Монахиня Адель из Ада - Анита Фрэй 17 стр.


- Когда начало? - спросила девушка.

- Надо немного подождать, - сказал таинственный господин.

Вода за стенкой продолжала шуметь, но уже чуть громче - видно, вторую дверь оставили открытой.

Господин сделал кому-то невидимому знак. Вкатили шарманку. Одну песенку на ней сыграла горничная, а другую - сам господин. Далее ручку шарманки крутил кто-то и вовсе невидимый. Или Фросенька не видела его из-за тумана, который неустанно шёл из сосуда Аладдина. Невидимый музыкант был ей мало интересен. А вот важный барин…

Тот, произнеся пару галантных фраз, уселся подле кандидатки во фрейлины. И снова замолчал. Дабы прервать молчание, Фросенька встала с кушетки, сделала книксен и протянула барину руку, как бы преглашая на танец. Господин отрицательно покачал головой. Но с кушетки поднялся. Стал неуклюже переминаться с ноги на ногу. Какой смешной, однако!

Кружить тот барин казачку в танце не кружил, видимо, просто не умел он танцевать. Зато вполне увереннно повлёк девушку в соседний покой, там где была другая дверь, ведшая далее, за которой по-прежнему громко шумела вода. Там была роскошная ванная! Кто бы мог подумать, что за стеной богатого гостиничного номера может располагаться ещё более красивый интерьер.

- Необходимо чистой быть, - произнёс незнакомец. И вышел.

Господин вышел, Фросенька начала раздеваться. Окунувшись в горячую пенную воду, она ощутила блаженство, какого ещё не испытывала никогда. Под действием травяных ароматов нахлынули деревенские воспоминания. И снова, в течение всего нескольких минут девушка успела вспомнить всех своих знакомых мужчин. Всех, кроме отца. Тятенька не в счёт, сказано уже. Пётр Сергеевич и капитан были главными среди многих…

Фросеньке вдруг захотелось любви. Срочно! Уже хоть с кем-нибудь. Да хоть с тем господином, который только что вышел. Не с государем же ей быть в близких отношениях. Если она пока ещё в ванной находится, то и государь, стало быть, тоже где-то в ванной пребывает. Омывает тело после трудового дня. Ну да, у него ведь столько приёмов ежедневно. Пока государь о ней вспомнит, она уже успеет…

Будто прочитав её мысли, снова вошёл тот господин. У Фросеньки перехватило дух от зрелища: господин был наг. Совершенно гол!

Он, всё так же молча, поднял ногу, поставил её в ванну. Его колено очутилось прямо у её губ. Она поцеловала то колено. Ей так захотелось! После того, как Пётр Сергеевич поцеловал однажды её колено на чердахе, ей давно мечталось сделать то же самое кому-нибудь. И вот, сделала…

Господин воспринял это как хороший знак. И явно передумал мыться.

А Фросеньке стало жарко, как никогда. Окруживший ванну пар вызывал почти удушье. Пришлось подвигаться немного, оглушительно фыркнуть, поднять фонтан брызг.

Господин принял и этот демарш благосклонно. Он набросил халат, сунул огромные ступни в блестящие туфли.

Затем этот весьма галантный кавалер, предположительно очень страстный, вытащил из ванны Фросеньку. Облачил её так же, как и себя. И повёл в соседнюю комнату. Но уже не в ту, где они пробовали танцевать.

С другой стороны большой ванной комнаты имелась ещё одна дверь, а за ней размещался огромный зал с огромным же бассейном.

Придя в ту залу, Фросенька ахнула: сколько же там ещё было атласных халатов и красивых домашних туфель разнообразных расцветок и размеров. Определённо кем-то забытых. Или специально брошенных. Небрежно, по-царски…

"Может, это и есть царский бассейн, где император плавает инкогнито, - подумала Фросенька. - Сейчас меня поведут ещё дальше, в четвёртую комнату, красиво приоденут и, наконец, представят государю, который явно в эту самую минуту меня ждёт, отдыхая после бани".

Хорошая мечта. Достойная любой девушки, независимо от её происхождения и воспитания.

