, не уверенная в существовании данного слова в русском языке. А потом по-настоящему спохватилась: – Сколько-сколько ей будет лет?
Реакция Карабаса мне сразу показалась неожиданной.
– Немного после сорока.
– А тебе, обалдуй, сколько?
Ощерившись, недозревший малолетний жених стал похож на овчарку, заставшую с поличным беспечно гадящего кота на своей территории. По-моему, у него даже нос навострился и волосы приподнялись дыбом. Как у психованного дикобраза. Такая реакция требовала немедленного уравновешенного внушения.
– Ты влюбился не в конкретную женщину, а в чужие, годами налаженные отношения. Эта пара, за которой ты бессовестно подслушивал, прожила прекрасную жизнь. Может, они изначально созданы друг для друга. Может, они – исключение из правил. А ты искусственно пытаешься пристегнуть себя к чужому счастью, – несмотря на кипучую злость Карабаса, медленно продолжила я. – И потом, по-моему, ты плохо знаешь женщин. Ну скажи мне честно, на кой ты сдался сорокалетней, пускай даже напрочь одинокой женщине?
Одним глотком выпив воду, предназначенную для меня, Карабас чуть не отгрыз край стакана. Его глаза метали такие молнии, что впору было обзавестись громоотводом.
– А я твоего мнения не спрашивал! – в запале проорал он. – Ты на себя посмотри. Сокровище выискалось. Привыкла за Игорешиной спиной отсиживаться, а сама-то что из себя представляешь? Тебе и через двадцать лет не светит стать такой, как она.
– Не ори! Ты тоже мечтаешь, чтоб твоя жена могла укрыться за тобой, как за каменной стеной! – растерялась я от такого напора.
– Черт. Черт, черт, черт. Яблоня от яблока… Ты совсем не похожа на свою мать…
Сообразив, что ляпнул лишнее, Карабас потупился. Спрятал глаза под растрепанной челкой. Не зная, как исправить ситуацию, он плюхнул мне на лоб плохо отжатое полотенце. Которое, по идее, должно было принести легкую прохладу моим вскипевшим мозгам. Но вместо этого обдало мне все лицо тепловатой водичкой. Шустро потекшей на подушку.
– Вот зараза! – пришлось вскочить, чтоб не оказаться утопленной.
Отжав полотенце в ближайший цветочный горшок, я подошла к понурому Карабасу, ссутулившемуся на стуле. Притихший, он был мне более понятен, чем пять минут назад. Большой несчастный ребенок. Которого никто в целом мире не понимает. Правда, ребенок весьма мускулистый, нахальный и скрытный. Но раз несчастный, то я легонько потрепала его по плечу, призывая к примирению.
– Ты уже в кого-то успел влюбиться?
Челка кивнула.
– Она об этом знает?
Челка отрицательно помотала справа налево.
– Борись. Сделай ее счастливой. И плевать, сколько ей лет.
Он приподнял голову и посмотрел на меня странным, недоуменным взглядом, не предвещающим ничего хорошего. А потом боднул лбом мне в живот. За что я немедленно угостила его мокрым полотенцем. В разгар веселья пришел Игорь. И кто его станет винить – ни разу не поверил в мое плохое самочувствие.
Глава 30
Ритка сумела ошарашить всех своих друзей и знакомых. Да так, что все просто обалдели. Слово не совсем подходящее, но как тут еще сказать, когда такие, как она, ни с того ни с сего становятся лесби? Правда, не исключаю, что сюрпризом Ритино перевоплощение стало только для меня. Ведь мы не так часто общались. Можно сказать, изредка. От случая к случаю. И почти всегда при этом присутствовали посторонние. Так что ее наклонности, о которых я не имела никакого знания, могли и не проявляться. Ведь я на все сто была убеждена, что она находится в поиске мужа.
По моему мнению, все неприватизированные девушки находятся в активном поиске добровольца. Готового не только окольцевать, но и предложить надежное укрытие от житейских проблем. Лучше – если и финансовых. У Ритки финансовые неурядицы решены. Значит, ей требовался друг, любовник, производитель, а если повезет, то и единомышленник, способный покруче раскрутить ее бизнес.
