Засим он вручал им кинжалы и посылал убивать. Чтобы втереться в доверие к будущим жертвам, фидаинам дозволялось для виду даже менять веру. Поступая в телохранители государя, обреченного "Старцем Горы" на физическое уничтожение, они, после многолетней верной службы дослужившись до самых высоких должностей и нередко войдя в число приближенных, пользовавшихся полным доверием "предназначенного к ликвидации объекта", получив соответствующий сигнал, в нужный момент убивали своего подопечного, не боясь при этом смерти - ведь, успев вкусить еще в этой, земной, жизни "загробное блаженство", фидаины нисколько не сомневались в том, что рай за гробом, молитвами "Горного Старца", им обеспечен.
О том, насколько слепо ассасины, проникшие в Палестину практически одновременно с первыми крестоносцами и укрепившиеся в сирийских горах, повиновались своим начальникам, наглядно демонстрирует следующий исторический анекдот эпохи Крестовых походов.
Генрих, граф Шампанский и король Иерусалимский, посетил однажды "Горного Старца" в одной из его крепостей, где на каждой башне нее охрану ассасин в белом одеянии. "Государь, - обратился "Горный Старец" к королю Иерусалимскому, - я готов побиться об заклад, что ваши люди ни за что не сделают для вас того, что мои люди охотно сделают для меня". Произнеся эти слова, шейх подал знак рукой, и тотчас же двое из несших караул на башнях фидаинов в белых одеяниях бросились вниз и разбились насмерть о камни у основания крепости. Войдя в крепость, король Иерусалимский обратил внимание на торчавшее из стены железное острие. "Я покажу вам, Государь, как здесь исполняют мою волю, - сказал "Горный Старец". По его знаку несколько ассасинов один за другим бросились на это острие и погибли на глазах короля крестоносцев, который, наконец (хотя этот лихой рубака, уж конечно, пс был слабонервной барышней и в своей жизни насмотрелся всякого!), не выдержав этого зрелища, попросил "Горного Старца" прекратить дальнейшие "опыты".
Но, как говорится, "пришли несущие смерть Чингисхана сыны и прекратили вес эти ассасинские безобразия"…
Татаро-монголы взяли штурмом (а по некоторым сведениям - измором) главную карматскую крепость Аламут ("Орлиное гнездо"), Ассасинов, под предлогом переписи, согнали в кучу и всех перерезали. Говорят, что при этом погибли тысячи ассасинов. Сына последнего шейха ассасинов ("Горного Старца"), Рукн-эд-Дина (пришедшего к власти, перешагнув через труп родного отца), держали в Ставке хана Хулагу, пока монголы, силой или хитростью, не завладели остальными ассасинскими твердынями в Иране, Ираке и Сирии, а затем отправили в ставку Великого хана монголо-татар, но по дороге убили (согласно некоторым источникам, Рукн-эд-Дин все-таки был доставлен в каанскую Ставку, однако Великий хан Мешу не пожелал его принять, и отцеубийцу-ассасина убили уже на обратном пути).
Следующей целью монгольских завоевателей была столица аббасидских халифов - сказочно богатый город Багдад (название которого означает, в переводе с персидского языка, "Богом данный" или "Дар Бога"), К описываемому времени халифы багдадские практически угратили над всякую реальную власть, кроме духовной, над мусульманским миром, выполняя сначала при сельджукских султанах и азербайджанских атабсках, а позднее - при египетских султанах, роль, сравнимую с ролью средневековых японских Микадо-Тэнно при "сегунах" - носителях реальной власти.
Тем не менее халиф багдадский Мустасим (подобно папе римскому в Италии) по-прежнему владел своей собственной территорией, защищать которую от татаро-монголов (к священной войне - "джихаду" или "газавату", - с которыми, как с нечестивыми "Яджуджами и Маджуджами", то есть демоническими "Гогами и Магогами" - предшественниками наступления конца света, он призвал всех правоверных мусульман) и от поддерживавших татаро-монголов вспомогательных христианских (армянских и грузинских) военных контингентов - даже послом к халифу хан Хулагу направил не монгола и не татарина, а своего союзника - армянского князя! - не решился встать во главе своего собственного войска, попавшего в искусно расставленную татаро-монголами ловушку и практически уничтоженного до последнего человека.
