Его трагедия основана на том, что всякая женщина, которая ему отдается, перестает быть для него матерью. И так он ведет свою мучительную жизнь между матерью и легко доступной женщиной. По мнению других авторов, тоже ссылающихся на Фрейда, каждый мужчина питает подавленные гомосексуальные склонности. Когда Дон Жуан соблазняет замужнюю женщину, он подсознательно распространяет этот акт и на мужа своей жертвы. В книге "Дон Жуан и двойник" доктор Отто Ранк, бывший ученик и сотрудник Фрейда, дает еще одно объяснение. Он напоминает миф о Зевсе и Амфитрионе. Бог принимает образ мужа, чтобы соблазнить неприступную жену. Таким образом, движущей силой Дон Жуана было бы в таком случае желание оплодотворить женщину, чтобы его душа жила в ее потомстве, как это сделал "бог-любовник", то есть Зевс. Как видно из сказанного, концепция Ранка мало отличается от точки зрения, которую представили Кьеркегор и Ницше, заявлявшие, что Дон Жуан по своей сути не знает соперников в любви, вот почему он не относится к мужчинам как к врагам; наоборот – покорение женщины под боком ее мужа доставляет ему настоящее удовольствие. Современная медицина не может однозначно объяснить ни концепции "Дон Жуана", ни проблемы донжуанства. В такой ситуации любая трактовка этой темы может быть новаторской. Что касается меня, мысль увидеть Дон Жуана как человека, обремененного комплексом вины в результате слишком легкомысленного отношения к женщинам в молодости и искупления этой вины в форме лечения женщин от половых неврозов, кажется вполне приемлемой при условии, что это будет профессионал высочайшего класса, а не тип, проявляющий любовь к математике. А именно это и есть та чепуха, которая нравится критикам.
– Вы правы. Я испугался.
– Вот именно. И поэтому вы наболтали Петру всякие там глупости о брелочках, о шкале Эвена. Вы знаете так же хорошо как и я, что соблазнитель-профессионал имел бы в кармане не брелочки, а небольшой арифмометр или миникомпьютер. И первый вопрос, какой он задал бы женщине, касался бы даты ее рождения. Ибо настоящий специалист в этой области наверняка читал работы известного физиолога доктора Хэмпа и физиотерапевта доктора Лемперта. И он знал бы, как и вы, что такое "биологические часы" женщины. Ему известно, что бывают периоды, когда женщину обольстить или невозможно, или очень трудно, а бывают моменты, когда это сделать легко.
– Но такой подход ужасен, господин Иорг, – я даже съежился на стуле.
– Ничего не поделаешь, – пожал плечами Иорг. – Такова реальность. И либо вы пишите об этих вещах честно, либо вообще незачем писать. И читателей вы не удовлетворите, и критика будет против вас. А как вы собирались описать сцену между соблазнителем и этой вашей Ингрид, которая лежала на пляже и при одной только мысли о сближении с каким-нибудь мужчиной у нее появлялось чувство тошноты? Неужели ваш соблазнитель сделал бы это в стиле современного автора: "Хорошая сегодня погода, не правда ли, фройляйн?". И получил бы такой отпор, что быстро бы перенес свое одеяло в другое место. А как бы поступил ваш герой? Лег бы где-нибудь рядом и рисовал бы пальцами на песке. А потом вдруг нарисовал бы небольшой прямоугольник и обратился к Ингрид: "У меня к вам просьба. Не могли бы вы нарисовать в этом прямоугольнике человеческую фигуру, а я скажу о вас то, что вы еще о себе не знаете". Какая женщина не хочет услышать о себе что-то такое, о чем она не знает? И Ингрид нарисовала бы человечка в этом прямоугольнике. А он посмотрел бы потом на рисунок и довольно много узнал бы о ней, а по крайней мере то, что эта женщина испытывает отвращение к мужчинам. И сказал бы Ингрид об этом, чем ее наверняка поразил и одновременно заинтересовал. Она начала бы с ним разговаривать, а на следующий день на этом же пляже ответила бы на его поклон и не видела бы ничего плохого в том, что новый знакомый снова положил свое одеяло рядом с ее подстилкой, только на этот раз значительно ближе… Ибо соблазнитель-профессионал наверняка прекрасно знает известный тест в виде человеческой фигурки, карту человеческой индивидуальности, тест тематической апперцепции, проверку незаконченных фраз, тест Роршаха и Сонди, шкалу ценностей Аллпорта-Вернона и множество других проекционных и психометрических тестов. Думаю, что на пляже он использовал бы самый простой и легкий тест, тест человеческой фигурки, как вы когда-то сделали, когда, плывя на своей яхте, заметили на берегу палатку, а рядом с ней очень красивую женщину и очень красивого мужчину. Эта прекрасная женщина нарисовала в правом нижнем углу прямоугольника маленького мужчину без стоп и пальцев рук, а ее красивый супруг – мужчину с длинными волосами, а потом в шутку дорисовал ему еще платьице. Потом в сторонке вы сказали его красавице-жене, что в ту ночь вы пришвартуете свою лодку в полукилометре от этого места, у заросшего лесом берега и будете ее там ждать. В ту же ночь она пришла к вам, хотя видела вас первый раз в жизни, хотя ее муж был в сто раз красивее вас. Неужели вы показали какой-то фокус или околдовали ее? Вы просто узнали, что ее красивый муж – педераст, а лето было прекрасным, солнце грело ее гипофиз, будило ее страсть, и она была готова удовлетворить ее с первым попавшимся мужчиной. Эта женщина потом сказала вам, что ее муж работает директором школы, а когда его стали подозревать в связи с учениками, он тут же женился, чтобы не испортить себе карьеры и прекратить всякие разговоры об его гомосексуализме. Но с женой он так и не смог сожительствовать…
– Это правда, господин Иорг. Но разве мы имеем право давать людям в руки такого рода инструменты вмешательства в человеческую психику?
