Несмотря на дефицит времени, пришлось объяснить, что окончательного названия пока нет. "Поцелуй нимфетки" – рабочая версия. Над заголовком ломают голову лучшие умы театра...
– Ты не возражаешь, если я пока... у вас...
– Ну что ты?! Как ты можешь спрашивать? Проходи, располагайся, обед на плите... А почему тебя так рано с работы отпустили?
– Я решила больничный взять. Чувствую себя ужасно. Слабость. Села за компьютер – ничего не соображаю.
– Ну и правильно. Отдохни. Тебе хорошенько выспаться надо.
Я пожелала ей приятного отдыха и поспешно выскочила из квартиры. Пусть попереживает в свое удовольствие! Пострадает! В конце концов, любовные муки – нормальное, почти естественное для молодой девушки состояние. Хорошо, что в дневное время Лешка занят в редакции и не имеет возможности поддерживать их идиотскую переписку.
Странный он тоже, Лешка этот! Другой бы на его месте, разгадав мой обман, давно бы послал Стасю куда подальше. Вместе со всеми ее переживаниями. А этот... Подпольный доктор Курпатов! Психотерапевт-самоучка.
...Когда мы с Таней вернулись с репетиции, Стася крепким сном спала на диване в кабинете. Рядом на полу стояла забитая окурками пепельница, недопитая чашка чая, в которую наша барышня зачем-то бросила апельсиновые корки и вымазанную шоколадом бумажную салфетку. Можно и продолжить, так сказать, расширить круг моих впечатлений от ее пребывания у нас. Бесформенная груда иллюстрированных журналов на столике в прихожей. На обеденном столе крошки, круг от стакана, в холодильнике разлитый сок, про грязные тарелки я просто не стану говорить, в ванной – поспешно скинутые колготки, скомканная футболка и специфический запах дезодоранта, а на зеркале – брызги мыльной пены.
– У нас гости? – неприятно удивился Стив.
– У нас Стася, – объяснила я. – Она поживет здесь некоторое время.
– Некоторое время? Что это все значит, наконец?! – Стив почему-то взорвался, хотя я самым что ни на есть спокойным тоном сообщила ему совершенно нейтральные вещи.
– Ну, ты же не против того, чтоб каждый день видеть свою дочь? Разговаривать с ней, быть в курсе ее жизни?..
Он только фыркнул в ответ:
– С ней поговоришь, как же!.. Только и слышишь от нее: не вмешивайся! Я на эту тему не разговариваю! Что хоть вчера произошло – ты мне можешь объяснить по-человечески?
– Что произошло, Стив?.. – Я, не решаясь ответить, тянула время.
– Да именно! Мне-то она ничего не рассказывает!..
– Что ж, дорогой... Я понимаю твои чувства. – Я все еще пыталась оттянуть неприятный момент. – Одним словом, ты помнишь Арвида?
– Кого-кого? – Не сдержав возмущения, Стив повысил голос.
– Тише, Стася заснула... Пусть поспит.
– Она заболела? Почему ты все от меня скрываешь?!
– Да нет же, Стив. Вовсе нет!.. Хотя она действительно сейчас на больничном... пожаловалась на плохое самочувствие, ей дали.
– Значит, она больна все-таки?
– Она не больна, а ужасно расстроена из-за того, что... Арвид уехал в Ригу.
– А что, если бы он не уехал?! – вскричал Стив, по-прежнему не желая сбавлять тона. – Если бы он не уехал, тогда бы она с ним что?
– Она с ним ничего!.. А теперь и вообще ничего... Потому что он уехал – история закончена.
– Это радует, – заметил саркастически Стив.
– Ну вот! Дай ей прийти в себя. Не показывай так откровенно своей радости и своего любопытства. Делай вид, что ничего не происходит.
– Хорошо. Я согласен: буду делать вид. Но ты-то, по крайней мере, можешь мне объяснить толком, что произошло?
– А я тебе уже все объяснила!
– Не понимаю!.. Неужели же у нее могло быть с этим Арвидом что-то? Что?!
