- В сундуке находится большая часть моей одежды, но я не говорила, что в нем только одежда, - невозмутимо заметила она. - Я предвидела, что по вечерам здесь будет скучно без книг и шитья.
- Вы шьете? - В голосе барона послышалось удивление, и она подумала, что он насмехается.
Не отвечая, она быстро пошла к выходу, но у самой двери он сказал:
- Ваш кофе, фройляйн!
Она неуклюже обернулась и приняла налитую им чашку. Ей пришлось пересечь зал и по его предложению добавить сахар и сливки. Софи тоже пила кофе, без стеснения наливая в чашку густые сливки, и на некоторое время в зале воцарилась тишина. Затем Виктория решительно попрощалась и взбежала по лестнице к себе.
В ее отсутствие кто-то разжег камин, и в скромных апартаментах стало тепло и уютно. Виктория сняла сапоги, пальто и второй свитер и устроилась у камина, чтобы согреть руки у огня. Поразительно, если подумать. Ведь она находится в замке Райхштейн менее суток! Столько всего случилось, что кажется, после Лондона прошла целая жизнь.
С нарастающим напряжением она обдумывала проблему с Софи. Неудивительно, что бывшим гувернанткам изоляция пришлась не по вкусу. По мнению Виктории, это всего лишь удачный предлог. Девочка практически неуправляема, и трудно решить, как лучше с ней справиться. Успешное избавление от двух гувернанток, несомненно, придало ей ощущение собственной значимости, которое нелегко будет преодолеть. Конечно, Виктория могла возложить свои проблемы на барона, сделав его ответственным за хорошее поведение Софи, но это было не лучшим решением. Девочка начнет еще больше презирать Викторию за неспособность справиться со своими обязанностями. И рано или поздно найдет способ дискредитировать ее в глазах барона. Она уже доказала, что такое возможно. Без женщины в доме Софи совершенно отбилась от рук. Если у Виктории не будет полной свободы действий в отношении Софи, мира между ними не видать.
Но главная трудность состояла в том, как завоевать доверие барона. Сейчас она просто пришелец, временный пришелец, если Софи преуспеет, и поэтому пока следует ограничиться целью доказать, что она сможет справиться с поставленной задачей.
Она села за стол с Марией и Густавом, барон с дочерью опять отсутствовали. Когда Виктория невзначай упомянула это обстоятельство, выяснилось, что Софи с отцом едят в кабинете, где девушка уже побывала.
- Герр барон, как правило, обедает в кабинете, - объяснила Мария, раскладывая ломтики домашней ветчины по тарелкам. - Иногда, в виде поощрения, разрешает присоединиться к себе кому-нибудь из слуг.
- Понятно. - Виктория поморщилась и приступила к вкусному супу, который Мария налила на первое. Невольно она почувствовала легкое разочарование, что не знала этого, когда барон предложил ей обедать в своей комнате. Она думала, что все едят в кухне, и знание, что это не так, несколько обескураживало. "Это на руку Софи, - прозорливо подумала Виктория, - приравнивает меня к Марии и Густаву и ставит барона и дочь в совершенно другое положение. Но затем она успокоенно сморщила нос. Какая ей разница, где он ест? Кухня не хуже, чем любое другое место в этом мавзолее, по крайней мере, не в одиночестве. Но при этом до нее окончательно дошло, что теперь она считается только домашней прислугой. Виктория улыбнулась, представив возможную реакцию тети Лори. Крестная, очевидно, воображает, что гувернантка дочери барона фон Райхштейна окружена необыкновенным комфортом.
Днем Густав и хозяин принесли сундук. Когда они ушли, Виктория с любопытством открыла его. Снаружи в оконную раму бились снежные вихри, но в комнате было тепло и уютно, и девушка была рада чем-нибудь заняться.
