На первом заседании, где присутствовали Мусин-Пушкин, Карамзин, профессора Чеботарев, Страхов, Сохацкий, Снегирев и Черепанов (а позже в члены общества вошли Гаврилов, Гейм, Рейнгард, X. Шлецер, А. Чеботарев и др.), была объявлена цель общества, а именно критическое издание русских летописей. Министр предоставил обществу право сличать различные списки, для чего по высочайшему повелению сюда должны доставляться рукописи из архивов, центральных и местных, а из Петербургской Академии Наук Муравьев собственноручно привез в Москву бесценный Кенигсбергский список Повести временных лет, относящийся к XIV в.
К сожалению, эти приготовления оказались напрасными. Уже с самого начала члены общества, поставив себе узкую цель издать один из списков Нестора (Лаврентьевский), над чем работали профессора Чеботарев и Черепанов, превратились лишь в помощников издателей. Заседания проходили нерегулярно; из них замечательно только одно, состоявшееся 21 апреля 1805 г., когда был объявлен конкурс работ с заданием объяснить, "кого имеет в виду Нестор под Волохами, и откуда они происходят". Через год из 5 поданных решений лучшим был выбран труд, принадлежавший X. Шлецеру. Члены общества решили не присуждать ему награды, как одному из своих товарищей, ссылаясь, при отсутствии собственного устава, на порядок, принятый в иностранных академиях.
За 6 лет существования Общество выпустило 10 листов летописи (все экземпляры, видимо, сгорели в 1812 г.). К 1810 г., когда в университете появился новый попечитель Голенищев-Кутузов, заседания Общества собирались крайне редко и его видимая деятельность не обнаруживалась. Раздраженный таким состоянием дел, Кутузов 14 декабря 1810 г. закрыл Общество, с тем чтобы учредить другое, с более деятельными членами. Помимо очевидных причин определенную роль для Кутузова сыграла близость многих членов Общества к Карамзину, вызывавшему его резкое неприятие.
Активность Кутузова инициировала, очевидно, некоторые ответные действия Карамзина в защиту старого ОИДР и его членов. Вот как излагает это сам Кутузов в письме к министру Разумовскому, одновременно показывая нам реальность дружеских и ученых связей университетских профессоров с Карамзиным. "За нужное почитаю донести в. с., что г. историограф Карамзин сегодня (т. е. 02.12.1810) отправляется в Петербург, и по достоверным известиям, едет именно нарочно для того, чтобы действовать противу вас и, яко депутатом от всего Исторического общества, просит, что они все несправедливо обижены. Между прочим один из его знакомых вопрошал его, зачем он едет, то он ему отвечал: затем, чтобы Разумовский и его все затеи полетели к чорту… Поехал он в Петербург не за добром, а с великими замыслами и интригами, вся его партия здесь уже заранее ему как идолу поклоняется, думая, что он будет случайным человеком. Профессора наши курят фимиам пред ним, и многие были в первый день праздника с визитом, а у меня не были… Историею же своею, коей еще не видал никто, или весьма малое число людей видели, хвастает он заранее, что все наши хроники, все писатели прежде него врали, а он откроет свет в нашей истории!.. Нестор бредит, по его мнению, яко глупый монах, и вот развязка, почему Нестора нарочно в угождение ему Чеботарев не дал издавать, дабы дать время выдать историю и дабы издание Нестора не ускорило и не изобличило бы игривости г. историографа, и не опровергло бы всех его вымыслов и фантазий".
Пристрастный в своих обвинениях Кутузов, не желая того, приоткрывает нам часть причин, обусловивших медленную работу ОИДР по изданию летописей и позволяет несколько оправдать его вялую деятельность в последние годы. По-видимому, углубляясь в работу над Историей Государства Российского, Карамзин все яснее понимал необходимость критического отношения к тексту русских летописей, их подробного комментирования, которое требовало больших затрат сил и времени и не способствовало их быстрой публикации. Вместе с тем, акцент в работе общества перешел на личное общение его членов (в особенности Чеботарева) с Карамзиным, который знакомил их с главами своего труда, обсуждая с ними возникающие проблемы. Желая сохранить людей, с которыми историограф нашел общий язык, его единомышленников, Карамзин и ратовал за сохранение старого ОИДР.