– Все! – заорала я, не сдержавшись. – Но мало и... мимолетно. К тому же все давно кончилось. В Москве он задержался по своим каким-то делам.
– Что-то у тебя не срастается, – ухмыльнулся Стив. – Все давно кончилось, говоришь? А почему ж она теперь заболела?! Почему именно теперь?
– Потому что кончилось у них как бы не совсем... У него кончилось, а у нее нет.
– Не пониманию!
– Какой ты странный! Неужто не знаешь: в жизни случаются измены, неразделенная любовь!
– А у Стаськи, ты хочешь сказать, неразделенная любовь к этому Арвиду?
– Ну, в общем, что-то типа.
– Ты, наверное, шутишь, Ален.
– И не думала.
– Шутишь! Этого быть не может!.. Я вот спрошу у нее сам.
– Я бы тебе не советовала! Ничего, кроме "оставь меня в покое", ты от нее не услышишь. Только имей в виду, она действительно глубоко переживает.
– Так сильно, что даже взяла больничный?
– Ну да.
– Тогда вот что, Алена. Мы должны помочь ей.
– Боже мой, Стив. Время – лучший лекарь в таких делах.
– Но ей же плохо! Давай вызовем психолога, какого-нибудь специалиста... Не знаю, ты, наверное, в этом разбираешься лучше.
Я хотела сказать что-то резкое. Типа: это ты распустил ее, и поэтому у твой дочери совершенно нет иммунитета к боли. Но вовремя справилась с собой и подобрала более пристойную форму для выражения своих мыслей.
– Стася – умница и прекрасно справится сама. Между прочим, и учиться страдать тоже когда-нибудь нужно.
Стив пробовал возмущаться, но никаких конструктивных аргументов предложить он так и не смог.
Тем не менее несколько последующих дней я провела в нервозности и страхе. С одной стороны, я боялась, что Стив не сдержит данного мне обещания, заведет с дочерью откровенный разговор и выставит меня сплетницей и глупой болтушкой. В этой ситуации угроза исходила от Стива.
Плюс к тому для моего дискомфорта имелся еще один веский повод. Мне казалось: еще немного – и я сорвусь. И уж тогда – мало ей не покажется!
За ее бессовестную манеру чатиться по ночам, а днем отсыпаться. За переполненные окурками пепельницы, за привычку крошить, сорить, мусорить, разбрасывать, не отвечать на вопросы и вообще никак не учитывать окружающих. Одним словом, Стася со своими страданиями стала для меня костью в горле. Чего я не предпринимала только, чтобы поскорее выплюнуть ее!
"А вспомни, какой ты была в ее годы", – посоветовал мне внутренний голос.
Я пробовала, добросовестно рылась в памяти, но никаких особых примеров собственной черствости, грубости, неряшливости найти не могла.
Вот, допустим, история с Олегом... Кому она принесла боль и горе, кроме как мне одной! Тем более страдала я в одиночку. Единственной и ближайшей моей подругой была в те времена Светка, а ей по не требующим объяснения причинам жаловаться было невозможно.
А у Стаси, между прочим, есть Алька. Я уже стала узнавать ее грубовато-добродушный голос. Аля звонит нам каждый вечер, спрашивает, как Стася, не надо ли ей чего.
В первый раз я ей предложила: "Подождите, я ее сейчас приглашу к телефону". Аля даже испугалась: "Ой, нет, что вы! Настя же просила ее не беспокоить. Я на тот случай, если вдруг..."
Короче, я не могла найти никаких оправдательных аргументов в Стасину пользу и поэтому существовала стиснув зубы.
И все же наступил день – я простила ее. Искренне, от души. Не только простила – я полюбила ее больше прежнего. Она вернулась к жизни и, в чем весь парадокс, одним фактом своего возвращения сумела вернуть меня.
Случилось это в пятницу утром. Было часов семь – несусветная рань. Стив принимал душ, я варила на кухне кофе... и вдруг... или это мне кажется... в кабинете скрипнула дверь, и вскоре на кухне, кутаясь в шелковый китайский халат, появилась Стася.