Однако важный господин на этот раз не одобрял мечтаний Фросеньки. Он снял с неё халат…

Начались красивые утехи. Водный праздник!

Сначала было плавание: то в обнимку, а то вдруг взявшись стыдливо за руки, очень стыдливо. Казачка даже усомнилась в намерениях солидного красавца. Ему было жаль её… трогать? Так спросил бы, а она ответила бы: делайте со мною, что хотите. Так написано в тех книжках, которые она, едва-едва распознавая буквы, всё-таки читала.

Господин всё молчал и молчал.

"Ну и скромник, - внутренне зашлась казачка. - Вся деревня бы его обхохотала, явись он к какой-либо девке с таким предложением…" Она ждала самого главного. Долго ждала. А когда совсем устала ждать, в тот момент оно и наступило… Дождалась!

"Интересно, как мы смотримся со стороны", - развеселилась Фросенька. Она была уверена, что дамы, нарисованные в тех журналах, которые привёз ей тятенька из Франции, ужасно ей завидуют. А тятенька вообще их не листал, похоже, те журналы. Иначе знал бы, что там не только моды…

Плавание было грандиозным. Господин выл от удовольстия. Фросенька теперь целовала всё, что попадалось ей под губы. Господин поступал так же. Им обоим было хорошо. Кусался господин больнее, чем Пётр Сергеевич, но от этого Фросеньке было только приятнее. После всего новоявленной будущей фрейлине предложили шампанского.

Выпив, она хотела продолжить действо, но господин, как ни странно, отказался. Устал!

Он перенёс её в самую первую комнату, в ту, где они увиделись впервые, а не в ту, четвёртую, где их мог ждать государь. Уложил на атласные подушки. Государя всё не было и не было, но были чудесные подушки. С таким хорошеньким рисуночком…

Странно. Встреча с императором отложена на утро? Бывает ли такое? Странно…

Фросенька уснула. Во сне ей привиделся праздник в бассейне. Всё в том же. Однако вода там была… Мутно-голубая, скорее даже серая! Как можно этакую воду наливать для царского купания?

Плавала она в том сне одна. А потом пришёл любимый капитан и не захотел нырять. Даже не разделся.

- Нет, не любит он меня, - вслух решила девушка.

Дальше ничего не снилось. Ничегошеньки.

Глава 13 Отрезвление

Очнулась Фросенька поздним утром. Уже от других запахов, от ароматов табака и водки. И от криков капитана:

- Бессовестная! Куда ты вчера делась, ась?! Царь ждал тебя и уехал!

Казачкино сердце готово было выскочить. Значит, всё-таки, она была права: царь ждал её именно в той, самой последней, четвёртой комнате. Как нехорошо получилось. Зачем она пошла на поводу у неизвестного человека? Который, к тому же, всё время помалкивал. Нужно было ей разговорить молчальника, настоять, чтобы её после бассейна вывели в совсем другую дверь. А не несли в халате на кушетку, в этот задымленный покой. Кто тот господин? Был ли он в себе? Перепутал ли он двери нарочно? Знал ли его капитан? Непохоже. Раз так кричит, значит не знал.

Возражать не было смысла. Первое, что пришло в голову:

- Отдайте меня в Смольный, я согласна на учёбу…

- В Смольный? - возмутился капитан. - Как я тебя там представлю? Девицей? Невинным созданием? Отдалась первому встречному…

Первый встречный, кем бы он ни оказался, был Фросеньке не противен, а по-прежнему приятен. Но надо было настоять, чтобы… Ах, какая досадная ошибка! Её с кем-то перепутали, определённо. Не для неё готовились все эти залы и душистая ванна с басейном. Теперь вот сиди и оправдывайся.

- Смольный не Зимний дворец, - попробовала "выкрутиться" казачка. - В институте никто ничего не узнает. Вы ведь не скажете. И я не скажу. А тот господин, он, поди, не был в Смольном никогда. В институтах таких господ не бывает…

Капитан молчал, продолжал злиться.

- Кто он? Вы его знаете? - надрывно спросила Фросенька.

