Пашков дом
Это великолепное здание, стоящее напротив Боровицкой башни Московского Кремля и получившее название "Пашков дом", – редкий пример того, как из проекта, созданного для лица частного, возникает сооружение, достойное великой европейской столицы. Его автор – выдающийся русский архитектор Василий Баженов – был выходцем из народа, но силой своего таланта и художественного чутья сумел превзойти многих именитых в ту пору зодчих. Да, у стен Кремля Баженов построил не императорский дворец, а дом богатому откупщику, но получились у него истинно царские чертоги. Конечно, Пашков дом интимнее любого правительственного здания, в нем легко угадываются черты городской усадьбы, но воспринимается он именно как общественный ансамбль, а не как частное строение.
Василия Баженова приблизила к себе императрица Екатерина II, угадав в молодом архитекторе (правда, уже тогда члене Флорентийской и Болонской академий) недюжинные способности, которые можно было бы использовать для осуществления своих грандиозных планов. Императрица поручила Баженову ряд проектов, в том числе возведение усадьбы в Царицыно. Но как известно, монаршая милость переменчива. Приехав в очередной раз в Царицыно, Екатерина решительно все забраковала, повелев построенное разобрать и построить заново, теперь уже по проекту ученика Баженова, архитектора Матвея Казакова.
Отдав Царицынской усадьбе десять лет жизни, Баженов оказался не у дел, что стало настоящей драмой для лучшего русского архитектора. И вот в это нелегкое время к нему явился известный московский богач Петр Пашков с предложением построить на Ваганьковском холме дом, но такой, чтобы он был похож на дворец.
Надо сказать, что сам Петр Егорович Пашков, сын денщика Петра Великого, был личностью довольно колоритной. Человек ловкий, коммерческий, но талантами не наделенный, он вовремя понял, что карьеры на службе ему не сделать. Зато Пашков сумел приумножить скромное отцовское наследство, занявшись откупом городских земель. Кроме того, он завел птичники, торговал экзотическими птицами: его попугаи славились по всей Москве. Так он и разбогател, а с деньгами пришла и гордыня: пожелал богач, чтобы дворец для него построил не кто-нибудь, а знаменитый царский архитектор.
Баженов согласился не раздумывая: и деньги были нужны позарез для уплаты долгов, да и сама идея показалась заманчивой. Осмотрев участки, приобретенные Пашковым на Ваганьковском холме, Баженов сразу оценил их значение для будущей композиции, поскольку он увидел возможность соотнести будущий дом Пашкова с силуэтом Кремля так, чтобы дом слился в одной панораме и воспринимался в пространстве как часть древнего строения.
Строительство пошло быстро. Будущий хозяин торопился, мечтая поскорее переехать в новый дом, поэтому сам хлопотал о строительных материалах, подряжал каменщиков, следил за сломом старой усадьбы и богаделен. И потому дом, который прозвали "волшебным замком", был сооружен в рекордно короткие сроки, практически в два сезона (1784–1786 гг.).
Баженов поставил дом, чуть отступив от края холма. Чутьем гения он словно вознес здание на пьедестал, от чего его слитность с холмом стала мягче и естественнее. Впрочем, высокое, отовсюду видное место давало не только преимущество – со всех точек обозрения силуэт дворца должен был смотреться безупречно. А главное, здание можно было увязать с пространством, иначе бы оно оказалось пусть и прекрасной, но не совсем органичной вставкой.
С присущим ему художественным тактом архитектор сумел соотнести дом с масштабами города, с высотой кремлевских башен и Ваганьковским холмом. Колонны не могли быть больше или меньше, окна не шире или уже, а только такими, как их создал Баженов. В этом умении ощущать архитектуру в гармонии, в соразмерности с естественной средой и проявилось истинное величие зодчего.
При кажущейся пышности и богатстве архитектурных украшений Пашков дом прост и несложен по своей композиции. Центральный трехэтажный, сравнительно небольшой дом соединен галереями с небольшими флигелями. Все окна первого этажа заканчиваются полукружиями арок, а стены покрыты продольными бороздками – рустами.
Симметричные флигели с ионическими портиками и фронтонами так связаны с главным зданием дворца, что, с какой бы точки на них ни смотреть, вся композиция не теряет цельности, не разъединяется. Нижняя часть дома воспринимается как мощный пьедестал: крепкая аркада прочно и надежно держит его взлетные колонные части. И главное строение, и флигели связаны не только в масштабном плане, но и крыльями галерей, раскинутых вправо и влево вдоль кромки холма. Колонны флигелей поставлены прямо на землю, тем самым они выделяют флигели, несмотря на их небольшой размер. Львиные маски, рустовка стен и другие декоративные приемы объединяют все части здания в одно целостное произведение.
