Напомним, что последние 20 лет только представители двух кланов - ташкентского и ферганского - возглавляли высшую партийную власть в республике (в 1938–1950 и 1950–1955 это были "ферганцы" Усман Юсупов и Амин Ниязов; в 1955–1957 и 1957–1959- "ташкентцы" Нуритдин Мухитдинов и Сабир Камалов). И это было вполне объяснимо, поскольку Ташкентская и Ферганская области считались в Узбекистане передовыми по всем показателям, в том числе и по валовому выпуску промышленной продукции. Однако во второй половине 50-х в Москве, видимо, окончательно пришли к убеждению, что ставленники этих кланов утрачивают свой лимит доверия, а в вопросах национальных отношений и вовсе себя дискредитируют. И Центр вдруг обратил внимание на то, что Ферганская область является самой происламистской в Узбекистане. Все это, без сомнения, было на руку представителям самаркандского клана, одним из ярких представителей которого был именно Шараф Рашидов.
Как уже говорилось, кампанию по замене первых секретарей среднеазиатских республик Москва начала с Туркмении: в декабре 1958 года к ее руководству был приведен Джума Караев. Следующим в списке должен был стать Узбекистан, куда кампания должна была докатиться спустя три месяца- в марте 1959 года. Республиканская элита, естественно, об этом была прекрасно осведомлена, тайной для нее был только один вопрос: кто именно станет новым хозяином республики. Хотя выбор кандидатур был, в общем-то, не особенно и обширен.
В число главных претендентов входили два человека: президент Узбекистана Шараф Рашидов ("самаркандец"), который, как мы помним, еще полтора года назад (в 57-м) баллотировался на этот пост, но в итоге проиграл Сабиру Камалову, и 1-й секретарь Самаркандского обкома Ариф Алимов ("ташкентец"). Учитывая, что последний 1-й секретарь был представителем "ташкентского" клана и в глазах Центра себя дискредитировал, можно было предположить, что больше всего шансов у Рашидова. Между тем в первой половине февраля 1959 года Рашидов отправился в Москву. Как выяснится, это будет его последняя поездка в столицу в ранге президента Узбекистана. Привела же его туда служебная необходимость. Во-первых, он присутствовал на открытии Третьей декады литературы и искусства Узбекистана, которую почтили своим присутствием Н. Хрущев, а также 1-й заместитель Председателя Совета Министров СССР А. Микоян и секретари ЦК КПСС А. Аристов и Е. Фурцева. Во-вторых, 23 февраля Рашидов в качестве заместителя Председателя Президиума Верховного Совета СССР участвовал во встрече Хрущева с премьер-министром Великобритании Гарольдом Макмилланом. Декада продлилась до 24 февраля: в тот день в Большом театре состоялся заключительный концерт, который вновь посетили Хрущев и Рашидов. Сразу после завершения декады Рашидов вернулся на родину, а спустя три недели был избран на пост 1-го секретаря ЦК КП Узбекистана.
В годы горбачевской перестройки, когда союзная элита начала процесс дискредитации Рашидова, на авансцену пропагандистской кампании был вытянут миф о том, что он попал на пост руководителя Узбекистана случайно. Творцами этого мифа были два известных узбекских писателя: Камиль Икрамов (сын Акмаля Икрамова, который был главой Узбекистана в сталинские годы и который был репрессирован в 37-м) и Тимур Пулатов. Причем отметим, что первый одно время (в конце 60-х, о чем речь еще пойдет ниже) находился в контрах с Рашидовым, не сойдясь с ним во взглядах на литературные процессы, происходившие в республике, однако спустя десятилетие изменил свои взгляды и в октябре 1979 года написал Рашидову длинное письмо, где были следующие строчки: "Всякий раз я испытываю наплыв счастья, сознавая, что невероятно трудное дело, начатое моим отцом, вот уже столько лет находится в Ваших удивительно добрых и в то же время могучих руках. Это сочетание благословенно!.."