Ответа снова не было.

- И где же он теперь? - задала себе самой вопрос несчастная.

Она пошла к окну. Со второго этажа открывался неплохой вид. У крыльца стояла бричка. Фросенька её узнала. И кучера узнала, но теперь он был одет не в ливрею, а в извозчичий кафтан.

А тут и незнакомец вышел на крыльцо. Наряд его смотрелся чуть получше кучерского, но тоже не ахти как. Где соболья шапка? Где восхтитительная бархатная мантия?

Фросенька не знала, что то был театральный реквизит, потому и мучилась вопросами.

Она вернулась к благодетелю, присела на кушетку рядом с ним.

Капитан кликнул прислугу. Пришла дебелая матрона, никоим образом не напоминавшая вчерашнюю полупрозрачную девицу в чепчике.

- Чего прикажете?

- Принеси-ка ты нам, милая, чайку, да покрепче. И вареньица… Ты какое любишь?

Вопрос был адресован Фросеньке. Бедняжка пожала плечами.

Матрона вышла и через несколько минут вернулась с тяжёлым расписным подносом. Поставила его на стол. Безмолвно удалилась.

Чаепитие вновь сблизило рассорившихся путников. Им по-прежнему надо было в Петербург, срочно. Обоим! Так они решили, хохоча и хлопая друг друга по плечу. Настоящая казачка может хлопнуть - мало не покажется.

В общем, помирились. Благодаря хорошему характеру и отходчивости капитана. Злопамятство великий грех! К тому же, благодетель старых ветхих ветеранов не может долго злиться на молоденькую, шуструю, смышлёную, во всём приятную резвушку.

Капитана ждали в столичном комитете героев-инвалидов. А Фросеньку… Кто её где ждал? Тут не мешало уточнить.

- Может, мне притвориться девицей? - спросила казачка. - Думаю, я это сумею, у нас все деревенские девушки умеют… Может, примут меня в Смольный, а?

- Там есть врач! - рявкнул благодетель. - Доктор, который делает всем барышням медосмотр. Разденься-ка, дурочка ты моя… - он вдруг сменил тон на ласковый. Точно так же и отец жалел юную казачку, когда она, чересчур расшалившись, приходила с повинной.

Фросенька сняла халат, осмотрела своё тело. Там были синяки от укусов. Некогда приятных, а теперь вызывавших отвращение далеко идущими последствиями.

- Ну вот! - опять взбесился благодетель. - И что мне с тобой делать?!

Фросенька, вся нагая, бросилась на кушетку, принялась рыдать.

Капитан, поднявшись со своего места, постоял над ней несколько мгновений молча. Затем сел рядом. Затем начал расстёгивать сюртук. Сняв его, бросил в угол. Затем стал расстёгивать брюки.

Жертва страшного недоразумения перестала плакать. Любимый ею и такой желанный накануне вечером мужчина, похожий на отца, окончательно её простил!

Вскочив с кушетки, Фросенька помогла служивому снять брюки, бросилась целовать колени. Капитан застонал.

- Вам плохо? - испугалась тятенькина егоза. - Не слишком ли я резко с вами обращаюсь? Совсем забыла, что вы старше… Где болит?

Вместо ответа капитан вскочил, подбежал к двери, приотворил её и, просунув руку в щель, сделал знак кому-то, находившемуся в коридоре. После того рука его вернулась со связкою ключей.

Из коридора донеслись удаляющиеся шаги.

Капитан запер дверь на два оборота. Подойдя к Фросеньке, он стал обнимать её, тереться дрябловатым телом о её нежную кожу. Как ни странно, девушка была рада. Тело капитана казалось ей прекрасным. Она любила!

Затем любимый стал намазывать её остатками варенья и всю облизывать…

Не таким уж слабаком оказался "коротышка". В ту минуту Фросенька ненавидела Петра Сергеевича за то, что тот дал её обожаемому благодетелю такое прозщвище. С героем-капитаном казачке было хорошо, как ни с кем другим. Молодой Болотников и ряженый "человек из снов" в подмётки ему не годились.

