ПАСТОРАЛИ
Дафнис, Меналк, пастух
П а с т у х
О, песня Дафниса! Пусть он начнет.
Он начинает, и вступает Меналк:
Пока ягнята сосут, а с бесплодными коровами
Молодые бычки пасутся или бродят по колено в листве
И никогда не уходят далеко. Но песне твоей,
Дафнис - скоро Меналк ответит.Д а ф н и с
Сладок хор телят и коров,
И сладкозвучна дудочка пастуха. Но никто не может соперничать
С Дафнисом; моя постель из тростника
Возле прохладного ручья, и я на ней лежу
На мягких белых козьих шкурах. С высокой вершины холма
На меня обрушивается сильный западный ветер,
Срывающий ягоды земляники; как вышло, что я
Больше не обращаю внимания на лето с его огненным дыханием,
Тогда любовники прислушиваются к словам матери и отца.
Так говорит Дафнис, а Меналк отвечает:М е н а л к
О, Этна, мать моя! Хороший грот Есть у меня в горах: и там я храню
Все, что в мечтах рисует человек! Там
Много коз и овец, в шерсть которых укутанный с ног до головы
я сплю.
Костер, который греет мой котелок дубовыми и буковыми
поленьями,
Сложен - сухие буковые бревна, когда снег глубок;
И бурю, и солнце, я их презираю,
Как беззубый грызет орех, когда готова похлебка.Я хлопал в ладоши и сразу показал свои дары:
Посох для Дафниса - это ручная работа
Природы, он вырос на землях моего отца.
А чтобы гончар не придрался,
Я дал его другу большую раковину:
Мы вытащили ее обитателя на Икарийские скалы
И съели, разделив на пятерых.Там мы лежали,
Полускрытые на ложе из ароматного тростника
И свежесрезанных виноградных лоз, кто счастливее нас?
Богатые вяз и тополь шумели над головами;
Неподалеку, журча, тек святой источник
Из грота Нимфы; и в темных ветвях
Трудолюбиво стрекотали цикады,
Скрытые в густых колючих кустах вдали.
Слышался голос древесной лягушки; украшенный хохолком
жаворонок
Пел со щеглом; стонали горлицы,
И над водой висела позолоченная пчела.Все имело вкус лета, близкой осени:
Груши под нашими ногами и яблоки сбоку
Лежали в изобилии: ветви на землю
Опустились под тяжестью тернослива, а мы счищали
С бочонка корку четырех долгих лет.
Скажите вы, живущие на вершинах Парнаса,
Нимфы Касталии, старый Хирон когда-нибудь
Ставил перед Гераклом чашу столь прекраснуюВ пещере Фолуса - не этот ли ароматный напиток
Заставил пастуха, в руке которого
Скалы, как галька, Полифема могучего,
Танцевать на лужайке?
О, дамы, вы идете для нас
Мимо святилища Деметры в праздник урожая?
Рядом с чьими стеблями кукурузы я часто снова
Ставлю мое широкое крыло: а она стоит рядом и улыбается,
Держа в руках маки и снопы колосьев.
ПОХВАЛА ПТОЛЕМЕЮ
И земля и море,
И журчащие реки прославляют царя Птолемея.
Многочисленны его всадники, много у него солдат,
На груди которых блестит сталь;
Пусты все царские сокровищницы, полна только его,
Ведь богатства отовсюду день за днем везут
В его богатое царство - где процветает мир.
Вражеская поступь не пугает населенный монстрами Нил,
Где на войну поднимаются даже самые далекие деревни.
Ни один грабитель с оружием не сходит с военного корабля,
Чтобы отравить стада Египта. Такой царь Сидит на троне.
В его правой руке Трепещет копье - великолепный Птолемей.
Как истинный царь, он свято хранит
Богатства, завоеванные для него силой оружия предков, и своего.
Не разбросаны праздно по дворцовым залам
Груды, кажущиеся работой трудолюбивых муравьев…
Не бросает священный вызов песням,
Тот, чьи уста могут выдыхать сладкую музыку, и он получает
Справедливую награду из рук Птолемея.
И Птолемей получает гимн сторонников
За свои хорошие дары - что может быть лучше для человека,
Чем заслужить славу?
Птолемей идет по дороге, пыль которой
Покрыта следами предков,
И он ступает по ним.
СЕРЕНАДА
Я играю для Амариллис, а мои козы
Под присмотром Титира бродят пока по горам…
О, моя милая Амариллис, почему ты теперь
Приветствуешь своего милого друга из сумрака пещеры,
Стыдливо выглядывая? Ты над ним смеешься?
Или я вблизи показался тебе похожим на сатира?
Или длиннолицым? Я скоро повешусь!