Против обыкновения она была аккуратно причесана, на щеках даже появилось некое подобие румянца, а глаза... ее глаза смеялись!
– Алла, с добрым утром.
– Привет, – отозвалась я, не зная, к чему мне на этот раз готовиться.
– Хочешь, я сварю кофе? А что у нас на завтрак сегодня? Салат с авокадо? Я помогу тебе.
– Ты в порядке? – уточнила я. – Выспалась?
– Относительно. – Стася улыбнулась. – Заснула в час – сейчас семь.
– Коннекшн не пошел?
– Очень даже пошел, – рассмеялась Стася, – только я решила...
Но тут на кухню зашел Стив, и она тотчас переменила тему. Я почувствовала, что решила она нечто важное, и с трудом дождалась, когда Стив выпьет кофе, съест свой завтрак и уйдет на работу.
– Что ты решила? – спросила я, едва за Стивом захлопнулась дверь.
– Я решила, – объявила с улыбкой Стася, – что все это время вела себя как последняя дура.
– Ты о чем?
– О noname! Я только вчера поняла, какой это замечательный человек!
– А что я тебе говорила! – воскликнула я, все больше оживляясь. – Главное даже не он сам, а его отношение к тебе!
– Вот именно! Ал, сколько сил, времени, энергии он тратил на меня. Ты только представь: на совсем незнакомого человека! Вчера я вдруг поняла, что он уникален. Это в наше-то время!.. Да такие люди давно перевелись!
– Теперь ты понимаешь, что нельзя пренебрегать таким человеком?!
– И это еще не все, – не слушая меня, продолжала Стася. – Все, что он говорит... Он так умеет говорить, найти такие слова... Он талантлив, он просто гениален!
– А помнишь, ты собиралась с ним встретиться? – напомнила я, действуя по пословице: куй железо, пока горячо.
Ну слава богу! Наконец-то! Наконец-то наша несмеяна соблаговолила обратить внимание на своего суженого! Значит, мой план, несмотря ни на что, удался!
И еще: как хорошо, что Стася – это все-таки не та грубая, бесчувственная Стася, которую мы все в последние дни лицезрели. У нее, как у всех нормальных людей, есть сердце, а в сердце – нежность и благодарность. Прекрасный старт для возрождения их с Лешкой романа. А кроме того, у нее достаточно интеллекта, чтобы оценить уровень Алексея-noname. Все сходится. И также неизбежно сходятся их пути!
– Ты думаешь, это ничего, если я первая заговорю с ним о встрече?
– Конечно, ничего. Намекни ему, туда-сюда. Он поймет... и обрадуется!
– А с чего ты взяла, что обрадуется?
– Я думаю, он уже давно влюбился в тебя.
– Как влюбился? Заочно? – Стася засмеялась.
– Ну, не совсем. Ну-ка вспомни, он видел тебя на фотках? На тех фотках, которые ты выставила на форуме?
– Не помню... – Стася пожала плечами. – Вроде да. Алька щелкала меня несколько раз, кажется, пару ее фоток я тоже выставила.
– Это во-первых, – щебетала я. – А во-вторых, кто сказал, что заочно влюбиться невозможно?!
– То-то и оно, Ал. Вот я, например, заочно влюбилась в него. Noname – необыкновенный, прекрасный, очаровательный. – Стася вдруг закружилась – легко и грациозно, как будто здесь, на нашей кухне, она решила станцевать вальс. – Noname, noname, noname!..
Глава 17
Светка объявилась на Пасху. Позвонила по телефону, немного жеманным, экзальтированным голосом поздравила нас с праздником и пожелала духовных прозрений, а не чего-нибудь.
Еще она поздравила меня... с коммерческим успехом. Бешеный, оглушительный успех! Акции нашей водяной компании расходятся на ура.
– Как же так? – усомнилась я. – То глухо было, как в танке... А то вдруг ни с того ни с сего...