Опасения Кутузова не оправдались: ОИДР было закрыто 14 декабря, а уже через восемь дней попечитель пригласил к себе домой на частное заседание своих друзей и знакомых: П. П. Бекетова, П. И. Фитингофа, П. И. Суворова, И. А. Двигубского, С. Н. Глинку, А. А. Перовского, П. М. Дружинина, Р. Ф. Тимковского и др., с тем чтобы в витиеватой речи, до которых он был охотник, еще раз упрекнув старое общество в отсутствии устава и нерадивости, огласить присутствующим составленные им "правила" ОИДР. Этот проект устава был единогласно одобрен и подписан для отправления министру, после чего Кутузов, торжествен" но отклонив просьбы гостей об избрании его главой общества, предложил в председатели П. П. Бекетова, писателя, издателя, известного в Москве своим литературными связями, мецената, коллекционера, любителя русской старины. Его ценным свойством было умение сохранять одинаково добрые отношения с людьми различных литературных партий. Новым секретарем общества стал И. А. Двигубский, исполнявший одновременно, как и прежний секретарь общества Сохацкий, обязанности секретаря университетского совета.
Устав расширил программу общества, которое уже не только издавало бы летописи, но и занималось сбором предметов старины, должно было критиковать различные сочинения по русской истории, а главное, ежегодно публиковать одну книгу своих трудов и издавать журнал, куда "будут помещаемы древние анекдоты, трактаты, грамоты, описания древних обрядов, посольств и других происшествий, не напечатанных и в архивах хранящихся". Кутузов требовал в уставе, чтобы за определенное время выходило не менее установленного числа печатных листов летописей и других изданий. Число членов было ограничено тридцатью, и требования к ним были довольно жесткими, что придавало обществу характер "Академии исторических знаний". Кроме действительных членов общество имело благотворителей, соревнователей, корреспондентов.
12 марта 1811 г. в день восшествия императора на престол общество торжественно открыло свою работу. Показательно, что в состав его не были включены все профессора (Чеботаревы, Черепанов, Страхов, Снегирев, Гаврилов), симпатизировавшие Карамзину, а сам историк, хотя формально и оставшийся в списках общества, писал 21 апреля А. И. Тургеневу: "Об Историческом обществе ни слова, кроме того, что я в нем не был и не буду, ибо не люблю пустяков".
Из профессоров Московского университета членами нового ОИДР стали Рейнгард, Цветаев, Мерзляков, Каченовский, Суворов, Двигубский, Сандунов, Тимковский, Котельницкий. В течение полутора лет до начала Отечественной войны общество получило значительные суммы от благотворителей, среди которых выделялись купцы братья Зосимы, приобрело немало книг, рукописей, старинных вещей. Разумовский добился разрешения для общества работать и собирать материалы в библиотеках Синода и епархий, просил содействия от губерний всех учебных округов. Некоторые из книг, подаренных обществу, обратили на себя внимание императора, пожелавшего их увидеть.
Ученая и литературная деятельность общества в 1811–1812 г. освещена в 1-ой книге "Записок и трудов ОИДР", изданных в 1815 г. Наиболее значительные из ее статей - речь Каченовского "О судебных поединках" и выступление Тимковского, исследовавшего Киево-Печерский патерик. Из приложений к "Запискам" видно, что общество вело активный поиск исторических источников, в частности, М. Т. Каченовский зимой 1812 г. осматривал библиотеки нескольких консисторий, выявляя в них хронографы и летописи. В его обязанность входило упорядочивание собраний книг и рукописей. Вскоре Каченовский был назначен библиотекарем общества, а его помощником - другой книголюб из числа московских студентов, К. Ф. Калайдович. Наконец, на торжественном заседании 13 марта 1812 г. общество объявило две конкурсные задачи, касавшиеся упоминаемых Нестором русских городов и сущности "словенского коренного языка".
В целом мы видим, что деятельность общества несравненно более активна, чем раньше, во многом благодаря поддержке государства, опеке Кутузова и Разумовского. Однако обратим внимание, какое большое количество людей откликнулось на брошенный правительством призыв способствовать деятельности общества, оказалось готовым жертвовать своими капиталами и ценностями ради создания русской истории. Это движение, как отметил Н. А. Попов, отчасти предвосхитило патриотический порыв 1812 года. Новое ОИДР начинало свою работу в очень благоприятных условиях, имея много активных сотрудников (Тимковский, Каченовский, Калайдович). К сожалению, весь накопленный потенциал погиб в пожарах войны.
