В том году венецианец по происхождению дипломат Российской империи граф Каподистриа разработал для Священного союза документ, которым де-факто создавалось государство Швейцария ― в значительной степени как дополнительная "камера хранения" богатств венецианских семей и "зона" страховых компаний. Показательно, что конкретным содержанием специальной декларации по Швейцарии занимался английский посланник Стратфорд Кеннинг, с результатами работы которого согласился Каподистриа.
После наполеоновского удара венецианские капиталы нужно было перевести в более безопасное место, им и стала Швейцария. Здесь довольно быстро оформился финансовый и родственный союз венецианских и местных протестантских семей (напомню, что протестантизм ― наиболее иудаизированная версия христианства, неплохо сочетающаяся с гностическим учением и т.п.). Вернемся, однако, в XVI в., в эпоху Итальянских войн.
Эти войны были не единственным европейским конфликтом, к которому в своих политических и финансовых интересах приложили руку венецианцы. Сразу же после поражения от Камбрейской лиги венецианцы, ещё недавно подкупившие папу, начали спонсировать критиков и противников католической церкви Рима, обеспечивая финансовую поддержку Реформации. Ну а когда реформационный "процесс пошёл" и набрал скорость, они решили "уравновесить" его и начали поддерживать Контрреформацию ― финансировать её, способствуя борьбе с Реформацией. В частности, именно Венеция активно работала на создание ордена иезуитов. Криптоиудея (по другой версии ― представитель древней баскской фамилии) Игнатия Лойолу, основателя ордена иезуитов, рекомендовала для решения этой задачи одна из старейших и знатнейших венецианских семей ― Контарини. В результате ― "два шара в лузу": католики-контрреформаторы получили грозное оргоружие, само наличие которого углубляло и ужесточало религиозный конфликт в Европе, а семья Контарини и вместе с ней венецианская олигархия получали в свои руки разведку, если угодно, спецслужбу общеевропейского масштаба.
В середине XVI в. Итальянские войны закончились, и венецианцам понадобился новый конфликт. Именно они подстрекали Филиппа II (сын Карла V, сменивший его на престоле в Испании) начать "крестовый поход" против голландских протестантов, разворачивающих антииспанское движение. У этого движения несколько причин, причём обычно подчеркиваются испанский гнёт и т.п. Но была и другая сторона медали. В 1557 г. Вальядолидским декретом Филипп II приостановил платежи и запретил вывоз золота из Испании, поскольку наживались на этом золоте кто угодно, включая голландских купцов, но только не испанцы. Фуггеров декрет подкосил раз и навсегда, Антверпен и антверпенская биржа получили удар, от которого не смогли оправиться (центр североевропейской торговли на короткий отрезок времени переместился в Гамбург, а затем вернулся в Голландию ― в Амстердам, и оставался там почти сто лет). Итальянские, немецкие и английские банкиры покинули Антверпен, и это отсечение от испанского золота стало одним из факторов, подхлестнувших так называемую "нидерландскую революцию".
Подстрекали Филиппа II наказать голландцев не только венецианцы, к ним присоединились генуэзцы: если в XII―XV вв. Венеция и Генуя были непримиримыми противниками, то в новых условиях XVI в. при сохранении определённой конкуренции эти два города стали часто выступать в союзе. Генуэзцы, перехватив у Фуггеров финансирование Испании, давали Филиппу в долг под 70%. Филиппу было чем платить, испанские колонии Мексика и Перу с XVI до почти середины XIX в. обеспечивали миру 80% его серебра, именно миру и прежде всего генуэзцам и венецианцам, поскольку это серебро тут же уходило из Испании.
Для утилизации этого потока венецианцы в 1587 г. создали свой первый государственный банк ― Banco di Piazza di Rialto (его вскоре поглотил Banco dei Giro, но начало созданию госбанков в Европе было положено), а генуэзцы ― Безансонские ярмарки в Пьяченце (Северная Италия), но за генуэзцами и флорентийцами стояли венецианцы.
"Биметаллические контакты" с Китаем, где в 1570-е годы был введён единый налог серебром, и финансовое ограбление Испании (в том числе с помощью бунта голландских провинций, который вульгарные марксисты окрестили "голландской буржуазной революцией") позволили венецианцам к 1600 г., когда их сундуки стали ломиться от денег, не только выплатить государственный долг, но и обеспечить наличие 12-14 млн дукатов в казне. Часть получаемых из Испании в качестве процентов средств венецианцы переправляли голландцам, финансируя их борьбу против испанцев, т.е. организуя войны, бунты ― разжигая конфликт. Как цинично заметил в конце XVI в. венецианский посол в Испании, раньше нужен был всего лишь 1 млн дукатов, чтобы организовать войну в Европе, но теперь из-за инфляции это стоит дороже. В то же время некоторые голландцы, причём высокостатусные, преследуемые испанцами на родине, находили убежище в Венеции. В условиях общеевропейского религиозно-политического конфликта, развитию которого венецианцы активно способствовали, они могли решать свои проблемы: пожар в Европе обеспечил им "breathing space" ("пространство для вдоха") продолжительностью почти в столетие. И "пространство" это было нужно тем более, что согласия по вопросу, как и где решать эти проблемы, у венецианской верхушки не было. Более того, разногласия именно по этому вопросу привели в 1582 г. к серьёзнейшему конфликту в венецианской верхушке.
