У входа в Золотой Дворец, на крыльце, под козырьком, Элизабетту ждали Эдвард и Роза. Небо за ночь заволокло тучами, моросил противный мелкий дождь. Она любовалась узорами, которые рисовали капли на стекле черного автомобиля.
Водитель подогнал машину достаточно близко к крыльцу, Эдвард распахнул дверцу, подал руку и Элизабетта без каких-либо эмоций на лице зашла на крыльцо. Роза распахнула дверь. Из глубин Золотого Дворца, бывшего дома, повеяло прошлым, которое она хоронила внутри себя четыре года. Элизабетта сделала неуверенный шаг навстречу миру своего детства и юности. В последний раз она приезжала в Золотой Дворец несколько месяцев назад, на день памяти мамы. Каждый год бабушка устраивала пышные торжества. Горожане, преданные образу и добродетели мамы, а таких было немного, собирались на площади, названной в ее честь. Они приносили цветы, старые фотографии и вспоминали о ее делах при жизни.
Помнили о маме, а не о ней, маленькой Элизабетте, выброшенной из семьи. На днях памяти она обычно терялась среди чиновников и знатных гостей. Бабушка никогда не приглашала Элизабетту подойти ближе, чтобы собравшиеся видели дочь той, которую они почитали. Она не говорила, почему так поступала, намеренно, или заботясь о ней. С каждым разом было сложнее вспоминать о скандале и душевных ранах.
Роза сообщила, что ее комната готова, и она может войти. Водитель вытащил небольшой чемодан с личными вещами из багажника. Из одежды Элизабетта ничего не взяла, ее нынешний гардероб не соответствовал этикету. Утром Анри отвез ее на квартиру, и она побросала в чемодан самые необходимые вещи, так как торопилась. Они сэкономили лишний час и провели его, держась за руки у согревающего огня в камине, и под шум проливного дождя за окном. Когда приехал водитель, было тяжело расставаться. Анри сел в свою машину и поехал направо, в студию, она – на заднее сиденье автомобиля из Золотого Дворца, и поехала налево. В заднем стекле она наблюдала, как машина Анри удаляется по Проспекту.
Элизабетта спросила Эдварда, когда она сможет увидеть бабушку, чтобы как следует расспросить обо всем и еще раз объяснить, что титул наследовать она не собирается, слишком многое поменялось в ее жизни. Эдвард сказал холодным и дежурным тоном, что королева отдыхает, и сможет принять ее ближе к вечеру.
Водитель взял чемодан в левую руку, а в правую специальную сумку с машинкой, и двинулся за Эдвардом и Элизабеттой. Роза внимательно следила за ними. Василь, советник сына королевы, сделал ей заманчивое предложение. Ее семью освободят от обязанностей служить королеве, если она согласится оказать услугу наследнику Ромену. К свободе Василь пообещал и вознаграждение. Роза поначалу вздумала обозвать его хамом, но минута ожидания перевернула все мысли – спасение, которого она так ждала, пришло само. Она может забыть о исполнении нелепых поручений, Эдвард – о преданности королеве, а Клаус заживет вместе с Энни в собственной квартире и жизни.
– Нам нужно знать планы королевы и ее внучки, – сказал Василь. – Наследник Ромен обвинит их в заговоре и досрочно получит титул короля. В награду за помощь ваша семья может рассчитывать на свободу, так как служить больше будет некому.
Роза задумалась и сказала:
– Королева мне рассказывала, что в Своде законов о наследовании не прописано, какого пола может быть наследник, главное, чтобы он был старшим в семье… Этот титул носила Маргарита, сестра Ромена… Пребывание в Золотом дворце моей семьи – бесспорно, как бы мне этого не хотелось.
– Наследник Ромен поможет вам, – Василь надул щеки. – Когда станет обладать достаточной для этого властью. У него есть рычаг давления на королеву, но она никогда не пойдет на изменение Закона, скорее обречет себя на позор или умрет, чем преподнесет сыну такой сюрприз.