Она развесила одежду в просторном старом гардеробе в углу комнаты, затем склонилась над сундуком, чтобы проверить, что осталось. Виктория привезла с собой несколько книг: некоторые - давно любимые, которые могла многократно перечитывать, другие - давно купленные, но на них не хватало времени. Хотя она редко шила для себя, но делала это неплохо и привезла с собой ткань для своего хобби. Она думала, что у баронессы фон Райхштейн или ее портнихи есть швейная машинка, но поскольку эта надежда явно не оправдалась, следует набраться терпения и шить все необходимое вручную. Возможно, размышляла она, это и к лучшему. Если шить на швейной машинке, то за долгие свободные часы ткань скоро кончится. На самом дне сундука она нашла маленький магнитофон на батарейках. Виктория совсем забыла, что взяла его. Когда девушка поняла, что при желании может послушать музыку, ее настроение значительно улучшилось. Вытащив магнитофон, она нажала кнопку, и в воздухе разлилась лирическая баллада, особенно модная в этом сезоне.
Улыбаясь про себя, Виктория в качестве завершающего штриха поставила на стол фотографию тети Лори и выложила набор гребней, подаренных три года назад на ее двадцать первый день рождения. После этого она заперла сундук и с трудом задвинула его в угол комнаты, под окно. Получилось лишнее сиденье, к тому же сундук слишком велик, чтобы стоять в другом месте. Затем она взяла один из новых романов и устроилась у камина. Было очень приятно просто сидеть за книгой, и спустя некоторое время тепло от огня разморило ее, Виктория отложила книгу и закрыла глаза. Очевидно, она заснула, так как очнулась от стука в дверь. В комнате уже стемнело. Оказалось, Густав пришел разжечь камин. На его вопрос, где она будет ужинать, Виктория ответила, что спустится. Как ни уютно в комнате, одиночество легче принимать малыми дозами, и она поняла, что рада сойти вниз, размять ноги и поговорить с Марией.
Когда ужин кончился, ей тем не менее пришлось вернуться к себе. Простившись с Густавом и Марией, она пошла по коридору в большой зал. Она не собиралась искать общества барона или его дочери, но там были собаки и, кроме того, ее заинтересовала отделка стен. Фриц подбежал лизнуть ее руку, дружески виляя хвостом. Хельга подошла тоже, видимо, понимая указания Фрица, что девушке можно доверять. Виктория изучала ножны какого-то большого ножа, как вдруг во дворе замка послышался шум автомобиля. Она подумала, что это, вероятно, возвращается из своих разъездов барон. Но когда тяжелая дверь со скрипом открылась, молодой голос произнес: "Хорст! Wo sind Sie?" - Виктория поняла, что ошиблась. Вошедший молодой человек был темноволос и выглядел ровесником Виктории. При виде девушки выражение его лица изменилось, и весьма привлекательные губы расплылись в виноватой улыбке.
- Ferzeihen Sie, фройляйн, - проговорил он с поклоном, - ich suche der Baron.
Виктория улыбнулась в ответ.
- Боюсь, я не говорю по-немецки, герр… - Она с сожалением развела руками.
Молодой человек нахмурился:
- Ich verstehe, вы английская гувернантка, ja?
Виктория кивнула:
- Верно. Я Виктория Монро. А вы?
Молодой человек подошел к ней, стаскивая толстые водительские перчатки.
- Конрад Циммерман, фройляйн. Как у вас говорят, рад знакомству. - Он тепло пожал ей руку. - Я врач, из деревни, понимаете? Мы с бароном друзья. Играем в шахматы.
Когда молодой человек вышел на свет, Виктория поняла, что он старше, чем ей сначала показалось, и ему под тридцать. Доктор Циммерман был худощав, среднего роста и поэтому казался моложе.
- Здравствуйте! - Виктория вытащила ладонь из руки доктора, пока он с интересом рассматривал ее. - Вы живете в Райхштейне, герр Циммерман?
- Да. Мой дом на окраине деревни, который я использую также для приема пациентов. Не каждому по вкусу жить так далеко от ярких огней Зальцбурга и Вены, но мне нравится.