– Не вы их придумали. Они существуют. С давних пор. Кто много читает и интересуется медициной или психологией, тот знает, как стимулировать женщину.
– Но мораль, господин Иорг…
– Я вас не совсем понимаю. Кто сделал несчастной эту женщину? Вы или ее муж-гомосексуалист? Вы, по крайней мере, доставили ей немного наслаждения и радости. В киносценарии вы должны были на ней жениться и создать семью. Но вы на следующий день вернулись домой и с невинной миной объяснили жене, что не было ветра и вы не смогли вернуться к ней. В "Дон Жуане" Мольера встреченная вами женщина ругала бы вас, преследовала, засыпала проклятиями, говоря, что вы ее соблазнили и обманули. А в жизни? В нашей жизни? Через три дня в маленьком городке, недалеко от вашего дома, в ресторане на обеде с женой, вы встретили эту пару. Женщина вместо проклятий одарила вас деликатной и благодарной улыбкой, которая была не столь уж деликатной, если ее заметила ваша жена и сказала: "И почему все они так к тебе неравнодушны? Честное слово, куда не пойдешь, везде какие-то бабы пожирают тебя глазами". А вы сказали: "Ты как всегда все преувеличиваешь, моя дорогая…".
– Значит, нет спасения для моего героя?
– Мне очень жаль, но нет, – заявил Иорг.
* * *
Мне постоянно кажется, что у читателей этой книги может появиться чувство некоторой неудовлетворенности. Возможно, я должен писать о себе, о жене, сыне, дочери, о Петре, лесничем, который читает Хайдеггера и Кьеркегора, об агрономе, о Зофье и Розалии, о которой мужчины говорят "эта шлюха". Читатели любят истории о том, как живут другие, едят, ругаются, сожительствуют. В одном американском доме поставили несколько телевизионных камер, которые подсматривали обычную жизнь обычной американской семьи, – и это была настоящая сенсация. Старые писатели умели делать то же самое, они просто поднимали крыши домов либо снимали одну стену и на сотнях страниц позволяли нам наблюдать за жизнью какой-нибудь семьи – так родилась "Семья Тибо", "Сага о Форсайтах" или "Семья Уайтоуков". У нас популярны "Ночи и дни" и "Семья Матысяков".
Конечно, я мог бы описать такую семью Матысяков, в которой герои имели бы высшее образование и вели разговоры о литературе, а не об очередях за мясом. Я мог бы написать нечто вроде "Идеального супружества" Ван де Вельда, но более современное, полемизирующее с этим почтенным автором, которому казалось, что достаточно людей соответствующим образом положить в кровать и они будут счастливы. Сегодня мы знаем, что сексуальная психотерапия иногда бывает намного важнее, чем соответствующий "механизм акта". Но и этот механизм тоже важен, хотя к нему так пренебрежительно относится Фромм в своем "Искусстве любви". Как говорил один из моих профессоров, "воспаление легких аспирином не вылечишь. Но, дорогие коллеги, я вас просто умоляю, не пренебрегайте аспирином".