– Что мне нужно делать?
– Вот это другой разговор, – Василь улыбнулся. – Расскажите мне, что задумала королева.
Роза пожала плечами:
– О планах королевы знает мой муж, но он ничего мне не рассказывает. Мне известно лишь о скором приезде мисс Элизабетты. И что в пятницу состоится важный прием. Список гостей королева утверждала лично.
– Да, это не та информация, на которую мы рассчитывали. Скажите, вы сможете расспросить мужа?
– Нет, мы не так близки… Но он будет рассказывать Элизабетте, я могла бы послушать и передать вам.
– Было бы чудно, – Василь улыбнулся. – Только я прошу вас запомнить – информация будет полезна для наследника Ромена, если вы найдете меня через минуту после того, как что-то узнаете.
– Можете положиться на меня, мистер Василь, чтобы получить свободу для своей семьи, я пойду на все.
Роза вспоминала об этом разговоре весь путь от входа в Золотой Дворец до комнаты, где должна была остановиться внучка королевы. У лифта к ним присоединился Клаус. Он забрал чемодан и саквояж у водителя и отправил его к машине. Они зашли в кабину и створки через три секунды закрылись. Роза осмотрелась. Эдвард напомнил ей портье пятизвёздочного отеля, который ведет звезду экрана в номер люкс, Клаус– телохранителя, а Энни – горничную в белом чепце, хотя она была одета в просторный синий костюм. Все казалось пустым и не живым, стало совсем печально, и Роза еле сдерживала слезы.
Элизабетту привели в комнату, которую занимала мама при жизни. Последние четыре года она всегда останавливалась здесь, когда приезжала в Золотой Дворец. Роза раскрыла темные шторы и впустила дневной свет. В обстановке комнате почти ничего не изменилось, если только обивка мебели и цвет покрывала. Элизабетта оглянулась. Темные стены утомляли и вгоняли в уныние. Она присела на кровать и подумала, что небольшая холостяцкая квартира Анри с толстым слоем пыли на мебели и давно немытыми окнами выглядела уютнее. Там воздух был другой, и атмосфера навевала на иные мысли.
– Королева приказала следить за чистотой, – пояснила Роза и приоткрыла одну из едва заметных дверей в заднем углу. Одна дверь вела в гардеробную, вторая в ванную. Роза пропустила Элизабетту вперед себя. В гардеробной, рассматривая вещи мамы, она вспомнила о том, как любила прятаться в этих шкафах с одеждой по вечерам, а когда мама засыпала, вылезала, включала свет, надевала туфли на каблуках, длинные платья, шляпы, шарфы и ходила, ощущая себя знаменитой моделью на подиуме. Она открыла дверцы. Справа увидела платья, модные шляпы тех времен и туфли, принадлежащие маме, упакованные в прозрачные чехлы. Маргарита следила за собой, у нее был настолько утонченный вкус, что Элизабетте стало стыдно за себя, ей ничего из этого не передалось.
Слева – новые платья, шляпы и туфли. Она прошлась по левой стороне, нащупывая этикетки и восхищаясь мягкостью тканей. На каждый выход полагался свой наряд, в том числе и на пятничный прием. Открытое нежно голубого цвета платье понравилось ей, хотя за последние четыре года мысль о том, чтобы надеть платье, вгоняла в тоску. Она открыла оставшийся шкаф, в самом углу, и увидела розовую пижаму. Роза положила ее на пуф у большого зеркала. Затем вышла, открыла дверь в ванную, проверила там наличие всех бутылочек и плотно закрыла маленькое круглое окно на стене.