В течение всего XVI в. шло перемещение торговых путей, возникла североатлантическая мир-экономика/мир-система с Западной Европой в качестве ядра. Во время замужества Марии Кровавой, английской королевы, законной дочери Генриха VIII, за испанским королём Филиппом II, сыном Карла V, казалось, что это единое ядро станет основой могучей испано-английской католической империи ― супруги были католиками. Однако в 1558 г. Мария умирает от рака и королевой становится не вполне законная дочь Генриха VIII Елизавета, сплотившая вокруг себя протестантов, ярых врагов католицизма, папы и Испании. Ядро раскололось, и началась острая борьба между его частями за то, кто будет хозяином североатлантической мир-системы. Иными словами, центр европейской и мировой торговли начал развёртываться в сторону Америки и океана, смещаясь на крайний запад Европы, далеко от традиционной венецианской зоны влияния, которая в новых условиях оказывалась периферийной. И хотя в конце XVI в. объём венецианской торговли вдвое превосходил объём английской и французской торговли вместе взятых (3 млн дукатов против 1,5 млн), главный экономический "навар" варился далеко от Средиземноморья. Да к тому же оно становилось всё менее безопасным. В связи с этим уже в 1570-е годы в среде венецианской аристократии начались споры о будущем. В 1582 г. эти споры вылились, как заметил А. Дуглас, в самую острую схватку внутри венецианской аристократии, открывшую счёт новому времени в истории Венеции. По ироническо-историческому совпадению именно в 1582 г. по указанию папы Григория XIII был введен новый календарь ― григорианский. Разрабатывала его специальная комиссия, главную роль в которой играл Игнатий Данти (1536―1586) ― известный математик и астроном из Болонского университета, который наряду с Падуанским был интеллектуальной и идейной цитаделью венецианцев.
В среде венецианской аристократии столкнулись два подхода, два проекта, два "больших дизайна" будущего, за которыми стояли так называемые "старовенецианская" и "нововенецианская" "партии" ("партии", естественно, не в современном смысле слова ― отсюда кавычки, а группировки). Обе группировки исходили из того, что нужно смещать центр активности на запад и ставить под контроль тот или иной "центр силы" в Европе. При этом, однако, "старовенецианцы" считали необходимым упрочение и развитие контроля над Ватиканом и Испанией, а "мла-довенецианцы" считали это направление бесперспективным и выступали за установление контроля над удалённой от Испании и не только ведущей с ней борьбу, но и получившей от неё значительные экономические дивиденды Голландией. Последняя, помимо прочего, отчасти походила на Венецию своей "амфибиеподобностью". Верх взяли "младовенецианцы", и венецианский лев прыгнул, а точнее перелетел на своих вавилонских крыльях в Голландию. Следы "прыжка" сохранились на голландских картах конца XVI―XVII вв. ― на них контуры Голландии стилизованы под очертания льва.
"Старовенецианцы" вынуждены были подчиниться, не прекратив, однако, свои активные контакты с папой и испанским престолом. Однако эти "игры престолов", а точнее, "игры с престолами" работали на общевенецианское дело, став элементом в политико-экономическом разделении труда: "яйца" не складывались в одну "корзину", а сами "корзины" можно было стравливать между собой.
В Голландии венецианцы развили бурную деятельность. Прежде всего они сделали всё, чтобы привязать деловую активность голландцев к своим интересам.
Средством такой интерпретации стало создание в 1602 г. голландской Ост-Индской Компании. Однако ещё раньше, в 1594―1597 гг., Голландская республика, опираясь на капиталы и связи бежавших с Иберийского полуострова евреев, перехватила контроль над распределениями "колониальных товаров" в Северной Европе; основой этого стал реэкспорт в Германию специй, доставлявшихся из Португалии.
Вместе с голландскими (точнее, еврейскими) купцами они открыли амстердамскую биржу, а в 1609 г. Амстердамский банк ― Wisselbank, который контролировался 2 тыс. депозитариев и был главным в Европе до первых десятилетий XVIII в., т.е. до того времени, когда пик Голландии в мировой экономике остался на полстолетие в прошлом.