- Всё, что ни делается, к лучшему! - воскликнула Фросенька.

Довольный капитан накрыл ей рот своим усатым ртом. От такого непередаваемого удовольствия казачка совершенно отключилась.

Угодить в постели не значит чем-то обязать. И уж тем более не значит обязать на всю жизнь. Но капитан сжалился над Фросенькой, взял её с собой в Петербург. Хорошим человеком оказался, не отправил назад к отцу. Не пережил бы позора инвалид! Да и она, Фросенька, не пережила бы. А что у благодетеля в ту ночь денег солидно поприбавилось, откуда же ей было знать.

Приехав в Петербург, Фросенька не отходила от новоявленного отца ни на шаг. Вдруг передумает и бросит, вдруг не захочет долго возиться с легкомысленной девкой? Теперь-то ей в благородные ходу нет - нечистая она. Да и почти все мысли у неё теперь нечистые. Разве какая-нибудь благородная девица будет всё время помышлять о причинном месте, испытывать сладкое томление при первом же упоминании о нём?

Ой, лучше бы уж там, в деревне, Пётр Сергеевич не заигрывал с ней вовсе, лучше бы ей девой оставаться. Подольше. Как можно дольше. Может, всё в жизни обернулось бы иначе. Может, стала бы она дворцовой дамой и без этих фокусов. А теперь…

Глава 14 Благодетельница ветеранов

Теперь, что бы ни делал капитан, что бы ни говорил, Фросенька должна была быть счастлива. Или притворяться счастливой. А притворяться-то и не особенно пришлось. Счастьем, истинным счастьем были для неискушённой казачки ежедневные соития с капитаном. Она безоговорочно выполняла все его пожелания, а те с каждым днём становились всё мудрёнее и мудрёнее. Скоро французские журналы с их развратными картинками стали казаться Фросеньке детскими книжками.

Оставаясь наедине с собой, девушка разглядывала в большом зеркале тело и лицо. До чего же прекрасными становились они после актов любви! Она теперь мечтала о главном - обвенчаться с любимым. Тем более что жили они в большой квартире, на много-много комнат. Правда, и гостей в той квартире хватало. И далеко не все они были ветеранами, скорей наоборот. Среди них было много молодых людей, которые приходили с подругами, тут же запирались в комнатах, подолгу там оставались. Иногда чужие тятеньки приходили с дочками. А иногда и маменьки с сыновьями. И ни разу не было, что маменька дочку привела или отец сына.

Вскоре появились подозрения, что то были не родственники. Однако спрашивать о чём-то Фросенька не решалась. Боялась расстраивать капитана. А когда один из уважаемых гостей, бросив подругу, погнался за ней по коридору, просто убежала, спряталась - и всё.

Хоть и не имеет походная жизнь отношения к продажной любви, на войне ведь все любят бесплатно, однако примета и на этот случай у Фросеньки имелась: ежели чего не понимаешь до конца - помалкивай.

Если благодетель знал, что его гости друг другу продавались - одно дело. Не знал - тогда совсем обратное, тут можно было и малехо понаушничать. Но гордая казацкая душа была выше этого.

Юная казачка совсем уж было замуж собралась за героя, характером похожего на её отца, но у того были другие планы.

- Слишком молода ты для меня! - объявил ей благодетель через месяц после первой медовой ночи, во время совместного ужина. - Да и работа моя не даст много времени на семью. Детишки пойдут, пелёнки… Ответственности на мне много, пойми.

Набив до отказа трубку и хорошенько раскурив её, начальник ветеранов Петербурга стал в красочных деталях описывать свою работу.

- И ты бы шла на работу, ась? - сказал он в завершение беседы.

Фросенька призадумалась.

- Я бы могла вам помогать… в вашей работе…

- Каким образом? - хихикнул капитан. Впрочем, тут же осёкся, и сам призадумался.

- Есть для тебя местечко! Будешь довольна! Назначу тебя сестрой милосердия. Как твоя матушка будешь работать, согласна?

Фросенька вспыхнула от восторга, но тут же вспомнила, что ничего не умеет делать. Разве что только стрелять да коров с козами пасти.