Элизабетта обрадовалась, когда ее оставили одну. Энни сказала, что ужин подадут не ранее половины седьмого и вышла из комнаты. После теплого массажного душа, одетая в пижаму и с полотенцем на голове, Элизабетта вернулась в спальню, и упала на разобранную кровать. Затем достала из чемодана фотокамеру, блокнот, мини плеер и коробку со свежими пластинками известных читателям ее колонки музыкантов, которые она запланировала прослушать до понедельника и составить обзор для следующего выпуска журнала. Петер освободил ее от присутствия в редакции, но не от самой работы. В следующую субботу верстка очередного номера, а после статьи о Туртане у нее пропало желание открывать новые имена. Среди таких исполнителей, как Туртан, они все равно затеряются.
Из саквояжа она достала машинку, установила чистую бумагу, заменила батарейки в плеере, завела будильник на двенадцать часов, чтобы не забыть позвонить Анри и включила первую запись молодой начинающей команды из Южного Города.
Анри услышал звонок телефона ровно в 12.00 и взял трубку. Он был в студии, один, перед ним лежал исписанный блокнот, и стояла кружка с остывшим кофе. На заднем плане виднелась фигура друга-звукорежиссера.
– Привет, – услышал он в трубке знакомый голос и взял телефон со стола. Придерживая черный провод, донес аппарат до одноместного кожаного дивана у двери, и прилег, не разуваясь.
– Ты не поехал домой? – спросила она
– Без тебя там пусто, вот решил остаться в студии на день, даже сочинил текст к новой песне. Через час приедет Мон и поможет мне сделать запись. Мне нужна вторая гитара. А у тебя что? – спросил Анри, как будто и не виделся с ней утром
– Закрыли в спальне, по Протоколу – отдых, обед, встреча с бабушкой, ужин, отбой, ранний подъем и завтрак. В одиннадцать утра понедельника буду стоять на лестнице, и помогать бабушке резать ленточку в новом медицинском центре, затем она встретится с несколькими официальными лицами… Будет очень скучно…. Лучше бы мне дали задание написать о новом Туртане…
– Ты не говорила с ней?
– Мне выделили сорок минут до ужина. Я немного боюсь, чем ближе закат, тем мне страшнее, может потому что сегодня решится моя судьба и мне придется сделать выбор всей моей жизни.
Затем Элизабетта начала рассказывать о Розе, Эдварде и о том, что ее поселили в спальню мамы, и что за стенкой у нее комната с белым роялем, и что она очень хочет, чтобы он сыграл ей. Он слушал и думал. В голове складывались строчки в рифмы, а ноты в мелодию. Он знал, что получится очень личная песня и, что он запишет ее специально для Элизабетты, чтобы она смогла разобраться в своих чувствах… Анри рассказал о песне только Мону… И… Он не мог допустить, чтобы грязные руки Льюиса Пена добрались до нового шедевра… До свободы остался летний гастрольный тур и завершающие его концерты осенью, билеты на которые были раскуплены еще в начале года, а потом он с друзьями вздохнет полной грудью. Фелл и Макс помогли определиться со стилистикой новой пластинки – то, что он задумал, будет отличаться от всего, что делала Группа десять долгих лет. Анри не пугала перспектива сменить стадион на маленький клуб. Возможно, Группа потеряет часть поклонников, но узкая аудитория поддержит их. Оставалось в этом убедить остальных музыкантов, его друзей…
– Эй! – услышал он голос Элизабетты, и очнулся. – Ты не заснул? Я слишком утомила тебя описанием платья Розы? Прости, заболталась.
– Не извиняйся, все в порядке, немного задумался. Я пытаюсь поддержать тебя, даю советы, а сейчас спросил себя – что я понимаю в этой жизни? У меня был выбор десять лет назад, я его сделал. Всегда считал, что ради личного самоутверждения и Группы, а теперь вдруг понял, что только ради славы.
– Ты неправ.
Анри услышал в ее голосе искренность и стало спокойнее на душе. Элизабетта шептала в трубку, а так необходимая ему поддержка долетала через расстояние, разделявшее их.
– Все так делают. Сначала ты долго и усердно зарабатываешь себе имя, а по истечении десяти лет, имеешь полное право расслабиться и насладиться привилегиями. Послушай, если ты устал от Группы, то можешь параллельно заняться другим проектом.