Светка, тотчас забыв о религиозной экзальтации, с удовольствием пустилась в объяснения:
– Вообще-то положительные тенденции появлялись уже давно. Месяца полтора назад, как только прошла международная реклама. Классная вещь! Тут как-то этот бюллетень попался мне в руки... – Светка заговорила привычным, будничным тоном – экзальтация быстро уходила на второй план, ус тупая место трезвости и расчету: – Короче говоря, твоя идея с павильоном не такое уж и гиблое дело!
– Ты хочешь сказать, пора искать архитектора?
– В общем – да! У нас уже достаточно средств, а экономия при условии собственных производственных площадей, я прикинула тут кое-что...
– Светка, я же насчет архитектора шучу! Ты что, не понимаешь?
– Не понимаю! Какие тут могут быть шутки?! Если мы построим павильон, наладим непосредственно на участке производство воды...
– А разработку проекта поручим Арвиду?
– Ты с ума сошла! – засмеялась Светка. – Он, слава богу, в своей Риге, проектирует в поте лица какое-то здание республиканского значения.
– Не хило! А тебе звонит?
– По несколько раз в день! Пытает, нашлась ли замена. Милый, говорю, дураков нет. Какой еще идиот ввяжется в эту безнадегу? Я такая одна. В одном экземпляре!
– Ну а он что?
– Настаивает! Какое, говорит, в конце концов, тебе дело до этой воды. Бросай ее!.. Чудак. Подожду еще немного и скажу ему все открытым текстом, – закончила Светка, опять меняя деловой тон на экзальтированный. – Скажу: учись жить без меня.
– Свет, а Кирилл-то как? – Я почувствовала, что для сакраментального вопроса настал подходящий момент.
– Ты как будто в воду глядишь, Ал! – Светка вздохнула глубоко и печально. – Я имею в виду Кирилла. Это же он сказал мне перед отъездом: мы должны научиться жить друг без друга.
– Сурово.
– Вот так! Да он прав, Алка. В принципе он прав!.. Все эти наши метания, смятения... не для того Господь дает людям жизнь.
– Знаешь что, Свет? По-моему, ты малость переигрываешь.
– Да это не лицемерие, ты не думай. Но раз уж так сложилось, у него дети, семья...
– А кстати, как поживает его семья?
– Нормально поживает. Хорошо! Дети растут, жена – преуспевает. Я тебе говорила? Она – регент, церковным хором руководит. Очень способная женщина, и характер у нее идеальный. Она же все простила ему! Я бы на ее месте... не знаю... А ты?
– И я не знаю.
– Вот видишь! А она сумела. В общем, все правильно: мы должны научиться жить друг без друга. Все справедливо, Ал!
– Я одного только не понимаю! Ты вот говоришь: воля Божья. А зачем вы тогда опять встретились с Кириллом?! Для чего вам Бог устроил эту встречу на выставке?!
– Зачем?.. Я думаю, здесь уже не воля Божья, а Божье попущение.
– Что? Попущение?
– Понимаешь, это, наверное, трудно будет объяснить... Ну смотри. Пока мы живем правильно, по заповедям – на нас действует воля Божья. А если нет, Господь оставляет нас, попускает действовать темным силам.
– Выходит, ваша последняя встреча – результат действия темных сил?
– Да, наверное... Искушение какое-то.
– А ведь ты обрадовалась, – напомнила я ей.
– Ну и что ж! Конечно, обрадовалась! Ты же знаешь, Алка, что такое для меня Кирилл!.. Нечего больше об этом говорить. Я тебя целую, поздравляю с праздником. Твоим – привет.
– И тебя с праздником! Все устроится, не грусти.
– А я и не грущу. – Светка улыбнулась в трубку. – Я новый бизнес-план разрабатываю. С учетом собственных производственных площадей и наращивания объемов производства.
"Она безнадежна! Неисправима! – думала я, отключив телефон. – Что бы ни случилось – на уме одни бизнес-планы! Вот то ли дело я... Я, как нормальный человек, иду в гости с дочкой и с мужем".
Последние слова наполнили мое сердце законной гордостью. Это так важно осознавать, что у тебя есть дочка и муж. Стив – такой основательный, респектабельный, серьезный – моя надежда и опора. Настоящий глава семьи. А Танечка – темноглазая, стройная, живая. На ней синее кашемировое пальтишко с пелеринкой, в темных косичках красные бантики. Я специально нарядила ее по моде тети-Ириной молодости – далеких пятидесятых годов.