Вот объясните мне, чего ей еще было надо? Красивая, образованная, шквал поклонников, правда, в личной жизни полный караул. Но с такими проблемами сталкивается сегодня добрая половина приличных девушек. Они мощной волной заполонили производственные ниши, ранее оккупированные мужиками. Чтоб потом напрасно пытаться убедить этих самых мужиков в своей трогательной беззащитности. Мстительные мужики, естественно, верить им не торопятся и продолжают жениться на потенциально примерных домохозяйках. Командный голос хорош в армии, а не в уютной спальне.
Вместо крутого самца в спальне Риты обосновалась довольно молодая девица. Почти ребенок, если судить по внешним признакам. Остроносая, с писклявым детским голоском, она была милой до приторности. Этакий ненароком выпавший из родительского гнезда птенчик. Которого просто необходимо холить и лелеять.
Птенчик жеманился при виде Риткиных знакомых, неважно, какого пола они были. Она вполне естественно рассиживала на диване, скрестив голые ноги по-турецки, скромно потупив глазки и щебеча нежно и томно о себе самой. Она всегда говорила только о себе. Где была, с кем общалась, что у нее в данный момент побаливает, какую юбочку она приглядела в магазине. Все мировые проблемы крутились исключительно вокруг ее особы.
Когда мое лицо стало для нее узнаваемым, а главное – она твердо усвоила мою некомпетентность в запутанной бурной жизни городских лесбиянок, то стала чуть более откровенной. Я узнала, что лесби бывают очень даже разные. Существуют какие-то опасные "буч". Их можно повстречать на концертах "Сургановой и оркестра" и "Ночных Снайперов". Как-то так. После посещения одного из подобных выступлений я уверилась, что это сущая правда. Игоря затоптали, меня отнесло в дальний угол. Из которого я затравленно рассматривала горящие глаза и взметенные руки. Неужели все это сплошь лесбиянки? Я раньше обожала "Снайперов", а теперь была вынуждена обожать их исключительно дома. Игорь по понятным причинам на концерты ходить не пожелал.
Супругу Риты звали Люсей, но она упорно отзывалась на Кэт, а Ритка звала ее попросту – Котенок. Что меня лично несказанно раздражало. Особенно когда таким прозвищем ее стали обзывать все. Даже Игорь, настороженно любующийся на неимоверно влюбленных девочек. Даже занятые Карабасы поначалу слишком часто мельтешили в амурном гнездышке, бросая жадные взоры на сладкую парочку.
Воодушевленная Рита сновала по квартире, сияя глазами, покачивая бедрами и постоянно намазывая пересохший рот гигиенической помадой. Обновление было налицо и на лице. Новая прическа золотистого оттенка сотворила чудо. Рита теперь казалась примерной романтичной барышней. Не лишенной некоторой доли стервозности. Видимо, ей теперь есть что беречь и она постоянно опасается потерять новоприобретенное розоватое счастье.
Теперь я на нее почти не в обиде за попытку совращения Игоря. Так, самую малость. Если раньше руки сжимались в порыве придушить мнимую соперницу, то теперь приходилось их прятать от плотоядных Риткиных взглядов. А взгляды были еще те. Она машинально фокусировала внимание на всех женских руках, попадавших в поле ее зрения. Просто патология какая-то.
Если быть откровенной – не сразу, но она стала сильно раздражаться при моем появлении у себя дома. Словно я коварно пытаюсь выцарапать крошку от ее счастья. Почти ревновала. Но потом привыкла к мысли о моем нежелании разделить с ней восторги обоюдного женского супружества. Особенно после сообщения о моей скорой свадьбе. Я решила не посвящать взбаламученную влюбленную в подробности помолвки. Тем более что дата свадьбы вилами по воде писана.
В жизни ничего не бывает просто так. Вот и из охмурения Игоря со стороны Риты я сумела сделать выводы. Честно признаюсь – на него тогда я злилась больше. Но ведь, как ни крути, он действительно не понимал, что его постепенно приручают. Для последующего заманивания в постель.