Венецианцы первыми признали Голландию в 1619 г., годом раньше в Европе началась война, которой суждено было стать первой общеевропейской и продлиться 30 лет (1618―1648 гг.). Эта война стала катастрофой для огромной части континентальной Европы, и хотя венецианцы, пусть косвенно, но вполне сознательно, приложили руку к её "организации", война создала прямую и явную угрозу их новой зоне/среде обитания ― Голландии. Геоисторически ушлым венецианцам стало ясно, что Голландия ― угрожаемое, небезопасное и уязвимое место. "Подобно португальцам, ― пишет Л. Дехийо, ― голландцы были уязвимы, но по другим причинам. Земноводный ландшафт Голландии служил более эффективной защитой против нападения с континента, но в других отношениях Голландии приходилось действовать в неблагоприятных условиях". Не меньшее значение имело и то, что Голландия с конца XVI в. уже была в значительной степени занята еврейским капиталом ― сюда по причинам местной веротерпимости и гешефтно-экономической выгоды бежали из Испании и Португалии евреи-марраны. Марраны ― это иберийские евреи, формально, внешне принявшие христианство, но втайне, подпольно сохранившие свою веру ― криптоиудеи, которых преследовали власти и инквизиция. "До середины XVII в., ― пишет С.М. Дубнов, ― еврейская колония в Голландии могла бы называться "Новой Испанией" или "Новой Португалией", так как её составляли почти исключительно марраны, уходившие из стран инквизиции. Тогда Голландия была сефардским центром. Только со второй половины XVII века усиливается иммиграция ашкеназов" (из Восточной Европы).
Марраны сыграли огромную роль в голландском рывке начала XVII столетия, подготовительную работу для которого провели венецианцы и генуэзцы во второй половине XVI в. Несколько преувеличивая роль соплеменников и, по-видимому, ничего не зная о роли венецианцев, Г. Грец в целом верно констатирует: "Несомненно, что только марранские капиталы сделали возможным основание огромных заморских обществ и снаряжение торговых экспедиций (Maatschappy van derre), в которых приняли деятельное участие и португальские евреи".
Неудивительно, что значительная часть акционерного капитала голландской Ост-Индской Компании принадлежала евреям-марранам (именно на акциях этой компании в Амстердаме XVII в., а не в Генуе XIII в. стала впервые осуществляться биржевая спекуляция, считает В. Зомбарт); они присутствовали во всех колониальных структурах Голландии и играли определяющую роль в ведении плантационного хозяйства в Бразилии, причём даже после того, как португальцы перехватили эту колонию у голландцев. "Еврейский капитал, ― пишет Г. Грец, ― играл большую роль на амстердамской бирже, имевшей тогда (в XVII в. ― А.Ф.) мировое значение. Активные участники Ост-Индской и Вест-Индской компаний, еврейские капиталисты много содействовали эксплуатации богатств Нового Света и влияли на международный рынок. Владея большим количеством акций обеих компаний, они развили к концу XVII века сильную спекуляцию этими акциями на голландских биржах. Разбогатевшие таким способом финансисты часто приходили на помощь государственной казне; они стояли близко к штатгальтерам Голландской республики и оказывали ей важные услуги. Евреи неоднократно выказывали свою привязанность к штатгальтерам из Оранского дома, единственным в Европе правителям, не преследовавшим своих еврейских подданных". Неслучайно штатгальтер Вильгельм Оранский (1672―1702) особо покровительствовал евреям, поощряя их коммерческую деятельность.
У венецианцев не было противоречий ни с евреями вообще, ни с марранами. В самой Венеции уже в 1152 г. было еврейское поселение численностью в 1300 чел., в XVI в. еврейская община выросла до 6000 чел. Марраны бежали в Венецию и внесли большой вклад в интеллектуальную жизнь города, сформировав его определённые традиции. Один из крупнейших банкирских домов Венеции ― дом Липманов ― был еврейским, а среди венецианских знатных семей были еврейские. Зафиксированы случаи выступлений венецианцев в защиту марранов, не говоря уже об общем бизнесе, в частности, в Голландии. То есть острого противоречия между венецианским и еврейским капиталом не было. И тем не менее Голландия оказалась экономически уже в значительной степени занята, что дополнялось её растущей в условиях кризиca XVII в. геополитической уязвимостью. Единственной альтернативой Голландии была Англия ― мало того, что остров, отделённый от континента естественным "рвом" ― проливом, но государство с очень сильной потенцией превращения в ядро североатлантической мир-экономики. К тому же в Англии (до середины XVII в.) не было конкурентного еврейского капитала (после изгнания евреев из страны) и, что не менее важно, Англия была уже подготовлена венецианцами в качестве запасной площадки ― они работали над этим с конца 1520-х годов, т.е. в течение почти столетия. В Англии уже развивался процесс сборки социосистемного и геоисторического субъекта, имевшего "семь источников, семь составных частей". Одним из этих частеисточников, причём особым, катализирующим, стали венецианцы. Так или иначе, новый субъект сложился бы и без них. Но без них, без их "вещества, энергии и информации" он едва ли стал бы таким, каким стал, да и процесс шёл бы значительно медленнее.