Виктория сложила руки на груди, уходя от его упорного взгляда.
- Воображаю, как вы заняты в такой глуши, - заметила она, чувствуя обязанность поддерживать разговор, так как гость больше не пытался найти барона.
Доктор согласился и поведал, что некоторые пациенты живут в практически недоступных местах, и, когда перевал заносит снегом, приходится посещать их пешком.
- Разумеется, на лыжах, - сказал он, расстегивая пальто. - Это не только тяжелая работа, но и удовольствие, к тому же мне нравятся физические упражнения. Только иногда, выбираясь из особенно мокрой и глубокой трещины, я думаю, не лучше ли открыть практику на какой-нибудь фешенебельной strasse. - Он снял пальто и повесил его на стул у огня. Собаки не обращали на него внимания после того, как уточнили его личность и решили, что он не опасен. Доктор задумчиво посмотрел на Викторию: - Что вы думаете о Райхштейне, фройляйн? Слишком уединенное место, как и полагали ваши предшественницы.
Виктория пожала плечами, не торопясь с ответом.
- Да, уединенное, - согласилась она. - Но мне кажется, скорее для тех, кто рассчитывает на искусственные средства развлечения.
- Верно, - кивнул доктор. - Вы ходите на лыжах, фройляйн?
Виктория неуверенно улыбнулась.
- Скажем так, я знаю, как это делается, - задумчиво ответила она. - Однажды я провела каникулы в Сент-Морице, но боюсь, профессионалом не стала.
Доктор выслушал ответ с интересом и кивнул.
- Нам явно следует принять необходимые меры для исправления такого состояния дел, фройляйн, - твердо объявил он. - Для меня горы значат все, и скользить, как птица, по гладкой поверхности ледников… - Он мечтательно покачал головой. - Какое удивительное ощущение!
Виктория по достоинству оценила его очевидный энтузиазм и только собралась объяснить, что находится здесь не ради собственного удовольствия, как в зал вошла, вытирая руки о фартук, Мария. Она приветствовала молодого врача на родном языке, и даже ограниченный словарный запас Виктории позволил понять, что служанка справляется о здоровье доктора Циммермана и его родителей. Он явно был не женат и, судя по его поведению, не очень занят. Виктория воспользовалась появлением Марии, чтобы попрощаться с ним, и поднялась к себе.
Наверху было дивно тепло, и перед сном она немного почитала. Но даже в постели, с выключенным светом и в тишине, Виктория никак не могла заснуть. Ее терзали раздумья, как завоевать доверие Софи, к ним примешивались волнующие образы отца девочки. Насколько легче иметь дело с женщиной, чем с мужчиной, и особенно с таким мужчиной, как барон фон Райхштейн! Она подумала, что, возможно, в любой момент может вернуться его жена, но рассчитывать на это нельзя. В конце концов, что это за женщина, если она оставляет мужа и единственного ребенка в середине зимы одних и без ухода в горном замке? Не в этом ли заключается проблема Софи? Она скучает по матери? Страдает, оставленная на попечение одного отца?
Виктория сразу отбросила эту идею. Софи совершенно счастлива в обществе отца; собственно говоря, ненормально счастлива. Она точно не страдает, однако некая причина заставляет ее вести себя так дерзко, и Виктория обязана выяснить, какая именно.
Трудность в том, что спросить некого. Барон явно не собирался обсуждать с ней свои личные дела, Мария слишком предана хозяину и его дочери, чтобы даже подумать об этом. Виктория зашла в тупик.
Вдруг она вспомнила доктора Циммермана.
Конечно! Он идеально подходит для разговора. Друг семьи, живущий в Райхштейне, он обязан знать баронессу, и его связи с этим семейством явно лишены сентиментальности. Возможно, стоит поймать его на предложении дать уроки катания на лыжах. Когда она узнает его немного лучше, доктор может стать превосходным наперсником.