Вершины здания обозначены тремя остриями: флигельными фронтонами и шпилем бельведера. Пилястры и колонны здания как бы продолжаются над крышей в виде легких ваз на постаментах, соединенных балюстрадой. Дом венчают грузные карнизы, над ними установлены парапеты с вазами, кружащими вокруг бельведера со статуей на вершине.
Триумфально-праздничное звучание верхней части здания тем мощнее, чем сдержаннее и строже его выступающий вперед первый этаж-цоколь. Нам нем вместо двух крайних колонн Баженов поставил две статуи, благодаря чему создается впечатление, что колонн здесь несколько больше, чем в действительности.
Архитектор в совершенстве учел также и светотеневое, пластическое решение здания. Создавая карниз того или иного рисунка (профиля), лепные розетки, гирлянды, венки или львиные маски под окнами, помещая окна в небольших прямоугольных и овальных углублениях в стене, Баженов, видимо, представлял себе, как ляжет тень на соседние детали здания, как подчеркнет она пластику лепки. Таким образом, оба фасада дома – городской и со стороны двора – легко откликаются на игру света и тени, которая в течение всего дня вертикальной рябью скользит по каннелюрам пилястр и колонн.
Городской фасад имеет небольшой выступ, выдвигающий вперед колоннаду коринфского портика. Со стороны двора, где ощутимее атмосфера усадьбы, выступ больше, и здесь есть свой тонкий расчет: дворец словно устремляется вперед, навстречу гостям, въезжающим через парадные, богато украшенные двери. Это ощущение усиливается декоративными стенками по обеим сторонам парадного двора.
"Волшебный замок" на Моховой сразу же привлек к себе множество людей, в том числе и иностранцев, и стал одной из главных достопримечательностей Москвы. Летними вечерами публика могла любоваться как бы парящим над городом строением, освещенным десятками фонарей. Днем он празднично сверкал, голубые тени скользили между колонн, а белый камень откликался на состояние природы. В сумраке он голубел, на рассвете золотился, а в полдень был белоснежно чист, словно прозрачен.
Путешественник Иоганн Рихтер в своей книге о Москве писал: "На Моховой, недалеко от Каменного моста, на значительном возвышении возносится этот волшебный замок. Сзади, из переулка, вы входите через великолепный портал в пространный двор, постепенно расширяющийся от ворот. В глубине этого двора вы видите дворец, в который ведут несколько ступеней. Вы достигаете верхних помещений и выходите на вышку в куполе дома, откуда открывается прелестнейший вид на всю Москву. Вы сходите вниз среди кустарников, по склону горы, на которой стоит дом. Внизу два каменных бассейна, посреди – фонтан, а от улицы все отделяется железной решеткой. Сад и пруд кишат иноземными редкими птицами, китайские гуси, разных пород попугаи, белые и пестрые павлины живут здесь либо на свободе, либо висят в дорогих клетках. Ради этих диковинок и прекрасного вида по воскресеньям и праздникам собирается здесь множество народа. Впечатление, производимое во время иллюминации, – неописуемо".
В наши дни баженовский шедевр редко кто именует домом Пашкова. Уже много лет это здание занимает Государственная библиотека, бывшая знаменитая Ленинка, кстати, как хранилище уникальных рукописей занесенная в Книгу рекордов Гиннесса. Но кому бы ни принадлежало это величавое сооружение сейчас и впоследствии, его настоящим "собственником" был и останется выдающийся русский зодчий Василий Баженов. В свое время он сказал знаменательную фразу: "Истинно добрый архитектор есть редкий на свете человек". Эти слова вполне применимы к удивительному таланту великого мастера, создавшего одно из красивейших зданий Кремлевского ансамбля.
Церковь Вознесения в Коломенском
О старинном селе Коломенском (ныне это один из районов Москвы) впервые упоминается в духовной грамоте великого князя Ивана Калиты. С тех пор в течение столетий Коломенское служило летней великокняжеской, а затем и царской резиденцией, постоянно расширяясь и приобретая все более величественный вид. Особенно много сделал для обустройства усадьбы великий князь Василий III. При нем был построен обширный деревянный дворец, а в 1532 г. в честь рождения долгожданного первенца – будущего Ивана IV Грозного – на холме была возведена церковь, которая своими архитектурными формами как нельзя лучше отвечала символической задаче увековечения этого торжественного и радостного события. Скупые строки летописи гласят: "Свершена в Коломенском церковь каменна вельми чудна высотою, красотою и светлостью. Такова не была на Руси".