– Тогда у меня не останется времени на тебя! В общем, не думай об этом. Я хотел рассказать тебе о другом. Мы с Моном обсудили предстоящие переговоры в корпорации. Если Льюис Пен отказывается дать нам творческую свободу, то мы не продлеваем контракты.
– Ты абсолютно прав.
– Я всегда винил корпорацию в том, что у Группы коммерческая музыка… Молчи, я знаю, что ты скажешь. Я понял, что потерял чувство реальности, меру таланта, славы и успеха и несу весь этот бред, потому что кроме тебя мне не с кем поделиться своими проблемами!
– Успех наших отношений как раз в этом – ты говоришь мне, что тебя волнует, я слушаю, а потом рассказываю тебе, что беспокоит меня.
– Спасибо за поддержку, – сказал он. – И еще раз извини, что утомил тебя. Давай встретимся во вторник на набережной? Сегодняшний день я точно проведу в студии, а в понедельник Билли обещал съемку на телевидении. Репетиция, как обычно, продлится до позднего вечера, после которой я упаду на кровать и усну мертвым сном до утра вторника.
– Хорошо, договорились. Жаль, что я не могу поцеловать тебя через трубку.
– Мне тоже жаль, милая, все, люблю тебя, – сказал Анри и отключился.
– Я тоже люблю тебя.
Элизабетта положила трубку на рычаг и вытянулась на кровати. Коробка с пластинками с шумом упала на пол, из машинки вывалился исписанный лист. Она подумала об Анри и как нужна ему сейчас. Он сломался, как все музыканты с наступлением творческого кризиса. И если рядом не окажется близкого человека, то он потеряет себя окончательно, и ей становилось немного страшно за него.
Слава победила в нем талант и не дала проявить его, использовать в полную силу. Хорошо, что он это стал понимать. Тяжело оставаться обычным человеком, когда твои песни поют на стадионах, а ты начинаешь ненавидеть обезумевших поклонников и винить во всех неудачах и промахах дельцов музыкальной индустрии. Анри по-прежнему сочинял талантливые песни, и с профессиональной точки зрения у нее и других музыкальных обозревателей не возникало претензий к Группе. Кризис случается у всех музыкантов. Они по-разному переживают этот момент, но со временем приходит понимание, что они упустили в своей жизни важное и ценное, и возвращаются к чему всегда стремились – просто писать музыку.
Элизабетта поставила машинку и телефон на пол, и взяла с тумбочки папку, оставленную Эдвардом. Это была программа бабушкиных мероприятий на неделю. Элизабетта вчиталась в каждый пункт и отметила, что бабушка ведет достаточно насыщенный для ее возраста образ жизни. За неделю ей предстояло открыть медицинский центр, посетить детский приют, провести церемонию зажжения огней на маяке и торжественный обед на палубе нового теплохода, возглавить шествие на пятничную службу в главный собор, и встретиться с послом из Страны Короля до очередного заседания Большого Совета. Недельная программа завершалась пятничным приемом в Большом Зале Золотого Дворца. Элизабетта догадалась, что будут присутствовать очень влиятельные гости, если бабушка распорядилась проводить прием именно там. Небольшие, более скромные приемы, проводились в Малом Зале.
Элизабетте захотелось посетить только одно место – интернат для талантливых детей. Именно там она рассчитывала найти новых "звезд" для своей колонки в отместку Петеру на новых Туртанов. Она вздохнула и бросила папку с программой бабушки на пол, затем сняла полотенце с головы, закуталась в одеяло, и сомкнула веки. У нее оставалось около часа на отдых.