Смотри, я принес тебе десяток яблок, сорвав с твоего
Любимого дерева; завтра принесу еще.
Видишь ли ты мои сердечные муки? Как бы мне хотелось
Быть маленькой пчелкой жужжащей.
Тогда я мог бы проникнуть в твою пещеру,
Раздвинув густой папоротник и плющ, за которыми
Ты прячешься. Теперь я знаю, что такое любовь.
Труды других поэтов, дошедшие до нас из времен Птолемея II Филадельфа, значительно хуже по качеству, но ни в коем случае не являются жалкими и достойны самого пристального внимания. Речь идет о Каллимахе, оставившем нам свой "Гимн богам", созданный по образцу гомеровских гимнов, Аполлонии Родосском, оставившем нам эпос об аргонавтах, Арате - до нас дошел его трактат по астрономии гекзаметром, Ликофроне, чья "Александра" прославилась своей неясностью. Все эти поэты испорчены своей эрудицией. Они всегда стремились к неясным мифам и сложным для понимания аллюзиям. Словарь, ими используемый, - это не живая речь греков, а педантичная коллекция диковин из произведений более ранних поэтов. То же самое можно сказать об эпиграммах, которыми увлекались все школы и которые стали в Александрии такими же модными, как двойные акростихи сейчас.
Каллимах, также бывший библиотекарем в великой библиотеке (то есть он занимал самый высокий, связанный с литературой пост в Александрии), был известнейшим поэтом своего времени. А Аполлоний Родосский, насколько нам известно, считался лучшим после Феокрита. Его эпос о приключениях аргонавтов демонстрирует не только огромную эрудицию автора, его глубокие знания трудных для понимания мифов и мифической географии. Это романтическая история великой страсти, любви Медеи к Ясону, которая вдохновила благороднейшего из римских поэтов Вергилия на создание несравненного эпизода с Дидоной.
Изображение любовной страсти, в конце концов приведшее к появлению прозаических греческих литературных произведений - романов - таких как "Дафнис и Хлоя" Лонга, было, вероятно, самой важной чертой александрийской литературы. Не изображение мести и роковой страсти, как Медея и Федра у Еврипида, а просто анализ процесса наступления влюбленности, ставший новым и очень привлекательным для эллинских чувств. Более раннее произведение того же типа - метрическое повествование Каллимаха об Аконтии и Кидиппе. Нам известно, что в нем рассказывается, как двое красивых (их красота описана очень подробно) молодых людей полюбили друг друга, но на их пути к счастью встали родители. Последовали обычные в таких случаях волнения и ссоры, не обошлось без болезни и совета дружелюбно настроенного пророка, но в конце концов все препятствия были преодолены, и молодые люди поженились. Представляется нелепым говорить о таком сюжете как о новом течении в литературе, но он был именно таковым. Впоследствии он соединился с другим романтическим направлением - описание чудесных путешествий и приключений в дальних странах. Нечто подобное рассказано об Александре в романтическом произведении, которое некоторые авторы приписывают Каллисфену, но на самом деле оно увидело свет в Александрии намного позже. Но, во всяком случае, материалы для его создания уже присутствовали в городском фольклоре.
Труды Арата, который был ученым и писал метром, и неясные пророчества Александры (Кассандры), данные на маловразумительном греческом языке Ликофроном, не являются литературой, которой кто-либо может заниматься ради удовольствия или дохода. Тем не менее произведения Арата активно использовал Вергилий, описывая погодные приметы в "Георгиках" - в латинской версии это очень красивый отрывок.
Семь трагических поэтов, названные плеядой, для нас только имена, а комические поэты, которые перенесли модную комедию из Афин в Александрию, оставили нам лишь несколько разрозненных фрагментов, показывающих, как точно они придерживались аттических моделей. Но давайте не будем забывать, что эти второстепенные александрийские поэты стали первыми моделями, принятыми римлянами, когда этот народ был допущен к эллинской культуре. Каллимах и его соперники были источником, из которого черпали вдохновение Катулл, Проперций и даже Вергилий с Овидием. Только с приходом Горация мы обнаруживаем, что римляне раскрыли более чистую и высокую поэзию в Алкее и Сапфо и приблизились к чисто эллинскому искусству.
Необходимо упомянуть еще о самом важном и замечательном, хотя и не самом художественном из литературных памятников, дошедших до нас из Александрии Птолемея II Филадельфа. В Септуагинте - греческой версии иудейского Ветхого Завета, первом великом иностранном произведении, переведенном на греческий язык, - мы имеем исключительный образец разговорного языка тех дней, обычного и понятного. Согласно легенде, эта работа была выполнена по приказу египетского царя, и все версии, созданные учеными мужами, прибывшими по его просьбе из Иудеи, превосходно согласованы. На самом деле, возможно, книги переводились постепенно, чтобы помочь евреям, осевшим в Египте, которые стали забывать свой родной язык. Возможно, Птолемей II Филадельф стимулировал процесс, заказав экземпляр для своей библиотеки, в которую, похоже, входили только греческие книги. Также возможно, что сначала было переведено Пятикнижие, потом работа продолжилась, и примерно в 140 г. до и. э. уже можно было говорить о завершении перевода основных трудов.