Как всякое истинно прекрасное произведение искусства, церковь Вознесения с ее законченностью и неповторимым сочетанием архитектурных форм органически связана с природой. Ничто не мешает воспринимать это великолепное стройное сооружение, возвышающееся на берегу Москвы-реки, легко и свободно. Оно всегда прекрасно, всегда создает впечатление чего-то необычайного. И при этом никогда не бывает однообразным. При восходе солнца стены нежно розовеют, а освещенные яркими летними лучами, играют переходами теней и света. Ночью при лунном свете церковь сверкает, как диковинный кристалл. Зимой на ковре белого снега она и сама кажется вылепленной из снега.
В этом замечательном произведении русской архитектуры поражает удивительная устремленность ввысь. Впечатление взлета создают и все здание в целом, и каждая его архитектурная деталь – широко раскинувшиеся крыльца, галерея на столбах, двадцатигранный столп, плавно переходящий в восьмигранник и заканчивающийся стройным шатром-пирамидой с маленькой главкой. Ничем не украшенные плоскости стен, острые стрелы над окнами, вытянутые пилястры, бегущие вверх кокошники – все подчеркивает стремление к полету.
Надо сказать, что деревянные церкви с высокими кровлями-шатрами на Руси строились издавна. Но никто не решался соорудить шатер из камня, на что осмелился, увы, оставшийся безвестным мастер. И то, что он сделал, – стремительно взлетающую в небеса церковь – иначе как жемчужиной русской архитектуры не назовешь. Не случайно специалисты считают, что каменный шатер XVI в. сыграл в древнерусском зодчестве не меньшую роль, чем уникальная конструкция флорентийского собора Санта Мария дель Фьоре в архитектуре итальянского Возрождения.
В церкви Вознесения, сложенной из кирпича и украшенной белым резным камнем – знаменитым мячковским известняком, из которого строилась и вся Москва белокаменная, – много удивительного и в самой конструкции, и в технике строительства. Высота ее шатра 28 м, а всего строения – 62 метра. В то время на Руси это было самое высокое здание. Фундамент заложен на 10 м в глубь земли. Ниже "нулевого горизонта", как говорят строители, на глубину до 9 м уложены белокаменные плиты, хорошо подогнанные друг к другу. Они покоятся на метровых дубовых сваях, вбитых в землю.
Фундамент выходит за стены здания на 3 метра. Основание такой ширины было продиктовано насущной необходимостью – в Коломенском всегда били (и до сих пор бьют) родники, которые могли вымывать породу из-под фундамента. На фундаменте поставлен нижний этаж – подклет. А на широких столбах с арками возвышается обходная галерея, на которую ведут три широко раскинувшиеся лестницы, соответствующие трем входам. Первоначально галерея была открытой, и тогда здание казалось еще выше. Однако в XVII в. для сохранности пола и арок галереи над ней была сделана крыша из длинных досок, а позже – железная. С востока на обходной галерее встроено в стену "царское место". От него сохранилась лишь спинка с резьбой по камню.
Белокаменные детали церкви немногочисленны, но с большим вкусом размещены на стенах вверху пилястр, в обрамлении окон и кокошников. Своеобразно выглядят они и на шатре: как связки жемчуга, спадают по розовым граням квадратные белые русты.
Надо отдать должное нашим предкам: строили они с большим запасом прочности. Стены верхнего этажа имеют толщину от 2 до 3 метров. В толще стены проложена внутренняя лестница, которая доводит до шатра. Так как кладка его тоньше стен и в ней нельзя было проложить лестницу, то по шатру снаружи повесили железную дверь со стремянкой. Вероятно, такая лестница служила для ремонтных работ.
Внутри здание поражает высотой, звучностью и обилием света. Входя в него, ожидаешь увидеть большое и темное помещение, а оказывается все наоборот: площадь внутри очень мала (8,5×8,5 метра) из-за толщины стен. Да и рассчитана была церковь на небольшой круг молящихся – царя да приближенных бояр. Узкие высокие стены, открытый до самого верха шатер усиливают впечатление высоты. В церкви очень светло благодаря особому расположению окон в шатре, стенах и углах. Обычно самое темное место в помещении – углы, а тут углы освещены особенно хорошо. Угловые окна сделаны хитроумно: наружу они выходят в две разные стороны, а внутрь – одним проемом. Боковые стенки окон направляют свет внутрь, создавая приятное рассеянное освещение. В невысоком иконостасе помещены иконы. Они так же древни, как и стены здания. Древни и толстые многоцветные подсвечники. Один из них деревянный, расписанный растительным узором, другой – восковой.
Внутреннее убранство храма дополняют сени-балдахины. Справа от входа – нарядная, пестро и ярко раскрашенная девятишатровая сень на тонких столбиках. Ее шатрики и потолок расписаны по слюде растительным узором. Слюдяные пластинки скреплены между собой ажурными оловянными прокладками разной формы. Другая сень – высокая, шатровая, на точеных столбах – вся вырезана из дерева. Она стоит слева от входа в храм. На передней доске сени вырезаны веселые птицы и цветы. Под балдахином стояло царское место на резных ножках в виде львов. С этого места московские цари любовались бескрайней ширью, открывающейся за Москвой-рекой.