Сам аббасидский халиф - "Тень Бога на Земле", не осмелившийся выйти на бой с врагами ислама (к войне с которыми неустанно призывал своих правоверных подданных), был, по приказу хана Хулагу, по одной версии, зашит в мешок и забит до смерти палками; но другой версии - плотно завернут в ковер и затоптан до смерти монгольскими лошадьми; по третьей - привязан к хвостам четырех диких коней и разорван ими на части; по четвертой - брошен живым в огромную полую башню, доверху заполненную пеплом, в котором задохнулся; по пятой (приведенной в книге венецианского купца и путешественника Марко Поло, много лет служившего каану монголов Хубилаю в далеком Китае и объездившего все татаро-монгольские владения - о нем у нас еще будет подробно рассказано далее), заточен ханом Хулагу в своей собственной сокровищнице, богатства которой пожалел потратить на наемное войско, достаточное для отражения монгольского нашествия, и уморен голодом среди бесчисленных сокровищ - и все это лишь для того, "чтобы не проливать публично кровь владыки правоверных"!
В 1261 году султан Египта Бейбарс (поднявшийся на вершину власти выходец из среды воинов не арабского происхождения, известных в Стране пирамид под именем "мамелюков") пригласил единственного уцелевшего после разорения Багдада монголами Аббасида - дядю (по другой версии - не дядю, а брата, или самозванца, выдававшего себя за такового) убитого монголо-татарами халифа Мустасима - к себе в Каир, где и провозгласил его халифом всех правоверных. С тех пор мамелюкские султаны Египта рассматривали присутствие в египетской столице Каире (Аль-Кахире) аббасидских халифов как гарантию законноети своей собственной власти. После разгрома мамелюков и завоевания Египта турками-османами в 1517 году последний аббасидский халиф был вывезен в Стамбул (так турки называли Константинополь), где и отказался от своего халифского титула в пользу турецкого султана Селима I, считавшегося с тех пор (по крайней мере, формально) не только светским, но и духовным владыкой почти всех мусульман мира (придерживающихся суннитского толка ислама). Его власть не признавали только шииты, считавшие своим главой персидского шаха, да уцелевшие измаилиты, считавшие (да и по сей день продолжающие считать) таковым Ага-Хапа, потомка последнего "Горного Старца".
Взятие столицы багдадских халифов татаро-монголами вселило страх в сердца всех мусульман тогдашнего мира (кроме разве что измаилитов и других шиитов) и радость - в сердца азиатских христиан. Торжествуя, они неустанно восхваляли падение "Второго Вавилона" (так христиане называли Багдад, в отличие от "Первого Вавилона", то есть Каира), и даже величали монголо-татарского хана Хулагу (превратившего дворец казненного им халифа в резиденцию католикоса-патриарха несториан) "Вторым Константином", отомстившим врагам Христовым за унижения и слезы христиан. Следует заметить, что к описываемому времени татаро-монголы уже захватили два крупнейших города тогдашней "ойкумены", принадлежавшие мусульманам и не уступавшие по размеру и богатству самому Константинополю - Самарканд и Бухару. Теперь, после падения Багдада, в руках мусульман остались только три сравнимых по размеру и богатству города - Дамаск (в Сирии), Каир (в Египте) и Кордова (в Испании). Все эти города входили в "первую пятерку" мегаполисов, известных тогдашнему христианскому миру, в то время как крупнейшие города "франкской" ("латинской") Европы - Париж, Венеция и даже Первый (Ветхий) Рим на Тибре! - значительно уступали им во всех отношениях, входа, по мнению Л. Н. Гумилева, разве что в "третью десятку"…
Первым среди государств, расположенных на восточном побережья Средиземного моря, в полной мере осознало важность вторжения татаро-монголов на Передний Восток (Левант) для борьбы с исламом Армянское христианское царство (королевство), расположенное в Киликии, давно тесно связанное с левантийскими государствами крестоносцев. Царь Хетум (Гетум) Армянский по собственной инициативе отправился с богатыми дарами ко двору каана монголов Мишу. Хетум получил от Менгухана ярлык (жалованную грамоту), утвердивший его во владении Киликийским королевством и одновременно провозгласивший его главным представителем христиан всей Западной Азии. Наряду с гарантией неприкосновенности жизни и имущества населения Киликийского царства армянскому царю были выданы монголами тарханные (охранные) грамоты для церквей и монастырей, освобождавшие их от уплаты налогов и податей. В результате татаро-монгольских "желтых крестоносцев" благословил на Крестовый поход против мусульман не только несторианский патриарх-католикос, но и другой католикос - патриарх армян-монофизитов.