Теперь приходится постоянно отслеживать всех его знакомых теток. Которым кажется, что меня вместе с моими чувствами можно легко пододвинуть в сторону. Теоретически охотницы за моим мужчиной должны были испариться после предложения руки и сердца, ан нет. Только и слышишь: "Ах, у меня такие проблемы – срочно приезжай!" И ведь едет. Даже набойку на сапоге сами пришпандорить не могут. Я тоже не могу. Однако если мне ее приклеивает Игорь, я считаю это нормальным. Это мой Игорь и мой сапог, так какого черта! А мои едкие комментарии им в расчет не берутся. Он убежден, что женщинам надо помогать. Особенно если они настойчиво об этом просят. Что делать – ума не приложу… Впрочем, хоть насчет Риты теперь можно не беспокоиться.
Чмок-чмок – будь счастлива, Рита.
Я тебя не боюсь.
Глава 31
"Возвращение" из Праги прошло без эксцессов со стороны мамы. Ни тебе провокационных вопросов, ни разоблачений. Один прямой вопрос – и я бы раскололась. Все бы выложила ей начистоту. Тряслась от страха перед разоблачением, но адреналин пропал зазря. Мама даже не поинтересовалась впечатлениями от красот старинного города.
– Иди ешь. Все стынет. – На этом общение было исчерпано.
Только я вонзила зубы в сочную свиную котлетку, дверь хлопнула. Мама ушла, котлета осталась. И я ее прилежно уничтожила, подумывая о второй порции. И о том, что маме во мне важен желудок. Который тепло поприветствовал очередной сжеванный кусочек, ничуть не беспокоясь о морально-этических проблемах.
Насытившись с перебором, я вспомнила о звонке Игоря и помчалась отвозить Ритке толстый журнал, который ей якобы до зарезу нужен. Скорее всего, это Игорю до зарезу нужен повод лишний раз увидеть лесбийскую идиллию. Теперь он заедет за мной и поразглядывает первую в нашей среде однополую семью.
Чертовщина какая-то! Сплошной нездоровый интересе мужиков к женской однополой любви. Лесбияны проклятые. Вьются кругами вокруг Риткиного обиталища, изобретая неумные поводы просочиться внутрь. Чтоб потом вволю посудачить об увиденном.
– Офигеваю. Я просто не понимаю, как это – быть лесбиянкой! – Мне правда непонятно.
– Нормальное дело. Сейчас их стало много. У них теперь не только семьи. Для них даже Олимпиаду организовали, – наверное, это шутка.
Или их Олимпиада – вовсе не то, что я подумала.
– Правда. В 2010 году будет. Вроде как в Кельне. Летом.
Не шутит. Где-то вычитал. Или Ритка сказала.
– Реально? Для лесбиянок?
– Тьфу на тебя. Для геев.
До меня начинает доходить смысл сказанного.
– Не веришь? – Игорь ищет в Интернете нужную тему. – Вот. Сама посмотри.
Признаюсь, я ожидала увидеть "грязные" фотки. Но информация оказалась, как в газете. Кто, где и когда. Раз в четыре года. Более тысячи семисот спортсменов из тридцати стран мира. Круто! Может, и наши будут.
– А по телику транслировать собираются? Я бы посмотрела.
– Не знаю, но вряд ли. Впрочем, полазай в Инете. Может, что на эту тему найдешь.
Нашла. Ошалеть можно. Видео-ролик про Олимпиаду в Сиднее. Две трети времени мужские пиписки. Прикрытые плавками. И немного про сам Сидней. Ни одной лесбиянки! Зато сплошные мальчики на пляже. Красивые. И довольные жизнью. Вместо соревнований – секунду бассейна показали. Непонятненько.
Вечером Игорь с нарочито небрежным видом поставил фильм конкретного содержания. Мне не понравилось. Что за радость наблюдать за бабскими ласками? Не цепляет. Фантазию не будит и на определенные рефлексы не наводит. По моему мнению, такие фильмы снимают мужики для мужиков. Кому, кроме них, интересно разглядывать голых теток. Но физиологию Игоря мое мнение нисколько не охладило. Ну и пусть. Главное, чтоб войны не было.