– Мы уже имели удовольствие встречаться. – Мэдди разглядывала Алекса с оптометрическим вниманием. Алекс же всячески старался не смотреть ей в глаза.
– Как я вижу, дела в пекарне идут нормально. Тесто поднимается хорошо. – Жена Алекса похлопала Мэдди по выпуклому животу. – Мне всегда казалось счастьем, когда кто-то гладил меня по животу. Дотронься, Алекс. Это потрясающе! – Алекс и Мэдди одновременно съежились. – О, не бойтесь его. Он безвреден. Возможно, моногамия излечима, если захватить ее на ранних стадиях, но для нас уже слишком поздно, правда, дорогой? – Алекс смял салфетку и принялся применять традиционное японское искусство к самому себе. – Недавно я отпустила его на выходные в Париж, на семинар. Вы не представляете, до какой степени француженки одержимы сексом! Они только о нем и говорят!
– Вот как? – бросила Мэдди.
– Но на этом все и кончается. На разговорах, – заявил Алекс. – Французы говорят о сексе, чтобы не говорить о деньгах.
– Уж лучше так, чем как у американцев, – прогудела Гарриет, наполняя пустой фужер Мэдди минеральной водой. – Они только и говорят о деньгах, чтобы не говорить о сексе.
– А как же у нас, у англичан? – спросила Фелисити.
– Англичане, – Мэдди устремила на Алекса испепеляющий взгляд, – вообще не говорят.
– Серьезно? – Порывшись в сумочке, Фелисити достала карандаш для бровей и приготовилась писать на салфетке. – Я бы написала статью об этом. Продолжайте.
– Судя по тому, с чем я сталкивалась, вы выкапываете вокруг себя невидимые рвы, населенные крокодилами. И не считаете нужным строить мосты. К примеру, отец моего ребенка. – Лицо Алекса стало цвета остывшей овсянки. – Он даже не сказал своей жене.
– О, мужья никогда ничего не рассказывают своим женам. Я вынуждена тайком просматривать ежедневник Алекса, чтобы выяснить, что он замышляет.
Мимо проходил официант с подносом бутербродов. Мэдди схватила один. Но Гарриет конфисковала его почти у самого ее рта и сурово погрозила пальцем.
– Никакого мягкого сыра. Это вредно для малышки.
– А как же я? – возмутилась Мэдди. – Я не в счет? Что я, защитная оболочка?
– Ты лазишь в мой ежедневник? – в ужасе спросил Алекс.
– Не его вина, что он не умеет общаться, – пояснила Фелисити. – Во всем я виню частные школы. Так уж их там воспитывают. На трех С. Супы из кубиков, содомия и собачье дерьмо.
– Но я думала, что вы Выбившийся-в-люди-мальчик-из-рабочего-класса из Гримсби, – удивилась Мэдди. – Я имею в виду, что я где-то об этом читала.
– О Боже, конечно, нет, – расхохотавшись, ответила за него Фелисити. – Просто ему нравится культивировать этот образ. Алекс – типичный представитель среднего класса с претензией на принадлежность к низкому. Он учился во второсортной частной школе в Суррее. А потом в Лондонском университете. Его отец был управляющим банка, но мы не распространяемся об этом, правда, дорогой?
– Фелисити, – недовольно произнес Алекс, поеживаясь.
– Однако он очень сообразителен, надо отдать ему должное. За все время, что я его знаю, его речь с каждым годом становится все правильнее, потому что настоящий Мальчик-из-рабочего-класса всегда старается выглядеть шикарно. Понимаете?
– Не преувеличивай, Флик. – Алекс нервно огляделся по сторонам в поисках пути побега. – Классовая проблема – это дело прошлого. Англия открывает возможности для всех. Не так давно разведенным запрещалось появляться на королевской трибуне!
– Это относилось только к виновной стороне, – поправила Гарриет-историк, поедая кубики замороженного бри, который было запрещено есть Мэдди.
– О, а разве в любовной связи есть невиновная сторона? – раздраженно поинтересовалась Мэдди. – Я всегда считала, что для этого нужны двое. – Алекс беспокойно переступал с ноги на ногу.
– Алекс, как ты можешь утверждать, что классовая система отжила свое? – воскликнула Фелисити. – Этого не случится, пока у нас есть королевская семья. Когда дело касается королевской власти, "левые" входят в раж, – поведала она Мэдди. – Они пришивают заплатки на колени, высмеивая тайные ритуалы посвящения в рыцари и пэры. Вы этого не замечали?
– Ну, меня действительно удивило то, как они сначала отдаются республиканизму, а потом, когда получают приглашение во дворец на прием в саду, быстренько выскакивают из своих джинсов.
По телу Алекса прошла судорога. Он изучал напольное покрытие с таким видом, будто сравнивал с напольным покрытием у себя дома.
– Абсолютно точно. Вот и Алекс недавно получил такое приглашение. Я отказалась пойти.
– Я тоже, – прямо заявила Мэдди, пристально глядя ему в глаза. – Хотя мне говорили, что женщины готовы убить за возможность пойти. – Если бы взглядом можно было убивать, Мэдди уже осудили бы за убийство третьей степени. Однако, если бы жюри состояло из женщин, вряд ли оно вынесло бы обвинительный приговор.
Фелисити тепло улыбнулась.
– Да-а, Мэдлин Вулф, ваш мужчина не понимает, чего он лишился.
– О, думаю, понимает. Он просто самый настоящий трусливый ублюдок-полукровка. Я не имею в виду его родословную.
– Неужели он бросил вас без всяких причин? – спросил Алекс, вытирая испарину со лба. – Большинство женатых мужчин среднего возраста… – Он осекся. – Я имею в виду, что из вашего разговора я понял, что он женат и… э-э-э… и он средних лет…
– О, он очень старый. – Мэдди снова устремила на него сердитый взгляд. – Просто древний старик. На жизнь я зарабатываю нырянием за развалинами.
– Это критический период в жизни. Время побыть одному. – Несмотря на холод, Алекс обливался потом. – Прикоснуться к данной от природы мужественности.
– Вот как? – весело воскликнула Мэдди. – Никогда не встречала мужчины, у которого хватало силы воли убрать руки со своей данной от природы мужественности.
Фелисити от души засмеялась. У нее был громкий, бесстыдный смех, полный, как почувствовала Мэдди, сексуальных обещаний. Смех, заключила она, очень похожий на ее.
– Можете смеяться, – проблеял Алекс, но мужчины всегда оказываются в ситуации "орел или решка". Именно нас притесняют. Именно у нас случаются инфаркты, именно мы умираем раньше. Именно мы должны воевать. И стойко держаться во время чертового кризиса. И не плакать. Господи, нам все еще запрещено занимать места в проклятых спасательных шлюпках.
– Боже мой, Александр, уж не собираешься ли ты сделать из меня вдову Движения за права мужчин, а? Вам не кажется, – обратилась Фелисити к Мэдди, – что это очень трогательно, когда все мужчины сбегаются на "Семинар по воспитанию мужского самосознания", бросая на несчастных жен хозяйство и орущих детей? Знаешь, дорогой, очень трудно гладить твои рубашки, предварительно не отправив тебя в эмоциональную химчистку. – Она снова похлопала Мэдди по животу. – Поверьте мне, уж лучше быть совсем без мужа. Алекс пришел ко мне во время родов и отличился тем, что громко заявил: "И сколько еще это протянется?", а потом спросил: "Можно мне сейчас воспользоваться мобильным телефоном?"
Ведущая Феминистка Великобритании презрительно фыркнула.
– Зачем только умные женщины выходят замуж? Это выше моего понимания!
– Это же Англия, Гарриет, – напомнила ей Фелисити. – Брак нужно заключать для того, чтобы предотвратить переохлаждение.
Мэдди очень хотела встретиться лицом к лицу с миссис Александр Дрейк, чтобы поговорить с ней как женщина с женщиной и утрясти такую больную проблему. И вот они встретились. А утрясать нечего. Потому что они согласны абсолютно во всем. И это самое неприятное. Алекс так щедро потчевал ее нудными перечислениями недостатков своей жены, что она стала заочно питать к ней отвращение. Однако эта женщина оказалась доброй и отнюдь не жестокой. Вполне возможно, что еженедельную стирку она делает только в "мягком" режиме. И совсем она не меланхолическая моралистка. У Фелисити Дрейк чувство юмора трезвее, чем у всего Общества анонимных алкоголиков.
Вокруг Алекса стала собираться толпа, жаждущая анекдотов, и Мэдди решила сбежать. Она чувствовала, что у нее от тоски может в любой момент начаться кровотечение. Выбравшись из суматохи и толчеи, она пошла по лужайке к летнему домику. Бассейн был на зиму закрыт брезентом, который лежал на каркасе. Она беспечно ступила на эту шаткую конструкцию. Каркас начал пружинить под ее весом и вспучился, как ее живот. У нее внутри тоже вода, подумала Мэдди. Она полна тягучей, чавкающей жижи. Океан аморфной жидкости.
– Мне кажется, тебе хочется убить меня, – раздался голос из тени.
Мэдди не испугалась.
– Скажем так: не надейся дожить до пенсии.
– Я все время думал о тебе. Я скучал. Прошло столько времени.
– Да? А я и не заметила. – Мэдди подпрыгнула на этом своеобразном батуте. – Как быстро летит время, когда тебя одолевают мысли о самоубийстве.
– Послушай, у меня были большие проблемы. Я пытался спасти белого широкомордого носорога от истребления.
– Не грузи меня всей этой натуралистской чушью. Ты просто прославленный извращенец. Ты только и делаешь, что снимаешь фильмы о том, как животные спят друг с другом или пожирают друг друга. В твоих фильмах больше секса и насилия, чем в любом фильме Майкла Уиннера.
– Послушай, ты не представляешь, через что я прошел. Может, ты уйдешь оттуда? Это может повредить ребенку.
– А тебе-то что? – насмешливо осведомилась Мэдди.
– Антология Фелисити – это вообще не антология. – Голова Алекса следовала за движениями Мэдди так же, как головы зрителей на Уимблдоне, только в вертикальной плоскости. – Это роман. Обо мне! Поэтому нельзя сейчас бросать ее. К тому же, у нас ужасные проблемы с новой няней. Она из Восточной Германии. Няня из "Штази". Представляешь?
– Джиллиан говорила, что вы не способны жить с собаками, – заявила Мэдди, раскачиваясь из стороны в сторону. – А я заступилась за тебя. Сказала, что ты способен.
– Не шути. – Алекс схватил ее за руку, чтобы она не упала, когда приземлится на батут. – Трудно передать, какое напряжение царит у меня дома. Даже Мориарти чувствует это. Он на грани нервного срыва. Иногда он опять становится прежним, веселым и счастливым. Но большую часть времени он огрызается. Дерет ковры, жрет удобрение для цветов. Мне пришлось поставить замки на буфет. Сначала я держал его на валиуме, а сейчас он лечится у психолога. – Он взял ее за руку, чтобы помочь перебраться на край бассейна, и Мэдди даже сквозь плотную ткань платья ощутила знакомое тепло его пальцев. Она чувствовала, что, несмотря на гнев, готова капитулировать. Одного прикосновения оказалось достаточно, чтобы она закружилась по орбите вокруг Планеты либидо. – Ты отрезала волосы.
– Ага, чтобы не отрезать тебе яйца. – Нужно поскорее убежать от него, и тут без ракеты-ускорителя не обойтись. – Не беспокойся. Через несколько недель ты будешь счастлив, как кобель с двумя членами. У меня же будет ребенок, и меня депортируют. Тогда ты сможешь все рассказать своей жене. Хватит материала на отличную статью. Я стану героиней твоих анекдотов.
– Я же мучаюсь! Неужели ты не замечаешь? Я люблю тебя. – В сумрачном свете лицо Алекса казалось маской смятения. – Какая боль, Мэдди! Я ломаю жизнь своим детям. Фелисити тоже мучается. Я плох в любовных делах. Я слабею, когда вижу боль.
– Слабеешь умом, это ты имеешь в виду?
– Ты не понимаешь, что это такое. В таком состоянии почти невозможно сохранить себя как личность. Ты хоть представляешь, сколько потерявшихся знаменитостей собралось на переполненных компьютерных дисках?
– Да ладно тебе, Алекс. Ты слишком высок для синдрома "коротышки".
– Добродушие – это защитный механизм, чтобы скрыть от всех, как ты беззащитен и раним внутри.
– Что ты пытаешься сказать? – насмешливо поинтересовалась Мэдди. – Что ты личность, замурованная в мужском теле? Я права?
– Если человеку постоянно талдычить, что он бесстрашен, он в конце концов начинает верить в это. Но это все чепуха. – Алекс снял пиджак и попытался накинуть его на плечи Мэдди.
Однако она скинула его и поспешно отошла в сторону, дабы преодолеть силу его притяжения.
– Знаешь, Алекс, тебе бы следовало выкрасить волосы в светлый тон. Под цвет твоих мозгов.
– Я страшно страдаю, Мэдлин. Из всего человечества через эту пытку прошли и остались живы только я и Иисус.
– О, па-жа-луй-ста, – на правильном английском осадила его Мэдди. – Избавь меня от описания твоих страданий…
– Ладно. – Он показал ей свои ладони. – Смотри. Никаких дырок.
Заметив на ее лице намек на улыбку, он поднял с земли пиджак, выставил перед собой, как матадор – красную тряпку, и медленно двинулся на Мэдди. – Мэдди. – Он похотливо улыбнулся. – Ягненочек, Лизуха, моя ка-ра-сивая малышка…
– Какой же ты врун. – Мэдди кулаком ткнула его в грудь. – Ты сочинил самого себя. А в действительности учился в частной школе. У тебя богатые родители.
– Я все равно пошел своим путем! Я начинал с самых низов! Я ни у кого не просил помощи, когда был в заднице!
– Ага. Вот ее ты и поцеловал. – Она снова пихнула его в грудь. – Ты обещал уйти от жены. И не ушел. Ты обещал жениться на мне. И не женился.
– Я не могу повернуть обстоятельства так, как тебе хочется. Кто я, по-твоему? Бог?
– Нет. Ты старше.
– А это уже удар ниже пояса. Мэдди бросила на него надменный взгляд и похлопала себя по животу.
– И это тоже! – всхлипнула она в приступе жалости к самой себе. – Я вынуждена жить у Гарриет. Ты видел ее! Следит за каждой ложкой! У меня болит спина. Ноги сводит судорогой. Ступни отекли. Даже мой проклятый пупок вывернулся наружу!
– Ты превращаешься в ипохондрика, любимая. – Сделав резкий бросок, Алекс все же накинул пиджак ей на плечи и придержал его руками. – Почему бы тебе, ради разнообразия, не проявить интерес к моему телу? – Его голос тек, как сливки из кувшина. Мэдди снова ощутила исходивший от него запах свежеиспеченного хлеба. Перед ней стоял тот самый мужчина, который сочинял про нее стишки и распевал их на мотив кантат Баха. Мужчина, с которым она испытывала многогранный, как гитарные переборы, оргазм и которому дарила наслаждение, венчавшееся страстными криками. Алекс улыбался ей той самой озорной "бери-или-уходи" улыбкой. И она, естественно, взяла.
– Потому что именно оно и стало причиной всех моих проблем, – тихо ответила она и провела его руками по своему телу. – Что? Почему я не слышу "Эй, ты отлично выглядишь!" или "Ты в отличной форме!"?
В его глазах цвета крыжовника появился голодный блеск предвкушения.
– Мэдди, я мужчина. В моей генетической программе не записан эстетический отклик на просторные одеяния для беременных.
Мэдди положила его руку на разделявший их Везувий, в котором, незаметно для глаз, кипела жизнь.
– Ты ни разу не поговорил со своим ребенком. – В доме гости хором отсчитывали удары часов. Десять, девять, восемь…
– Что ты имеешь в виду? – Мэдди кожей чувствовала его горячее дыхание. – Что мне сказать?
– Не знаю. Для начала подойдет и "привет". Другие мужчины разговаривают со своими детьми, когда те еще сидят в утробе. Поют арии из опер. Мурлычут Гершвина. Читают стихи…
Алекс осторожно погладил ее по животу. На мгновение, когда дверь в доме открылась, а потом закрылась, голоса стали громче. В следующую секунду Алекс испуганно отпрянул. С его лица исчезло всякое выражение. Мэдди проследила за его взглядом. На балконе стояла Фелисити. Она замерла как вкопанная, с бокалами шампанского в каждой руке, и смотрела на них. "Четыре, три, два, один" – звучал ежегодный праздничный хор. Фелисити поежилась – не от холода, догадалась Мэдди, – и ушла в дом. Алекс последовал за ней и растворился в какофонии воплей сирен, взрывов хлопушек, громких поцелуев, свиста "тещиных языков", которые разворачивались ему навстречу, как языки ящериц.
Несколько минут спустя гости, разобрав в холле свои пальто, поспешили к машинам. Гарриет, проявив чуткость обезболенного новокаином зуба, выбрала "рейндж-ровер" Дрейков для дороги домой. Фелисити уже сидела на водительском месте. Алекс – на пассажирском. Мэдди не смогла определить, почему он глотает окончания – то ли потому, что выпил слишком много, то ли потому, что нервничает.
– Ненавижу этот прием, – смущенно заявил он. – Не понимаю, почему мы ходим на него каждый год.
Повисшая тишина была осязаема.
– Мы ходим, потому что хозяин возбуждает наше любопытство. Он развелся с женой, чтобы жениться на любовнице, – пояснила Гарриет Мэдди, – а сейчас у него тайный роман с бывшей женой!
– Полагаю, – сухо проговорил Алекс, – это просто желание вновь почувствовать себя живым. Чтобы тебя заметили. Мужчины, знаете ли, тоже переживают менопаузу. Это элемент взросления. Как юношеские угри или умение расстегнуть бюстгальтер одной рукой. Вы не единственные, у кого происходит гормональный сдвиг. Отнюдь. А внимание все равно уделяют только женщинам. Вы, женщины, все на "ты" со своими гинекологами. Вам прописывают курс замены гормонов… А как же мы? Вы хоть представляете, что значит проснуться однажды утром и обнаружить, что на груди волос больше, чем на голове? Что окружность талии больше окружности бедер? В этот период не может быть и речи о взаимном счастье супругов, – горячо защищался он. Все становятся уязвимы на определенном этапе.
Во время этой напыщенной речи Фелисити хранила грозное молчание. Она уверенно вела машину, с удивительной точностью вписываясь в повороты. В свете фар мелькнул какой-то крохотный зверек. Миссис Фелисити Дрейк неожиданно надавила на педаль газа и безжалостно переехала его, потом вернулась к прежней скорости и до конца путешествия оставалась абсолютно спокойной и хранила ледяное молчание.
Это был худший год в жизни Мэдди. А году было всего полчаса от роду.
Злая ведьма
Мэдди была не в том положении, когда можно разглядывать не только зубы, но и другие части тела дареной лошади, и продолжала жить у Гарриет. Однако жизнь там была далека от веселой. То туалеты засорялись, то батареи текли. (Несмотря на все свои ученые степени, эти люди были абсолютно безрукими. Они не знали, как починить электророзетку или ввернуть пробки. Если бы составить список всего, чего они не знали, думала Мэдди, то хватило бы на целую справочную библиотеку.) Однажды ей даже пришлось спасать вечно ораторствующих лесбиянок из пруда для домашних уток, иначе они утонули бы.
Единственным, кто не уступал Мэдди в ловкости и сообразительности, была сама Гарриет. Раньше Мэдди считала, что паста – это то, чем чистят зубы. Оказалось, что это не так. Паста – это то, что очень полезно для питания беременных. А еще беременным нужно есть бобовые, приготовленные с кореньями, побегами и зеленью. К этому, в конечном итоге заключила Мэдди, она давно привыкла. Алекс только и делал, что прорастал в ней своими корнями, а потом выкорчевывал их, бегал от нее и заставлял страдать до такой степени, что она зеленела. Гарриет потчевала ее побегами корицы – для лечения варикозного расширения вен, замороженной кровью – для стимуляции мозговой деятельности ребенка и выращенными на безгербицидо-пестицидо-фунгицидной почве фруктами – для всего остального.