Другое общество, тесно связанное с гуманитарными факультетами университета и частично включавшее членов и соревнователей ОИДР, Общество любителей российской словесности было основано 6 июня 1811 г. также по инициативе П. И. Кутузова, которому принадлежал окончательный вариант устава. Среди учредителей и первых членов ОЛРС были профессора: А. А. Прокопович-Антонский, П. И. Страхов, Н. Н. Сандунов, А. Ф. Мерзляков, М. Т. Каченовский, Л. А. Цветаев, И. А. Двигубский, М. Г. Гаврилов, Р. Ф. Тимковский, а также другие московские литераторы - П. П. Бекетов, Ф. Ф. Кокошкин, В. Л. Пушкин и пр. Согласно уставу, "Общество сие учреждается для того, чтобы распространять сведения о правилах и образцах здравой словесности и доставить публике обработанные сочинения в стихах и в прозе на Российском языке, рассмотренные предварительно и прочитанные в собрании". Параграфы устава, ограничивавшие число членов общества (до 35) и ставившие им условия жить в Москве и активно участвовать в заседаниях общества, напоминали соответствующие места устава ОИДР. Те любители словесности, "которые по молодым летам своим или по роду жизни не могли еще приобрести особливой опытности в Словесных науках, но которые представят сочиненные ими стихи или прозаические статьи, соответствующие намерениям Общества, и изъявят желание трудиться вместе с членами", назывались сотрудниками общества. Таким образом, само общество мыслилось как узкий круг известных литераторов, возвышающий себя над представителями молодой литературы. К. Н. Батюшков в письме к Гнедичу (июль 1811 г.) иронически называет его Пантеоном: "Что мне сказать о Московском Пантеоне? У нас с тобою одна участь, мой милый друг: меня предлагали в члены, и некие мужи отказали".
Разобранные на заседаниях сочинения, переводы, речи и др. общество могло публично оглашать в торжественных собраниях, а также издавать на свое иждивение "под наблюдением одного из членов", т. е. без дополнительного прохождения цензуры. Первая часть трудов ОЛРС вышла в марте 1812 г., за ней еще 3 части, содержавшие устав общества, рассуждения и доклады действительных членов, прочитанные ими на заседаниях. Кроме "Трудов" общество планировало также издать избранные речи профессоров Московского университета с биографическими справками о них (что было поручено Прокоповичу-Антонскому и Гаврилову), а также "Собрание лучших прозаических и стихотворных сочинений" в двух томах - "небольшую, дешевую, но полезную книгу для обучающегося юношества" под редакцией А. Ф. Мерзлякова.
Председателем общества был выбран А. А. Прокопович-Антонский. По свидетельству М. А. Дмитриева, такой выбор возбудил в Москве недоумение, потому что Антонский, профессор сельского хозяйства и минералогии, вовсе не считался литератором. С другой стороны, возглавляя благородный пансион, Антонский поощрял в соответствии с собственной воспитательной программой литературные занятия его учеников, долгое время редактировал пансионские издания и т. д. И в ОЛРС Антонскому быстро удалось стать душой трудов и собраний. "Он умел соединять, умирять, прекращать несогласия и ставить выше всего общую пользу, он умел внушить членам уважение к себе и к своим мнениям, которые всегда были благоразумны и держались средины между крайностей, наконец, он умел из малых денежных средств извлекать многое".
На другие должности в ОЛРС были назначены: секретарем - Каченовский, временным председателем - Мерзляков, временным секретарем - Цветаев. В приготовительное собрание, которое перед заседаниями, проходившими раз в месяц, готовило программу и рассматривало сочинения "в присутствии самих сочинителей", входили Сандунов, Мерзляков, Цветаев и Тимковский. Здесь можно отметить, что все названные лица, кроме Мерзлякова, хотя и участвовали в литературном процессе, не оставили в нем тот след, который подразумевался уставом для "известных литераторов". Этим определяется известная подчиненность ОЛРС по отношению к другим литературным собраниям. ОЛРС не выдвинуло собственной программы и по существу стало московской твердыней "архаического направления", в основном принимая идеи петербургских теоретиков из "Беседы русского слова", восторженным поклонником которых был основатель общества П. И. Голенищев-Кутузов. Трудно представить себе на заседаниях Общества представителей другой партии, например, В. Л. Пушкина, никак не проявившего себя в ОЛРС в этот период.