Не пройдет и десяти лет, как К. Икрамов станет говорить о Рашидове уже совершенно иные слова - оскорбительные. И начнется все именно со статьи в "Литературной газете" за июнь 87-го, где писатель распространит миф о случайности избрания Рашидова на пост 1-го секретаря ЦК КП Узбекистана. Отметим, что Икрамов и Пулатов в своих рассказах ссылаются на слова одного и того же человека - бывшего члена Бюро ЦК КП Узбекистана Расула Гуламова - но правдивей их версии от этого почему не выглядят. Судите сами.
10 июня 1987 года в "Литературной газете" К. Икрамов поведал следующее: "В 1959 году, будучи членом Бюро ЦК Компартии Узбекистана, Расул Гуламович возражал против избрания Рашидова на пост первого секретаря, и его точку зрения разделяла ровно половина состава Бюро. Небывало долгим было то заседание. Советовались с Москвой, расходились, снова сходились и снова спорили. Сомнения в кандидатуре были серьезные, но… Рашидова избрали. Большинством в один голос. И этот голос подал он сам…"
А теперь послушаем рассказ Т. Пулатова, который был опубликован ровно через год после икрамовского - в июле 1988 года- в другом рупоре либерал-перестроечной прессы - журнале "Огонек" (№ 29). Цитирую: "В том, что именно Рашидов, а не кто другой, более достойный, занял пост первого секретаря ЦК Компартии республики, сыграла роль случайность. Активный участник тогдашних событий, старый большевик Р. Г. Гуламов рассказывал мне, что, когда на Бюро ЦК решался вопрос, кто будет первым секретарем, голоса разделились поровну "за" и "против" Рашидова. Уже была объявлена дата Пленума ЦК, а члены Бюро все продолжали спорить. Тогда, согласно легенде (почему легенде, если писатель строит свой рассказ на словах реального участника событий- Гуламова? - Ф.Р.) представители ЦК КПСС, приехавшие в Ташкент, позвонили Н. С. Хрущеву: "Узбекские товарищи никак не могут договориться". "А кто там в списке кандидатур?" - спросил Н. С. Хрущев. Ему прочитали список. "Я из них только Рашидова знаю. Были вместе в Индии", - сказал Н. С. Хрущев, и эта его фраза, переданная членам Бюро ЦК, и решила исход голосования в пользу Рашидова…"
Итак, мы имеем один и тот же источник информации - непосредственного участника событий Р. Гуламова, однако ясности в вопросе от этого почему-то не прибавляется, а даже наоборот. Например, по Икрамову получается, что Рашидов сам помог своему избранию на пост 1-го секретаря (именно его голос перевесил чашу весов при голосовании), а по Пулатову выходит, что все решил звонок Хрущеву. В таком случае возникает вопрос: было вообще голосование или нет? Если было и победил Рашидов, тогда зачем надо было звонить в Москву - ведь та уже делегировала в Ташкент своих людей, которые, наверняка, имели на руках фамилию нужного Центру кандидата? Отметим, что этими людьми были: 1-й заместитель заведующего отдела партийных органов ЦК КПСС по союзным республикам Петр Пигалев и заведующий отделом промышленных товаров ЦК КПСС Леонид Лубенников.
Данную проблему можно было разрешить элементарно: подняв материалы заседания того самого Бюро ЦК КП Узбекистана, на котором решалась судьба будущего 1-го секретаря. Но это сделано не было, причем сознательно. В таком случае все те мифы вокруг избрания Рашидова, которые распространяли по стране люди вроде К. Икрамова и Т. Пулатова, лопнули бы как мыльный пузырь. А именно этого как раз и не хотели тогдашние высшие элиты как в Москве, так и в самом Узбекистане. В итоге правда об этом вскрылась только спустя несколько лет, когда Союз уже развалился - в начале 90-х. Именно тогда в Узбекистане была издана книга С. Ризаева о Шарафе Рашидове, где впервые и была опубликована стенограмма того исторического заседания. В списке имен выступающих была и фамилия Р. Гуламова (на которого ссылались в своих рассказах К. Икрамов и Т. Пулатов), только вот говорил он диаметрально противоположное тому, о чем поведали миллионам людей писатели-мифотворцы.
То памятное заседание по вопросу выборов нового руководителя КП Узбекистана и в самом деле длилось долго - три дня: 12–14 марта 1959 года. Однако отметим, что два первых дня члены Бюро бурно обсуждали деятельность прежнего 1го секретаря Сабира Камалова (стенограммы этих заседаний насчитывают 453 страницы текста!), и только последний день был посвящен выборам нового руководителя КП республики. Причем изложение этих выборов уместилось всего лишь на 89 страницах, поскольку никаких особенных споров по кандидатуре нового 1-го секретаря не было. А было почти единогласное решение.
Стенограмма заседания наглядно подтверждает, что каких-то особенных споров по кандидатуре 1-го секретаря в Бюро ЦК КП Узбекистана не было. Ничего она не упоминает (даже намеком) и о звонке Хрущева. Все это указывает на то, что к моменту заседания все члены Бюро уже, видимо, определились с главной кандидатурой, поскольку хорошо представляли себе расклад сил в самой республиканской элите, а также мнение Москвы, которая хотела видеть на этом посту именно "самаркандца" Рашидова. Судя по всему, узбекская элита сделала ставку на него по нескольким причинам, но главной была одна: за годы своего президентства он сумел обзавестись в Москве большими связями, которые, в случае попадания его на высший пост, гарантировали республике хорошие перспективы развития.
Можно с уверенностью сказать, что даже самые активные сторонники Рашидова, выбирая его на высший пост, даже не могли себе представить, что эпоха его правления растянется почти на четверть века (если точно - 24 года и 7,5 месяца).
МЕЖДУ ДВУХ ОГНЕЙ
Между тем на XXI съезде КПСС в 1959 году было принято постановление "О контрольных цифрах развития народного хозяйства СССР на 1959–1965 годы". И там перед Узбекистаном ставилась задача довести объем производства хлопка-сырца от 3,4 до 3,7 миллиона тонн, или около 60 % всего общесоюзного производства. По сути, это были вполне выполнимые цели, если иметь в виду, что в том же 1959-м республика сдала государству 3 млн. 163 тыс. тонн хлопка. Однако Центр не учитывал различные побочные факторы: например, погодные условия. В итоге уже в следующем году, из-за засухи, республика не выполнила план и сдала всего 2 млн. 830 тыс. тонн хлопка. По сути, со своими обязательствами справились только две области - Самаркандская (345 тыс. тонн) и Хорезмская (265 тыс. тонн), а остальные свой план провалили.
Однако в 1961 году, несмотря на такие же плохие погодные условия, республика смогла выполнить план и сдала 3 млн. 600 тыс. тонн хлопка. Правда, попотеть пришлось изрядно, выведя на поля огромное количество людей, в том числе и школьников. Но иначе было нельзя, поскольку все это вписывалось в объявленную Центром кампанию "догнать и перегнать", противиться которой регионы не могли - как говорится, себе дороже. Если, к примеру, представить себе, что Рашидов решительно бы воспротивился диктату Центра, то судьба его была бы решена в одночасье- он разделил бы судьбу руководителя Казахстана Д. Кунаева, которого, спустя всего два года после назначения в 1960 году, Хрущев снял с руководства республикой именно за слишком строптивый нрав (тот не хотел переносить столицу из Алма-Аты в Акмолинск и переименовывать его в Целиноград). Учитывая, что в Узбекистане только за 1950-е годы поменялось целых четыре (!) 1-х секретаря ЦК КП, то вполне объяснимо желание Рашидова не повторять ошибок Кунаева. Ведь в случае отставки Рашидова никто не мог дать гарантию, что Хрущев не задумает прислать в Узбекистан руководителя из "варягов" - кого-нибудь из славян. А этого узбекская элита (как и любая республиканская) больше всего опасалась. Поэтому Рашидов, по сути, находился между молотом и наковальней: ему приходилось учитывать интересы собственной элиты и одновременно не гневить Хрущева, соглашаясь с большинством его указаний.
Конечно, Рашидову, как и большинству республиканских руководителей, часто не удавалось игнорировать установки Центра. Ведь ему, повторюсь, приходилось балансировать между двумя элитами: узбекской и московской. И трудно сказать, с какой ему приходилось труднее. Ведь те кланы, которые составляли основу узбекской элиты, привели Рашидова к власти, рассчитывая с его помощью а) успокоить Москву и б) упрочить свои позиции во властной вертикали. И Рашидов, будучи опытным и умным царедворцем, прекрасно это понимал. Но в то же время он ясно отдавал себе отчет, что если президентская должность не несла с собой частых и прямых стычек с представителями различных кланов, то теперь, в кресле фактического хозяина республики, ему придется чьи-то интересы конкретно ущемлять. И если в первые год-полтора своего правления Рашидов достаточно осторожно шел на кадровые перестановки, то потом ему пришлось заниматься этим куда более активно, дабы упрочить как свои собственные позиции, так и влияние своего (самаркандского) клана и тех кланов, которые выступали его союзниками. Правда, делать это ему приходилось осторожно и с оглядкой на Москву.
Дело в том, что даже в кадровых вопросах республиканские лидеры должны были спрашивать разрешения у Центра. Конечно, речь идет не о низшем и среднем звеньях номенклатуры, а о высшем - уровня ЦК. Именно для этого Москва направляла в республики своих полномочных представителей: 2-х секретарей ЦК, председателей КГБ и т. д. Например, в 1959–1960 годах подле Рашидова возникли: новый 2-й секретарь (вместо Романа Мельникова им стал Федор Титов, который до этого работал 1-м секретарем Ивановского обкома) и новый председатель КГБ Узбекистана Георгий Наймушин (вместо Алексея Бызова, с которым у Рашидова сложились неплохие отношения в бытность его президентом республики). Все эти люди являлись "глазами и ушами" Центра, который зорко следил за тем, чтобы Рашидов не ставил республиканские интересы выше московских. Поэтому, к примеру, когда Рашидов делал очередную попытку возвысить своих земляков-самаркандцев, Москва относилась к этому ревностно: ей было выгодно, чтобы 1-й секретарь не чувствовал себя полностью защищенным от оппозиции, поскольку только в таком случае можно было держать его в постоянном напряжении и, значит, в узде.
Мало кто знает, что в структуре ЦК КПСС имелась своя партийная разведка, в обязанность которой вменялось следить за всем партийным аппаратом, в том числе и в республиках. В этот орган стекалась вся гласная и негласная информация о деятельности партийных руководителей, которая хранилась в специальных досье. Доступ к ним имело ограниченное число людей: 1-й и 2-й секретари ЦК КПСС, председатель КГБ и еще несколько человек, в том числе и заведующий административным отделом ЦК КПСС, который курировал силовые структуры. В конце 50-х этим человеком был Аверкий Аристов. Существует легенда, что однажды он, симпатизируя Брежневу, принес ему его досье и предложил… сжечь. Брежнев согласился, поскольку на тот момент уже имел значительный вес в верхах - стал секретарем ЦК. С Рашидовым такой номер никогда бы не прошел: несмотря на все его московские связи, вряд ли кто-то из этих людей осмелился бы бросить его досье в печку - себе дороже. Поэтому Рашидову постоянно приходилось быть настороже, дабы не совершить какую-нибудь оплошность, которая могла лечь несмываемым пятном в его партийном досье.
Между тем Москва зорко контролировала в республиках и другое силовое ведомство - военное. Так, в Узбекистане командующими Туркестанского военного округа всегда были славяне: с 1954 года это был генерал армии, фронтовик Иван Федюнинский, который, как и председатель республиканского КГБ, входил в состав Бюро ЦК КП Узбекистана.
Зато менее значимое для Москвы республиканское Министерство внутренних дел было отдано в руки местных кадров, правда, тоже не целиком - заместителями у министров все равно были люди славянского происхождения. В Узбекистане, как мы помним, министром внутренних дел с 1954 года был узбек Юлдаш Бабаджанов (бывший руководитель УКГБ Ферганской области), которого в 1959 году Рашидов поменял на более лояльного себе человека - генерала внутренней службы 3-го ранга Т. Джалилова.
Среди среднеазиатских республик Узбекистан занимал 1-е место по числу совершенных преступлений, что было связано с объективными причинами: численностью населения и более быстрым ростом числа городских жителей, значительную часть которого составляли представители не коренных народностей. Что касается места в общей статистике преступлений, совершаемых в СССР (особенно особо тяжких), то там Узбекистан находился ближе к концу республиканского списка (в год в республике регистрировалось порядка 25–30 тысяч преступлений). Причем, еще в конце 20-х республика находилась в лидерах по количеству преступлений, совершенных в городах (по данным видного криминолога М. Гернета), однако уже через 30 лет Узбекистан превратился в одну из самых безопасных в криминогенном отношении республик, при том что относился к числу одних из самых густонаселенных (4-е место в СССР, более 9 миллионов человек в конце 50-х).
После того как в январе I960 года МВД СССР было упразднено, республиканские министерства получили большую, чем раньше самостоятельность, хотя диктат Москвы все равно никуда не улетучился - он лишь слегка ослаб. И практически все кампании, которые затевала в области той же борьбы с преступностью Москва, автоматически переносились в республики. Например, в самом начале 60-х по инициативе Хрущева была объявлена война расхитителям социалистической собственности: валютчикам, спекулянтам, растратчикам государственных средств и т. д. И тут же республиканские МВД и КГБ начали "трясти" эту публику, что называется, как грушу.
До широких слоев населения отголоски этой борьбы доносились со страниц прессы - как центральной, так и республиканской. Например, в Узбекистане этим занимались газеты "Правда Востока" и "Ташкентская правда". 15 июня и 8 июля главная газета Узбекистана опубликовала два материала о так называемых подпольных миллионерах из Ташкента. Ими были некие братья Ш. и Б. Шамаловы, а также М. Кандов, А. Тамаров и Д. Фузайлов. Как писала газета: "Не желая честно трудиться, эти лица вели паразитический образ жизни, спекулируя валютой и другими ценностями". В чем же конкретно заключалась вина этих людей?
Так, Ш. Шамалов скупал валюту и золотые монеты дореволюционной и иностранной чеканки, облигации государственных займов и перепродавал их по спекулятивным ценам. На его квартире из тайника, оборудованного в ножках обеденного стола узбекские чекисты изъяли около 100 золотых монет. В другой тайнике - между зеркалами трельяжа - были обнаружены американские доллары, скупленные валютчиком у американских туристов. Кроме этого Ш. Шамалов, а также А. Тамаров, спрятали более чем на 200 тысяч рублей облигаций трехпроцентного займа выпуска 1957 года.
Узнав об аресте Ш. Шамалова, его брат Б. Шамалов и Д. Фузайлов за освобождение валютчика предлагали следователям взятку в 10 тысяч рублей в новых деньгах (в 1961 году в СССР был проведен денежный обмен. - Ф. Р.) и автомобиль "Волга". С этой целью на этом самом автомобиле они приехали из Самарканда в Ташкент, однако были разоблачены и арестованы.
Еще один арестованный - М. Кондов - специализировался на автомобильных махинациях: продавал их по спекулятивным ценам. Только за последние несколько месяцев перед своим арестом он перепродал две "Победы", "Москвич" и "Волгу".