Когда-то перед писателями стояла простая задача. Они обычно использовали "непосредственную характеристику". На какой-то странице появлялся герой, и автор подробно описывал его внешний вид и духовный мир. Когда-то была обычная "речь", сегодня "речь ложно обусловленная". От писателя сегодня требуют интеллектуального лицемерия и "косвенной характеристики". Если я о ком-то напишу, что он "хороший" или "мудрый", то можете быть уверены, что вскоре я так направлю действие, что эта "доброта" и "мудрость" окажутся, по крайней мере, сомнительными. Если я пишу о себе, что являюсь "человеком компромисса" или что я "подлый", то вскоре сюжет будет развиваться так, что мой "компромиссный подход" станет сомнительным, так же как и моя "подлость". В современной литературе говорить о людях и вещах напрямик является большой бестактностью. Поэтому ни один уважающий себя интеллектуал не слушает "Семьи Матысяков". Другими словами, я вам ясно даю понять, что ваша неудовлетворенность беспочвенна, ибо если я пишу о Иорге, Эвене, о Рите или Марлове, и о тех, о ком я еще расскажу, то одновременно я косвенно говорю о себе, о своей жене, о сыне и дочери, о лесничем, агрономе, Зофье и Розалии, о Петре.
Но, может быть, я ошибаюсь? Возможно, вы об этом знаете, а ваше чувство неудовлетворенности вызвано совершенно другими причинами? Может, суть дела заключается в том, что я не рву рубашку на груди, не царапаю ногтями свое лицо, как это делал герой Камю, не мочусь на портрет какого-нибудь высокопоставленного лица, как это делал герой "Соглашения" Казана. К тому же я не выкладываю на дворе большую кучу книг и не жгу "Ромео и Джульетты", хотя знаю, что Джульетте надо было еще два года ждать первых месячных, не жгу "Вертера", хотя понимаю, что он был неврастеником в депрессивном состоянии, я не жгу книг Камю, Джойса, Беккета и Сервантеса, а со всех обложек этих книг аккуратно стираю пыль и время от времени перечитываю, стараясь их по-новому понять. Одним словом, я вовсе не бунтовщик, хотя это мне очень бы пригодилось, если бы я хотел стать литературным героем.
Однако я постоянно вспоминаю сцену из Гоголя, когда один из героев постоянно жаловался на учителя, который, рассказывая о великолепии Александр а Македонского, так возбуждался, что ломал стулья в классе. Этот герой говорит: "Александр Македонский был действительно великим человеком. Но зачем же стулья ломать?". И я про себя думаю: Джульетте и в самом деле оставалось два года до появления первых менструаций, но почему не следует читать "Ромео и Джульетты"? Дон Кихот был клиническим сумасшедшим, но зачем сразу сжигать эту книгу или закидывать ее на чердак? Политический строй Соединенных Штатов мне совершенно не нравится, но зачем из-за этого мочиться на портрет президента? Писая на портреты, расцарапывая себе лицо, сжигая или уничтожая книги, невозможно доказать какую-то истину. До войны в доме моего отца скрывался один из самых известных польских бунтовщиков, которого постоянно разыскивала полиция. Это был один из самых спокойных и наиболее уравновешенных людей, каких я когда-либо знал. Какая жалость, что с ним не знакомо большинство писателей, которые часто представляют нам всякого рода героев-бунтарей – ломающих стулья, писающих на портреты, царапающих собственное лицо или еще хуже – стреляющих из-за угла в невинных людей.
И все же я считаю себя бунтарем. Я бунтую против "Ромео и Джульетты", против "Дон Кихота" и других, но очищаю от пыли эти книги и первым бы стал их защищать, если бы им грозила какая-нибудь опасность. Дело в том, что мне хочется привести свои аргументы.
* * *
Но как доказать, что ты прав? Рассказывая истории, взятые из жизни, или выдумывая различные примеры?
У меня в этом смысле очень нехороший опыт. Каждый раз, когда я хотел описать то, что я и в самом деле пережил, все мои книги отвергали, утверждая, что я представил неправдоподобную историю. Если же я что-то придумывал, сидя за письменным столом, все было в порядке, правдоподобно и в наилучшем стиле. Думаю, что выдумывая какой-нибудь рассказ, мы делаем это под "кого-то": под издателя, под критика, под читателя. А жизнь ничего не делает "под кого-то". Поэтому люди с хорошим вкусом рассказывают в компании не реальные истории из своей жизни, а выдуманные.