Попытка армяно-киликийского царя Хетума заключить союз с татаро-монголами, с целью окончательного предотвращения исламской угрозы христианским государствам Переднего Востока, нашла положительный отклик у всех тамошних христиан. Зять царя Хетума, князь Боэмунд Антиохийский, первым из правителей "франкских" государств присоединился к армяно-монгольскому военному союзу. Оба христианских государя со своими войсками (а также православные грузинские воинские контингенты) влились в ряды татаро-монгольской армии вторжения и приняли участие в походе хана Хулагу на мусульман. В качестве награды за верность татаро-монголы возвратили Боэмунду Антиохийскому целый ряд отнятых у него прежде сарацинами городов и замков, в том числе Латакию (Лаодикею), со времен султана Саладина находившуюся под властью мусульман.
Совместный поход христиан (крестоносцев-католиков, армян-монофизитов и православных грузин) в союзе с монголами-несториапами против мусульманской Северной Сирии начался в сентябре 1259 года. После недолгого сопротивления ими был взят город Халеб (Алеппо). В соответствии с монгольской практикой, весь гарнизон и все мусульманское население города были вырезаны (впрочем, согласно некоторым источникам, из мусульман перебили только суннитов, а шиитов пощадили). После алеппской резни по всей магометанской Сирии распространились страх и ужас. Султан Дамаска даже не осмелился защищать свой город от татаро-монголов и в панике бежал в Египет, а перепуганные горожане 1 марта 1260 года без боя (по авторитетному мнению Л. H. Гумилева - не без боя, а после героического, хотя и непродолжительного, сопротивления) открыли ворота завоевателям. Начиная с 635 года, когда халиф Омар, друг основателя ислама пророка Мухаммеда (Магомета), отвоевал этот город у православной Византийской империи для мусульман, прошло более шестисот лет, в течение которых ни один христианский государь еще не вступал в Дамаск победителем. С падением Дамаска, казалось, наступил конец власти ислама над Азией. В Дамаске, как и повсюду в Западной Азии, татаро-монгольское завоевание ознаменовало собой начало восстановления позиций местного христианства. Начавшийся процесс возрождения был, однако, прерван и обращен вспять тремя событиями чрезвычайной важности.
Первым из них была последовавшая в 1259 году внезапная смерть каана монголов Менгу, вторым - военное столкновение между татаро-монголами и мамелюкским Египтом, неудачное для татаро-монголов, третьим - головокружительный взлет египетского военачальника Бейбарса, ставшего в скором времени, перешагнув через труп своего предшественника Ко-туза, новым султаном Страны пирамид. После падения Дамаска татаро-монголы направили в Каир посланника с требованием беспрекословно подчиниться власти своего Великого хана. Однако султан Котуз, выслушав татаро-монгольского посланника, велел, недолго думая, обезглавить его вместе со свитой "за дерзкие речи, не подобающие послу ко двору великого государя". Незадолго перед тем аналогичный поступок с татаро-монгольским посольством стоил царства и головы куда более могущественному мусульманскому государю - Хорезмшаху Мухаммеду (знакомому людям моего поколения, прежде всего, по одному из любимых исторических произведений нашего детства - уже цитировавшемуся нами выше историческому роману В. Яна "Чингиз-Хан"), Отныне война татаро-монголов с последней еще не покорившейся им великой исламской державой стала совершенно неизбежной.
Если бы не внезапная смерть каана Мснгу, татаро-монгольская конница, насчитывавшая (по сведениям современников, как всегда, несколько преувеличенным) не меньше ста тысяч сабель, при поддержке крестоносцев-католиков, монофизитского армянского войска, православных грузинских отрядов и практически всех христиан Востока, воспрянувших духом в ожидании скорого крушения господства исламского полумесяца, в короткий срок захватила бы Египет и подавила там всякое сопротивление власти татаро-монголов. Однако смерть каана всех татаро-монголов в корне изменила ситуацию, и Хулагу отреагировал на нес, как в свое время хан Бату, полководец бывшего каана Угсдся и покоритель Восточной Европы. Когда Батухан в 1241 году, опустошив Польшу и Нижнюю Силезию, получил известие о смерти каана Кеке Монгол Улуса в далеком Каракоруме-Харахорине и о созыве курултая, он немедленно повернул со своим войском назад в
Монголию, чтобы успеть на совете ханов закрепить свои завоевания за собой и своим родом в качестве удела. Так и Хулагу после смерти Менгухана, также опасаясь за свою власть, с большей частью своих войск отступил на Восток.