- Дурочка ты моя, - погладил её по спине новый начальник. - Я выделю тебе покой для приёмов. Отдельный! Будешь лечить ветеранов духовно, а не физически… Кое-кто из них одинок, слаб здоровьем, требует внимания большого, обхождения особого…

- И какие же слова мне надо будет подбирать, чтобы, часом, не обидеть старичков?

- Ласковые! - радостно воскликнул благодетель страждущих. - Самые что ни на есть приятные! Ты девка умная, справишься, не горюй…

Капитан ещё долго сетовал на свою забывчивость. Как он мог запамятовать о тех, кому возраст и контузии не позволяет даже двигаться самостоятельно.

- Их к тебе привозить будут, а ты с ними беседуй…

- А они будут в мундирах? В погонах? В орденах?

Тут благодетель даже смутился. Но скоро пришёл в себя.

- Конечно в погонах, милая! И во всех орденах, если хочешь. Ветеранам только дай похвастаться медалями да прочими наградами…

- Не говорите так, мне их жалко…

- А если жалко, тем более не должна отказываться!

- Я и не отказываюсь, просто не люблю, когда о ветеранах говорят, будто они кровь свою весело проливали, а теперь их хлебом не корми - дай похвастаться…

Руководитель всех убогих сделал паузу. Затем елейно произнёс.

- Ты, я вижу, любишь всех военных, лю-ю-юбишь, да?

- Как же мне их не любить, сказала Фросенька, - коли не только тятенька, но и матушка моя, оба родителя были военными…

Капитан улыбнулся, но как-то невесело.

- Ты ведь уже знаешь, что любовь бывает разной…

- Знаю! - выкрикнулая Фросенька, не боясь разбудить гостей, давно храпевших за стенкой.

Начальник ветеранов традиционно "сделал пальчиком", мол, тсссс.

- Всю ширь её тебе лишь предстоит узнать. Ты ведь так молода… Готова ли ты к разной любви?

- Если будет настоящая любовь - готова.

Капитан, слегка помедлив, выдал заключительную фразу:

- Ну, а для того, чтобы выведать получше…

- Кто чем дышит?

- Да… Нужно много-много, долго-долго побеседовать. Начнём с бесед, согласна?

Как было Фросеньке не согласиться. Она всегда мечтала о большой любви.

Прежде чем знакомить Фросеньку с ветеранами и вручать ей благородную миссию исцеления раненых душ, капитан предложил ей потренироваться на более молодых и не так сильно потрёпанных жизнью военных.

- Они ещё не озлоблены, тебе с ними будет легче…

Благодетель стал приводить офицеров. Для приёмов выделил Фросеньке комнату, как обещал. То был не кабинет, скорее спальня, но стол там имелся, и не один.

Имелось в спальне-кабинете и зеркало. Фросенька, увидев его, ахнула: точь-в-точь такое же висело у неё дома, в избе, над сундуком с приданым. Жаль, что приданое, которое она так старательно шила, вовсе ей не пригодилось, так и осталось в деревне. Она ведь думала, что едет наниматься фрейлиной во дворец, и не захватила с собой почти никаких вещей. Кое-что купил ей капитан, добрая душа. Ну, да ладно, теперь она при работе, скоро сможет долг отдать.

Офицерам Фросенька очень нравилась, все они, как один, хотели с ней роман завести. Хоть в очередь их выстраивай! Но Фросенька пока ограничивалась беседами. Многие из офицеров никогда не были за границей и громко удивлялись: мол, такая молоденькая барышня, а уже успела повидать больше, чем иной бывалый генерал.

За беседы Фросеньке платили, но не слишком. Капитан этих денег не брал:

- Это тебе на ленты, - говаривал он.

Днём Фросенька работала, а ночью рассказывала капитану о своих успехах: кого словесно утешила, а кому дала понять, что он ей в папеньки годится.

- Не надо бы так резко! - смеялся благодетель. - Вдруг этот папенька имеет связи при дворе, похлеще моих. Мои, как видишь, недостаточными оказались.

Назад Дальше