Для примера: Петр и его вторая женитьба. Однажды Петр, который тогда жил в Лодзи, поехал по служебным делам в Варшаву с какой-то девушкой и остановился в гостинице "Дом крестьянина". Ему так хотелось переспать с этой девушкой, что сразу же после обеда он лег с ней в постель. Потом, убедившись, что еще достаточно рано, он предложил девушке пойти в кафе. Но ей хотелось спать, и она никуда идти не желала. Он оделся и пошел в гостиничное кафе, где было так много народу, что ему пришлось подсесть к одной красивой блондинке. Слово за слово, они разговорились, оказалось, что девушка работает медсестрой не то в Билгорае, не то в Грубешове и что живет с врачом. Пока они беседовали, стало поздно, и девушка на ночь взяла Петра в свой номер. Петр бушевал с ней часов до трех, потом вернулся в свою комнату к своей девушке. "Который час?" – спросила она, когда появился Петр. "Одиннадцать" – ответил он, хотя было три часа ночи. Петр тут же заснул, а на следующий день они вернулись в Лодзь, но Петр все думал о новой знакомой не то из Билгорая, не то из Грубешова. И через месяц он поехал ее искать, хотя – к его стыду – Петр не знал ни имени, ни фамилии девушки. В Билгорае или Грубешове он остановился перед больницей и стал ждать. День, второй, третий. Девушка не выходила. Петр не смел спросить о ней, да и как будешь спрашивать о девушке, если ты даже не знаешь ее имени, уж очень он у нас стеснительный. А ведь и в самом деле такие мужчины встречаются. Я знал одного типа, который не осмеливался сказать девушке "я тебя больше не люблю", он предпочел подойти к ней сзади и задушить. Но в Грубешове или Билгорае был как раз декабрь. Петр сильно промерз в машине, хотя ночевал в гостинице, и наконец преодолел свой стыд, спросил о девушке, описал ее внешность. Ему сказали, что она болеет и лежит дома. Петр поехал к ней, и она стала его второй женой.
История малоправдоподобная, глупая и бессмысленная. Кстати, он с ней уже развелся. Сам не знаю, становится ли от этого история более похожей на правду. Во всяком случае, Петр любит об этом рассказывать в узком кругу, поскольку хочет выглядеть человеком со вкусом.
У меня тоже случались подобные истории.
Четыре года назад, когда я ехал на своей старой машине через лес, я подвез молодую женщину. Разговорились, я узнал, что она работает учительницей в сельской школе в Янове, я же представился как автор детективных романов. Я назвал ей малоизвестную фамилию, якобы мой псевдоним. У этого детективщика никогда не было шансов выступать по телевидению, вот почему я не боялся разоблачения. Девушка оказалась любительницей позабавиться, я тоже. Итак, я начал к ней приезжать – раз в неделю или реже. Кристина – так ее звали – жила в очень плохих условиях. Пять километров от автобусной остановки, восемь от железнодорожной станции. В деревне уже с ранней осени была такая грязь, что застревали автомобили. Она жила в большой избе, которую даже огромная печь не могла нагреть, и по стенам можно было ездить на коньках. Девушка ходила вечно закутанная в толстый платок, руки у нее были обморожены, потому что ей приходилось носить воду из колодца и колоть дрова. И несмотря на это, она постоянно смеялась и любила свою работу. Моя литературная память подсказывала подобные персонажи – "Силачка", "Конопелька", а мое воображение заставляло задуматься, не является ли случайно причиной хорошего настроения Кристины очень сильный оргазм, который она испытывала в контактах с мужчинами.
Я размышлял об этом не без повода, поскольку, как рассказывала мне Кристина, в соседней деревеньке, в таких же точно условиях жила другая молодая учительница по имени Иоанна. Она, как говорится, была девушка с принципами – ждала принца из сказки или кого-то в этом роде. В мечтах она, кажется, хотела пойти к алтарю невинной, а замуж выйти только за того, кого сильно полюбит. К сожалению, никто подходящий не подвернулся, а годы уходили. Поэтому она ходила кислая, надутая, неприязненно относилась ко всему миру, что еще больше отвращало от нее всех мужчин. Время от времени эта девушка приезжала к Кристине, в приступе истерии бросалась на диван, плакала, жаловалась, боялась возвращаться домой и иногда в таком состоянии проводила у нее всю ночь. "Ей нужен мужик", – твердила Кристина, уговаривая меня заставить девушку согрешить. Меня злила ее настойчивость, к тому же я не благотворительная организация, у меня свои проблемы и не хватало мне еще чужих. Весной Кристина позвонила мне и сказала, что эта девушка повесилась… "Жаль, что ты меня не послушал", – сказала она, и мне стало очень неприятно. Правда, мистер Браун из США, авторитет в области психиатрии, утверждает, что на восемьдесят процентов самоубийство является результатом болезни, которая называется депрессией, но, может быть, девушка входила в эти недостающие двадцать процентов и если бы я научил ее любви, она не повесилась бы. Какое-то время меня мучила совесть. Конечно, оргазмом всего не объяснишь, потому что медицина, как утверждает мой знакомый литературный критик, находится в тупике. Но и литература оказалась там же.