Такое направление показывает уже речь председателя при открытии общества, в которой он призывает сочинителей представить на русском языке "образцовые творения, какими изобилуют древние и новые просвещенные народы", по канонам Буало и Аддисона, обращаясь для этого как к источнику к "Словенскому языку". Одновременно Алтонский ставит и практические задачи общества: написать систематическую основательную грамматику, словарь, перевести на русский язык сочинения лучших иностранных писателей, создавать ученые книги, "которые обогащали бы нас понятиями и средствами изображать их", и завершает речь призывом любить и изучать родной язык и словесность.
На состоявшихся до начала войны 12 заседаниях общества обращают на себя внимание теоретические сообщения Антонского, Болдырева, Калайдовича по отдельным вопросам русской грамматики, направленные на более глубокое ее изучение. Например, знаток восточных языков, адъюнкт Болдырев, критикуя в своем рассуждении о глаголах спряжения, введенные Ломоносовым и старой Академической грамматикой, делает интересное предложение - заменить спряжения "учением о видах и производстве глагола" (наподобие системы арабского языка).
Особая роль в ОЛРС принадлежала А. Ф. Мерзлякову. Как единственный среди членов общества профессиональный литератор, он регулярно читал на заседаниях свои стихи и переводы. На втором заседании ОЛРС Мерзляков произнес "Рассуждение о Российской словесности в нынешнем ее состоянии" - речь, выражавшую его литературную программу в те годы. Не соглашаясь во многом с архаистами и подчеркивая, что "поздно уже заставлять нас писать языком Славянским", Мерзляков отстаивает необходимость и значение в литературе классических произведений, которых сейчас захлестнула волна романов, путешествий, песенок, мадригалов и пр., так что "нередко переводной Камоэнс, Мильтон, Телемак или Гомер служат оберткой для всяких уродов Дюкредюмениля". Мерзляков мечтает строить литературу на примерах Ломоносова, и именно его выступления определяли в OЛPC "дух непреклонного классицизма".
Таким образом, в деятельности и формах организации OЛPC и нового ОИДР можно отметить определенное сходство. Основанные в одно время при активном попечении Голенищева-Кутузова, эти общества, где сотрудничали одни и те же профессора, были окружены атмосферой литературной борьбы того времени, непосредственно влиявшей на их работу. Оба общества выбрали партию, которая и в литературе и в истории была противоположна кругу Карамзина. Результаты их деятельности должны были сказаться с течением времени, но Отечественная война прервала этот процесс.
Необходимо также остановиться и на проектах ученых обществ с участием профессоров словесного отделения, не получивших дальнейшего развития. В раннем варианте устава попечитель Муравьев писал: "Под председательством декана словесных наук составляется общество Латинское, к которому приглашаются магистры и кандидаты, студенты и сами профессора, предшествуя им примером, и могут показать им путь к образованию себя сочинениями на Латинском языке". Однако никаких распоряжений о его открытии не последовало. Другое общество - Статистическое - было открыто попечителем в 1805 г. под председательством И. А. Гейма, включало профессоров Черепанова, Цветаева, лекторов и адъюнктов Невзорова, Санглена, Венсовича, Щеголева, Котельницкого, Падерина и имело целью "исследование способов устроения отечественных произведений промышленности, искусств и политической силы Российского государства".
В отчете по университету за 1805 г. говорилось, что "в заседаниях, держанных в сем году, начертан план, по которому каждому из сотрудников положено приискивать источники и собирать сведения, касающиеся до статистики по России". На следующий год отчет также упоминал о существовании Статистического общества, но затем общество (так и не утвержденное министром) не подавало признаков жизни. В этом же отчете за 1806 г. значится "общество для издания словаря естественной науки", учрежденное 21 марта 1806 г. и на своих трех заседаниях "собравшее по алфавиту русские названия вещей естественных", но о дальнейшей судьбе проекта ничего не известно.