Вечер Элизабетта провела в комнате с белым роялем, где впервые встретилась Анри. У портрета Маргариты она задержалась, заметив, что мама смотрит на нее свысока пронзительным взглядом. Ей стало неловко. На минуту Элизабетте показалось, что лицо мамы ожило, а губы сомкнулись в улыбке. Испугавшись, она отвернулась и увидела в окне справа, как под заходящие лучи солнца, садовники заканчивали работы в клумбах, а водители машин слонялись без дела, ожидая выхода из Золотого Дворца официальных лиц. Она присела на край обитого бежевой тканью дивана, и вновь осмелилась взглянуть на портрет мамы. Маргарита не подозревала, что была больна, когда приглашенный художник писал ее портрет. Он увидел в ней настоящую наследницу и изобразил такой на холсте, не лишая при этом женственности, чувств и эмоций. Элизабетта виделась с мамой нечасто, но те недолгие минуты, проведенные рядом, остались в памяти навечно. Когда она умерла, Элизабетта узнала, что такое одиночество и что значит быть покинутой. Мама была для нее всем, просто больше никого у нее не было. Софья, дочь дяди, не дружила с ней, а ее брат, Люк, караулил с друзьями в саду, забирал игрушки и ломал их. Больше всего Элизабетта горевала о кукле, которую они смастерили с мамой во время ее официального отпуска. Опираясь на пошаговые инструкции книги по рукоделию, они сделали выкройки частей тела, сами сшили платье и шляпку, выбрали в магазине подходящие туфли и модную сумочку. На создание куклы у них ушло несколько долгих, но очень веселых недель. Бабушка уехала на Остров с официальным визитом, и мама в то лето много времени посвятила Элизабетте.
Люк нашел ее с куклой в беседке, в тот день, когда Большой Совет передал титул наследника дяде. Брат был с тремя друзьями, и ему хотелось сделать больно кузине. Элизабетта перебежала в самый дальний угол беседки и прижала куклу к себе. Люк в один миг преодолел разделявшее их расстояние и выхватил куклу из рук. Сначала он оторвал руки, затем ноги, голову, и бросил оставшиеся от куклы части на стол с самодовольным выражением на лице. Элизабетта испугалась и не смела пошевелиться, тихо стояла в углу и плакала. Затем она услышала, как друзья Люка засмеялись, похвалили его за идею, и они убежали. Роза нашла ее ближе к вечеру. Вдвоем они починили куклу, но духа мамы в ней Элизабетта больше не видела и не могла простить брата за то, что он лишил ее единственной вещи, которая связывало с мамой и прошлым.
О чем рассказать точной копии матери? Просить помочь? Разобраться в чувствах? Она мертва, ушла, бросила в тот самый момент, когда была так нужна ей. Пока мама была жива, Элизабетта считалась самым любимым и желанным ребенком в Золотом дворце. Она могла позволить себе покапризничать и просить, чтобы Роза, Эдвард, мама, бабушка, друзья семьи баловали новыми нарядами, развлечениями и игрушками. После смерти мамы все это было у Софьи и Люка, а она превратилась в едва заметную тень, о которой иногда вспоминала бабушка. У нее не было гувернантки, она училась в обычной школе, затем в Городском Университете. Софья и Люк могли прилюдно унизить ее или толкнуть, и никто не смел наказать их за это. Место мамы заняла тетя Луиза.
– О чем задумалась?
Элизабетта услышала громкий, немного властный голос бабушки, напугавший ее. Она резко встала с дивана, пригладив край юбки. Королева неторопливым шагом подошла к внучке и протянула две худые руки в знак приветствия. Она постарела за несколько месяцев. В темной ложе стадиона Элизабетта не успела рассмотреть морщины, которые были замаскированы, но их наличие давало понять – она не божество, она такой же обычный человек, как все, так же стареет, с возрастом становится мудрее, и начинает более тщательно ценить жизнь. Только одевается в дорогие наряды, сшитые на заказ. Элизабетта обратила внимание на губы бабушки, которые сомкнулись в улыбке, а ее руки, несмотря на возраст, все такие же ухоженные и мягкие, коснулись ладоней внучки.