"Каким образом такой старый человек, не читающий газет, живущий вдалеке от центра политической жизни, каким образом он оказывается в курсе самых животрепещущих новостей и его отклик всегда направлен туда, куда целим мы все?" Вот в этом-то и выражается замечательный характер нашей жизни, что пульс ее бьется с равной силой и в сердце страны и на ее окраинах. Почему так поет Джамбул? Он слышит обо всем, о чем говорят в народе, он живет тем, чем живет народ. <…> Он слагает песни о борьбе с троцкистскими наймитами фашизма <…>, о колхозных победах, об Испании, о Пушкине, о дружбе народов, о смерти Орджоникидзе, о первом мае, о газете "Правда". <…> Таков Джамбул <…>. Его песни, он сам, вся его жизнь - это живой эпос наших дней, в котором, как в зеркале, отразились пути народные почти за столетие. Джамбул не только выдающийся поэтический талант, но и творенье народа в его борьбе за освобождение, за социализм .
"Народ", "живой эпос", "пульс нашей жизни", бьющееся "сердце страны" и другие понятия, которыми оперирует в своем "объяснении" Зелинский (умело перефразирующий здесь же и ленинскую метафору о "зеркале русской революции"), равно указывают на единство уже состоявшейся коммуникации, напоминающей, говоря языком Никласа Лумана, о своей исходной невероятности в категориях дейктического противопоставления всему тому, что ею, - то есть этой самой коммуникацией, - не является.
Обилие (квази)фольклорных текстов восточных авторов в публицистическом обиходе сталинской поры позволяет исследователям говорить о стилистической "ориентализации" советской культуры конца 1930-х годов, как бы расширяющей и трансформирующей свое виртуальное пространство равноправным соотнесением в нем близкого и далекого, центрального и периферийного . Но расширение границ советской культуры реализуется не только в пространственно-географическом, но и ретроспективно-временном измерении. Предыстория советской культуры призвана объединить отныне историю культуры всех народов и народностей, потомкам которых суждено было стать советскими гражданами.
1937 и 1938 годы богаты юбилейными событиями, объединившими имена А. С. Пушкина (1937 год - столетие смерти поэта), Шота Руставели (1937), чествование которого приурочивается в одних случаях к 750-летию со дня его рождения, а в других - к 750-летию поэмы "Витязь в тигровой шкуре", и Джамбула (1938 - 75-летие творческой деятельности). Юбилей Шота Руставели в этом ряду был наиболее спорным. В научных статьях, посвященных ему, отмечалось, что биографических сведений о Руставели практически не сохранилось: все, что известно об авторе "Витязя в тигровой шкуре", сводится к предисловию к самой поэме, элегии поэта Чахрухадзе, называющего себя братом Шота, народным преданиям о поэте и обнаруженному в 1755 году рисунку на стене одного из монастырей Иерусалима - изображению человека в одежде монаха с надписью "Шота". В целом эти сведения суммируются противоречивым образом: Шота Руставели жил в конце XII - начале XIII века, была деятелем эпохи царицы Тамары - то ли должностным лицом при ее дворе, то ли ее секретарем. Поэма написана по поручению Тамары. Последние годы жизни Шота провел на Востоке - и то ли погиб по пути из Ирана на родину (если верить Чахрухадзе), то ли скончался в монастыре . Точные даты жизни поэта, как и точные даты написания поэмы, неизвестны: цифра в 750 лет был в данном случае совершенно условной. В статьях о Руставели, заполнивших собою газетные страницы 1937–1938 годов, юбилей связывается и с днем рождения поэта, и с годовщиной его поэмы .
Условность юбилея не мешала, впрочем, вполне ясно понимать его символическое значение, указывающее на рядоположенность русского литературного канона, живой фольклорной архаики (в ее казахской версии) и поэтического кладезя грузинской культуры, соотносимого в данном случае не только с Шота Руставели, но и со Сталиным. Вильям Похлебкин предполагал, что Руставели был одним из тех авторов, книги которых Сталин в детстве переписывал от руки со своими друзьями, - такие рукописные и переплетенные книги составили первую библиотеку подростка Сосо . Так это или нет, известно, что Сталин охотно цитировал афоризмы Руставели - например, такие: "Коль нашла ворона розу, мнит себя уж соловьем", "Недруга опасней близкий, оказавшийся врагом" и др. В юбилейные дни имена Руставели и Сталина соотносятся, впрочем, более простым и общепонятным образом.
В обращении к делегатам юбилейного руставелиевского пленума советских писателей в Тбилиси А. Серафимович начал свою речь с того, что Грузия "родила чудеснейшего поэта, который в веках, - Шота Руставели. Товарищи! Грузия родила вождя трудящихся всего мира товарища Сталина". После этих слов "весь зал приветствует любимого Сталина. Раздаются звуки Интернационала" . Другие выступающие следуют той же риторике . Газетные номера, освещавшие работу юбилейного пленума, публикуют на одних и тех же страницах выступления делегатов пленума о Руставели и материалы о посещении ими родины Сталина - города Гори: тексты Всеволода Вишневского "Домик в Гори" и Петра Павленко "В гостях у Руставели", поэтический "Привет Кавказу" Джамбула, фотографии советских писателей в доме, где провел вождь свои юные годы . Наконец, в последнем предновогоднем номере "Зари Востока" за 1937 год публикуется длинное приветствие Сталину, "единодушно принятое юбилейным руставелиевским пленумом Тбилисского городского совета совместно с активом рабочих, служащих и интеллигенции г. Тбилиси", написанное Георгием Цагарели стихами, воспроизводящими стилистику поэмы Шота Руставели:
В солнцеликом Тариэле, в Автандиле, полном сил,
Наш народ, круша преграды, веру в счастье воплотил.