Из Септуагинты видно, что в эллинистических столицах говорили на грубом, в сравнении с аттической утонченностью, греческом языке, в который активно вплетались разные местные слова из разных провинций. Однако практичный и удобный общий язык, такой как латынь, распространился в Европе лишь в Средние века. Таким же, возможно, когда-нибудь станет английский язык. Надо только сделать орфографию такой же простой, как грамматика, и отказаться от абсурдной привычки писать один звук, а произносить другой.
Великая общая культура невозможна без общего языка, и единство, которое сейчас существует в европейской цивилизации, было создано церковью с латинскими ритуалами и постоянным обучением латыни, как языку общения образованных людей. Если бы не это, великие нации Европы и сегодня оставались бы неизмеримо далекими друг от друга. Так культуры Сирии и Македонии, Египта и Греции оставались изолированными друг от друга, пока их не объединил общий язык. Индийский царь Ашока считал всех жителей этих стран ионийцами, и был прав. Египетские папирусы того времени называют захватчиков греками, но те были греками только по языку и, возможно, в самых поверхностных элементах своей культуры. Но язык стал величайшим связующим звеном, которое помогло коренным образом ускорить прогресс.
Описание научного прогресса - его главным показателем стала великая книга Эвклида (Евклида), которая изучается и поныне, географии, развитой Эратосфеном, а также трудов по медицине и естественной истории - ими с успехом занимались в Мусейоне Александрии - выходит за рамки этой книги.
Глава 15
ТРЕТЬЕ ПОКОЛЕНИЕ ЭЛЛИНИЗМА - ТРИ ВЕЛИКИХ ЦАРСТВА
Давайте еще раз обратимся к хронологии и составим таблицу третьего поколения эллинизма в трех великих царствах империи. (В таблице указана дата начала царствования.)
1 - Конечно, в Спарте было два царских дома - Агиады и Проклиды. Второй царь - Леонид - был низложен Агисом, и его место занял Клеомброт. Затем Леонид вернулся, изгнал Клеомброта и умертвил Агиса. Сын Агиса был еще младенцем, и его мать вышла замуж за Клеомена, сына Леонида - и тогда в Спарте был один царь. То же самое было, только ситуация стала еще более определенной, когда сын Агиса умер - его брат был в изгнании - и Клеомен стал преемником своего отца Леонида. Но для наших целей приведенной выше таблицы вполне достаточно. Надо только помнить, что Клеомен представляет Проклидов, а Агис - Агиадов.
На протяжении всего этого поколения и даже в следующем в Пергаме правил царь Аттал.
Наши знания об этом периоде основаны на трех важных и весьма колоритных жизнеописаниях Плутарха - Агиса, Клеомена и Арата. Но одновременно не следует забывать о восточных царствах, которые как раз вели большую войну - в это время еще был жив старый Антигон. Эта война была поспешно начата Птолемеем III Эвергетом или для спасения жизни его сестры Береники, или чтобы отомстить за ее убийство. Новый сирийский царь Селевк II, совсем еще юный, находился в Малой Азии. Птолемей III первым подошел к устью Оронта, захватил Селевкию, потом Антиохию, всю Сирию, а потом и другие части царства своего соперника. Он даже добрался до Бактрии и привез домой из Персии, Мидии и Сузианы богатейшие сокровища, удивившие даже видавших виды египтян. После этого Птолемея стали называть Эвергетом, благодетелем, тем более что среди добычи оказались некоторые египетские боги . Имей он амбиции Александра, наверняка пожелал бы покорить Восток целиком. Но дела потребовали, чтобы он вернулся на Запад - очевидно, из-за мятежа в Кирене. Кроме того, начались беспорядки в греческих городах Малой Азии, выступавших за наследника Антиоха, судьба которого оказалась с самого начала его карьеры очень тяжелой. Итак, проявив египетское хитроумие и сообразительность, Эвергет выдвинул младшего брата Селевка - Антиоха Гиеракса, и война между братьями ослабила Сирию на долгие годы. И Египет установил свое господство на Востоке. Египет владел значительными территориями юга Малой Азии, греческими городами вплоть до Пропонтиды (Мраморного моря), частью Фракии до македонской границы, всей Палестиной и Сирией, вместе с Селевкией на Оронте.