На глазах у всего нашего любопытного двора мы залезаем в новенькую сверкающую машину, при этом беззаботно болтаем, обсуждая предстоящий визит.
– Ален, ты ведь, кажется, покупала подарки?
– Ну конечно! Угадай что?.. Сдаешься! Так и быть, я тебе подскажу. Подарки тематические, в смысле пасхальные. Я их на православной ярмарке приобрела.
– А что там можно купить? – рассеянно спрашивает Стив, безнадежно далекий от православия, а заодно от всякого рода выставок-ярмарок. Мой муж терпеть не может магазинов, а если все-таки отправляется за покупками, то предпочитает бутики или на худой конец гипермаркеты.
– Там можно купить все! Мед, дубовую мебель, корзины, золото, диски и кассеты, иконы, вязаные безрукавки, постные торты и пасхальные куличи!..
Я громко вздыхаю, припомнив свои скитания по ярмарочным павильонам.
На православную выставку-ярмарку я отправилась по Светкиным следам. Меня так взволновал ее рассказ о встрече с Кириллом – захотелось собственными глазами увидеть Семистрельную икону Божьей Матери, такую таинственную и роковую в жизни моей лучшей подруги.
Икона и впрямь обладала какими-то необыкновенными притягательными свойствами... В павильон киевских иконописцев потоком заходили покупатели, приценивались, говорили о чем-то, спрашивали совета у похожей на гоголевскую панночку хозяйки... Я слышала и не слышала их. Мне, как и Светке, хотелось, неотрывно глядя на икону, думать – не о чем-то конкретном, но сразу обо всем. Как выражалась Стася, медитировать.
В один миг мне открылась вся моя жизнь, с полузабытыми, стертыми памятью эпизодами, мои беды настоящие и прошлые, мои девочки – Таня, Женечка, Стася, такие несхожие, но так остро нуждающиеся в помощи. Кто может помочь им? Только Бог. Израненная стрелами, кроткая Богородица Семистрельная.
Может быть, я даже просила ее о чем-то или о ком... Не знаю. Не помню.
А дальше ко мне подошла панночка, окинула с ног до головы быстрым взглядом, потом очень внимательно взглянула в глаза и предложила купить икону.
И тут я совершила абсолютно непонятный, необъяснимый поступок. Сказала: "Да, я покупаю ее".
Панночка назвала цену. Запредельную. Наверное, глядя на мое потерянное лицо, накинула с ходу процентов сорок. Я, как загипнотизированная, выложила деньги – не хотела спорить или торговаться, и вышла из павильона, сжимая пакет двумя руками.
Только бредя по колоннаде выставочного зала, я вспомнила, что приехала сюда покупать подарки. Светка права, Семистрельная икона Богородицы слишком трагична для пасхального подарка. Да и не отдам я ее никому. Она – моя! Приобретена мною мне же в подарок.
Решив так, я свернула в шелковый павильон и, много не раздумывая, купила Жене желтый, расписанный фиолетовыми ирисами шарф.
– Да это разве тематический подарок? – усмехается Стив. – Как это связано – шарф и Пасха?
– А вот связано! Теперь у нее будет что в церковь надеть.
– Я сомневаюсь, что Женя вообще пойдет в церковь.
– Да, дядя Степа?! – подала голос молчавшая до этого Таня. – А она ходила недавно, если хочешь знать! Когда у них в клинике был шмон.
– Что было?
– Шмон, – повторила Таня, смутившись.
– А что это такое?
– Ну, это... Проблемы, в общем. Так сказала Женька.
Стив рассмеялся.
– У твоей сестрички замечательный лексикон! Шмон – это обыск, проверка на зоне.
– Где? – удивилась Таня в свою очередь.
– На зоне. В тюрьме.
– Да. Точно! Женька все ныла: тюряга нам светит, пойду свечку поставлю, может, пронесет.
– Ладно, Танюш. Не будем о грустном...