И в годины угнетенья, испытаний и обид
Руставелевская доблесть берегла его как щит. <…>
Вождь любимый и учитель! Устремлен к грядущим дням,
Ты учил любить светила, что в пути светили нам <…>
Мы горды, что ты, любимый, верный Ленину собрат,
Был вспоен Курою бурной и взращен для баррикад.
Помимо условности юбилея Руставели, условным был и перевод его поэмы: грузинское заглавие поэмы "Вепхис ткаосани" переводится как "одетый в барсовую шкуру", что отвечает, помимо прочего, реалиям грузинской фауны. Барсы в Грузии водятся, а тигры - нет . Русское название не только населило Грузию тиграми, но и пробудило фантазию художников, иллюстрировавших многочисленные издания поэмы Руставели, появившиеся в юбилейные годы. На этих иллюстрациях главный герой Тариэль облачен в полосатую, как у тигра, а не в пятнистую, как у барса, шкуру , а Ростеван и Автандил охотятся на тигров среди нагромождения скал и горных круч .
Вопрос о грузинской фауне, впрочем, волновал участников юбилея в наименьшей степени. Куда более важным было то, что, предвосхищая достижения советской литературы, поэма Руставели обнаруживала и свет реализма во тьме средневекового мракобесия, и такие поэтические достоинства, которые позволяли оценивать ее выше поэм Гомера, Данте и Гёте. Выступавший на юбилейном пленуме Правления Союза СП СССР в Тбилиси Петр Павленко объявил поэму Руставели "первым реалистическим произведением средних веков", на столетие с лишним опередившим "надежды и чаяния поэтов раннего итальянского гуманизма" и превзошедшим их "здоровым реализмом, свободным от подчиненности церковной мистике" . В похвальное отличие от "полной мрачных красок" поэмы Данте, "Витязь в тигровой шкуре" "дышит жизнерадостностью и оптимизмом" и, кроме того, демонстрирует "единство формы и содержания" . В сравнении с "Одиссеей" Гомера поэма Руставели - "более народная и интернациональная" , а в сравнении с "Фаустом" Гёте превосходство Шота доказывается числом афоризмов: по подсчетам выступившего на юбилейном пленуме И. К. Луппола, в гётевском "Фаусте" мы наберем не более 30 вошедших в обиход цитат и до 30 афоризмов, у Грибоедова - не более 100, а вот "у Руставели их свыше двухсот" . Но и не только это: Руставели, как могли прочитать читатели газет, освещавших юбилейные дни, был опередившим свое время поэтом-атеистом , "поэму истребляли, жгли на кострах, запрещали читать. Но грузинский народ сохранил творение своего гениального поэта. <…> Но никому Руставели не может быть так дорог и близок, как народам Советского Союза" . Достоинства поэмы и ее автора кажутся в конечном счете всеобъемлющими - в их ряду найдется место и ссылке на народное предание, приписывающее Шота Руставели составление нового грузинского алфавита и изобретение типографского станка , и рассуждение об эмансипированном изображении женщин в поэме , и признание рядового читателя - слесаря завода - в том, что "поэма близка и понятна", "хотя лица, описываемые в ней, отдалены от нас столетиями" .
Панегирический контекст, вменявший Руставели роль родоначальника грузинской литературы, превзошедшего достижения западноевропейской классики, не заставил себя ждать и с именем Пушкина. В рассуждении о сходстве языка Пушкина и Руставели последний был предсказуемо назван "грузинским Пушкиным" . Сравнение поэм Руставели и Пушкина дополнилось их соотнесением со "Словом о Полку Игореве": Юрий Тынянов выразил надежду, что в переводе на язык Пушкина героиня грузинской поэмы - "Нестан Дареджан станет сестрою Ярославны и Татьяны" , а П. Григорьев увидел сходство "Витязя…" и "Слова…" в том, что "оба произведения - народны в самом глубоком смысле этого слова. <…> Мы ясно угадываем <…> сходный строй социальных отношений, живое беспокойство и разум лучших людей того времени. Это новая для той эпохи идея национального единства, противопоставленного розни и усобице, изменам и лжи" .
Контекстуальное соотнесение Пушкина и Руставели дополнится на следующий год именем Джамбула. На юбилейном пленуме Союза писателей в честь 75-летия его творческой деятельности Мухтар Ауэзов поделился с присутствующими убеждением в том, что, "если бы Пушкин был лишен бумаги и чернил, он стал бы акыном" . Он же "привел замечательный факт: знаменитый казахский писатель XIX века Абай Кунанбаев 50 лет назад впервые перевел на казахский язык "Евгения Онегина", и безграмотные степные певцы, не зная имени великого поэта, пели пушкинский текст письма Татьяны" .
История о том, что казахский перевод "Евгения Онегина" бытовал в казахском фольклоре уже в XIX веке, муссировалась уже за год до этого в связи со столетием смерти Пушкина. В статье "Пушкин на казахском языке" Константин Алтайский приводил, в частности, отрывок из объяснения Татьяны с Онегиным в переводе Абая в обратном переводе на русский: