Революция в Иудее (Иисус и еврейское Сопротивление) - Хаям Маккоби 9 стр.


Имелось также поверье, что у Мессии будет предшественник. Им должен был стать не кто иной, как пророк Илия, никогда не умиравший. Возвращение Илии по целому ряду причин было необходимой предварительной стадией. Во-первых, оно было прямо предсказано пророком Малахией: "Вот Я посылаю к вам Илию-пророка перед наступлением дня Господня, великого и страшного" (Малах., 3:23). Затем, истинный Мессия должен был бы принять помазание от истинного пророка, подобно тому как Давид был помазан Самуилом. Еще более важно то, что возвращение Илии было бы знаком возвращения Бога к своему народу, ибо с самых времен Малахии (около 400 г. до н. э.) евреи оставались без пророков. Ниспосланием им пророка Бог должен был бы восстановить звено в цепи, сломанное их грехами; и это стало бы сигналом к их восстановлению в качестве суверенного народа под властью своего царя, Мессии. Таким образом, многие мессианские движения приняли форму пророческой кампании, готовящей дорогу для истинного Мессии. Так, Иоанн Креститель никогда не претендовал на то, что он Мессия, тем не менее его движение было мессианским и поэтому преследовало политические цели, что прекрасно понял Ирод Антипа, казнивший Иоанна.

Эти поверья относительно Мессии и Илии-пророка были широко распространены, особенно среди фарисеев, а значит, и среди народных масс. Однако имели хождение и многие иные доктрины. Одни верили в мессию - потомка Иосифa, другие в мессию - потомка Аарона, третьи в разные комбинации этих мессий с мессией - потомком Давида. Некоторые верили в то, что избавление Израиля произойдет от рук Господа самолично, без вмешательства посредника, другие полагали, что Бог пошлет ангела по имени Сын Человеческий, чтобы совершить избавление (см., в частности, апокрифическую Книгу Еноха). Сын Человеческий не был мессией. Он был ангелом, отождествлявшимся с ангелом - хранителем Израиля, с Метатроном, с тем ангелом, который вел сынов Израиля по пустыне, и с самим Енохом, который, подобно Илии, никогда не умирал. (Только после возникновения христианства фигуры Мессии и Сына Человеческого слились воедино, включив в себя дополнительные элементы культа Сына Божьего, заимствованные из гностицизма и из мистериальных культов.) Пророчества Писания о Последних Днях были крайне туманными и могли быть примирены с любыми из распространенных в то время верований и даже со всеми ими сразу.

Во времена Иисуса идея божественного Мессии была неизвестна. Те, кто верил, что избавление придет через мессию, "царя Иудейского", представляли его себе как человека, как следующего обладателя еврейского трона. Те же, кто верил, что избавление придет сверхъестественным путем, представляли себе избавителя как Самого Бога или как ангела. Но идея человеческого существа, которое будет одновременно и божественным, была немыслима. Вся еврейская история вопияла против такой концепции. Первая из десяти заповедей запрещает культ человеческого существа. Именно из-за своего отказа поклоняться живым богам, чьи фигуры заполняли Древний мир, от фараонов и до Калигулы, евреи претерпели в ходе своей долгой истории множество страданий. Другие народы обожествляли своих национальных героев; евреи отказались так поступать. Уж если они не обожествили Моисея, выведшего их из Египта, они не собирались обожествить потомка Давида, который избавит их от римлян.

Даже среди фарисеев было много различных мнений о том, какую форму примет избавление. Некоторые верили в то, что Мессия откроет новую эру для всего человечества; что народы мира признают Единого Бога и Храм в Иерусалиме; что евреев станут почитать как избранных священников Единого Бога; и что наступит эра всеобщего мира, когда, по словам величественного видения Исайи, мечи перекуют на орала и волк ляжет рядом с ягненком. Некоторые, однако, не верили в то, что приход Мессии обязательно принесет с собой мир во всем мире. Возможно, будет несколько мессий, много новых страданий и утешений, поражений и побед еврейского народа, прежде чем это случится. В конце концов, были мессии и прежде, но ни один из них не принес вечного мира. Видение Исайи признавалось каждым фарисеем как слово Господне, но оно не было обязательно связано с ожиданием грядущего Мессии, который разгромит римлян. Подобно ассирийцам, вавилонянам, персам и грекам, римляне могут оказаться всего лишь эпизодом в долгой истории евреев, а Последние Дни могут быть все еще далеко впереди.

Одна из групп фарисеев, а именно зелоты, была противниками самой идеи Мессии. По крайней мере некоторые из них были республиканцами и желали полностью упразднить еврейскую монархию. Их лозунг гласил "Бог наш единственный Правитель и Господин". Когда Менахем, сын Иуды Галилеянина, принял царскую власть во время Иудейской войны (в 66 г. н. э.), тем самым провозгласив себя Мессией, он был убит членами собственной партии, которые, согласно Иосифу Флавию, рассуждали так: "После того как из-за обладания свободой они поднялись против римлян, то не следует теперь переуступить ее одному из соотечественников и мириться с игом деспота…"

Опять-таки желание зелотов упразднить монархию, а тем самым и роль мессии, не было еретическим. Оно могло легко быть оправдано на основе Писания, которое носит в целом антимонархический характер - см., например, критику монархии Самуилом (1 Сам. ~~1 Царств~~, 8). Зелотов никак нельзя было упрекнуть в равнодушии к независимости от Рима, за которую они горячо выступали, или к религиозному смыслу предназначения евреев; но от веры в мессию они отказались, ее они выбросили за борт. Вне всякого сомнения, они желали видеть независимый Израиль, управляемый республиканским Советом или синедрионом, как было во времена Эзры и его преемников, "мужей Великого Собрания", и как было во времена Судей.

Несмотря на столь большое разнообразие верований или мнений насчет Мессии и эсхатологии (доктрины о Последних Днях, конце света и т. д.), наиболее популярным верованием среди фарисеев и среди народа было, несомненно, то, которое гласило, что спасение придет через сына Давидова, чей приход будет предвозвещен пророком Илией. Сын Давида предъявит свои права на трон и во главе своей армии обратит римлян в бегство. Ему помогут Бог и собственная доблесть, как было с еврейскими героями прошлого, такими, как Иегошуа, Гидеон и Давид. Он будет обладать пророческим даром, подобно царю Соломону, и способностью творить чудеса, подобно Моисею или Елисею. Подобно Моисею, он сумеет питать народ в пустыне, а подобно Елисею (и Илии), он будет воскрешать мертвых. Такие чудеса никоим образом не знаменовали бы его божественности, но лишь то, что он равен пророкам и чудотворцам старых времен.

Идея о Мессии несомненно способна была вдохновлять людей, в частности и в своей интернационалистской форме, основанной на пророчествах Исайи, Иоиля и Захарии, в которых эра Мессии приобретала значение для судьбы всего человечества. Но даже в этой форме еврейские мессианские идеи были весьма отличны от тех, которые развились в позднейшей христианской церкви. Никакой концепции страдающего Мессии, который умрет на кресте, чтобы очистить человечество от грехов, в иудаизме не имелось. Спустя примерно столетие после смерти Иисусa идея страдающего Мессии, так и не став догмой, проникла в иудаизм в обстановке отчаяния, наступившей вслед за жестоким разгромом Бар-Кохбы в 135 г. н. э.

В некоторых еврейских сектах считали, что мессия, сын Иосифа, погибнет в битве, а затем победу одержит мессия, сын Давида. Это была попытка примирить конфликтующие традиции насчет сына Иосифа (пришедшую из Северного, Израильского царства) и сына Давида (заимствованную из Южного, Иудейского царства). Но как бы то ни было, смерть в битве весьма отличается от смерти на кресте.

Еврейская идея мессии более "приземлена", чем христианская. Для евреев спасение было концепцией физической, а не чисто духовной. Мессианский век для евреев должен был стать кульминацией человеческой истории на земле. Даже Грядущий мир должен был наступить именно на земле, а воскрешение праведников - произойти во плоти в неком Рае земном, а не на бестелесных Небесах. За этим различием кроется различие в отношении к телу; евреи по-прежнему смотрели на тело с благоговением, как на создание Господне, тогда как христиане пали жертвой гностической идеи о теле как темнице души, владении и царстве Сатаны.

В еврейской концепции Мессии было также и меньше индивидуализма, чем в позднейшей христианской концепции. Мессия был не Спасителем, явившимся, чтобы избавить индивидуальных людей от греха, а представителем еврейского народа, пришедшим ради завершения еврейской роли в истории. Он являл собой воплощение еврейской идеи о собственном предназначении. Тогда как христианская концепция вращается вокруг личности Мессии-Христа, который спускается из внеисторического измерения, чтобы спасти верующего от греха, еврейский Мессия представляет скорее эру, чем личность; он - заглавная фигура определенной стадии в развитии человечества. В сочинениях пророков едва ли найдется упоминание Мессии как личности, там нет никакой величественной сияющей фигуры, судящей человечество и едва ли не затмевающей Самого Бога своей славой. Вместо этого в сочинениях пророков возникает видение мира во всем мире, когда у людей будет "новое сердце" и "земля будет наполнена видением Господа, как воды наполняют море".

Сколь неверно было бы привносить в мессианские ожидания, распространенные во времена Иисуса, более "духовные" коннотации позднейших эпох, столь же неверно и поверхностно рассматривать мессианскую надежду как исключительно политическую и националистическую. Если бы страстное ожидание Мессии было только желанием политической независимости, и не более, оно было бы бессильно вдохновить столь необычайное Сопротивление. В других странах патриотизм порождал героическую борьбу против Рима, но нигде более не было борьбы столь длительной и решительной, как борьба евреев, чье упорство и мужество вызывали изумление, страх и ненависть у римских историков. Мессианский идеал возник из уникального в Древнем мире мировоззрения еврейского народа; мессианский идеал вырос из единобожия.

Единобожие рассматривало историю человечества как единый процесс, направленный к одной конечной цели - к осуществлению целей Бога, ради которых создан мир. Идея Мессианского века, дающего развязку космической драме, органически присуща единобожию. Пантеизм же такой космической драмы не ведал. У каждого народа были свои собственные боги, а какой-либо высшей цели для всего человечества не было. Политеистическим сознанием история рассматривалась как циклическая. Народы, подобно личностям, имели свои жизненные циклы юности, зрелости и упадка. Даже у богов были такие жизненные циклы; а над богами и людьми была некая неумолимая, равнодушная Судьба. Только евреи претендовали на то, что находятся в контакте с этой высшей бессмертной Судьбой, и настаивали также на том, что она не равнодушна к человечеству, а подобна любящему Отцу, формирующему процесс истории. Эта концепция прогресса в истории, направленного к некой конечной утопии, стала вдохновляющей силой прогрессивной и утопической традиции западной культуры - и стала настолько давно, что в наши дни трудно осознать уникальность этой идеи для Древнего мира.

Единобожие было источником несокрушимого оптимизма и не могло признать поражения. Языческие народы могли признать, что их боги оказались на деле слабее богов Рима, или могли сдаться римскому синкретизму, в котором боги побежденных народов отождествлялись с богами Рима (например, Юпитер - Зевс - Амон). Еврейский Бог, творец Небес и Земли, не мог подчиниться такой аннексии. Некоторые римские императоры, чтобы показать свою религиозную терпимость, строили "пантеоны", то есть храмы всех богов. Один из императоров в качестве великодушного жеста в сторону евреев включил в свой пантеон статую Авраама! (Эта римская "веротерпимость" была на деле видом собирательской страсти; и еврейский Бог, Бог всей Вселенной, не желал, чтобы его "коллекционировали" подобным образом.) Когда евреи терпели поражение, это не означало, что потерпел поражение Бог, а лишь то, что народ Божий не исполнил своего предназначения и должен вновь посвятить себя Богу путем покаяния. Вот в чем смысл кампаний покаяния (например, Иоанна Крестителя), которые часто предшествовали или сопутствовали какому-либо движению.

Единобожие несло с собой также революционную социальную весть. Раз все человечество создано Единым Богом, все люди - братья. Единобожие началось как религия группы беглых рабов; оно выражало их решимость более не покоряться никакому угнетателю, будь то личность или класс. Многобожие подходило для аристократии, ибо цари и господствующие классы могли уверять, будто произошли от богов, или даже, в некоторых случаях, что они сами суть боги. Единобожие объявило культ царя-бога вне закона. Как показывает еврейское Писание, единобожие бдительно и критически следило за правителями. Оно подчеркивало личную заботу Единого Бога о каждом человеке, без посредников в лице богов, полубогов или полубожественных жрецов; и одной из главных забот единобожия была социальная справедливость. Этот аспект иудаизма также был могучим фактором в борьбе против Римской империи.

Можно сказать, что единобожие было глубочайшим источником еврейского Сопротивления.

Глава 8
Реализм и мистицизм

Мы видели, что главной движущей силой еврейского духа сопротивления был мессианизм, коренившийся в монотеистическом взгляде на историю. Даже саддукеи, единственная религиозная группа, пошедшая на сотрудничество с римлянами, подписывались под этими взглядами. Но они относили триумф единобожия над язычеством в отдаленное будущее и в своей удобной аристократической позиции не испытывали ни отчаяния, ни необходимости срочных действий, в отличие от своих менее состоятельных братьев.

Неверно было бы считать религию единственной движущей силой в еврейском Сопротивлении и думать, будто евреи были настолько ослеплены своими религиозными мечтами, в которых они играли заглавную роль в истории, что в этой слепоте перестали видеть очевидные факты могущества Рима и безнадежности мятежа. Даже зелоты, из всех организованных партий наиболее склонные к авантюрам, не были столь поддающимися самообману фанатиками, какими их порой рисуют. Имелись и практические соображения, которые делали победу над Римом возможной. Здравый смысл и реальная оценка возможностей играли известную роль в планах лидеров Сопротивления.

Мы должны вспомнить, что в то время римляне были сравнительными новичками на здешней арене. Мы склонны думать о Риме в свете четырехсот лет его последующей истории; но в то время еще не было ясно, сколь долговечной будет гегемония римлян. Всего немногими годами раньше Римская империя раскололась на две половины, вцепившиеся друг другу в горло во время войны Антония с Октавианом. Подобная междоусобная война между соперничающими римскими блоками, борющимися за власть, была возможна всегда. И евреи помнили, что именно нестабильность Греческой империи после смерти Александра Великого позволила восстанию Маккавеев одержать победу. Римляне не казались евреям более могущественными, чем греки, тем более что своим методам войны римляне научились у греков. В свете своей долгой истории евреи могли сравнивать римлян со многими предшествовавшими завоевателями, которые тоже достигали успеха, но затем исчезали с лица земли.

Уязвимость Рима была продемонстрирована тяжелыми поражениями, которые он потерпел от парфян (53 г. до н. э.) и германцев (9 г. н. э.). Оба эти события, точнее, то, какие именно римские полководцы были разгромлены, способствовало духовному подъему евреев. В случае парфянского разгрома римским генералом, потерпевшим позорное поражение, был Красс, тот самый, который ограбил сокровищницу еврейского Храма. А в германском поражении, одной из худших катастроф в римской истории, римскими войсками командовал не кто иной, как Вар, который в бытность префектом Сирии (6 г. н. э.) распял 2000 еврейских повстанцев. Евреи должны были думать, что удар нанесла рука Господня.

За восемнадцать лет перед тем, как потерпеть сокрушительное поражение от рук парфян, жадный до денег Красс командовал римской армией, которая окончательно подавила восстание рабов Спартака в самой Италии. В 73 г. до н. э., как раз когда Рим только что утвердился в качестве сильнейшей державы в Европе, он внезапно убедился, что вся его мощь на собственной территории обращена в ничто шайкой беглых рабов. Рабы были различного происхождения: фракийцы, галлы, германцы, даже италики, вся людская добыча римских завоеваний. Их вожди, включая самого Спартака, были гладиаторами, людьми, которых римляне заставляли убивать друг друга для публичного развлечения. Спартак, будучи отличным полководцем, разбил три высланные против него римские армии и беспрепятственно действовал в Италии целых два года. Он хотел вывести рабов из Италии, чтобы основать новое, собственное государство. Но его план не был принят рабами, выродившимися в обычных разбойников и в итоге разгромленными.

Этот эпизод грозил подрубить устои всей цивилизации, как ее понимали в Древнем мире. Он вызвал у римлян беспримерный ужас. Спартак превратился в жупел, которым еще много лет спустя няньки пугали непослушных детей. Когда восстание было подавлено, римляне водрузили вдоль всей Аппиевой дороги вереницу из 6000 крестов с распятыми рабами. Это была сцена, которой предстояло часто повторяться в Палестине. Но годы, когда Спартак торжествовал, дали надежду всем, кто стонал под римским игом.

Назад Дальше