Четкая вертикаль композиции, отвечающая идее Вознесения, в сочетании с выраженными горизонталями "гульбищ" вызывает ассоциацию с огромным деревом, мощными корнями уходящим в землю. Безусловно, в восприятии современников оно представлялось не только "древом" царского рода, получившим новую ветвь с рождением наследника, но и символом мощи, молодости и вечной жизни Русской земли. Таковой церковь Вознесения, включенная в список всемирного исторического наследия ЮНЕСКО, остается и сегодня – белокаменное чудо, вознесенное над Москвой-рекой гениальной фантазией русских зодчих.
Архитектурные памятники Петербурга
Ансамбль Петропавловской крепости
Петропавловская крепость – старейший из архитектурных памятников Петербурга и его исторический центр, а потому ее закладка 16 (27 мая) 1703 г. считается и датой основания города.
Создание Петропавловской крепости, или, как она первоначально называлась, Санкт-Петербургской, было тесно связано с Северной войной России со шведами за освобождение русских земель по берегам Невы и Балтийского моря. Крепость как раз и должна была служить целям обороны возвращенных берегов Невы. Местом постройки, "гораздо крепким от натуры", был выбран небольшой пустынный Заячий остров. По сообщению тогдашних "Ведомостей", Петр "новую и зело угодную крепость построить повелел, в ней же шесть бастионов, где работали двадцать тысяч человек подкопщиков, и тое крепость на свое государево именование Петербургом обновити указал".
Среди многочисленных легенд об этом историческом событии самая распространенная гласит: "16 мая 1703 г. во время осмотра острова Ени-саари Петр, вдруг остановившись, вырезал два пласта дерна, положил их крестообразно и сказал: "Здесь быть городу". Затем начал копать ров, в который поставили высеченный из камня ящик. Ящик накрыли каменной плитой с надписью: "От воплощения Иисуса Христа 1703 года мая 16 основан царствующий град Санкт-Петербург великим государем царем и великим князем Петром Алексеевичем, самодержцем всероссийским". В это время в воздухе появился орел и стал парить над царем. На месте закладки города Петр установил подобие ворот с перекладиной, на которую опустился орел. Петр взял его, посадил на руку и вошел в еще не существующий город". Говорят, этот орел был ручным и долго жил то ли на Петербургской стороне, то ли на острове Котлин, и имел этот необыкновенный орел комендантское звание.
Правда, большинство историков считает, что Петр не присутствовал при закладке крепости и города, он лишь утвердил выбор места для крепости и уехал – скорее всего, на Олонецкую верфь. Но, как известно, у преданий свои, порой причудливые, сюжеты. Согласно одному из них, то место, где течет "большая река Нева, очень понравилось царю батюшке Петру. И он решил на берегах реки построить город, а реку в гранит одеть. Он собрал люд работящий, стал молиться Богу, а потом вскочил на коня и крикнул: "Богово и мое!" и перелетел Неву. Второй раз крикнул: "Богово и мое!" и опять перепрыгнул Неву. В третий раз крикнул царь: "Мое и Богово!"… и не долетел – упал вместе с конем в воду. Народ же гудел и радовался. Царь вышел из воды, снял свой треух, поклонился на все четыре стороны и объявил: "Люд православный! Прежде Богово, а потом уж наше! Начнем! С Богом!""
После освящения места для храма царь Петр подал знак к началу земляных работ. Когда первый ров достиг двух аршин глубины, в него был опущен высеченный из камня ящик, в который Петр поставил золотой ковчег с частицей мощей апостола Андрея Первозванного, считающегося небесным покровителем России.
Первоначально укрепления крепости были земляными. Дело в том, что крепость XVIII в. не похожа на крепости Средневековья. Башни и каменные стены оказались бессильны против артиллерии, и на смену им пришли земляные валы, в которых с шипением увязали каменные и чугунные пушечные ядра. Крепость приобрела форму звезды, лучи которой образуют пятиугольные площадки – бастионы.
Бастионная система была рассчитана таким образом, что, в какой бы точке ни атаковал противник крепость, он всегда попадает под огонь ее пушек либо с фланга, либо с тыла.
Тем не менее в 1706 г. земляные укрепления начали заменять каменными. Строительство крепостных бастионов и куртин велось под руководством архитектора и инженера, "полковника фортификации" Д. Трезини. Этот талантливый зодчий, почти 30 лет руководивший перестройкой крепости в камне, многое сделал для Петербурга. Однако, уже будучи в преклонном возрасте, перечень своих трудов он неизменно начинал фразой: "Первейшей из главных работ – Санкт-Петербургская фортификация, которая застроена каменным зданием с 1706 г."