Глава 4
На следующее утро Виктория встала рано, полная энергии и желания жить. Как и вчера, она оделась в плотные брюки и свитер, на этот раз из джерси с этническим узором по краям. Зачесав волосы назад и заколов их булавкой, она вспомнила о странном замечании барона и хотела распустить их, чтобы увидеть его реакцию. Но здравый смысл возобладал, и, выйдя на кухню, Виктория выглядела сдержанно и деловито. Поскольку ванная находилась внизу, Мария снабдила ее кувшином воды и ковшом, так что первое умывание дня было ледяным и бодрящим. В Англии такая водная процедура привела бы Викторию в ужас, но здесь она приняла ее как часть местного образа жизни.
Мария подала завтрак. Когда Виктория в разговоре коснулась вчерашнего визита доктора Циммермана, домоправительница чрезвычайно оживилась и рассказала, как популярен молодой врач в деревне и как тяжело работали его родители, чтобы скопить денег и послать его в медицинскую школу.
- Конечно, помог герр барон, - закончила она с явным удовлетворением, - и герр Конрад это не забыл.
- Вы хотите сказать, что доктор Циммерман прожил в деревне всю жизнь?
- Ja, после получения диплома он сменил доктора Кляйна, которому давно уже было пора на покой.
Виктория отпила кофе:
- Он кажется милым молодым человеком.
Мария бодро кивнула:
- Настоящее утешение родителям.
Порыв холодного воздуха возвестил о появлении барона. Как и вчера, он уже где-то побывал, с влажных волос капала вода. Барон вежливо кивнул Виктории и скинул парку.
- Доброе утро, мисс Монро, - сказал он, подходя к камину погреть руки. - Вижу, сегодня вы рано приготовились к работе.
- Да, герр барон! - Она чувствовала себя обязанной ответить.
Сидя на скамье у камина и допивая вторую чашку кофе, Виктория невольно отметила загорелые и худощавые кисти рук, которые он протягивал к огню, золотое кольцо с печаткой и небольшим рубином, сверкнувшее на третьем пальце левой руки. "Обручальное?" - заинтересовалась она.
Мария подала барону кружку кофе и получила в ответ обычное теплое приветствие. Затем он снова повернулся к Виктории.
- Боюсь, у меня для вас плохие новости, фройляйн, - сказал барон, хмурясь. Виктория подняла на него тревожный взгляд, и он продолжил: - Сегодня Софи не сможет учиться. Вспомните, вчера она почувствовала себя плохо. Она все еще не оправилась, и я не могу заставлять ее, когда она выглядит такой больной и слабой.
Виктория успокоилась: ничего серьезного. Но ее покоробило, что Софи снова добилась успеха в уклонении от занятий. Не в силах сдержать вполне естественную реакцию на эту новость, она довольно саркастически воскликнула:
- Как удачно для Софи!
Барон прищурился, и даже Мария бросила работу и повернулась в их сторону.
- Что вы хотите сказать этим замечанием? - ледяным тоном осведомился он.
Виктория бесстрашно встретила его взгляд, гнев укрепил ее решимость.
- Думаю, это очевидно, герр барон, - просто ответила она. - Софи снова не хотела учиться, и ей удалось отвертеться.
- Что значит - опять?
Щеки Виктории пылали. Она не хотела говорить, но теперь придется. Барон, похоже, в ярости. Опустив голову, она глотнула кофе, отчаянно стараясь найти способ отказаться от своих слов.
- Итак, фройляйн? Я жду.
Виктория беспомощно подняла плечи.
- Я имела в виду, конечно, вчерашний день, - запинаясь, ответила она.
Лицо барона окаменело:
- Когда она страдала от головной боли?
- Так она говорила.
С отчетливым стуком барон поставил кружку на каминную полку:
- Возможно, вы намекаете, что Софи не больна?
Виктории все это надоело. Она враждебно взглянула на него.