На какое-то время царство Селевкидов, раздираемое внутренними противоречиями и внешними врагами, утратило свои позиции в империи. Интересно отметить, что Птолемей III Эвергет оставил сатрапом своих восточных завоеваний, Персии и Индии, знаменитого солдата удачи Ксантиппа, который только что вернулся после победоносной кампании против Регула в Африке (разбив римлян в 255 г. до н. э.). Но, несмотря на все награды и почести, между ним и купцами Карфагена воцарилось недоверие.
Естественно, господство Египта должно было вызвать сначала опасение, а потом сопротивление небольших государств, которых это непосредственно касалось. А войны братьев Селевкидов настолько растревожили Малую Азию, что галаты, которые воевали во всех армиях в качестве наемников, снова получили шанс свободно грабить своих соседей. В связи с этими опасностями возвысились Пергам и Родос - они стали настоящими лидерами эллинистического мира. Эти два государства, одно - монархия, другое - республика, начали принимать активное участие в политике и заняли ведущее место в искусстве. О них мы еще поговорим, когда прервем хронологическое изложение фактов и рассмотрим социальную жизнь и культуру этого нелегкого периода.
А пока скажем еще несколько слов о характере и достижениях Эвергета и Египте его времени, поскольку это знаменитое царство и династия, которые он привел на вершину славы и величия, практически рухнули после его смерти из-за некомпетентности и пороков последующих правителей. С Птолемеем III, похоже, ушли все добродетели этой великой династии, кроме, возможно, желания покровительствовать науке. К сожалению, мы не располагаем связным повествованием об этом царе. Все наши знания о его великолепных делах почерпнуты из надписей, которые, по существу, являются лишь помпезными панегириками (ценное признание автора. - Ред.). К тому же они фрагментарны и неполны. В маленьком храме в городе Иена, построенном Эвергетом, имелись надписи о его войнах, которые видели и поняли Росселлини и Шампольон в 1829 г., но после этого они были скрыты или уничтожены вместе с храмом, по крайней мере, сейчас они недоступны для историков. Но остатки других храмов показывают, что Птолемей высоко чтил архитектурные традиции древних египетских царей. В "Волосах Береники" (Вероники) Катулла, переведенной на латынь поэме Каллимаха, поэт прославляет молодую киренскую царицу Беренику, посвятившую свои роскошные волосы богам после благополучного возвращения из военного похода своего мужа, который мстил за смерть своей сестры Береники, царицы Сирии.
Судя по всему, Эвергет первым осуществил план Александра обогнуть Аравию, тем самым открыв ее берега для эллинистической торговли. (Первым это сделал грек Скилак Кариандский. Во главе экспедиции, организованной Дарием I, Скилак в 517 г. до н. э. пересек всю Переднюю Азию и дошел до нижнего течения Кабула. Здесь под его руководством были построены суда, пригодные не только для речного, но и для морского плавания. На них экспедиция Скилака прошла 1500 км до устья Инда, а затем 7500 км вдоль берегов Азии и Аравии и в 514 г. до н. э. достигла вершины Суэцкого залива. - Ред.) Мы располагаем замечательной Адульской надписью, на восточном побережье Африки, недалеко от современного Суакина (ныне в Судане. - Ред.). Ее египетский монах Козьма Индикоплевст видел в V в. н. э. на мраморном троне, воздвигнутом Эвергетом в память о его визите в самом конце правления. К счастью, монах скопировал надпись, в которой содержатся подробные сведения не только о восточных кампаниях царя, но и его исследованиях и экспедициях в Южную Аравию и Эфиопию, где он прокладывал дороги, очищал моря от пиратов и привозил обратно слонов, из которых впоследствии делали боевых. Возможно, южные кампании и путешествия объясняют очевидное безразличие Эвергета к эллинистической политике.
Прогресс науки в то время не может не удивлять. Географические исследования не остались без теории, которая могла систематизировать и объяснить факты. Эратосфен, отец научного изучения Земли, узнав, что в точке летнего солнцестояния солнце не дает тени в Сиене (Асуан), стал отмечать тени в Александрии и в промежуточных местах, замеряя расстояния. Таким образом, он открыл или доказал, что Земля круглая, и подсчитал, что путь от Сиены до Александрии составляет /50 часть длины окружности земного шара (поскольку полуденное солнце в Александрии в день летнего солнцестояния отклонялось от зенита на 7°12′ -/50 окружности Земли. - Ред.). Одновременно Аполлоний исследовал свойства части конуса, которые в конце концов привели к чистой науке астрономии и практической науке систематической навигации. А Аристофан Византийский, впоследствии ставший главным библиотекарем, занимался исследованием текста поэм Гомера и основал школу, сторонники которой научили нас понимать литературную историю ранних произведений всех народов.