Оставшаяся в Сирии часть татаро-монголов, во главе с отважным полководцем Китбугой (найманом, то есть кида-пем, или кара-китасм, по происхождению), исповедовавшим христианство, сражавшимся под знаменем с изображением Святого Креста (который многие монголы-христиане носили и на шлемах) и повсюду возившим за собой несторианских священников, выступив в так называемый "Желтый Крестовый поход" для освобождения от мусульман Иерусалима, сошлась с мамелюками султана Котуза (которыми командовал его будущий преемник Бейбарс) в битве под Айн-Джалутой, неподалеку от Наблуса (3 сентября 1260 года). Численное превосходство мусульман сыграло на руку мамелюкам. Монгольский военачальник Китбуга был взят сарацинами в плен и, после категорического отказа отречься от Христа, обезглавлен. Вторая битва Бейбарса - уже в качестве султана Египта (за прошедшее время он успел устранить утратившего бдительность Котуза) - с "желтыми крестоносцами", при Хомее (10 декабря 1260 года), также окончившаяся поражением монголо-татар, лишила их власти над Сирией. Из отрубленных мамелюками голов монгольских батыров Бейбарс велел сложить высокую пирамиду (видимо, в знак уважения к своей новой египетской родине и памятуя об имевшей хождение среди египтян с древнейших времен пословице: "Все на свете боится времени, но время боится пирамид"). Впоследствии, в подражание Бсйбарсу, аналогичные пирамиды из отрубленных голов своих побежденных противников возводил в разных частях своей державы отдаленный потомок Чингисхана - другой "Потрясатсль Вселенной" (хотя и являвшийся, в отличие от своего знаменитого предка, ревностным исповедником суннитской версии ислама) среднеазиатский завоеватель Темир-Аксак-Хан (Тимур, Тамерлан, Тимур-Денг, Ленк-Тимур, то есть "Железный Хромец").
Мамелюки, победе которых способствовали и происходившие во многих случаях нападения рыцарей ордена Храма (храмовников-тамплиеров) на отдельные татаро-монгольские отряды (чем при этом руководствовались ближневосточные тамплиеры, нам неведомо - возможно, желанием отомстить за гибель своих среднеевропейских собратьев по ордену в битве с татаро-монголами под Лигницей в 1241 году?), окончательно присоединили Сирию к Египту, что ознаменовало начало конца существования не только "франкских" ("латинских"), но и вообще всех христианских (например, киликийского Армянского царства и православной Византийской империи) государств на Переднем Востоке. Впрочем, некоторые современники событий и позднейшие историки высказывали сомнения в справедливости выдвигавшихся против сирийского филиала ордена тамплиеров обвинений в нападении на татаро-монгольских крестоносцев (в общем контексте приписывания рыцарям Храма тайного сговора с мусульманами и измене делу Креста), поскольку как король иерусалимский, так и папский престол, которому подчинялся весь орден тамплиеров в целом, были жизненно заинтересованы как раз в скорейшем установлении военно-политического союза с татаро-монголами.
Особенно усердствовал во всевозможных обвинениях по адресу тамплиеров, как изменников христианскому делу и заклятых врагов всех татаро-монголов, Л. H. Гумилев. Правда, он же указывал, что плененный чехами, разбившими татаро-монголов в сражении при Ольмюце (Оломоуце) в 1241 году монгольский предводитель оказался… рыцарем ордена тамплиеров но имени Питер, то есть, по-нашему, Петр (или, по-монгольски, "Пета")! А уж советский исторический романист А. К. Югов в своей любимой всеми нами в детстве дилогии "Ратоборцы" раздул данный эпизод до размеров целой зловещий эпической саги о коварном рыцаре-тамплиере Джоне Урдюс Пете, втершемся по поручению ордена Храма в доверие к золотоордынскому хану Берке и постоянно настраивавшем хана против благоверного князя Александра Невского (пока князь его не придушил). Чему тут верить? Как говорят "темна вода во облацех…"
В 1287 году ильхан Аргун, татаро-монгольский хан Персидской орды (потомок Чингисхана и Хулагухана), предпринял еще одну попытку заключить военный союз с "франками" против мусульман. Бар Савма, наместник католикоса-патриарха несторианской "Церкви Востока", снабженный ярлыком (грамотой) ильхана Аргуна как его полномочный представитель, был направлен в "земли ромеев" - к французскому королю Филиппу IV Красивому, английскому королю Эдуарду I и к папе римскому Николаю IV - с поручением договориться об организации нового Крестового похода с целью вытеснения мусульман из Палестины и Сирии. Попытки создания антимусульманской коалиции между европейским "Христианским миром" и тататро-монголами, известными своим сочувствием христианам, и угроза нового "Желтого Крестового похода" не замедлили вызвать ответную реакцию со стороны мусульман.