- Еще как намекаю! - заявила она. - Но конечно, я здесь чужая, не знаю Софи так, как вы, и, разумеется, если вы говорите, что она больна, мне остается только согласиться!
Глаза барона потемнели от гнева.
- Вы невероятно агрессивная молодая женщина, мисс Монро! - отчеканил он. Затем он вспомнил о Марии. - Мария, оставь нас! Я должен сказать мисс Монро кое-что наедине!
- Ja, герр барон!
Мария выкатилась из комнаты, как испуганный кролик, и даже Виктория ощутила тревожную дрожь в нижних конечностях. Как обычно, ее подвел острый язык, но все же она считала, что права.
Барон дождался, пока Мария закроет дверь, и повернулся к Виктории. Его лицо напоминало грозовую тучу.
- Фройляйн, со мной нетрудно поладить, во многом я терпелив. Но в одном я уверен: молодая женщина вроде вас не имеет права называть меня перед слугами лжецом!
Виктория покраснела, вставая, чтобы сократить разницу в их росте.
- Я не называла вас лжецом, герр барон, - храбро парировала она.
Барон метнул на нее яростный взгляд:
- Нет? Вы так думаете? Вы сказали, что моя дочь дурачит меня!
Виктория опустила голову:
- Если нужны извинения, я согласна. В присутствии Марии, если это вас успокоит.
У барона вырвалось сердитое восклицание.
- Успокоит меня! - окончательно рассвирепел он. - Что я вам, дитя, которое требуется успокоить в присутствии няньки? Нет, фройляйн. Я человек, который требует, чтобы вы, пока работаете на меня, не оспаривали моих суждений и принимали мои слова, как истину в последней инстанции!
Виктория кусала губы, чтобы не ответить в том же духе.
- Итак, фройляйн? Что скажете?
Виктория пожала плечами:
- Ничего, герр барон.
Барон с минуту жевал нижнюю губу, затем отвернулся, схватил чашку кофе и одним духом проглотил ее содержимое.
- Скажите мне, фройляйн, - с горечью произнес он, - когда ожидать вашей отставки?
Сердце Виктории екнуло.
- Вы хотите моего ухода, герр барон?
Барон с явной неохотой повернулся к ней.
- Нет, - резко ответил он. - Это не входит в мои намерения. Но ваша самоуверенность показывает, что вы не любите выслушивать выговоры, а я не так глуп, чтобы считать наши условия настолько привлекательными, что никакие провокации не заставят вас уйти.
- По-вашему, я так безответственна? - Виктория негодующе подняла голову.
- Сегодня вы настроены слишком воинственно, - холодно заметил барон. - И хотя я сочувствую вашему положению, которое явно чуждо вашей натуре, полагаю, вам следует подыскать себе пост с меньшими требованиями, более соответствующий вашим наклонностям.
Виктория решительно покачала головой:
- Герр барон, если, как подразумевается в ваших словах, вы воображаете, что какие-то особые обстоятельства принудили меня занять это или любое другое место, то ошибаетесь. Я просто очень хочу начать занятия, и, если мое отношение к хозяину неуважительно, я изменю его.
Барон не скрывал своего скептицизма.
- Желаете остаться в Райхштейне и подчиниться моей власти? - Он покачал головой и отвернулся. - То, что выгнало вас из Лондона, очевидно, очень серьезно.
Виктория напряглась:
- Ничто не выгоняло меня из Лондона, герр барон!
Барон пожал широкими плечами:
- Очень хорошо. Вероятно, в настоящее время вы уже определились со своим выбором.
Виктория налила себе новую чашку кофе.
- Разочарованы, герр барон? - пробормотала она почти беззвучно. Хотя он явно напрягся и послышалось негодующее сопение, ответа не последовало.
Барон быстро подошел к двери, за которой исчезла домоправительница, открыл ее и отрывисто позвал:
- Мария!
Виктория обняла себя за плечи. Теперь, когда все решено, впереди еще один долгий день. Внезапно она повернулась к барону и сказала: