Для того, чтобы оттенить отличие территориально-политических догосударственных славянских общностей от племен в собственном смысле этого слова, представляется целесообразным использовать для обозначения первых термин, применявшийся к ним в византийских источниках– "Славинии" (Σκλαβηνία, Σκλαβυνία). Образования, включавшие в себя несколько таких общностей, имеющих свои самоназвания, можно именовать "союзами Славиний". Продолжение использования понятия "племя", по отношению к славянским общностям раннего средневековья неверного фактически, будет затемнять картину, архаизируя их общественно-политический строй.
По-видимому, славянские общности раннего средневековья складывались, как правило, сразу же в форме образований во главе с князьями: уже в VII в. упоминаются князья (греч. ἄρχον, ρ~ εξ, лат. dux) как в небольших территориальных общностях македонских славян, недавно осевших на территории Византийской империи, так и в крупном объединении полабских сербов (сорбов) (не говоря уже о том, что имеется немало сведений о князьях второй половины VI в. в славянских группировках Дунайского Левобережья, самоназвания которых неизвестны и которые прекратили свое существование в ходе дальнейших передвижений славян). Княжеская власть, очевидно, существовала у славян и до Расселения. Для периода VI–VIII вв. можно говорить о ее усилении, связанном с возрастанием роли военного предводительства в ходе миграций, сопровождаемых постоянной военной опасностью, но не о появлении. Поэтому возникновение Славиний может быть в основном отнесено к VII–VIII вв., времени сразу же после окончания миграций.
По вопросу о том, что представляли собой славянские группировки, мигрирующие и оседающие на новой территории, традиционно мнение о двух вариантах: 1) переселение целыми племенами; 2) переселение небольшими группами, объединившимися уже на месте нового обитания в новые общности. Такой взгляд основан на наблюдениях за славянскими этнонимами того или иного региона: образования с "патронимическими" названиями относились к первому варианту расселения, с "топонимическими" – ко второму. Проведенный анализ славянских догосударственных этнонимов раннего средневековья позволяет внести некоторые коррективы в эту точку зрения.
Во-первых, праславянскими ("дорасселенческими") по происхождению следует считать не этнонимы "патронимического" типа (на "-ич"), а бессуффиксные названия "не по местности обитания"; названия на "-ичи", скорее всего, продукт эпохи Расселения (и далеко не всегда они имеют "патронимическое" происхождение). Следовательно, о переселении целых племен можно с уверенностью говорить лишь в случаях с общностями, носящими бессуффиксные "нетопонимические" наименования. Но такие названия – сербы, хорваты, дулебы – повторяются в разных регионах раннесредневекового славянства: сербы на Эльбе и Балканах, хорваты – в Восточном Прикарпатье (вероятно, их первоначальная территория), Чехии, Польше, на р. Заале, Балканах, дулебы – на Волыни, в Чехии, Паннонии. Нужно поэтому в этих случаях предполагать не переселение "старых" племен, а их распад и формирование в разных регионах на основе их осколков Славиний (или союзов Славиний), сохранивших старое название. При этом вероятно "примешивание" к этим образованиям группировок иной племенной принадлежности. Об этом прямо свидетельствует рассказ Константина Багрянородного о переселении сербов и о сербских Славиниях. Если "тервуниоты", "каналиты" и "паганы" (неретвляне) "происходят" ("κατάγονται") от сербов, переселившихся на Балканский полуостров при императоре Ираклии, то "захлумы" только со времени поселения здесь являются сербами. По-видимому, первые три общности формировались на основе той части праславянского племени сербов, которая пришла на Балканы (или по крайней мере группировок, принявших общее имя сербов в ходе переселения), а захлумы, придя вместе с сербами, вошли в образовавшийся под этим именем союз уже на месте нового поселения.
В иных же случаях переселение происходило, скорее всего, небольшими группировками или временными объединениями небольших разноплеменных группировок. В пользу этого может говорить, в частности, такой факт. Византийские писатели второй половины VI в., описывая славян Дунайского Левобережья, неоднократно называют по именам их предводителей (Добрята, Ардагаст, Мусокий, Пирагаст), но ни разу не употребляют племенных названий, всегда говоря вообще о "словенах". Первое упоминание этнонимов отдельных славянских общностей (между 615–620 гг., "Чудеса св. Димитрия") относится к славянам, уже осевшим на территории империи (в Македонии). Очевидно, мигрирующие славянские группировки образовывали временные объединения, не имевшие, как правило, устойчивых самоназваний. Лишь на месте нового поселения осевшие группировки вместе со своими соседями или союзниками по движению образовывали Славинии с определенной территорией и устойчивым самоназванием. С наибольшей уверенностью можно говорить о таком варианте расселения для общностей с названиями "по местности обитания".
Таким образом, можно полагать, что "старые", праславянские племена, как правило, целиком в эпоху Расселения не мигрировали и не оседали на местах нового обитания. Они распадались; передвижения осуществляли их осколки, которые смешивались (по пути или на месте нового обитания) с иноплеменными группировками, и в результате формировались новые общности – гетерогенные образования, лишь в редких случаях сохранявшие в своем названии воспоминание о "старом" племени.
На местах поселения сформировавшиеся Славинии могли образовывать более крупные объединения – союзы Славиний. Это удавалось не всегда: так, не смогли объединиться в союз Славинии в Македонии. Иногда союзы бывали непрочны, не имели постоянного состава: таковы лютичи, у которых основой союза были четыре Славинии (ратари, хижане, черезпеняне, доленчане), а ряд других лишь временно входил в него; сходная картина наблюдается у полабских сербов.
Прослеживаются два варианта взаимоотношений Славиний внутри союза. В одних случаях существовала "главенствующая" в союзе общность; ее имя могло присваиваться всему союзу. Пример – Славиния ободритов, давшая название всему объединению. Другой вариант– "равноправие" всех или нескольких Славиний, входивших в союз. Таковы лютичи, у которых в IX – первой половине X в. не прослеживается главенство какого-либо из четырех "постоянных членов" союза. Союз "равноправных" Славиний существовал, по-видимому, в IX в. в Чехии.
Распад родоплеменных отношений в ходе Расселения выразился и в формировании территориальной организации земледельческого населения – соседской общины. С теми или иными модификациями она фиксируется в VII–IX вв. во всех славянских регионах.
Знать
Рассмотрение вопроса об эволюции славянской знати в эпоху Расселения имеет сложности источниковедческого характера. Письменные источники, синхронные эпохе Расселения и времени существования славянских племенных княжеств и союзов племенных княжеств – неславянские, соответственно неславянской является и терминология, которой в них обозначается славянская знать, а из контекста не всегда возможно точно определить сущность упоминаемой категории. Славяноязычные же памятники имеются не по всем регионам (их нет для Полабья, Польши, Карантании) и относятся уже ко времени, когда формировались славянские государства (ко второй половине IX в. – упоминания славянской знати в великоморавских источниках, к X–XI вв. – в русских и чешских), поэтому ретроспектировать их данные на догосударственный период следует с осторожностью. С учетом этих обстоятельств рассмотрим упоминания славянской знати, относящиеся к периодам Расселения и существования Славиний и союзов Славиний (до образования государств), в этих двух группах источников.
Самое раннее (по времени описываемых событий) упоминание славянской знати – сообщение Иордана о 70 primatibus у антского князя (тех) конца IV в. Боза, захваченных и казненных вместе с ним готским королем Винитарием. Поскольку источник отстоит от события почти на два столетия, определить, какая категория знати (племенные старейшины или захваченная в плен вместе с вождем его дружина) имеется в виду, затруднительно.
У Менандра (вторая половина VI в.) в рассказе о посольстве аварского хагана к славянам Дунайского Левобережья упоминается славянский князь Добрята и οἱ ἐν τέλει. Этим термином в Византии обозначалась высшая служилая знать, поэтому вероятнее всего, что он был применен Менандром к сходной (по своей связи с правителем) категории, т. е. к дружине Добряты. На существование у славян дружин в середине VI в. указывают и два фрагмента из "Войны с готами" Прокопия Кесарийского, повествующие о славянских походах за Дунай в середине VI в.
В I книге "Чудес св. Димитрия Солунского" (VII в.) при описании осады славянами Фессалоники (80-е гг. VI в.) славянское войско оценивается как состоящее из "отборных" (επιλέκτους) и "опытных в военном деле" (εμπειροπολέμους) людей, представлявших собой "избранный цвет всех славянских племен" (το παντòςτου τω ν Σκλαβίνων ἒθνουςτòεπίλεκτονἄνθος). Это известие также может быть истолковано как указание на существование у славян дружинного слоя.
II книга "Чудес", описывая славяно-византийский конфликт 70-х гг. VII в., говорит, что в посольстве к императору от жителей Фессалоники и македонских славян последних представляли ёкАектшу – "выдающиеся". Что за категория имелась в виду, в данном случае неясно. Ниже в рассказе о походе императора против славян Македонии в их числе упоминаются "сильные и выдающиеся тяжеловооруженные воины" (σθεναροὺςκαìε, ξόχους καìὀπλίτας), победа над которыми обеспечила византийцам общий успех. В этом известии речь идет, очевидно, о дружинниках.